Слова оказались пророческими. Конюх с постоялого двора осмотрел голень Белоножки и сообщил, что возникло воспаление.
— Кобыла старая. Я бы не рассчитывал, что она поправится.
— Жаль, — сказала я и потрепала лошадь по шее. — И что мне теперь делать?
Белоножка была частью моего наследства. Она помнила еще моих родителей…
Конюх принял вопрос на свой счет.
— Я бы посоветовал ее продать. Много не дадут, но за шкуру можно что-то выручить.
Он был прав, к сожалению. Старая хромая лошадь годилась разве что на башмаки и пояса, но мне бы это все равно не помогло. Пусть я продам Белоножку и выскребу все имеющиеся у меня деньги, наберу только на такого же старичка. И то если попадется сговорчивый продавец…
Матушка, пока я еще жила с ней, обучала меня искусству исцеления травами — в нашей деревушке настоящего лекаря отродясь не было. Детская память цепкая, поэтому я помнила давние уроки, а где-то в фургоне лежали мамины тетрадки с рецептами, которые я забрала из Клемисса на память. Я собиралась исцелить Белоножку так, как это делали обычные люди, без помощи колдовства. Идея родилась внезапно, но сразу захватила меня.
Следующий час ушел на поиски пачки старых тетрадей, перевязанных гнилым шнурком. Как только те оказались у меня в руках, я разорвала узелок и углубилась в чтение… Судьба мне благоволила. Рецепты, способные помочь при воспалении, в матушкиных записях действительно нашлись. Я забрала страницы с описанием нужных трав, а затем отправилась прочь из городка. Был полдень, но откладывать лечение не хотелось.
Зелень на лугах уже огрубела, хотя еще не пожухла. Ночи становились холодными, а вот днем тепло держалось, и погода радовала. Моя любовь к уединенным прогулкам зародилась в тот самый первый раз. Я не боялась заблудиться, но по неопытности зашла слишком далеко. Вокруг было только небо, березовая роща, пронизанная солнцем, луг с редкими деревцами — вот и вся моя компания. И гудящие ноги разве что еще…
На границе рощи с дальним пастбищем обнаружился навес под деревянной крышей. Пастухи использовали такие во время дождя, но ранней осенью там еще могло храниться накошенное на зиму сено. Я надеялась отдохнуть под навесом перед тем, как отправиться в обратный путь.
Сена не оказалось. Вместо него был человек…
Сначала я подумала, что повстречала такого же усталого путника, но подойдя, поняла, как сильно ошиблась. Одежда на незнакомце была порвана и испачкана, а лицо разбито так, что нельзя было понять, молод он или стар. Человек сидел, привалившись к держащему навес столбу, и с трудом дышал.
— Хороший день! — сказала я.
Незнакомец вздрогнул. В полусне он сделал попытку отползти, но потом проморгался и уставился на меня, болезненно щурясь.
— Я тебя не знаю, — прохрипел он.
— И я вижу тебя в первый раз, уважаемый.
— Хорошо, — выдохнул человек и обмяк.
Он ничего не просил и не спрашивал, но уйти просто так мне казалось неправильным. Справившись с неловкостью, я села рядом.
— Не возражаешь, я тоже тут отдохну? — спросила я и протянула человеку фляжку с водой.
Там еще оставалось немного.
— Спасибо, — произнес он, а затем неуклюже взял воду левой рукой.
Правая лежала у незнакомца на коленях, и ею он не шевелил. Чернота на лице тоже оказалась не просто грязью: кто-то избил этого человека до синевы.
— Тебе нужна помощь? — спросила я. — Я могу отвести тебя в Косель. Может, мы даже успеем до темноты…
Это выглядело ужасным, необоснованным оптимизмом. Одна бы я успела, но не с грузом в виде другого человека. Он был взрослым мужчиной, пусть даже худым и невысоким.
— Не надо! — испугался незнакомец.
— Что?
— Я не пойду в Косель!
— Почему? Ты же не собираешься оставаться здесь?
— Да!
Он закашлялся, и в груди у него забулькало.
— Ты не из наших… Я бы знал… Кто ты тогда? — спросил он, когда кашель отпустил.
Мужчина устало прикрыл глаза.
— Эйна. Я странствующая торговка, но сейчас пришла как раз из Коселя. Я там остановилась…
— А… А я Грэз, помощник мастера. Из Коселя…
Больше он ничего не сказал. Я давно ни о ком-то не заботилась, но этому человеку мне захотелось помочь, ведь кроме меня это все равно бы никто не сделал. Мы были совершенно одни на много стрел вокруг.
— Вставай, Грэз! Цыпленка ты не высидишь, и тебе нужна помощь.
— Нет, — глупо заупрямился он. — Ты иди… Опасно оставаться… тут… Иди, уважаемая…
Голос у него стал совсем слабым, а паузы между словами с каждым разом увеличивались. Повреждения на его теле были не только внешними — я с самого начала это подозревала.
— Почему опасно?
Вокруг все казалось мирным.
— Дух… Местные в эту сторону не ходят… Зачем тебя-то понесло…
Дух? Сильные духи могли навредить людям одним присутствием, но бывали и по-настоящему зловредные создания. Изгнанием этих существ должны были заниматься маги, только вдали от больших городов благородные не всегда торопились выполнять свои обязанности.
— Это он тебя так? Тогда тем более нельзя здесь оставаться…
Грэз подался ко мне и схватил за подол.
— Нет! Не говори никому про меня! — глаза человека лихорадочно блестели на бесформенном, как оплывшая свеча, лице. — Он прибьет меня!
— Кто?
— Уходи! Давай скорее… А я тут отлежусь…
Он снова закашлялся. Этот человек обманывал или только меня, или нас обоих. Любой, кто бы его увидел, сказал бы, что Грэзу требовался лекарь. Нужен вот прямо сейчас, немедленно, пока не стало поздно.
Я поставила фляжку рядом с его бедром. Человек не пошевелился, и лишь проследил за моей рукой взглядом. Не стоило помогать людям, которые этого не хотели. Я вот зареклась.
— Оставлю тебе воды… Удачи, Грэз, помощник мастера!
В Косель я вернулась на закате. На постоялом дворе было тепло и светло, а на кухне нашлись остатки аппетитного грибного рагу. Я не должна была думать о встрече с глупцом, желавшим найти смерть или в пасти духа, или от холода. Но я думала.
— Скажи, уважаемая, — обратилась я хозяйке, — ты знаешь человека по имени Грэз? Он ваш должен быть.
Владелица постоялого двора смерила меня серьезным взглядом.
— Знаю, допустим. Ты Райла наслушалась, дочка?
Райла? Райлека, возможно? Я вспомнила, что так звали парня в колодке, которого я видела на площади. Вот почему имя Грэза показалось мне знакомым. Точно! Его упоминал тот вор.
— Слышала, да… Ну так что у них случилось? И налей, хозяйка, мне вон того, будь добра!
Я попросила самое дорогое вино, поэтому женщина подобрела. Такие напитки мне были не по средствам (не после внезапной хвори Белоножки), но я была готова заплатить за любопытство. Хозяйка подсела ко мне, и мы разговорились…
Жил в городе уважаемый мастер. Он был опытен в выделке кож, считался лучшим в своем деле, но прославился не только умением. У мастера был крутой нрав: учеников он держал в строгости, лишнего не платил, но и от себя не отпускал, чтобы не потерять умелых работников. Новость о том, что дочка мастера сбежала с помощником своего уважаемого всей округой родителя, потрясла Косель, как первая весенняя гроза. Захватив с собой второго ученика, оскорбленный отец бросился в погоню. Имелось подозрение, что именно бедняга Грэз помогал приятелю организовать побег.
К вечеру мастер вернулся вместе с беглецами. Дочка отправилась домой, а ее возлюбленного повели на площадь. Кожевенник, каким бы он ни был уважаемым человеком, не мог запретить двум молодым людям жениться, зато он мог обвинить беглого ученика в краже. Что и было проделано…
— Глупо было брать деньги, — сказала я.
— Может, они и не брали. Кому теперь докажешь…
Хозяйка раскраснелась от вина и стала говорливой.
— А что второй ученик?
— Так он не появлялся больше. Чего ему сюда возвращаться?
Мастер сказал, что прогнал провинившегося помощника. Райлек обвинял бывшего хозяина в убийстве друга, но большинство косельцев встало на сторону ремесленника, а не его ученика. Вступление в брак вопреки воле родителей в Эннаве не приветствовалось.
— Нелепая история, — сказала я.
— Глупые дети, — подвела итог хозяйка. — Ох, если бы моя Лейса такое выкинула!
— Тогда что?
— То я бы ей здравого смысла в голову вколотила! — запальчиво произнесла женщина.
Наш разговор был весьма своевременно прерван ее мужем.
— Ты что расселась! — закричал он, размахивая полотенцем. — Вставай, жена! Напиться удумала?
За окном окончательно стемнело, но ко мне сон не шел. Я лежала поверх неразобранной постели в уличной юбке и теплой кофте. Где-то там умирал человек.
Я не могла чувствовать тонкие энергии подобно магам, но мое обостренное многолетней практикой колдовства чутье твердило, что Грэз уже умирал, когда мы с ним прощались. Утром под навесом будет лежать его тело.
Меня это не касалось. Я предложила помощь, но она была отвергнута. Помощник мастера сам выбрал свою судьбу — сейчас мы оба давно могли отдыхать в тепле…
Конюх уже собирался ко сну. Пришлось вытаскивать его из постели, и ворота перед моей повозкой открывал зевающий человек в ночной сорочке. На меня он смотрел огромными глазами.
— Ненормальная! Ночью спать нужно, а не по дорогам ездить… Торговка, ишь ты! — ворчал он. — Про духа слышала хоть? Эх…
На мое счастье, ночь была ясной. На небо заглянула луна, и во множестве высыпали звезды, поэтому светильник, свисающий с крыши фургона на цепочках, даже не пришлось зажигать. Пастушья тропинка, по которой я шла днем, и без него была хорошо видна.
— Потерпи, милая, — уговаривала я Белоножку.
Бедная кобыла едва плелась. Щадя ее ногу, я не подгоняла старую лошадку, и дорога заняла немногим меньше времени, чем если бы я шла на своих двоих. И все же три здоровые ноги моей верной Белоножки, приближали нас к цели. Впереди в лунном свете показался навес — мы не заблудились.
Меня совсем не пугал дух, который якобы обитал где-то поблизости. Я даже не спросила про него на постоялом дворе — шанс повстречаться с наделенным волей проявлением магии был совсем невелик. Духи очень редко приближались к жилью людей.
Грэз спал. Он не пошевелился, когда моя повозка заехала под навес.
— Эй, Грэз! — позвала. — Ты живой?
Он не ответил. Только около его рта пузырилась черная кровь.
Спрыгнув на землю, я бросилась к умирающему. Грэз еще дышал, но я физически чувствовала, как из его существа вытекает жизнь. Я появилась почти вовремя: как раз, чтобы застать его еще живым и проводить за грань неведомого, но поздно для всего остального.
— Что же ты! Я что напрасно ехала? — зашептала я. — Не умирай, слышишь?
Если бы только уговоры могли помочь… Помочь могло колдовство, к которому я дала слово не прибегать больше никогда.
Человек, чья голова лежала у меня на коленях, снова начал страшно булькать. В нем было жизни на считанные минуты. Мы ни за что не успеем в Косель. А если бы и успели, то там ему не помогут.
Мне оставалось смириться с его смертью на моих руках или… Все ведь складывалось одно к одному! И дух этот, и нужная жертва имелась под рукой, и ослабевшая Белоножка едва держалась на ногах. Жизнь лошади, конечно, не приравнивалась к человеческой, но ее хватит, чтобы срастить Грэзу ребра, и он сможет добраться до лекаря.
Не задумываясь, что делаю, я метнулась в фургон, где отыскала ножик, которым обычно нарезала хлеб и овощи, а затем быстро распрягла лошадь. Кровь Грэза у меня уже имелась. Моя юбка была измазана ею.
Вдвоем с Белоножкой мы вошли в рощу. Старая кобыла жалобно тыкалась мне в плечо, и тогда я гладила ее. Она доверяла хозяйке, даже когда чувствовала мое волнение. Мы ушли подальше от опушки, где я привязала едва державшуюся на ногах лошадь к крепкому стволу.
Жизнь человека стоила дороже, чем жизнь животного. Я все делала правильно. Не стоило сожалеть.
Оголив плечо, для начала я порезала себя. В ритуале кровь колдуна требовалось смешать с кровью исцеляемого, но она годилась не только для этого. Наносить на лошадиную шкуру руны было бы сподручнее угольком, но я не сообразила сразу, а возвращаться в фургон мне не хотелось. Обряд относился к простейшим, и вязь для него использовалась тоже самая просткая. Не имело значения, если несколько символов размажутся…
Я обняла Белоножку за шею, прижавшись к теплой лошадиной шкуре. Кобыла дружелюбно фыркнула, а я сжала в кулак ладонь, испачканную в моей крови и в крови Грэза. Я представила, как кости встают на место, как очищаются заполненные юшкой легкие, как дыхание становиться ровным и спокойным. Однако знание, как устроено человеческое тело, было для колдовства хоть и полезным, но совершенно необязательным. Хватило бы одного желания исцелить.
Камень, пригодный, чтобы оглушить животное, я подобрала тут же, в роще. Воистину все складывалось для обряда удачно, — вернувшись, я нашла Белоножку лежащей на земле. Измученная кобыла сама облегчила мне задачу…
Я столько раз пользовалась этим ножом, садясь обедать, а сейчас острое лезвие ударило Белоножку под челюсть, прямо в артерию. Порезанное ранее плечо мучительно вспыхнуло огнем, а руку я вовсе перестала чувствовать. Все прошло, как должно, быстро и легко…
До рассвета оставалось меньше двух часов, когда из рощи раздался дикий вой. Он не был похож на волчий или издаваемый любым другим живым существом. Глотка, которая породила этот звук, могла принадлежать только чудовищу. У меня волосы зашевелились на затылке — я бросилась к двери фургона, чтобы опустить засов.
Страх косельцев перед духом был мне на руку, думала я раньше. Я собиралась обвинить в убийстве лошади это злобное существо, но совсем не рассчитывала на встречу с настоящим монстром.
— Что… это?
Тихий голос Грэза раздался с лавки, служившей мне дорожной кроватью.
— Ты проснулся? Выбрал неудачное время…
Вой повторился.
— Что…
— Кажется, это дух.
— Кажется? А ты здесь…
— А я не смогла уснуть из-за тебя, поэтому вернулась. Ты был без сознания, и я отнесла тебя в свой фургон.
— Спасибо. Мне сейчас намного лучше, — растерянно сказал он.
— Я рада. Только, пожалуйста, тише.
Парень кивнул, а затем, тяжело отдуваясь, поднял себя сидячее положение. Чуть раньше я вытерла ему лицо и обнаружила, что спасенный мной человек оказался очень молод.
— Что теперь делать? — шепотом спросил Грэз. — Нужно уезжать отсюда.
— Переждем. До рассвета совсем недолго, и до тех пор я не собираюсь выходить наружу.
Я слышала, что смерть и кровь могут привлекать злых духов. Была надежда, что существо не почувствует нас из рощи.
— Тебе что-нибудь про него известно?
— Что ты имеешь в виду? — нервно спросил Грэз.
— Какой природы этот дух? Он дышит огнем или от него пахнет грозой? Духи обычно управляют определенной стихией…
— А… Райл, говорил, что видел его, — Грэз схватил меня за руку. — Чувствуешь?
— Да…
В книгах писали, что прикосновение неведомого заставляет замирать сердце и что ощущения при этом невозможно описать словами. Книги не врали. С одной стороны, казалось, что ничего не изменилось, а с другой… Стало тяжело дышать, сидеть, смотреть, как будто сам воздух обрел вес. Магия была опасной вещью, и всякий, кто посвящал себя ей не мог оставаться прежним. Говорили, что маги из орденов и не люди уже вовсе, настолько они там менялись… В ту ночь я раз и навсегда поверила во все слухи.
Дух снова завыл. Он теперь был не в роще, а рядом. Снаружи фургона.
Я схватила Грэза за руку. Пальцы у него были тонкие, как веточки, и ужасно холодные.
— Как дух выглядел? — спросила я, и мой голос был позорно далек от спокойствия.
— А? Никак! Никак не выглядел! — истерично ответил Грэз.
— Что?
— Никак! Это было темное облачко! Бесформенное!
— Черное?
— Не знаю! Наверное.
— Хорошо, — я выдохнула и поймала ошалевший взгляд Грэза. — Тьма. Это хорошо, что тьма. Лучше, чем огонь или воздух.
Я озиралась в поисках чего-то, что могло дать нам свет, хотя масляный фонарь находился на расстоянии вытянутой руки прямо передо мной. Паника никогда не была хорошим советчиком.
— Тьма лучше огня?
— Да! Давай зажигай!
Я справилась с фонарем, а затем бросила Грэзу охапку свечек и огниво. В щель под дверью уже проникло нечто масляно-черное. Оно как будто наползало на мир, и я махнула в его сторону фонарем. Существо убралось.
— Давай быстрее, Грэз!
Но он сам неплохо справлялся.
— Почему все-таки это лучше огня? — жалобно спросил он.
— Потому фургон у меня деревянный. А воды только в ведре на донышке, — озвучила очевидное я. — Осторожнее!
Одна из свечек, которые так старательно зажигал Грэз и расставлял вокруг нас, вдруг сама собой упала. Пожара не случилось, ведь маленький огонек потух в полете, задушенный черным щупальцем. Фонарь помогал лучше — свет свечек оказался слишком слабым.
Грэз отступил ближе ко мне. В тех местах, которые не покрывали синяки, он был ужасно бледен. Вдвоем мы оказались в круге света, окруженные непроницаемой черной стеной. Весь мир сжался до размеров крошечного пятнышка, но и оно обещало оставаться безопасным совсем недолго. Границы светлой области медленно сжимались.
— Оно нас съест, — сказал Грэз, беря меня за руку.
Мой друг по несчастью больше не паниковал. Он был удивительно спокоен для человека, ждущего смерти.
— Похоже, что так…
Спасти нас могло только взошедшее солнце, но мы его не дождемся. Скоро наступит конец…
А затем тьма пропала. Что-то вытянуло ее прямо через стенки фургона. Мир вернулся, и он был шумным. Угрожающе прозвучала фраза на хлестком языке с большим количеством шипящих и рыкающих звуков. На нем говорили в Первозаселенных землях, и я впервые слышала его в живую. Дух завыл на этот раз жалобно, а затем ощущение потустороннего присутствия пропало.
Мы с Грэзем уставились друг на друга, пока кто-то трижды не ударил в дверь. Парень аж подскочил от испуга, да и я сама вздрогнула.
— Есть кто живой?
Голос был человеческим.
— Есть!
Около фургона находилось два мага. Оба примерно моих лет, совсем молодые.
— Не ожидал, — весело сказал один, — что обошлось без жертв. Вам повезло, что мы нагнали теневого маря именно сегодня.
— Да, господин! — быстро заговорил Грэз, едва не плача. — Спасибо, господин! И вам тоже спасибо, господин!
Они засмеялись. Молодые маги гордились победой, и похвала даже такого, как Грэз, была им приятна. Я с трудом нашла возможность вставить слово.
— Не обошлось без жертв, почтенные, — вздохнула я. — У меня была лошадь…
— Ох… Мне жаль, — произнес Грэз.
Маги ничего не сказали — вряд ли судьба животного их сильно опечалила. А у меня в голове вспыхнула идея. Прекрасная, замечательная идея!
Пока благородные не уехали, я бросилась к ним.
— Прошу, почтенные! Не оставьте в беде! Прошу! Восстановите справедливость!
— Что такое? — опешил тот, у коня которого я оказалась.
— Посмотрите на этого человека, почтенные! — я указала пальцем на Грэза. — Видите, как жестоко он избит? Теперь этот человек боится возвращаться в город! По чье вине, как вы думаете, почтенные, он оказался в месте, где обитал дух? По своему желанию сюда никто не ходит!
— Ты чего болтаешь? — испугался Грэз, но меня было не остановить.
Когда мы возвращались в Косель (маги — верхом, а мы — пешком), я объяснила своему новому другу, зачем все это затеяла. После пережитого я не могла считать Грэза просто случайным знакомым.
— Они тебя защитят. Вот вернулся бы ты один, обвинил бы мастера Тартуса в побоях, и что? Он бы заявил, что ты тоже украл его деньги. А что избит? Так никто не видел, кто это сделал.
— Тоже? Почему «тоже»?
— Твоего Райлека мастер Тартус уже ославил вором. Ты не знал?
Грэз выдохнул сквозь зубы.
— Райл взял свое! Скупец нам годами недоплачивал!
— Ну да, — тихо сказала я. — Только твое слово ничего не стоит, в отличие от защиты двух благородных, которые приведут тебя в город. Они — твоя надежда на честное разбирательство.
Грэз цокнул языком и покачал головой.
— Ловкая ты женщина.
— Так я же торговка… Была…
Радость от спасения чуть угасла, но сегодня ничто не могло испортить мне настроение.
— Из-за лошади, да?
— Да…
Грэз огорчился.
— У меня скоплено немного денег. Бери, если хочешь.
— Этого хватит на коня? — оживилась я.
— Нет, — он смутился. — На четверть разве что.
Я рассмеялась, представив запряженную в повозку левую заднюю лошадиную ногу. Ничего смешного в этом не было, но мне от всего хотелось по-глупому хихикать.
— Тогда не нужно. Четверть коня мне не поможет.
Какое-то время мы шли в тишине. Это было удобное молчание, без чувства неловкости.
— Что ты теперь будешь делать, Эйна? У тебя есть мысли о будущем?
— Думаю сделаться травницей, — озвучила я идею, которую обдумывала последние несколько часов. — Это, как мне видится, ничуть не хуже, чем торговать.
За пазухой у меня лежали мамины тетрадки. Повозка осталась под навесом, но все самое ценное я уносила с собой.
Обсуждение дела Грэза и Райлека не заняло много времени и закончилось очень хорошо. Любовь восторжествовала, ложные обвинения рассыпались, а мастер, жестоко притеснявший бедных учеников, был дурно ославлен на весь Косель… Вот только Райлека по-прежнему называли вором, ведь деньги он на самом деле стащил. Чтобы заткнуть злые рты, потребовалось заплатить, и я внесла недостающую у Грэза сумму. Начав помогать, я не могла остановиться на половине пути.
Вскоре маги уехали, и делать в Коселе мне стало нечего. Я уже почти договорилась о продаже бесполезной повозки…
— Не продавай, — раздался голос Грэза позади меня.
Он подошел неслышно. И был не один.
— Смотри, — сказал покрасневший парень.
— Это лошадь?
— Ага. Верно. Это Пит. Говорят, на лирийском наречии ее имя означает «рыжая».
Лошадка была молодой и здоровой, коренастой и с пушистыми ногами.
— Мастер Тартус должен был как-то загладить передо мной вину за побои. Вот я и выпрашивал у него коня. Он, наконец, согласился, но с условием, что я на ней же и уеду куда-нибудь подальше.
Это звучало так смешно, что я не сдержалась и рассмеялась.
— Куда ты хочешь ехать?
— Я не знаю, — сказал он, пока я запрягала Пит. — Я никогда не был где-то еще, но предпочел бы какой-нибудь большой город.
За спиной у Грэза болтался заплечный мешок. Парень пришел готовым к поездке, да и я тоже не хотела задерживаться в Коселе даже на день.
— Дальше по тракту будет Моугер, а еще дальше — Кинар…
— Кинар — красивый город… Я так слышал…
— Тогда поедем туда. Ты готов?
— Готов. Только, Эйна, сверни сейчас, пожалуйста, на площадь.
Зачем ему понадобилась площадь, стало ясно сразу, как только мы там оказались. С крыльца большого богатого дома Грэзу на прощание махала пара красивых молодых людей. Я натянула поводья, чтобы Пит пошла медленнее и двое влюбленных дольше оставались в поле зрения Грэза. Для чего-то, в чем было замешано колдовство, история закончилась неожиданно хорошо. Для всех, кроме моей Белоножки, конечно… А ведь у меня не дрогнула рука, когда я резала ее. Все мы, имевшие несчастье практиковать колдовские обряды, были страшными людьми.
— Будьте счастливы! — кричал Грэз. — Я напишу вам, как найду новый дом!
Он и сам выглядел счастливым, и я передумала. Иногда даже колдовство могло годиться на что-то хорошее. Если действовать обдуманно и осторожно, оно могло приносить пользу людям. Я могла бы попробовать… Только когда иначе помочь было нельзя, конечно…
Грэз затянул веселую песню, и сидя рядом с ним, я начала улыбаться. Мой дальнейший путь перестал казаться таким уж неопределенным.