Мой Мир 1

Глава 2. Лагерь. Лазарет

Лагерь находился глубоко в тылу и служил для первичной подготовки рекрутов. Кроме этого, здесь иногда отдыхали части с передовой, проходя доукомплектацию личным составом. Естественно, при лагере был лазарет, куда меня сразу и привезли в сопровождении одного из сержантов. Судя по всему, народу в нем было не много. Нас встретил пожилой фельдшер. Аура слабо-зеленая.

— Один. Контузия и термические ожоги, — крикнул он куда-то внутрь палатки.

— Принято, ответил ему чей-то голос

Сопровождающий махнул мне рукой и одобрительно улыбнулся

— Как же вас так, в глубоком тылу?

— По дороге. Птицелеты. — прохрипел я еле слышно, осваивая на ходу язык.

— Ого! Далеко же они забрались. Чего доброго, и до нас долетят, — проворчал фельдшер, помогая мне слезть с лошади.

Посадив меня перед входом, он повернулся к сержанту:

— Все сержант Кторс, идите, мы его приняли. Через неделю подлечим и будет у вас в подразделении, как новенький.

— Спасибо, Винтер. Буду его ждать.

С этими словами он уехал, а Винтер, взяв меня под руку, повел внутрь палатки.

Естественно, я его считал. Оказывается, Лазарет, как и другие части, проходил ротацию. Еще пару недель назад он был прифронтовым госпиталем, а теперь врачи наслаждались тишиной и покоем в тылу — никаких оторванных конечностей и выжженных глаз, только простуды и поносы у рекрутов. Ну и травмы во время тренировок.

Меня посадили на один из травяных матрасов, служивших койками для больных. Поскольку у меня были нехарактерные для этих мест термические ожоги, пришла начальница лекарского подразделения. Достаточно сильная Зеленая волшебница лет тридцати — тридцати пяти, с уставшим и каким-то опустошенным лицом.

Волосы длинные, заплетённые в тугую косу, пепельного цвета, у виска, на выбившимся локоне — проседь. Тело крепкое, закрытое коричневое платье «под горло» подвязано ослепительно белым фартуком, на ногах — тяжелые армейские сапоги. Удивительно проникающий взгляд, а глаза зелёные, я бы сказал — изумрудные. Редкий, надо сказать, цвет, яркий и запоминающийся. Он неё пахло травой, микстурой, добротой, строгостью… сразу и не смог сформулировать чем.

Она молча положила руки на мои ожоги. Пошел сильный контакт. Пока она меня лечила, я осторожно считал ее: уже четвертый год на фронте. Пошла после того, как имперские части растерзали ее семью — мужа, сына, и дочку. Убили бы и ее, если бы она тогда не ушла в ближайшую деревню за молоком. Пришла и увидела их висящими на одном суке возле пепелища, бывшего ее домом, после этого все бросила и записалась добровольцем. Насмотрелась за это время на людское страдание немеряно, но все равно каждую ночь ей снились висящие рядом муж и дети. Я, сколь мог незаметно, постарался убрать или, вернее, притушить остроту этих ее воспоминаний. Признаюсь, немного увлекся и в какой-то момент поймал на себе пристальный взгляд — она явно пыталась меня просканировать. Естественно, она видит только белое, в своей маскировке я не сомневался. Однако, чувствую, что-то ее начинает беспокоить, тогда я просто посылаю ей сигнал предельного дружелюбия и безопасности со своей стороны. Больше ничего. Она успокаивается и смотрит на меня, ну не знаю, как мать что ли. И еще, ей меня явно жалко.

— Ты уже слышишь меня?

— Да…

— Как тебя зовут?

— Юджин… кажется. Я почему-то не все помню.

— Надеюсь память вернется — тебя все же сильно контузило. Ожоги больше не болят?

— Нет.

— Хорошо. Побудешь в лазарете несколько дней, успеешь еще на обучение — не убудет от них.

Я благодарно на нее смотрю. Причем действительно благодарно. Недаром у меня пришла ассоциация этого мира с Россией — таких женщин я встречал только там.

— Читать-писать-то умеешь?

Поскольку я еще не очень уверен в своем произношении, говорю отрывистыми фразами:

— Умел раньше — я в школу ходил. Моя мамка мной от Барона понесла. Приглянулась она ему на какой-то охоте, вот он ее и обрюхатил. Но человек он хороший, не бросил нас — вот мне, например, образование дал. Сейчас не знаю, смогу ли что-нибудь написать — видать сильно головой треснулся.

Она усмехнулась и дала мне какую-то книжку. Оказалось, что это рецепты приготовления лечебных отваров.

Я вполне сносно начал их читать.

— Не хочешь фельдшером при лазарете остаться?

— Не, Госпожа, спасибо. Негоже это. Денек отлежусь у вас и пойду. Лучше я к вам на чай иногда заходить буду.

Она усмехнулась.

— Мужики… все торопитесь с головой расстаться.

— Так лучше мы, чем вас обидят.

О чем-то задумавшись, она продолжала гладить меня по голове, попутно щедрой рукой вкачивая в меня Зеленое. Руки у неё были удивительно мягкие и, не знаю, легкие что ли, несмотря на то, что явно привыкли к тяжёлой работе. При таком интенсивном воздействии все мои ожоги уже зажили, и я просто получал удовольствие от ее прикосновений. При этом, каюсь, организовал ее незаметную подпитку.

Вдруг она остановилась и внимательно на меня посмотрела. Я обратил внимание, что цвет ее глаз слегка изменился. Она как будто почувствовала непонятное лёгкое недоумение и интерес:

— Южин, ты знаешь, а у тебя есть Зеленый дар.

Я глянул на себя: Вот блин, замечтался. Захорошело мне, и аура стала чуть-чуть бледно-зелёной. Ну, слабость у меня к Зеленым, что сделаешь.

— Оставайся у меня. Я тебя научу людей лечить, — тихо произнесла она. Её голос слегка сел.

— Как мне вас величать, Госпожа?

— Креона.

— Госпожа Креона…

— Просто Креона.

— Хорошо. Креона, давай договоримся — я как тысячного имперца завалю, так приду, ладно?

Она очень печально на меня посмотрела и к ней вернулось прежнее выражение лица, а взгляд завис на одной точке.

— Ты не знаешь, о чем говоришь. Тебе годов-то сколько?

— Да взрослый я уже. Если бы волосы не сгорели, седину бы увидела.

— А семья есть?

— Нет. Была. Теперь нет. Я на охоту ушел, а в дом молния ударила. Все погорели — и жена и ребятишки. Двое. С тех пор один живу.

— Я тоже своих потеряла. Но у тебя хоть обижаться не на кого, а у меня всех имперцы убили.

— Я так, Креона, думаю. Убивать я умею лучше, чем лечить. Пусть у тебя здесь кто-то из тех, у кого семья жива, лучше побудет.

Она продолжала меня гладить. Уже вовсе не вкачивая в меня, а получая. Поскольку я сделал подпитку незаметной, ей со мной было просто хорошо и комфортно.

— Знаешь, Юджин… я скажу тебе. Мне хорошо с тобой. В первый раз за четыре года мне просто хорошо с кем-то рядом. Я знаю, что ты не останешься здесь, не будешь отсиживаться. Просто приходи иногда ко мне, ладно?

— Хорошо. Но при одном условии.

Она аж остановила поглаживания от такой наглости.

— Каком?

— Я люблю хороший чай! Отчеканил я.

Она прыснула как девчонка. И настолько для нее это было не характерно, что сидящий вдалеке санитар удивленно на нас посмотрел.

— Все, Юджин, спать пора. Вон я как с тобой заболталась. Магии вкатила — на четверых бы хватило. Зато ты теперь как новый, только пока лысый.

— Спасибо тебе, Креона. У меня сегодня правда был не простой день.

Поправив извечным женским жестом волосы и передник, она встала и пошла к выходу. Её движение были уже не тяжёлые и усталые, а плавные и лёгкие. У выхода она задержалась, удивленно сама себе пожала плечами, усмехнулась и вышла. А я, глядя ей вслед, подумал, что сегодня она в первый раз за долгое-долгое время, наконец, выспится и начнет хотеть жить дальше. Не прошлым, а будущим. Потом я улегся на матрасе и стал анализировать сегодняшнюю информацию.