Морально безнравственные

Глава 23

Аллегра

Настоящее время

Улыбка играет на моих губах, я крепко держу ручку, небрежно вычеркивая имя Рокко из списка. Мои движения все еще немного напряжены, но этого следовало ожидать, проведя так много времени без движения.

— Что вас так обрадовало, мисс? — Лия присаживается рядом со мной, поворачивая шею, чтобы заглянуть в мой список.

— Рокко мертв, — говорю я ей. Я только что увидела статью в новостях, и внутри меня образовалась необъяснимая радость.

В конце концов, есть справедливость.

Почти пять лет. Именно столько я томилась здесь, почти сгнивая на этой проклятой кровати, и ради чего? Чтобы какие-то жадные ублюдки накопили еще больше богатства?

Моему ребенку почти пять лет, а когда я видела его в последний раз, ему было меньше недели. Как это может быть справедливо?

Как идиотке, мне пришлось вбивать это в голову, пока я не поняла, что ничего справедливого не бывает. То, что я считала правильным, - всего лишь куча дерьма. Мир не вращается вокруг справедливости. Нет, он вращается вокруг власти. И те, у кого она есть, устанавливают стандарты справедливости.

— О боже, — Лия подносит руку ко рту, шок охватывает ее черты.

Я воздерживаюсь от того, чтобы добавить, что Энцо тоже был ранен, поскольку она была его фанаткой номер один с момента моего пробуждения. Потребовалось много убеждений, прежде чем она согласилась помочь мне притвориться, что я все еще в коме.

Я все еще слаба, но не могу позволить себе дать кому-то возможность причинить больше страданий. И прежде чем проявить себя, мне нужно стать сильнее.

Я уже начала физиотерапию, заставляя свое тело и доводя его до предела — и все это для того, чтобы я могла привести свой план в действие.

Я снова смотрю на свой список, на четыре имени, которые все еще не вычеркнуты. Их час придет, и на этот раз я не проявлю милосердия.

Забавно, что я осуждала Энцо за его безжалостные методы, но мир продолжает доказывать мне, что я не могу победить иначе. Так что мне тоже придется сменить тактику.

Я стану самой безжалостной.

Они должны были убить меня, когда у них был шанс, потому что теперь я жажду крови. Я потеряла почти пять лет из жизни моего ребенка — пять лет, которые я никогда не верну. И ничто не ранит сильнее, чем осознание того, что он называет эту суку мамой.

— Помоги мне спуститься, — прошу я Лию, медленно перекидывая ноги через кровать и опускаясь на пол. Она держит меня за руку, пока я встаю на обе ноги, немного шатаясь, но сохраняя вертикальное положение.

— Мне нужно одеться, — говорю я ей, и она хмурится.

— Но мисс…

— Мне нужно поехать в больницу. Увидеть своими глазами, что он действительно мертв, — лгу я ей.

На самом деле я хочу увидеть Энцо и состояние, в котором он находится — кто знает, может быть, сегодня я вычеркну второе имя.

— Но… — Лия продолжает протестовать, и я резко смотрю на нее.

— Я поеду, — заявляю я, мой тон немного жестче, чем предполагалось. Она глубоко вздыхает, но помогает мне одеться.

Я и раньше совершала небольшие поездки, но не заходила слишком далеко. Все это было попыткой вернуть хоть какое-то подобие независимости, снова почувствовать себя живой.

Мы подобрали мне одежду так, чтобы она была похожа на одежду Лии. Я могу войти и выйти из Сакре-Кёр, только притворившись ею.

— Ты уверена? Ты знаешь, что я не могу пойти с тобой, — продолжает она, нахмурившись. Поскольку у нас только одно удостоверение личности, только один из нас может выходить на улицу в одно и то же время.

— Я справлюсь, — говорю я, когда она накидывает мне на плечи легкую куртку.

— Вот, — она передает мне трость, телефон и немного денег. — Позвони мне, если что.

— Не волнуйся, Лия. Я уже не та, что была раньше, — отвечаю я. — Я уже не такая наивная.

— Именно этого я и боюсь, мисс, — шепчет она, но я не обращаю на нее внимания, направляясь к выходу из комнаты.

Лия заметила резкую перемену во мне с тех пор, как я проснулась, и она очень громко заявила об этом. Она продолжает говорить, что я должна оставить прошлое в прошлом и наслаждаться своим вторым шансом на жизнь.

А я говорю, что пусть эти ублюдки читают свои последние молитвы, потому что не остановлюсь, пока все имена в этом списке не будут вычеркнуты.

Лия думает, что знает, что со мной случилось, но она понятия не имеет. Мне до сих пор снятся кошмары о Киаре и о том, что она со мной сделала — мой близнец забивает меня до смерти.

Я только что уложила Луку спать, когда она вошла, ее выражение лица было отвратительно самодовольным, когда она оглядела меня с ног до головы.

— Все еще жирная сука, — прокомментировала она, злобная улыбка расползлась по ее лицу. Я постаралась быть умнее и не ответила на ее колкость.

— Что ты здесь делаешь, Киара? — она была последней, от кого я ожидала, что она придет поздравить меня с рождением ребенка.

— А что еще, — она сделала несколько шагов внутрь, оглядываясь по сторонам, ее глаза остановились на Луке. Я встала перед ним, не желая, чтобы она находилась рядом с моим ребенком. Я скорее умру, чем позволю этому ничтожеству хоть что-то сделать с моим драгоценным мальчиком. — Я хотела посмотреть на твое отродье.

— Ты увидела. Теперь можешь идти.

— Так вот как ты приветствуешь свою сестру? После того, как мне пришлось выйти замуж за Франце из-за тебя. По крайней мере, тебе достался секси. А мне достался тот, который едва мог поднять свой член. И даже тогда я его почти не чувствовала.

— Не будь грубой, — мое лицо исказилось от отвращения. — Я удивлена, что Франце не убил тебя, ведь мы оба знаем, что ты легла в брачную постель не девственницей.

Киара рассмеялась мне в лицо.

— Хорошо, что ему больше нравилась моя задница, чем моя киска, но даже тогда это было все равно, что иметь палец в…

— Ради Бога, Киара, ты за этим сюда пришла? — спросил я, задыхаясь.

— Нет, — она остановилась передо мной, и я словно посмотрелся в зеркало.

— Я пришла сюда, чтобы предупредить тебя. Твой маленький трюк с федералами приведет к тому, что тебя убьют.

Мои глаза расширились в ужасе.

— Как…

— Как? Представь мое удивление, когда я случайно прогуливалась по городу, а ко мне подошел специальный агент Макнот, назвал меня миссис Агости и спросил, не передумала ли я над его предложением.

— Тогда ты знаешь, что я не приняла его предложение, — осторожно произнесла я свою фразу, пытаясь заставить ее отступить.

— Я знаю, но наши родители не знают.

— Что ты имеешь в виду? Ты сказала им? — я вскочила, беспокойство грызло меня.

— Они и… — она сделала паузу, удовлетворение наполнило ее черты, когда она наблюдала, как я медленно теряю спокойствие. — Рокко.

— Что… почему… — заикнулась я, внезапно осознав, к чему все это ведет.

— Потому что, дорогая сестра, — она сделала шаг вперед, ткнув пальцем мне в грудь, — ты живешь той жизнью, которой должна была бы жить я. И я намерена это исправить.

— Ты не можешь этого сделать, — я обхватила пальцами ее руку, отталкивая ее от своего тела.

— Энцо не позволит тебе.

— Не позволит? Он предложил эту идею, потому что, давай посмотрим правде в глаза. Я не только лучше выгляжу, — она сделала паузу, глядя на меня снизу-вверх, — но и лучше трахаюсь.

— Я тебе не верю, — ответил я, нащупывая рукой свой телефон.

— Почему бы нам тогда не позвонить ему. Он сам подтвердит, какая ты классная любовница, — решил я сыграть в ее игру, зная, что Энцо никогда не предаст меня таким образом.

И я была права. Как раз, когда я побежала к телефону, Киара набросилась на меня, повалив на землю. Мое тело все еще восстанавливалось после родов, поэтому падение было мучительно болезненным.

— Чертова сука, — ее удар пришелся мне в лицо, костяшки пальцев задели левую сторону моего лица. Из меня вырвался слабый стон боли, и я собрала все свои оставшиеся силы, чтобы попытаться оттолкнуть ее от себя.

Но не смогла.

Еще несколько ударов, и у меня уже кружилась голова от накопившейся боли.

В какой-то момент я услышала крик Луки, но я была обездвижена на полу, не в силах что-либо сделать.

— Лука, — прохрипел я, все еще находясь под шквалом ударов.

— Угадай, кого твое гребаное отродье будет называть мамой, — смеялась она, издеваясь надо мной.

Глаза широко распахнуты от страха, кожа разорвана и кровоточит, я пыталась сопротивляться. Все, что угодно, лишь бы вернуться к своему ребенку, прижать его к груди, шептать слова любви и убедиться, что он в безопасности.

Но как только я начала понемногу одерживать верх, отвечая на ее удары, она перестала сдерживаться. Обхватив одной рукой мое тело за шею, она потащила меня по полу, пока не добралась до стола.

Я была так избита, что с моих губ слетали только невнятные звуки. Тем не менее, я пыталась вразумить ее, умолять оставить меня в покое.

Мой ребенок... Лука…

Я думала только о Луке и о том, что с ним будет, когда меня не станет. И вот мои глаза устремились на него, когда Киара запустила пальцы в мои волосы, впиваясь ногтями в кожу головы. Притянув мою голову к себе, она приложила максимальную силу, толкнув меня назад к столу. Одна сторона моего лица приняла на себя основную силу, и я почувствовал, что соскальзываю.

Раз за разом она била меня лицом об стол, пока я не поняла, что больше не могу. Благодаря какому-то божественному наказанию, я чувствовала все. Я чувствовала, как рвется кожа, как кости сминаются и вгрызаются в мою плоть. Я чувствовала, как кровь вытекает из меня, и в тот момент я знала.

Я умирала.

Она продолжала, пока я полностью не перестала двигаться, мои конечности парализовало, боль, не похожая ни на какую другую, заполнила все мое тело.

— Теперь ты не такая сильная, не так ли, — плюнула она на меня, прежде чем подняться на ноги, чтобы позвонить по телефону.

Находясь в состоянии между жизнью и смертью, я могла только ждать, когда наступит чернота. На мгновение я подумала о Луке и Энцо, двух людях, которых я любила больше всего на свете.

И, умирая, я надеялся встретить их снова.

Но я не умерла.

Возможно, я потеряла пять лет своей жизни и жизни своего малыша, но я далеко не мертва. Более того, я полна решимости.

Из того, что Лия рассказала мне, и из того, что я увидела в Интернете, ясно, что никто не скучал по мне. Почему, Киара как дома, маскируясь под меня, а Энцо, несмотря на все протесты Лии об обратном, чувствует себя уютно, трахаясь со всеми в городе, и даже имеет наглость выставлять это напоказ.

Помимо Луки, он был первым человеком, которого я хотела увидеть, когда проснулась. Но чем больше я ориентировалась в событиях последних пяти лет, тем больше разочаровывалась. Я видела бесчисленные фотографии его с красивыми женщинами, все в интимной обстановке, а иногда даже за пределами отелей. Мое сердце сильно сжалось, когда я поняла, как быстро он от меня отказался.

Если я была готова забыть о его жестоком характере, то я никогда не смогу забыть о его неверности. Что с того, что он не принимал непосредственного участия в том, что я провела полдесятка лет в коме? Он помог людям, которые это сделали, и это было так же ужасно.

Нет, еще хуже. Потому что у него было мое сердце - и он его уничтожил.

Лия пыталась намекнуть, что у него могут быть свои причины так поступить, и мне следует сначала выслушать его. Я отказалась. Это не первый раз, когда он сбивается с пути.

Вначале я говорила себе, что не стоит закрывать на это глаза, в конце концов, мы не были в хороших отношениях, и я не могла ожидать от него верности нежеланной жене. Но время шло, и наша связь становилась все глубже, а вместе с ней и мои чувства и ожидания. Каждый раз, когда я чувствовала на нем запах этих духов, это было как удар ножом в сердце, жестокий и многократный.

Только во время беременности я подумала, что он может наконец стать моим, и довольствовалась теми крохами ласки, которые он мне давал.

Я просто держала все в себе - пренебрежение, измены, безответную любовь - все ради гармонии и перспективы создания семьи. Я отдавала все, что во мне было, а он просто брал это.

Больше нет.

Моя трость ударяется о тротуар, когда я медленно вылезаю из такси. Я пробираюсь к входу в больницу, проходя мимо пары зеркальных двойных дверей. Стараюсь не обращать внимания на свое отражение и на то, что мое лицо кажется чужим, хотя оно то же самое.

Я слышал от Лии, что Энцо нанял лучших пластических хирургов для реконструкции моего лица, и он настоял на том, чтобы они позаботились о том, чтобы я выглядела так же, как и раньше.

Хотя я выгляжу так же, чувствую себя совершенно другим человеком.

Почему он прошел через все эти трудности только для того, чтобы предать меня снова? Неужели его мучила совесть? Он не хотел, чтобы мать его ребенка выглядела как монстр?

Я заполняю анкету и подтверждаю свою личность в регистратуре, после чего медсестра ведет меня в палату Энцо.

— Он все еще в отключке после операции, — упоминает она, прежде чем оставить нас наедине. Она заверила меня, что осложнений нет, и он вне зоны риска.

Прислонив трость к столу, я делаю несколько шатающихся шагов, пока не дохожу до его кровати, усаживаясь на стоящий рядом стул.

Я вглядываюсь в его черты - неизменные даже после всего этого времени, и мое сердце болезненно сжимается.

— Почему ты не мог любить меня так, как я тебя, — шепчу я, мой голос все еще хриплый от непривычки, мои голосовые связки навсегда остались в шрамах от дыхательных трубок в моем горле.

— Это сделало бы все намного проще, — продолжаю я, набираясь смелости и касаясь его руки своей. Кожа к коже, контакт просто восхитительный, дрожь пробегает по моей спине, когда мое тело вспоминает его.

Но все это было ложью.

На мгновение, всего на одно мгновение, я позволяю себе почувствовать облегчение от осознания того, что с ним все в порядке, и признаюсь себе, что очень волновалась за него.

На мгновение я приподнимаюсь, наклоняюсь над ним, чтобы прижаться губами к его губам в самом целомудренном поцелуе - прощание с моим сердцем.

— Тебе лучше пережить это, Энцо Агости. Потому что твоя смерть будет от моей руки.

Схватив по дороге трость, я вхожу в шумную жизнь Нью-Йорка и делаю глубокий вдох.

Аллегра Агости умерла пять лет назад. Они убили не только мое тело, но и мое сердце, мой дух и мою совесть. Теперь я просто оболочка с целью - вернуть своего сына.

И никто не сможет остановить меня.



Оставляя свою трость в закутке за оградой дома, я поправляю одежду, чувствуя себя неуютно в блестящем платье. Мое лицо тоже накрашено в попытке подражать фотографиям Киары, которые я видела в Интернете.

Она определенно не теряла времени даром, чтобы появиться в обществе.

Таблоиды за таблоидами документировали ее безумные выходки, а также ее непостоянных партнеров, и все они как-то оправдывали тот вопиющий факт, что она уже замужем. Ее сексуальные похождения настолько известны, что на порносайтах даже есть ее записи — с моим гребаным лицом.

Почему Энцо не мог попросить врачей сделать мне новое лицо? По крайней мере, тогда мне не пришлось бы ходить и знать, что Киара разрушила всю мою жизнь.

Высоко подняв голову, я стараюсь подражать манерам Киары - в основном ее снобизму. Я вхожу в дом, не глядя никому в глаза и не обращаясь к персоналу. В конце концов, Киаре наплевать на людей ниже ее по положению.

Когда я успешно вхожу в дом, меня вдруг поражает знакомая обстановка.

Дом... Когда-то это был дом.

Сделав глубокий вдох, я не позволяю себе погрузиться в меланхолию. У меня одна цель.

Но когда я обшариваю дом, я понимаю, что понятия не имею, где находится комната Луки. Только когда я слышу хихиканье, у меня замирает сердце, и я следую за этим звуком, пока не дохожу до второго этажа. Дверь полуоткрыта, и я останавливаюсь прямо у входа, чтобы заглянуть в комнату.

Лука, мой прекрасный мальчик, лежит на полу и пытается что-то построить из лего. С ним кто-то еще, вероятно, его гувернантка, и она помогает ему тщательно выбирать детали.

Я подношу руку ко рту, заглушая рыдания, глядя на своего малыша, такого взрослого, такого красивого. Он похож на Энцо, и в нем едва заметен мои черты. С его волосами цвета воронова крыла и зелеными глазами он похож на ожившую куклу.

Слезы скапливаются в уголках моих глаз, сдерживаемые эмоции грозят вылиться наружу.

Я задыхаюсь, и гувернантка Луки замечает, что я стою у двери.

— Синьора, — начинает она, ее тон не слишком приятен.

— Мой муж в больнице. Я пришла, чтобы немного посидеть с Лукой, — лгу я сквозь зубы, надеясь, что я достаточно хорошая актриса, чтобы справиться с этим.

— В больнице? Что случилось? — она поднимается на ноги, выражение ее лица обеспокоенное.

Не слишком молодая, но и не слишком старая, гувернантка не так уж плоха на вид. Но ее внезапное беспокойство интересно.

Боже мой, неужели он и ее трахал?

Я не хочу зацикливаться на этом вопросе, поскольку заставляю себя казаться нормальной.

— Произошла перестрелка. Пока что он в порядке — немного объясняю, в то время как мои глаза сфокусированы на мальчике на заднем плане, который с любопытством смотрит на меня.

— Вы можете взять перерыв на обед, а я посижу с Лукой. Я ненадолго, — придумываю я какое-то другое обязательство, зная, что Киара никогда не будет проводить слишком много времени с ребенком.

— Я не знаю... — она смотрит между нами двумя.

— Синьор Энцо сказал мне всегда сидеть с Лукой, даже когда вы дома, — продолжает она, выглядя противоречиво.

— Всего четверть часа. Я не буду говорить об этом, если ты не хочешь, — я пытаюсь улыбнуться, моля богов о чуде.

— Думаю, я могла бы уйти на перерыв на обед пораньше, — наконец согласилась она и толкнула дверь пошире, чтобы я вошла.

— Я вернусь через пятнадцать минут.

Всего пятнадцать минут, но это будут самые счастливые пятнадцать минут в моей жизни.

— Привет, Лука, — говорю я, с трудом приседая на пол. Мои ноги кажутся деревянными, пока я пытаюсь их правильно согнуть, напряжение от ходьбы без трости уже сказывается на мне.

— Привет, — говорит он тоненьким голосом, прижимая к груди маленькую фигурку лего

— Что ты строишь? — я показываю на фундамент, который он уже построил.

— Копию дома, — застенчиво отвечает он, опустив подбородок, чтобы смотреть куда угодно, только не на меня. Он ведет себя так, как будто я чужой человек…

— Лука, ты знаешь, кто я? — спрашиваю я, желая знать, как сильно мучить Киару перед смертью за то, что она так бессовестно узурпировала мое место... за то, что забрала моего ребенка.

— Да, — шепчет он, красные пятна распространяются от его шеи к щекам. — Ты моя мама. Но папа говорит, что я не должен тебя так называть. — Это маленькое признание разбивает мне сердце.

Я могу сожалеть о себе, о том, что меня не было рядом в первые годы жизни моего ребенка, но что будет с ним? Что будет с мальчиком, у которого не было матери? Потому что я уверена, что Киара такая же мать, как гадюка.

— Ты можешь называть меня мамой, если хочешь. Это будет наш маленький секрет, — говорю я, жаждая услышать это слово, которого я так долго ждала.

Я представляла, как он будет называть меня так с тех пор, как он был в моей утробе. Я проводила ночи с рукой на своем животе, представляя, как держу на руках своего малыша.

— Правда? — он все еще выглядит неуверенным, поэтому я заверяю его, что только если ему будет удобно.

— Хорошо, мама, — робко улыбается он, и я пытаюсь смахнуть слезы, но безуспешно.

— Почему ты плачешь? — спрашивает он, быстро поднимаясь со своего места и подходя ко мне. Он стоит передо мной, его маленькие брови подрагивают в замешательстве. — Тебе грустно?

Я качаю головой. Как я могу объяснить ему, что этот момент значит для меня?

— Я счастлива, — говорю я, улыбаясь сквозь слезы. — Так сильно счастлива. И знаешь почему?

Он качает головой, все еще глядя на меня своими большими светящимися глазами.

— Потому ты, Лука, здесь, рядом со мной. И это делает меня очень счастливой, — говорю я ему, мои руки дрожат на коленях от желания прикоснуться к нему, мои слёзы всё ещё текут, как водопад.

— Но ты плачешь. — Он хмурится. — Я плачу только тогда, когда мне больно, — торжественно заявляет он.

— Иногда люди плачут и тогда, когда они счастливы.

— Тогда тебе нужно обняться? Папа всегда говорит, что объятия снимают боль. Но если тебе не больно... — он прервался, заметно смутившись.

— Я бы с удовольствием обняла тебя, Лука. Если ты хочешь меня обнять, — быстро отвечаю, удивляясь открывшейся передо мной возможности. Я протягиваю руки, чтобы он обнял меня, предвкушение нарастает внутри меня.

Его губы растягиваются в улыбку, и он без труда проходит между моими руками, его маленькие ручки обхватывают мою грудную клетку, и он кладет свою голову мне на грудь.

В последний раз я чувствовала его так близко, когда он сосал мою грудь.

Я обхватываю его руками, прижимаю к груди и вкладываю в это объятие всю свою любовь. Одна рука поднимается выше, обхватывая его голову, чтобы я могла поцеловать его в лоб.

— Мама любит тебя, Лука, — говорю я, мой голос наполнен эмоциями, — очень, очень сильно.

Он не отвечает, и я чувствую облегчение, потому что это означало бы, что он любит ту женщину, а не меня.

Он слегка отстраняется, его глаза проницательно оценивают меня.

Наконец я уступаю своему желанию и прикасаюсь рукой к его щеке, чувствуя его тепло.

— Ты такой хороший мальчик, Лука. Твой папа, должно быть, гордится тобой. — Я хвалю его, переводя разговор на более удобную тему.

— Да, — тут же отвечает он. — Он всегда говорит мне, что гордится мной, — впервые Лука дарит мне полную улыбку, его маленькие белые зубы сверкают в солнечном свете.

— Я тоже горжусь тобой, ты же понимаешь, — его глаза расширяются от удивления, и я чувствую, что вынуждена продолжить. — Может быть, я никогда этого не скажу, но я горжусь. Ты мой любимый мальчик, - я провожу большим пальцем по его щеке, запечатлевая этот момент в своей памяти.

Это будет моим якорем, когда я буду возвращать все, что они у меня украли.

— Синьора, — пугает меня голос гувернантки.

Я отпускаю руку Луки и коротко прощаюсь с ним.

Он снова быстро погружается в свои лего и, кажется, даже не замечает моего ухода.

Не обращая внимания на судороги в ногах, я держу все это в себе, делая бесстрастное выражение лица, вытирая слезы, чтобы не показаться странной.

— Спасибо. Я собираюсь уйти, — говорю я, прежде чем неохотно отвести взгляд от Луки и выйти из комнаты. Я медленно выхожу, держась за перила лестницы, чтобы не травмировать ноги.

В то же время я чувствую, как в моей груди расцветает что-то новое. Что-то знакомое и в то же время чужое.

Он назвал меня мамой.

Я все еще ошеломлена, воспроизвожу в голове его мягкий голос, когда он произнес это слово.

Это все, что мне было нужно, чтобы выстоять.

Подожди меня, Лука... Мама вернется