20

— Пуччини — крупная фигура, — рассуждал я. — Титан. Мы не должны его упустить.

— Где он живет? — спросила Ясмин.

— Неподалеку от Лукки, примерно в шестидесяти километрах к западу от Флоренции.

— Расскажи мне о нем.

— Пуччини — баснословно богатый и знаменитый человек, — начал я. — Он построил себе огромный дом — Виллу Пуччини — на берегу озера рядом с деревенькой Торре-дель-Лаго, в которой родился. Так вот, Ясмин, этот человек написал «Манон», «Богему», «Тоску», «Мадам Баттерфляй» и «Девушку с запада». Каждая из его опер стала классикой. Возможно, он не Моцарт и не Вагнер, и даже не Верди, но все равно он гений и титан. Помимо всего прочего, он тот еще фрукт.

— В каком смысле?

— Он волочится за каждой юбкой.

— Превосходно.

— Ему сейчас шестьдесят один, но даже возраст его не останавливает, — рассказывал я. — Он пьяница, сумасшедший лихач, страстный рыболов и еще более одержимый охотник. Но в первую очередь он развратник. Кто-то однажды сказал, что он охотится на женщин, дичь и либретто — именно в таком порядке.

— Похоже, он славный парень.

— Изумительный, — подтвердил я. — У него есть жена, старая кошелка по имени Эльвира. Ты не поверишь, но Эльвиру однажды приговорили к пяти месяцам тюрьмы за то, что она довела до самоубийства одну из подружек Пуччини. Девушка служила в доме горничной, и однажды ночью мерзкая Эльвира застукала ее с Пуччини в саду. Она закатила грандиозный скандал, девушку тотчас уволили, и потом Эльвира так изводила бедняжку, что та не выдержала и приняла яд. Ее семья подала в суд, и Эльвиру приговорили к пяти месяцам тюрьмы.

— Она сидела?

— Нет, Пуччини избавил ее от заключения, заплатив двенадцать тысяч лир семье девушки.

— Так какой будет план? — спросила Ясмин. — Я просто постучу в дверь и войду?

— Не получится, — возразил я. — Его окружают верные сторожевые псы и чертовка-жена. Ты и близко к нему не подойдешь.

— И что же ты предлагаешь?

— Ты умеешь петь? — поинтересовался я.

— Я, конечно, не Мельба, — ответила Ясмин, — но у меня довольно неплохой голос.

— Замечательно, — обрадовался я. — Решено. Так мы и поступим.

— Как?

— Расскажу по дороге.

В Сорренто, куда мы недавно приехали, стояла теплая октябрьская погода, и над головой синело чистое небо. Мы погрузились в наш верный «Ситроен» и покатили на север в сторону Лукки. Опустили брезентовый верх и наслаждались поездкой по побережью от Сорренто до Неаполя.

— Прежде всего позволь рассказать тебе, как Пуччини познакомился с Карузо, — инструктировал ее я, — потому что их знакомство имеет отношение к тому, что тебе предстоит сделать.

Пуччини был знаменит на весь мир. Карузо практически никому не был известен, но он отчаянно хотел спеть партию Рудольфа в предстоящей премьере оперы «Богема» в Ливорно. Так вот, однажды он появился на Вилле Пуччини и заявил, что хочет видеть маэстро.

Второсортные певцы почти ежедневно осаждали Пуччини, и если бы его не ограждали от этих людей, у него не было бы ни минуты покоя.

«Передайте ему, что я занят», — велел Пуччини.

Слуга сообщил, что настырный малый наотрез отказывается уходить: «Он заявляет, что разобьет лагерь в вашем саду и будет жить здесь год, если потребуется».

«Как он выглядит?» — поинтересовался Пуччини.

«Маленький крепыш с усами и в котелке. Говорит, что он из Неаполя».

«Какой у него голос?» — спросил Пуччини.

«По его словам, он лучший тенор в мире», — доложил слуга.

«Они все так говорят», — махнул рукой Пуччини, но что-то — он до сих пор не знает что — заставило его отложить книгу и выйти в сад.

Карузо стоял у самого порога.

«Кто вы такой, черт побери?» — крикнул Пуччини.

В ответ Карузо спел своим великолепным мощным голосом несколько слов из арии Рудольфа: «Chi son? Sono un poeta…» — «Кто я? Я поэт».

Пуччини был сражен его голосом. Он никогда не слышал такого тенора. Он бросился к Карузо, обнял его и воскликнул: «Рудольф ваш!»

Все это истинная правда, Ясмин. Сам Пуччини с удовольствием рассказывает эту историю. Теперь Карузо, разумеется, величайший тенор мира, а с Пуччини они стали близкими друзьями. Довольно мило, ты не находишь?

— А при чем тут мое пение? — не поняла Ясмин. — Вряд ли Пуччини придет в восторг от моего голоса.

— Безусловно. Но замысел нам подходит. Карузо хотел получить партию, тебе нужно три кубика спермы. Второе получить легче, чем первое, в особенности такой великолепной женщине, как ты. С помощью пения мы просто привлечем внимание Пуччини.

— Я начинаю понимать.

— Пуччини работает только по ночам, — продолжал я. — С половины одиннадцатого вечера до трех или четырех часов утра. В это время все его домочадцы спят. В полночь мы с тобой прокрадемся в сад и найдем его кабинет — думаю, он находится на первом этаже. Окно наверняка будет открыто, потому что по ночам пока еще тепло, Я спрячусь в кустах, а ты встанешь под открытым окном и тихонько запоешь нежную арию «Un bel di vedremo» из оперы «Мадам Баттерфляй». Если все пойдет по плану, Пуччини выглянет в окно и увидит девушку неземной красоты, то есть тебя. А дальше уже ничего сложного.

— Мне нравится твой план, — одобрила Ясмин. — Итальянцы всегда поют друг у друга под окнами.

Добравшись до Лукки, мы поселились в небольшой гостинице, и там, за стареньким пианино в гостиничном холле, я научил Ясмин петь эту арию. Она почти не знала итальянского, но вскоре выучила слова наизусть, и в конце концов у нее стало неплохо получаться. Голос у нее был слабенький, но красивого тембра. Потом я научил ее говорить по-итальянски: «Маэстро, я преклоняюсь перед вашей музыкой. Я приехала из Англии специально, чтобы…» — и так далее и тому подобное, и еще несколько подходящих фраз, в том числе, конечно: «Я хочу лишь одного — получить ваш автограф прямо на нотной бумаге».

— Думаю, с ним тебе не придется прибегать к помощи жука.

— Ты прав, — согласилась Ясмин. — Давай попробуем один раз обойтись без него.

— И никаких булавок, — потребовал я. — Этот человек — мой герой. Я не позволю колоть его.

— Мне не понадобится булавка, если мы не станем давать ему порошок, — сказала она. — Я мечтаю с ним встретиться, Освальд.

— Думаю, ты неплохо проведешь время, — заметил я.

Закончив приготовления, мы отправились на разведку. Вилла Пуччини стояла на берегу большого озера, обнесенная высоким железным забором с острыми шипами наверху. Плохо. Нам понадобится лестница, решил я.

Мы вернулись в Лукку и купили деревянную лестницу, а незадолго до полуночи вновь вернулись к Вилле Пуччини. Стояла безлунная темная ночь, кругом царила тишина. Я прислонил лестницу к забору и перелез в сад. Ясмин последовала моему примеру. Я перетащил лестницу на нашу сторону и оставил ее у забора, подготовив путь к отступлению.

Свет горел только в одной комнате, мы сразу ее увидели. Она выходила окнами на озеро. Я взял Ясмин за руку, и мы подкрались поближе. Свет из двух широких окон на первом этаже отражался в озере, тускло освещая дом и сад. Многочисленные деревья, кусты и цветы источали нежный аромат. Я получал истинное удовольствие от нашей, как выражалась Ясмин, «маленькой проказы».

Подойдя поближе, мы услышали звуки фортепиано. Одно окно было открыто. Мы на цыпочках подкрались вплотную и заглянули в комнату. Маэстро собственной персоной сидел за пианино в рубашке с короткими рукавами, с сигарой во рту и тихонько наигрывал, изредка прерываясь, чтобы записать мелодию на бумагу.

Он оказался коренастым человеком с небольшим брюшком и черными усами. На пианино стояли два изящных бронзовых подсвечника с незажженными свечами. Рядом на полке красовалось большое чучело белой птицы, похожей на журавля. На стенах висели написанные маслом портреты знаменитых предков Пуччини — его прапрапрадеда, прапрадеда, прадеда, деда и отца. Все они были известными музыкантами. На протяжении двух сотен лет мужчины рода Пуччини передавали музыкальный дар своим детям. Соломинки Пуччини, если только мне удастся их заполучить, окажутся невероятно ценным товаром. Я решил приготовить сто вместо обычных пятидесяти.

Итак, мы с Ясмин стояли и через открытое окно глазели на великого человека. Его густые черные волосы были зачесаны назад, открывая высокий лоб.

— Я спрячусь, — прошептал я, — а ты дождись паузы и начинай петь.

Она кивнула.

— Жду тебя около лестницы. Она снова кивнула.

— Удачи, — пожелал я, на цыпочках отошел от окна и встал за кустом всего в нескольких метрах от дома. Окно располагалось близко к земле, и сквозь ветви я видел не только Ясмин, но и комнату, где сидел маэстро.

Тихо звучало пианино, потом наступила пауза, и снова полились нежные звуки. Он наигрывал мелодию одним пальцем, и я испытывал благоговейный трепет при мысли о том, что стою где-то в Италии на берегу озера и посреди ночи слушаю, как Джакомо Пуччини сочиняет музыку к новой опере. Наступила еще одна пауза. На этот раз он добился нужного звучания, и теперь записывал ноты. Он наклонился вперед с пером в руке и ставил нотные знаки над словами либретто.

И вдруг в полной тишине тихий, нежный голосок Ясмин запел «Un bel di vedremo». Эффект был ошеломляющим. В этом месте, в этой обстановке — темной ночью у озера под окнами Пуччини — ее голос взволновал меня до глубины души, поверг меня в транс. Композитор замер. Рука зависла над бумагой, он неподвижно сидел, прислушиваясь к голосу за окном. Он не обернулся, — думаю, из опасения разрушить чары. За окном юная девушка тихим, чистым голосом пела одну из его любимых арий. Выражение его лица не изменилось, губы не дрогнули. До конца арии он, словно заколдованный, сидел не шелохнувшись.

Но вот Ясмин замолчала. Пуччини еще несколько секунд сидел за пианино. Вероятно, ждал продолжения или какого-то знака. Но Ясмин тоже не шевелилась и молчала. Она просто стояла, подняв лицо к окну, дожидаясь его появления.

И он появился. Я видел, как он положил перо и медленно поднялся со стула, подошел к окну и увидел Ясмин. Я много раз говорил о ее божественной красоте, и при виде ее нежного, спокойного лица Пуччини испытал настоящий шок. Он в изумлении уставился на нее, открыв рот. Это сон? Ясмин улыбнулась ему и разрушила чары. Он вышел из транса и с возгласом: «Dio mio come bello!» — выпрыгнул из окна и заключил Ясмин в объятия.

«Вот так-то лучше, — подумал я. — Вот это настоящий Пуччини». Ясмин тотчас откликнулась на его объятия. Потом я услышал, как он тихо сказал ей по-итальянски: «Нам нужно вернуться в комнату. Если пианино будет слишком долго молчать, проснется моя жена и что-нибудь заподозрит». Хотя Ясмин, конечно, ничего не поняла. Он широко улыбнулся, обнажив великолепные белые зубы. Потом он подсадил Ясмин на подоконник и влез следом за ней.

Я не любитель подглядывать. Я наблюдал за возней Уорсли с Ясмин исключительно с профессиональной целью, но подглядывать за Ясмин и Пуччини отнюдь не входило в мои намерения. Половой акт сродни ковырянию в носу — это нормально, когда тебя никто не видит, но у стороннего наблюдателя подобное зрелище вызывает отвращение. Поэтому я ушел, перелез через забор и отправился прогуляться на озеро. Когда я через час вернулся к лестнице, Ясмин еще не появилась. Через три часа я перелез обратно в сад и пошел на разведку.

Я тихо крался среди кустов, когда внезапно услышал шаги на дорожке, и всего в нескольких метрах от меня прошествовал сам Пуччини под руку с Ясмин. Я услышал, как он говорит ей по-итальянски: «Ни один джентльмен не позволит даме возвращаться одной в Лукку в такое время».

Он собирается проводить ее до гостиницы? Я последовал за ними, чтобы посмотреть, куда они направляются. На дороге перед воротами стоял автомобиль Пуччини. Я видел, как он открыл дверцу и помог Ясмин сесть. Потом он долго возился и чиркал спичками, пока наконец не зажег карбидные фары. Он завел двигатель, открыл ворота, запрыгнул в машину, и они с громким ревом тронулись с места.

Я бросился к своей машине, завел ее и на большой скорости помчался в Лукку, но мне так и не удалось догнать Пуччини. Я встретил его на середине пути, когда он возвращался домой уже один.

Ясмин ждала меня в гостинице.

— Товар у тебя?

— Конечно, — ответила она.

— Давай мне его скорей.

Она протянула мне завязанную резинку, и к рассвету я приготовил сто соломинок от Пуччини отличного качества. Пока я занимался ими, Ясмин пила красное «Кьянти», сидя в кресле, и рассказывала.

— Я великолепно провела время, — восторгалась она. — Просто чудесно. Хотелось бы мне, чтобы они все были такими.

— Хорошо.

— Он такой веселый, — продолжала она. — Мы столько смеялись. Он напел мне кусочек из своей новой оперы.

— Он сказал, как собирается назвать ее?

— Турио… — пыталась вспомнить она. — Туридот… что-то вроде этого.

— С женой проблем не возникло?

— Никаких, — улыбнулась она. — Но, знаешь, было так забавно — даже когда страсть захватила нас целиком и мы упали на кушетку, ему приходилось периодически нажимать на клавиши, чтобы она знала, что он работает, а не развлекается с какой-нибудь женщиной.

— По-твоему, он великий?

— Он потрясающий, — сказала Ясмин. — Величайший гений. Найди мне еще такого же.


Из Лукки мы направились на север, в Вену, и по пути заглянули к Сергею Рахманинову, который жил в очаровательном домике на озере в Люцерне.

— Забавно, — сказала Ясмин, вернувшись в машину после явно бурного свидания с великим музыкантом, — забавно, но господин Рахманинов и господин Стравинский удивительно похожи.

— Ты имеешь в виду, внешне?

— Не только, — пояснила она. — У обоих маленькое, тщедушное тело и крупное, одутловатое лицо. Огромный мясистый нос. Красивые руки. Крошечные ступни. Тонкие ноги. И гигантский член.

— У тебя уже накопился солидный опыт общения с гениями. Скажи, это правда, что у них член больше, чем у обычных мужчин?

— Определенно, — ответила она. — Существенно больше.

— Я боялся услышать именно такой ответ.

— И они гораздо лучше им пользуются, — добила она меня. — Они в совершенстве владеют искусством фехтования.

— Чепуха.

— Нет, не чепуха. Уж мне-то не знать!

— Ты забываешь, что все они находились под действием жука.

— Жук помогает, — признала она. — Бесспорно, помогает. Но, несмотря на это, обычного мужчину нельзя даже сравнивать с творческим гением, который виртуозно орудует своей шпагой. Вот почему наш бизнес доставляет мне такое удовольствие.

— А я обычный мужчина?

— Не расстраивайся, — утешила она, — не могут же все быть Рахманиновыми или Пуччини.

Ее слова глубоко ранили меня. Ясмин уколола меня в самое уязвимое место. Всю дорогу до Вены я пребывал в подавленном настроении, но при виде этого величественного города ко мне вернулось хорошее расположение духа.

В Вене Ясмин от души повеселилась во время встречи с доктором Зигмундом Фрейдом в его кабинете на Берггассе, 19, и мне кажется, этот эпизод заслуживает внимания читателя.

Прежде всего, она самым обычным порядком записалась на прием к знаменитому доктору, указав, что срочно нуждается в психиатрическом лечении. Ей сказали, что придется подождать четыре дня. Поэтому, чтобы не терять времени, я устроил ей встречу с великолепным Рихардом Штраусом. Господина Штрауса недавно назначили дирижером Венского оперного театра, и, по мнению Ясмин, он раздувался от гордости. Но как бы там ни было, он оказался легкой добычей, и я получил пятьдесят великолепных соломинок.

Наконец настала очередь доктора Фрейда. Я относил знаменитого психиатра к разряду полуфигляров, поэтому решил немного с ним позабавиться. Ясмин разделяла мое мнение. Мы вдвоем сочинили для нее очень интересную историю болезни, которой она якобы страдала, и прохладным солнечным днем в два тридцать пополудни Ясмин отправилась в большой дом из серого камня на Берггассе, 19. В тот же вечер за бутылкой «Крюга», после того, как я заморозил соломинки, она подробно описала мне эту встречу.

— Странный тип, — поделилась она. — У него суровый вид и консервативный костюм, как у банкира.

— Он говорит по-английски?

— Неплохо, но с ужасным немецким акцентом. Он усадил меня напротив себя, и я тотчас предложила ему шоколад. Он взял его, как ягненок. Все-таки странно, Освальд, почему они без всяких возражений берут у меня конфету?

— Ничего странного, — возразил я. — Вполне естественная реакция. Если бы мне предложила шоколадку хорошенькая девушка, я бы тоже не отказался.

— Он довольно волосатый, — продолжала Ясмин. — Носит усы и густую остроконечную седую бороду, которую, судя по всему, регулярно подравнивает ножницами. Еще он подрезает волосы вокруг рта, и щетина как бы обрамляет его губы. Губы — вот что прежде всего бросилось мне в глаза. У него очень необычные и полные губы. Они кажутся искусственными, как будто поверх настоящих губ наложили резиновые.

«Итак, фройляйн, — сказал он, разжевывая шоколадку, — что у вас за срочная проблема?»

«О, доктор Фрейд, надеюсь, вы мне поможете! — воскликнула я, тотчас входя в роль. — Могу я говорить откровенно?»

«Для этого вы здесь, — заявил он. — Ложитесь на кушетку, пожалуйста, и просто говорите».

— Я улеглась на эту чертову кушетку, Освальд, и тут мне пришло в голову, что я, возможно, впервые заняла удобное положение еще до начала представления.

— Я понял, о чем ты говоришь.

— Так вот. «Со мной происходит что-то ужасное, доктор Фрейд! — пожаловалась я ему. — Что-то совершенно ужасное и шокирующее!»

«Что такое?» — оживился он. Очевидно, ему доставляло огромное удовольствие выслушивать ужасные и шокирующие вещи.

«Вы не поверите, — сказала я, — но стоит мне провести рядом с мужчиной больше нескольких минут, как он сразу пытается меня изнасиловать! Он превращается в дикое животное! Срывает с меня одежду! Обнажает свой орган… я правильно выражаюсь?»

«Это слово ничуть не хуже других, — сказал он, — Продолжайте, фройляйн».

«Он набрасывается на меня! — чуть не плакала я. — Опрокидывает меня! Наслаждается мной! Каждый мужчина, который попадается мне на пути, проделывает со мной эти вещи, мистер Фрейд! Вы должны мне помочь! Меня насилуют чуть ли не ежедневно!»

«Милая леди, — ответил он, — ваш случай не редкость. Такие фантазии очень часто встречаются у некоторых типов истерических женщин. Эти женщины панически боятся иметь физические отношения с мужчинами. В действительности же они мечтают с головой окунуться в сексуальные игры и наслаждения, но боятся последствий. Поэтому они фантазируют, воображая себя жертвой изнасилования. А на самом деле ничего не происходит, все они девственницы».

«Нет, нет! — закричала я, — Вы ошибаетесь, доктор Фрейд! Я не девственница! Меня насиловали больше, чем всех остальных девушек в мире!»

«У вас галлюцинации, — заявил он. — Вас никто никогда не насиловал. Признайте это, и вам сразу станет лучше».

«Как же я могу это признать, если это неправда? — возмутилась я. — Все мужчины, с которыми я когда-либо встречалась, насиловали меня. И с вами произойдет то же самое, если я останусь здесь немного дольше, вот увидите».

«Не говорите глупости», — рассердился он.

«Вот увидите, вот увидите! — не унималась я. — Не успеет закончиться сеанс, и вы поступите со мной так же плохо, как и все остальные».

— После этих слов, Освальд, старый хрыч закатил глаза и высокомерно ухмыльнулся. «Фантазия, фантазия, — пробормотал он, — и еще раз фантазия».

«Почему вы считаете, что вы правы, а я нет?» — спросила я.

«Позвольте мне объяснить, — он откинулся на спинку стула, сложив руки на животе. — В своем подсознании, моя дорогая фройляйн, вы видите мужской половой орган в образе пулемета…»

«Вот-вот, по отношению ко мне он и есть пулемет! — воскликнула я. — Смертоносное оружие!»

«Совершенно верно, — кивнул он. — Ну вот, мы с вами немножко продвинулись. Кроме того, вам кажется, что любой мужчина, наставляющий его на вас, собирается нажать спуск и изрешетить вас пулями».

«Не пулями, — возразила я, — а кое-чем другим».

«Поэтому вы убегаете, — продолжал он. — Вы отвергаете всех мужчин, прячетесь от них и просиживаете одна ночи напролет…»

«Не одна, — поправила я. — Все ночи я провожу с моим любимым доберманом-пинчером Фритци».

«Самец или самка?» — резко спросил он.

«Фритци — самец».

«Еще хуже, чем я думал, — покачал головой он. — Вы состоите в сексуальных отношениях с этим доберманом-пинчером?»

«Что за шутки, доктор Фрейд? Кто я, по-вашему?»

«Вы бежите от мужчин, — рассуждал он. — Вы бежите от собак. Вы бежите от всего, что напоминает вам орган…»

«Бред собачий! — взорвалась я. — Я не боюсь ничьих органов! И никакой это не пулемет, а просто мерзкая хуевина, которая замучила меня до смерти! Все, с меня хватит!»

«Вы любите морковку, фройляйн?» — вдруг ни с того ни с сего спросил он.

«Морковку? — переспросила я. — Да нет, пожалуй, не очень. Если я ее ем, то обычно режу кубиками или натираю на терке».

«А как насчет огурцов, фройляйн?»

«Они довольно безвкусные, — ответила я, — предпочитаю их маринованными».

«Ja, ja, — кивал он, записывая все это на большом листе бумаги. — Возможно, вам будет интересно узнать, фройляйн, что морковь и огурцы — яркие символы сексуальности. Они представляют собой мужской фаллический орган, а у вас появляется желание или натереть его на терке, или замариновать!»

— Я едва сдерживалась от смеха, Освальд, — рассказывала Ясмин. — Подумать только, ведь люди всерьез верят в этот бред.

— Он сам в это верит, — заметил я.

— Знаю. Он все записывал в мою историю болезни. Потом поднял голову: «Что еще вы можете мне рассказать, фройляйн?»

«Я могу дать вам свое объяснение тому, что со мной происходит», — заявила я. «Будьте любезны».

«Я думаю, что у меня внутри есть маленький генератор, — начала я, — и этот генератор посылает мощные разряды сексуального тока».

«Очень интересно, — сказал он, продолжая все записывать. — Продолжайте, пожалуйста».

«Это сексуальный ток очень высокого напряжения, и когда мужчина оказывается рядом со мной, ток вырывается из моего тела и пробивает мужчину».

«Объясните, пожалуйста, что значит „пробивает“?»

«То есть возбуждает его, — пояснила я. — Ток проходит сквозь его половые органы, они раскаляются добела. И в этот момент мужчина теряет голову и набрасывается на меня. Вы мне верите, доктор Фрейд?»

«Серьезный случай, — вынес он свой вердикт. — Придется провести несколько сеансов психоанализа, чтобы привести вас в норму».

— Все это время, Освальд, — продолжала свой рассказ Ясмин, — я поглядывала на часы и, когда прошло восемь минут, с мольбой обратилась к нему: «Пожалуйста, не насилуйте меня, доктор Фрейд, вы должны быть выше этого».

«Не говорите глупостей, фройляйн, — возмутился он. — У вас опять начинаются галлюцинации».

«Но мой генератор! — вскричала я. — Он пробьет вас током! Я точно знаю. Ток вырвется из моего тела и пронзит ваши половые органы! Ваш член раскалится добела! Вы сорвете с меня одежду! Вы овладеете мной!»

«Немедленно прекратите истерику, — прикрикнул он, вышел из-за стола и подошел ко мне. — Вот я перед вами, — развел он руками. — Я ведь не делаю вам ничего плохого, не так ли? Я же не пытаюсь на вас наброситься?»

— И в этот самый момент, Освальд, — заулыбалась Ясмин, — жук до него добрался: его петушок вдруг ожил и резво подпрыгнул в штанах.

— Ты отлично рассчитала время, — похвалил ее я.

— Неплохо, правда? И тогда я подняла руку в обвиняющем жесте и закричала: «Вот! И вы туда же, старый козел! Мой ток пробил вас! Теперь вы мне верите, доктор Фрейд? Верите?»

— Ты бы видел его лицо, Освальд! Жук пробирал его все сильнее, в глазах появился безумный блеск желания, он начал размахивать руками, как старый ворон. Но надо отдать ему должное, он не набросился на меня сразу же. Он продержался, наверное, не меньше минуты, пытаясь анализировать, что за чертовщина происходит. Он взглянул вниз, на свои штаны, потом посмотрел на меня и забормотал: «Невероятно!.. потрясающе!.. этого просто не может быть!.. Я должен записать… я должен записать каждый момент… Господи, где моя ручка?… где чернила? бумага?… О, к черту бумагу! Пожалуйста, снимите платье, фройляйн, я не могу больше ждать!»

— Вероятно, он был потрясен, — сказал я.

— Он просто ошалел, — подтвердила Ясмин. — Ведь все происходящее разбивало в пух и прах одну из его знаменитых теорий.

— Тебе не пришлось потом пользоваться булавкой?

— Конечно, нет. Он вел себя очень прилично. После первой же эякуляции, хотя жук еще продолжал действовать, он вскочил, голый побежал к столу и начал делать заметки. У него мощный разум, огромный пытливый интеллект. Но он был совершенно сбит с толку, ошеломлен тем, что с ним произошло.

«Теперь вы мне верите, доктор?» — спросила я его.

«Ничего другого мне не остается! — воскликнул он. — С этим вашим сексуальным током вы открыли новое поле исследований! Ваш случай войдет в историю! Я должен снова вас увидеть, фройляйн».

«И вы опять наброситесь на меня, — возразила я. — Вы не сможете удержаться».

«Знаю, — впервые улыбнулся он, — знаю, фройляйн, знаю».

Я получил пятьдесят первоклассных соломинок от доктора Фрейда,

Загрузка...