Мой дядюшка Освальд

16

Потрясение, пережитое Ясмин во время драматической встречи с Ренуаром в Эссуа, слава Богу, не лишило нас способности с юмором относиться к нашим последующим приключениям.

Мне всегда было трудно относиться к чему-либо слишком серьезно, и я думаю, что в этом мире всем жилось бы лучше, следуй другие моему примеру. У меня нет никаких амбиций, я начисто лишен честолюбия, и мой девиз — «Лучше получить легкий нагоняй, чем утруждать себя тяжелой работой» — вам, должно быть, уже хорошо известен.

От жизни я хочу получать лишь удовольствие. Но для того, чтобы жить в свое удовольствие, необходимо иметь огромное количество денег. Деньги нужны сибариту, как воздух. Это ключ к царству лени. Язвительный читатель почти наверняка скажет: «Вы утверждаете, что честолюбие вам чуждо, но разве вы не понимаете, что стремление к богатству уже само по себе является одним из самых отвратительных проявлений честолюбия?»

Совсем необязательно. Главное — каким способом добываешь себе состояние, именно это служит критерием порядочности. Лично я очень тщательно подхожу к выбору метода. Для меня процесс накопления решительно неприемлем, если он не отвечает двум главным условиям.

Во-первых, мне должно быть весело, а во-вторых, он должен также доставлять удовольствие тем, у кого я вытягиваю деньги. Это достаточно простая философия, и я от всего сердца рекомендую ее всем промышленным магнатам, владельцам казино, министрам финансов и коммерческим директорам, где бы они ни находились.

В тот период с полной ясностью обозначились две вещи. Первая — необычайное чувство удовлетворенноста, которое Ясмин получала от каждого посещения людей искусства. Когда она выходила из их дома или мастерской, ее глаза сияли, как звезды, а щеки покрывались ярким румянцем. Глядя на нее, я часто размышлял о сексуальной одаренности выдающихся творческих личностей. Может, их колоссальный творческий потенциал распространяется и на другие области? Если так, то, возможно, им известны магические способы и тайные средства возбуждения женщин, находящиеся за пределами досягаемости простых смертных вроде меня. Судя по румянцу на щеках Ясмин и сиянию ее глаз, я вынужден был признать — хотя, если честно, с некоторой неохотой, — что сделал правильный вывод.

Второй удивительной особенностью всех наших операций была их исключительная простота. Ясмин всегда без малейших затруднений удавалось получить товар у своих клиентов. И заметьте, чем больше об этом думаешь, тем яснее понимаешь, что у нее в принципе не могло возникнуть никаких затруднений. Мужчины по своей природе полигамны. Добавьте к этому широко известный факт, что одаренные творческие личности обычно бывают сексуально более активны, чем другие мужчины (кстати, и пьют они гораздо больше), и вы поймете, почему никому не приходило в голову выставить Ясмин за дверь.

Что мы имеем? Мы имеем кучку исключительно талантливых и, как следствие, гиперактивных творческих людей, одурманенных суданским пузырчатым жуком, которые выпучив глаза пялятся на молодую особу неописуемой красоты. Они на крючке. Из них можно делать яичницу или вместо масла намазывать на хлеб, они обречены с того момента, как проглотили роковую шоколадку. Я убежден, что сам Папа Римский, окажись он в подобной ситуации, ровно через девять минут сбросил бы с себя сутану, как и все остальные.

Но пора уже вернуться к моему повествованию.

После Ренуара мы вернулись в Париж в нашу штаб-квартиру в гостинице «Ритц», откуда отправились к старику Моне. Подъехали к его великолепному дому в Живерни, и я, как обычно, оставил Ясмин у калитки, Она провела у него больше трех часов, но я не скучал. Зная, что мне предстоит ряд длительных ожиданий, я оборудовал в машине маленькую библиотечку: полное собрание сочинений Шекспира в одном томе, несколько романов Джейн Остин, немного Диккенса, кое-что из Бальзака и последняя книга Киплинга.

Наконец вышла Ясмин, и я заметил большое полотно у нее под мышкой. Она медленно брела по тротуару с мечтательным видом, но когда подошла поближе, я заметил знакомый восторженный блеск у нее в глазах и яркий румянец на щеках. Она выглядела, как прирученная тигрица, которая только что с аппетитом слопала вице-короля Индии.

— Все в порядке?

— Все отлично, — прошептала она.

— Покажи картину.

Это был великолепный этюд — водяные лилии, плавающие в пруду у дома Моне в Живерни. Настоящий шедевр.

— Он сказал мне, что я волшебница.

— Он прав.

— Она сказал, что я самая прекрасная женщина на свете, и попросил меня остаться.

В сперме Моне оказалось больше живых сперматозоидов, чем в сперме Ренуара, несмотря на то, что он был на год старше, и мне удалось наполнить двадцать пять соломинок. Через несколько лет эти соломинки Моне будут стоить сотни тысяч.

А потом нам крупно повезло. В это время в Париже находился очень динамичный и незаурядный балетный продюсер по имени Дягилев, У Дягилева был талант находить великих артистов, и в 1919 году он впервые после войны собрал свою труппу и готовил с ними новый репертуар. С этой целью он пригласил к себе несколько необычайно талантливых людей. К примеру, в это самое время: из Швейцарии приехал Игорь Стравинский, чтобы написать музыку к дягилевскому «Петрушке»; Пабло Пикассо готовил декорации — для «Петрушки» и «Треуголки». Анри Матиссу заказали эскизы костюмов и оформление сцены для «Соловья»; и, наконец, еще один художник — по имени Андре Дерен, о котором мы до сих пор не слышали, работал над декорациями для «Волшебной лавки».

Стравинский, Пикассо и Матисс уже были в нашем списке. Полагая, что месье Дягилев гораздо лучше нас разбирается в искусстве, мы решили включить в список и Дерена. Все эти люди находились в Париже.

Мы начали со Стравинского. Ясмин заявилась к нему как раз в тот момент, когда он сидел за роялем и работал над «Петрушкой». Он был скорее удивлен, чем рассержен.

— Здравствуйте, — привстал он. — Вы кто?

— Я приехала из Англии, чтобы угостить вас шоколадом, — ответила она.

Эта нелепая реплика, которую Ясмин еще много раз предстояло произнести, совершенно обезоружила милого, дружелюбного человека. Все остальное было просто, и хотя мне не терпелось узнать все непристойные подробности, Ясмин упорно хранила молчание.

— Ты могла бы хоть рассказать, что он за человек.

— Ослепительно яркий, — улыбнулась она. — Блистательный, умный, быстрый. У него огромная голова и нос, похожий на вареное яйцо.

— Он гений?

— Да, — ответила она. — Он гений. В нем искра Божья, как и у Моне, и Ренуара.

— Что за искра? — спросил я. — Где она? Видна в его глазах?

— Нет, — покачала головой она. — Ее нигде не видно, она просто есть, и все. Ты ее чувствуешь. Как невидимый нимб.

От Стравинского я получил пятьдесят соломинок.

Теперь настала очередь Пикассо. В то время его мастерская помещалась на Рю де ла Боэти. Я высадил Ясмин перед покосившейся дверью с облупившейся коричневой краской. Не было ни звонка, ни молоточка, поэтому Ясмин просто толкнула дверь и вошла. Я ждал ее в машине, читая «Кузину Бетти» — я до сих пор считаю эту книгу лучшим произведением старого французского классика.

Не успел я прочесть и четырех страниц, как дверца машины распахнулась, и Ясмин рухнула на сиденье рядом со мной. Ее волосы растрепались, и она дышала тяжело, как кашалот.

— Господи, Ясмин! Что с тобой?

— Боже! — простонала она. — О Боже мой!

— Он тебя выгнал? — допытывался я. — Ударил?

Она едва дышала и не могла говорить. Струйка пота стекала у нее со лба. Глядя на нее, можно было подумать, что она четыре раза обежала вокруг квартала, спасаясь от маньяка с огромным ножом. Я ждал, когда она немного остынет.

— Не волнуйся, — успокаивал ее я. — Не могло же нам постоянно везти.

— Он дьявол! — наконец выдохнула она.

— Что он с тобой сделал?

— Это бык какой-то!

— Рассказывай.

— Он что-то писал на огромном холсте, когда я вошла. Он обернулся, его глаза широко открылись и стали круглыми, как блюдца, и почернели. Он крикнул «Оле!» или что-то в этом роде и двинулся ко мне очень медленно, слегка приседая, как будто собирался прыгнуть…

— И он прыгнул?

— Да, прыгнул.

— Боже правый.

— Он даже не отложил кисть.

— Значит, тебе не удалось надеть на него макинтош?

— Боюсь, что нет. У меня не было времени даже открыть сумочку.

— Вот, черт!

— На меня обрушился ураган, Освальд.

— А ты не могла его как-нибудь успокоить? Помнишь, как ты остановила старика Уорсли?

— Этого ничто бы не остановило.

— Все произошло на полу?

— Нет. Он опрокинул меня на какую-то грязную кушетку, там кругом разбросаны тюбики с красками.

— Ты сама вся в краске. Посмотри на свое платье.

— Я уже видела.

Я знал, что нельзя винить Ясмин за провал. Но все равно разозлился. Это была наша первая неудача, и я надеялся, что их будет не слишком много.

— Знаешь, что он сделал потом? — спросила Ясмин. — Он просто застегнул брюки и сказал: «Благодарю вас, мадемуазель, вы меня освежили. А теперь я должен вернуться к работе». И он отвернулся, Освальд! Ты представляешь? Он просто отвернулся и снова принялся за картину!

— Он испанец, — заметил я, — как и Альфонсо.

Я вышел из машины и пусковой ручкой завел мотор. Когда я сел обратно, Ясмин причесывалась перед зеркалом в машине.

— Стыдно признаться, — заявила она, — но он мне понравился.

— Я так и понял.

— Феноменальная энергия.

— Скажи мне, — спросил я, — а месье Пикассо — гений?

— Да, — ответила она. — Вне всяких сомнений. Когда-нибудь он станет страшно знаменитым.

— Проклятие!

— Но мы же не можем заполучить их всех, Освальд!

— Пожалуй, нет.

Следующим был Матисс.

Ясмин провела у господина Матисса около двух часов, и провалиться мне на этом месте, если маленькая плутовка не вышла оттуда еще с одним полотном. Божественная картина — пейзаж в свойственной ему манере фовизма с деревьями — синими, зелеными и алыми, — подписанная и датированная 1905 годом.

— Потрясающая картина, — воскликнул я.

— Потрясающий мужчина, — воскликнула она. И это все, что я услышал про Анри Матисса, ни слова больше.

Пятьдесят соломинок.