Наверное, я под утро все-таки задремал. Новое тело пока не обладало всеми возможностями предыдущего.
Разбудил меня горн, возвещающий побудку. Проснувшись и сев на матрасе, я увидел в окно возвращающуюся с реки Креону. Ее как подменили. Навстречу шел совершенно другой человек: ее глаза горели, волосы были распущены, а не стянуты в косу, а платье она поменяла на зелёное, что делало её глаза ещё более выразительными. Что удивительно, две верхние пуговицы были расстёгнуты, и дышала она явно полной грудью, легко и свободно — будто не было войны. На шее ещё были капли от речной воды, щёки порозовели. Кстати, цвет ее ауры стал более насыщен.
Заметив мой взгляд, она улыбнулась и подошла.
— Доброе утро, Юджин. Я сегодня в первый раз за четыре года просто спала.
При этом, она очень внимательно посмотрела мне в глаза, как будто хотела что-то добавить, но решила промолчать.
Я ей улыбнулся.
— Ага, я лекарь души, мне многие это говорили. А у вас тут больных кормят?
— Некоторых — да, усмехнулась она
Мы пришли в соседнюю палатку. Винтер уже вовсю кашеварил. Несмотря на то, что столы у больных и персонала были разные, ели все из одного котла — еще один плюс Креоне. Когда мы сели за ее отдельный столик и нам принесли еду, она вдруг наклонилась ко мне и тихо сказала:
— Я вижу, что ты уже многое вспомнил. Не знаю, есть ли тебе что скрывать, но я могу сказать, что вылечила тебя только физически. Об остальном захочешь — сам расскажешь.
— Спасибо. Так мне будет проще.
После завтрака она вызвала к себе Винтера:
— Отведешь Юджина к Хорунжему. Скажешь — физически он восстановился, в войска годен.
Потом она обратилась ко мне:
— Юджин, выйди, мне надо еще пару слов сказать.
Я поклонился и вышел. Через несколько минут из ее палатки вышел Винтер. И уже через 15 минут мы подходили к палатке начальника лагеря, около которой стоял часовой.
Винтер объявил:
— К господину Хорунжему по представлению начальника лазарета.
Часовой отступил в сторону, и мы вошли.
Хорунжий перебирал какие-то карты за грубо сколоченным полевым столом. Недалеко от него сидел давешний Желтый волшебник.
— Господин Хорунжий! По представлению начальника лазарета передаю вам Юджина, прошедшего лечение.
— Она что-то просила передать на словах?
— Так точно. Она просила передать, что по его просьбе провела ему интенсивный курс лечения. Физически он здоров, однако память восстановилась не полностью, но к несению службы пригоден. Еще она просила передать, что после интенсивного лечения в его ауре появились следы зеленого цвета. Она предложила Юджину остаться при лазарете, но он отказался.
Маг оторвался от бумаг и остро на меня взглянул. Я молчал.
Хорунжий также оторвался от своих карт:
— Хорошо, Винтер, иди. И передай ей мою благодарность.
Затем обратился уже ко мне.
— Похвально твое желание не валяться в лазарете, когда другие погибают на фронте. Ты помнишь, кем был?
— Да, охотником.
— Хорошо. Значит, умеешь стрелять из арбалета?
— Да.
— Что еще?
— Лук и праща.
— Ого. Проверим… Если все хорошо, пойдешь на обучение к диверсантам. С ножом работать умеешь?
— Точно не помню, простите. Но мне кажется — да.
— Хорошо. Иди на строевую поляну, там как раз идут занятия по стрелковой подготовке. Мы попозже подойдем, посмотрим, что ты за фрукт.
Я развернулся и хотел выйти.
— Стой!
Я остановился.
— Ты должен был спросить: «Разрешите идти, Господин Хорунжий?» и выходить только после моего разрешения. Вижу — ты не мальчишка, поэтому объясняю тебе. Когда тебе дали команду, ты говоришь «есть» или «так точно», сигнализируя, что ты ее правильно воспринял и идешь ее выполнять. Ты понял?
— Так точно. Разрешите идти?
Он улыбнулся:
— Иди. Зайди к каптенармусу, получи форму — и на занятия.
— Есть!
Я развернулся и вышел.
Примерно через час, получив «бэушную», но постиранную и более-менее целую форму, я подходил к строевой поляне.
В конце было организовано стрельбище — метрах в 20 от рубежа стояли ростовые мишени: чучела из туго стянутой соломы, покрытые мешковиной с нарисованными на ней доспехами. За ними был насыпан земляной бруствер, чтобы стрелы не улетали далеко в случае промахов. Перед рубежом стоял строй новичков из деревенских парней, перед которыми говорил молодой сержант с одной лычкой. Невдалеке, на перевернутом ящике, жуя травинку, сидел сержант с тремя лычками, явно уже понюхавший пороху. Молодой вещал:
— Слушайте, бойцы! Основным стрелковым оружием нашей доблестной армии является арбалет. Арбалет — это оружие метательного типа, эффективная дальность стрельбы — до 30 метров.
Я встал в сторонке и стал слушать. Молодой Сержант, кстати, явно не служивший в боевых войсках, а доказывающий свою верность долгу в далекой учебке, взвился:
— Эй ты, Лысый! Тебе здесь что, балаган? Ты откуда взялся?
— Из мамки.
Строй хмыкнул деревенские парни обожали такой юмор.
— Я тебе покажу «из мамки»! Ты откуда пришел?
— Господин Хорунжий прислал.
— И почему ты пришел так поздно?
— Из лазарета сегодня выписали.
— Отдохнуть вздумалось?
Я промолчал.
— Я тебя спросил, урод!
— Так точно! Вчера, как нас разбомбили, всех поубивало, кишки по деревьям поразбросало, а меня головой о камень приложило. Вот я и решил денек отдохнуть.
Он открыл рот, потом опять закрыл, потом заорал:
— Встань в строй, умник! Ты солдат и не должен бояться смерти.
— Так я и не боюсь.
— Ты что, урод! Я тебя не спрашивал, боишься ты ее или нет! Ну-ка два шага вперед и 20 отжиманий!
Я спокойно вышел, принял упор лежа и быстро отжался 20 раз.
Тем временем сержант продолжал нести всякую чушь про тактико-технические характеристики арбалетов. Потом он стал показывать, как его взводить, как прикладывать к плечу, как держать при этом локоть.
Затем все подошли к огневому рубежу, на котором лежало четыре явно видавших виды арбалета.
— Встаем по четверо, берем арбалеты, заряжаем и стреляем. Поняли?
Все дружно закивали.
Первая четверка встала на рубеж. Каждому дали по три стрелы.
— Олухи, друг на друга взведенные арбалеты не направлять! — орал сержант.
— Смотрите, как надо стрелять!
Он приложил арбалет к плечу и развернулся к ростовым мишеням. Попал в «грудь». Второй выстрел в район «плеча», третий — в «бедро».
Из новичков в мишень с первого раза попал только один. Второй выстрел — не попал никто, третий — двое.
— Бегом, косорылые отродья! Принести стрелы!
Солдаты дружно бросились выполнять команду.
Вторая четверка, третья, четвертая. Все стреляли примерно одинаково — два-три попадания на всех.
Среди строя выделялись два гиганта. Братья-близнецы, каждый примерно на полголовы выше меня. Они держались вместе и поглядывали на всех с нескрываемым презрением. Народ их сторонился. Стояли они в предшествующей мне четверке. А в нашем, последнем ряду, было всего три человека.
Когда они вышли на рубеж, то каждый из них попал по три раза. Стрелы легли не кучно, но тем не менее.
— Поняли, уроды, как надо стрелять! Пул и Фтул, повторите для дебилов!
Пул и Фтул остались на рубеже, им, по их кивку, стрелы принесли товарищи, а сержант при этом промолчал. Это мне не очень понравилось, однако я ничего не сказал. Они опять выстрелили и опять попали.
— Молодцы!
И опять их стрелы принесли другие. Сидящий вдалеке бывалый сержант с тремя лычками перестал жевать травинку и переместился поближе.
— Где учились стрелять?
— Нас батя учил.
— Хорошо. Будете командирами отделений!
Настала наша очередь. Я осмотрел арбалет. Разболтанная конструкция, которой место на помойке. Ну ладно, и не из таких людей убивали.
— Господин Сержант, — спросил я, — а куда стрелять?
— Ты дебил Лысый, раз еще не понял! В мишени!
— Так, как я понимаю, они же в броне. Ежели в грудь стрела попадет, то может и не убить.
— Ты урод! Попади хотя бы куда-нибудь!
Тут вмешался Старший сержант.
— Помолчи, Колин. Солдат прав. Ты стрелял раньше? — это он уже ко мне обратился.
— Охотником был.
— Тогда понятно. Стрелять лучше всего в щель забрала, где лицо и в пространство между нагрудником и шлемом, в шею. Если не уверен в себе — стреляй в стык между панцирем и бедром — он шире. Не убьешь, но из боя выведешь.
Я взвел два арбалета, положил в них стрелы, развернулся и с бедра выстрелил с двух рук. Одна стрел воткнулась в щель забрала, другая в шею.
— Как зовут, солдат?
— Юджин.
— Я доложу Господину Хорунжему. Думаю, либо в разведчики пойдешь, либо в диверсанты. Все рукопашка покажет. А пока возьмешь себе первое отделение. Вижу, ты мужик тертый — научи их выживать.
— Сделаю.
Старший сержант отошел, и Колин решил восстановить свой статус-кво.
— Ты, Лысый умник, я буду за тобой внимательно следить. На рукопашке будешь со мной в спарринге, я посмотрю, что ты из себя представляешь. А теперь иди к своему отделению, раз Старший сержант Сикор тебя назначил. Только, думаю я, он в тебе ошибся.
Наш строй разбился на три отделения. В моем — 8 человек. Все явно крестьянские дети, трое совсем щупленьких. Все-таки пятый год войны — не шутка и людской ресурс весьма поизносился.
Мы собрали стрелы, положили арбалеты под навес и переместились на площадку для рукопашного боя.
Колин опять начал распинаться.
— Солдаты, рукопашный бой является основой основ вашего выживания. Враг ловок и силен и ваша задача в бою — нанести ему максимальные повреждения. На вооружении нашей армии находятся мечи и ножи. Давайте начнем с меча. Лысый, ко мне! Бери деревяшку, я буду показывать, как надо людей убивать. Одевай тренировочную броню.
Ну броня — одно название — несколько слоев плотной ткани с ватой между ними. Одевается как безрукавка. Мы встали друг напротив друга. Краем глаза замечаю, что Сикор переместился ближе к нам и наблюдает.
— Первый удар — сверху. Ваша задача — разрубить человеку голову.
Колин наметил удар мне в голову. Я остался стоять неподвижно. Он несколько раз повторил это движение. Потом он развернулся к строю:
— А теперь смотрите, как это происходит в боевой обстановке.
Он резко развернулся ко мне и нанес удар. Я уже понял, что он не собирается останавливать руку и просто немного отошел в сторону. Деревяшка просвистела около моего лица и попала в никуда. При этом Колин потерял равновесие.
— Стой, олух, когда показывают, — завизжал он и опять нанес удар. Я опять немного отошел.
Колин раскраснелся и ткнул меня мечом в грудь. Я развернул корпус и меч опять в меня не попал. Так повторялось из раза в раз. Над ударом по ногам я подпрыгнул, от удара снизу отклонился назад. При этом своим мечом я не пользовался. Колин уже изрядно вспотел и тяжело дышал, а я даже не запыхался.
К нам подошел Сикор.
— Колин, иди на других показывай, а мне с этим бойцом потолковать надо.
Колин был счастлив прервать свое шоу без «потери лица». Он вызвал к себе одного из щупленьких ребят из моего отделения и продолжил занятия, а Сикор взял меня под руку и отвел в сторону. Я повнимательнее в него вгляделся — в его ауре были явные черные сполохи. Значит убивал. И в бою.
— Юджин, ты почему себя так ведешь?
— Так это не обучение вовсе — он и мечом владеть не умеет. Просто больно мне хотел сделать, а я этого не люблю. Мне кажется, он и в бою настоящем не участвовал. С такой скоростью он не то что обученного человека — свинью привязанную не зарежет.
Сикор хмыкнул и посмотрел на меня в упор.
— А ты не так прост, как кажется, Юджин. Убивал?
— Приходилось. Либо я, либо меня. Я же в лесу жил — а там лихих людей хватало.
— Чем?
— Ну, если выстрелить не было возможности, чаще ножом. В лесу мечом не помашешь.
— Согласен. Давай отойдем, поспаррингуем. Хочу посмотреть, на что ты годен.
В это время за нашей спиной раздавалось:
— Солдат должен уметь терпеть боль…
— Сержант Сикор, давайте после занятий, а то Колин половину моего отделения в отместку мне, в лазарет отправит. А пацанва там зеленая, не обучена еще ничему. Я с ними недельку позанимаюсь, тогда пущай и показывает свой гонор.
— Солдат должен выполнять приказ!
— Даже если при этом по-глупому убьют его товарищей?
Сикор крякнул — он-то явно бывал на фронте.
— Ладно, согласен. Иди. Спарринг на ножах сразу после обеда здесь же. Я Хорунжего позову — пусть тоже посмотрит — он у нас офицер боевой.
Я развернулся и бегом вернулся к своим. Колин расставил солдат из разных отделений напротив друг друга. Пулу и Фтулу достались самые щуплые из моих. И действительно, четверо из моего отделения уже сидели с окровавленными лицами. При этом один все время тряс головой — эти гиганты совсем руку не держали. Их палки были окровавлены, и они с видом победителей расхаживали между парами спаррингующих. В это время к месту занятий подошел Хорунжий.
— Колин, прекратить тренировку! Ко мне!
Все перестали биться, к Хорунжему подбежал Колин и вытянулся по струнке.
— Почему столько травм при занятиях?
— Люди плохо обучаются, я решил усилить тренировки!
— С таким обучением ты у меня на фронт пойдешь. А то, смотрю, засиделся в тылу.
Колин побледнел.
— Немедленно исправим, Господин Хорунжий!
Затем развернулся и заорал:
— Прекратить тренировку! Юджин, отведи своих убогих в лазарет. Да смотри, чтобы к вечеру они уже были в подразделении. Остальные — строиться на обед!
Пока все строились, я подошел к своим.
— Вы, четверо, давайте со всеми, а травмированных я отведу. Познакомимся вечером в подразделении, сейчас нет времени.
Надо сказать, что они смотрели на меня как на настоящего отца-командира.
Затем я подошел к побитым. Тот, что тряс головой — уже проблевался. Значит, у него сотрясение мозга. Я, раз уже нарисовался, что Зеленый, взял его голову и немного вкачал. Человеку сразу сильно полегчало.
— Слушайте сюда! Сейчас в лазарет. Я договорюсь, вас там быстро поставят на ноги. Вечером, надеюсь, вернетесь в подразделение. Будем тренироваться после отбоя — я сделаю из вас лучших бойцов.
Мы не спеша, отправились к лазарету. Когда подошли я закричал принятую здесь формулу:
— Винтер! Четверо. Травмы во время тренировки.
Он выскочил и засуетился рядом:
— Опять этот черт лютует. Ведь ни разу на фронте не был. Его уже один раз здорово избили, в прошлый призыв. Все мало.
— Прими их, я с Креоной побеседую.
Винер внимательно на меня посмотрел:
— Иди, побеседуй. Она, думаю, рада будет.
Мои новобранцы глядели на меня во все глаза. Пока Винтер их оформлял, я пошел в ее палатку. Когда я зашел, она, поскольку работы не было, сидела и напевала что-то себе под нос, расчесывая красивые густые каштановые волосы.
— Разрешите?
Она вздрогнула и улыбнулась.
— Конечно, Юджин. Заходи. Что привело так быстро? Соскучился?
— Есть немного. Хотя не поэтому пришел — четверо из моего отделения получили травмы во время тренировок. Я не уследил, а Колин перестарался. Поставь их быстро на ноги, пожалуйста. У одного явное сотрясение, хотя я ему немного помог.
Она упруго вскочила и пошла к выходу. Когда она проходила мимо меня, я сграбастал ее в охапку и развернул лицом к себе.
— Ты что, — прошептала она, а сама прижалась ко мне вся.
Я накрыл ее рот поцелуем. Так отдаваться могут только Зеленые — она была вся в этом поцелуе. Минут через пять она отстранилась и сказала:
— Не сейчас, больные ждут. Приходи ко мне ночью — я сегодня весь день о тебе думаю.
— Буду, — сказал я коротко и мы вышли из палатки.
Она пошла к больным, а я бегом рванул в палатку, которая служила столовой. Когда я подошел, все уже выходили. Колин, усмехнувшись, сказал:
— Не успел ты. Бывает. Солдат должен уметь терпеть лишения. У нас сейчас теоретические занятия по тактике, а тебя ждут на тренировочной площадке.
Я зло зыркнул на него. Он немного побледнел.
— Ты что?
— У тебя девять жизней, я так понимаю, иначе ты бы себя по-другому вел. Смотри — в следующий раз я стоять во время тренировки не буду. Не доживешь до фронта. Понял меня?
Он очень побледнел.
— Солдат, как ты смеешь? Взвизгнул он внезапным фальцетом
— А кто нас слышит? Тут только мы.
Затем развернулся и побежал на тренировочную площадку.
На ней меня уже ждали. Сикор стоял, одетый в настоящую металлическую броню, второй комплект для меня был около него. Также рядом лежало несколько боевых армейских ножей и четыре деревянных тренировочных. Невдалеке стоял Хорунжий и полковой маг.
— Почему задержался?
— Больных в лазарет отводил.
— Не пообедал?
— Не беда. Боевой конь толстым не бывает.
Он хмыкнул.
— Одевай броню. Имей в виду, что есть особенности между ножевым боем в броне и без. В броне удары в тело неэффективны.
— Спасибо. Учту.
— Метать ножи умеешь?
— Думаю да, до контузии точно умел.
— Ну, давай попробуем.
Мы развернулись к доскам, которые висели метрах в пяти.
— Кидай.
Я взял в руку армейский нож. Тяжелый, неплохая балансировка. Немного подержал его в руках и метнул. Нож точно вошел в красный кружок. Сикор повторил. Так мы метнули по три ножа. Практически одинаково.
— Хорошо. Теперь давай усложним задачку, — и он подвел меня к чучелу, одетому в настоящую броню.
— Сделаешь?
Я сходу метнул нож. Его лезвие точно вошло в щель для глаз, параллельно земле. При этом нож ушел почти по самую рукоятку. Сикор аж крякнул.
— Ничего себе у тебя бросок — внутри не солома, а деревяшка. Даже не буду и пытаться достать. Где научился?
— Были учителя. Потом расскажу.
— Ну что же, давай поспаррингуемся, мне не терпится. У меня вообще противников в ножевом бою мало — люблю я эту дисциплину. Бери тренировочные ножи.
— Два?
— Да. Я намазал их кромки сажей — будут видны следы ударов.
В ножевом бое он действительно был хорош. Я взял ножи обратным хватом, а у него в руках они летали как бабочки. Как и любой ножевой бой, наша схватка была яростной и короткой.
У меня на бицепсе красовалась черная полоска. Он горделиво улыбнулся:
— Юджин, протри бицепс. Ты хорош.
Тут подал голос Хорунжий:
— Сикор, протри шею.
Он поднял руку, провел по шее и удивленно посмотрел — рука была в саже. На его шее красовалась аккуратная черная полоска, которая пересекала гортань и яремную вену.
— Он тебя сделал, Сикор. Вчистую. В первый раз на моей памяти.
Тогда Сикор сделал то, чего я не ожидал — он повернулся ко мне и поклонился.
Хорунжий обратился ко мне:
— Юджин, пошли-ка в мою палатку. Нам с Господином магом не терпится услышать твою историю.
— Есть!
Хорунжий улыбнулся:
— Быстро учишься. Сикор, пошли с нами, кажется, это твой клиент.
— Или я его, — проворчал Сикор, стягивая броню.
Когда мы пришли, меня посадили посреди комнаты, а маг устроился сзади. Подозреваю, чтобы в случае опасности успеть меня сжечь. Я улыбнулся — если бы я захотел, они бы даже пикнуть не успели. И без всякой магии.
— Рассказывай.
— Я был охотником при дворе Барона. Если честно, я его внебрачный сын — моя мамка ему приглянулась, поэтому я умею читать и писать. Но меня никогда не тянуло сидеть во дворце, я выбрал свой путь и стал охотником. У меня была жена и двое детей. Однажды, когда меня не было дома, случайная молния во время грозы подожгла дом и когда я пришел, то вместо семьи нашел только пепелище. Я ушел в лес. Надолго. Искал смерти. Много лихих людей положил, ну и зверья всякого. Как-то набрел на одну избушку — там дед жил, уже старый. Когда я подходил к его дому, то услышал рев медведя. Поскольку была уже поздняя осень, я понял, что это шатун. Я подкрался и убил медведя. Дед меня потом очень благодарил и предложил пожить у него — помочь ему по хозяйству. Поскольку я не был связан никакими обязательствами, то решил остаться. Как выяснилось, он был великий мастер-колдун — это именно он меня всему научил. И именно он первым мне сказал, что у меня есть Зеленый талант. А он сам, как он сказал, был Черным. Я два года у него прожил, но ничего о нем не знаю. Даже его имени, хотя он меня каждый день по два раза тренировал — утром и вечером. Он просил его Дедом называть или Мастером. Он же научил меня ауры видеть — вон господин Маг — Желтый. А потом я как-то пришел с охоты — а его нет. И такое ощущение, что уже давно — он вообще великий мастер маскировки был. Я неделю в его доме еще прожил, да и ушел. Набрел на ваш обоз, решил с вами пойти, а тут как раз налет этот. Меня взрывом знатно приложило.
Сзади задумчиво прозвучало:
— Похоже на правду. Говорили, что Черные мастера иногда так уходят от дел — просто скрываются в лесу и больше о них никто ничего не слышит. Может быть такое. А после того, что я увидел, понятно, что видна Черная школа.
Хорунжий:
— Юджин, поступаешь в распоряжение Сикора в разведывательно-диверсионное подразделение. Элиту нашу, так сказать.
— Господин Хорунжий, а можно я пока у себя в подразделении побуду? Мне кажется, там есть пара хороших ребят, только они не разбужены, как говорил мой Мастер.
— Хорошо, месяц сроку у тебя — как раз следующее пополнение придет. Посмотрите, может, еще кого выберете, и тогда — на фронт.
Я вышел из командирской палатки, через некоторое время меня догнал Сикор.
— Ты знаешь, а ведь меня тоже Чёрный учил, только не долго — убили его. Наверное, свои же. Мы, когда бились с тобой, я вдруг понял, что ты меня просто пожалел — ведь убить мог в любой момент. Я прав?
— Не порть себе этим голову. Ты лучший боец, чем 99,9 % населения. Кроме того, важна не индивидуальная работа, а командная — так что я с тобой. Ты мне лучше вот что скажи: как относишься к этим гигантам Пулу и Фтулу.
— Бойцы неплохие, но люди — явное говно. Я за ними неделю уже наблюдаю. Гнилые они.
— Если я их жизни научу, никто против не будет?
— Думаю, нет, давно пора. Только Колин и может погоревать — ну так по нему самому фронтовые вши давно плачут.
Вообще у меня с Сикором почти сразу сложились такие отношения, как будто мы знали друг друга очень давно. Моя интуиция не была против, и я тоже решил этому не противиться.