Мой профессор

Глава 28

Эмелия

В понедельник утром я с головой ухожу в работу. Приятно осознавать, что профессора Барклая нет в офисе и, следовательно, он не может отвлекать, и легко сосредоточиться, ведь в среду нам предстоит важная презентация. В то время как инженерные и архитектурные команды усердно работают над решением проблемы фундамента в Белл-Хейвене, команда по сохранению архитектуры трудится над каталогом материалов.

Мы далеки от того, чтобы учесть весь дом, но инженеры хотят получить обновленную информацию как можно скорее, чтобы иметь представление, с чем нам придется столкнуться, если мы планируем поднять эту громадину с земли для замены фундамента. В среду мы представим то, что у нас есть.

Наиболее важные элементы, которые необходимо учесть, это те, которые мы не можем легко повторить или заменить, по крайней мере, в такой степени, чтобы убедительно имитировать то, что уже существует в Белл-Хейвен. Например, на кухне есть большой эркер, состоящий из трех витражей, которые в сочетании образуют большую фреску. Мы знаем, что витраж выполнен студией Tiffany, скорее всего, самим Луи Комфортом, между 1905 и 1915 годами, поскольку стрекозы, изображенные на нем, выпускались стекольной компанией только в этот десятилетний период. Несмотря на незначительные повреждения, окна в основном сохранились в первозданном виде. По оценкам экспертов, в основном из Christie's и Sotheby's, если эти три панели будут выставлены на аукцион, то их стоимость превысит два миллиона долларов, а некоторые сомневаются, что они будут проданы меньше чем за три. Было бы нелепо, если бы они были повреждены во время работ по ремонту фундамента, и это лишь один из бесценных артефактов, которые мы пытаемся спасти в координации с другими командами в «Бэнкс и Барклай».

Во вторник вечером я задерживаюсь на работе почти до семи, дорабатывая детали своей части презентации. Мы передаем друг другу флеш-накопители, чтобы получить самые свежие файлы, и добавляем их в свои разделы по ходу работы. Это не самая эффективная система, и Хьюго постоянно ворчит, что мы застряли в каменном веке.

Льюис выходит из своего кабинета и запирает дверь.

— Эмелия, что бы ты ни делала, это, вероятно, не так уж важно.

— Так и есть, — заверяю я его, наклоняясь ближе к экрану своего компьютера, потому что мои глаза слегка затуманились оттого, что я весь день пялюсь на пиксели.

— Хорошо, тогда заканчивай и отправляй файл в типографию — он нужен им до 19:30. Не забудь.

— Не забуду, — говорю я, на самом деле не обращая внимания.

— Тогда иди домой. Поужинай. Отдохни.

Он не понимает. Я пока не могу сделать перерыв. На данный момент я не добавляю новый контент, а подправляю мелкие важные детали. Например, два слайда назад обнаружила картинку, которая не была идеально отцентрована по отношению к остальным, а в тексте, который Хьюго добавил сегодня, было две опечатки.

— Обязательно, — заверяю я его. — Во сколько я должна завтра забрать из типографии скрепленные буклеты?

— До восьми, иначе ты не успеешь на встречу.

— Поняла.

Он еще раз говорит мне идти домой, а потом уходит, и я остаюсь одиноким рейнджером в темном офисе, работающим в своей кабинке. Я просматриваю презентацию еще дважды, а затем отправляю ее по электронной почте в типографию к 19:26. Фух. Откидываюсь на спинку стула, обмякая от облегчения. Затем осознаю абсолютный беспорядок, который представляет собой поверхность моего стола, поэтому, прежде чем уйти, уделяю своему будущему «я» несколько минут на уборку. Некоторые обвинили бы меня в том, что я оттягиваю неизбежное.

Он не появится сегодня.

Я знаю это.

И не задерживаюсь допоздна только для того, чтобы профессор Барклай, выйдя из лифта, застал меня за рабочим столом, послушно работающей. Мне небезразлична эта работа. Мне не все равно, но я была бы очень рада, если бы он вернулся из Цинциннати сегодня.

На следующее утро я попадаю в ловушку, просыпаюсь так рано, что мне кажется, что могу не спеша собраться, но в итоге выбегаю из квартиры позже обычного. Приходится брать Uber, и вот уже 1 минута девятого, когда я захожу в типографию и звоню в звонок на ресепшене. Динь! Из подсобки, где на полную мощность работают промышленные печатные машины, выходит пожилой мужчина. Он вытирает испачканные чернилами руки о зеленое полотенце, улыбается и кивает мне.

— Доброе утро. Я здесь, чтобы забрать заказ для «Бэнкс и Барклай». 40 цветных буклетов, сверстанных и переплетенных. Заказ мог быть оформлен на Льюиса или на «Бэнкс и Барклай». Возможно, они даже оформили его на мое имя, Эмелия Мерсье.

Он хмурится и включает свой компьютер щелчком мыши, хватая очки, которые лежали у него на лбу, и опуская их на кончик носа, чтобы лучше видеть экран.

— Сейчас я проверю свою электронную почту, — говорит он без особой надежды в голосе. — Не помню, что собирал этот заказ сегодня утром.

Я издаю короткий нервный смешок.

— Уверена, что собирали. Я отправила его вчера вечером. И трижды проверила адрес электронной почты, чтобы убедиться, что все сделала правильно и отправила его по электронной почте в 19:26, чтобы успеть к 19:30.

Он вздыхает и бросает на меня сочувственный взгляд из-за очков.

— Вот в чем ваша проблема. Заказы на ночную печать принимаются до 18:30, а не 19:30.

Мое сердце замирает.

— Что вы имеете в виду?

Он возвращает очки на макушку, чтобы его синие глаза могли дать мне хоть какое-то утешение.

— Видите ли, я не могу обеспечить печать заданий, отправленных после 18:30. Я завален работой. Однако вижу ваш электронный адрес и могу доставить эти буклеты сегодня к пяти часам вечера.

Мой голос высокий и пронзительный, когда я отвечаю.

— Это не поможет. У меня встреча через тридцать минут.

Снова этот жалостливый хмурый взгляд. Как будто он знает, что из-за этого на кону моя работа. Сколько тупиц стояло там, где стою я? Достаточно того, что этот парень, похоже, ничуть не удивлен сложившейся ситуацией.

Клянусь, что слышала, как Льюис сказал, что надо успеть до 19:30, но опять же, я не обращала особого внимания. И не знаю наверняка, была ли это моя ошибка или его, и я не могу подойти к своему боссу и обвинить его в том, что он указал мне неправильное время. Это свалится мне на голову, я знаю.

— Мне жаль, — говорит печатник, качая головой. — Я еще не закончил. Хотелось бы. Но я с удовольствием возьмусь за дело, и к пяти часам буклеты точно будут у вас.

Наконец-то мои манеры начинают действовать. Этот человек не несет ответственности за мою ошибку. Сколько бы дерьма я ни поймала, это не его вина.

— Нет. Спасибо… все в порядке. Извините, что перепутала время.

Я могу заплакать. Выплакаться полезно. Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, не надо. Я повторяю это заклинание про себя, пытаясь как можно быстрее добраться до офиса. Конечно, пробки просто кошмарные, и в итоге я прерываю поездку в Uber, даю водителю чаевые, извиняюсь, а затем со всех ног пробегаю последние несколько метров до здания «Бэнкс и Барклай».

Чуть не пробегаю мимо охраны, и охраннику приходится кричать, чтобы я вернулась и предъявила свой пропуск. Его укоряющий взгляд никак не помогает обуздать мое беспокойство.

Все время, пока ехала в Uber, я пыталась дозвониться до кого-нибудь в офисе, предупредить о буклетах как можно скорее, но никто не отвечает на звонки, а у меня нет ни одного прямого номера, сохраненного в телефоне. Заходя в лифт, я снова пытаюсь дозвониться по основной линии, но как только двери закрываются, звонок обрывается.

Делаю глубокие прерывистые вдохи, пытаясь справиться со своими эмоциями в меру возможностей. Выйдя из лифта на седьмом этаже, я обнаруживаю, что моя команда столпилась вокруг конференц-зала, явно ожидая меня.

Льюис подбегает с облегчением на лице.

— Покажи мне буклеты, — говорит он, махая рукой, чтобы я передала их.

— Я пыталась вам дозвониться…

Он смотрит на мои пустые руки и сумку, которая слишком мала, чтобы вместить 40 переплетенных буклетов.

— Я… я не отправила файл в типографию вовремя. Вы же сказали, что у меня есть время до 19:30, но…

— У вас нет буклетов?

Его глаза расширяются в панике, что только заставляет меня паниковать еще больше.

— Они не были готовы.

Он подходит на дюйм ближе и понижает голос.

— Все ждут в конференц-зале, Эмелия.

— Я могу пойти и распечатать их прямо сейчас. Просто… Я могла бы воспользоваться принтером, а потом быстро скрепить все степлером…

Мой голос затихает, когда он сжимает переносицу и качает головой. Я вздрагиваю, когда он ругается.

— Нет времени. Пошли.

Он уходит, оставляя меня, в то время как остальная часть моей команды смотрит на него. Хьюго и Мира бросают на меня сочувственные взгляды, но это все. Все остальные следуют примеру Льюиса. Раздраженные взгляды трудно игнорировать, когда я быстро складываю вещи на стол и следую за всеми в конференц-зал, где, конечно же, сидит и ждет вся команда «Белл-Хейвен». Я прихожу на совещание последней.

Бросаю взгляд в сторону длинного стола для совещаний, зная, что там найду. Профессор Барклай вернулся. Он сидит рядом с мистером Бэнксом, и, хотя они тихо разговаривают, он не пропускает моего появления. Наши глаза встречаются на долю секунды, мое сердце готово разорваться, а затем я отвожу взгляд, осознавая тот факт, что едва держу себя в руках. Уверена, что у меня слезятся глаза и покраснело лицо. Мои руки сжаты в кулаки по бокам. Не хочу быть здесь. Не хочу терпеть эту встречу, и больше всего я хочу, чтобы его здесь не было, и он не стал свидетелем моего провала.

Пока Льюис начинает говорить, команда специалистов по охране архитектуры сгруппировалась в углу у входа. Он не теряет времени, чтобы бросить меня под автобус. Поблагодарив всех за участие, он извиняется за то, что мы будем работать только с цифровой составляющей презентации, выведенной на монитор за его спиной.

— Один из членов нашей команды не успел вовремя получить распечатанные буклеты, и, хотя это не удобно, если вы будете следить за презентацией, мы справимся.

Не упускаю из виду, что Инес отступает от меня на полшага, словно пытаясь дистанцироваться от моего недоразумения.

Тонкие уколы не прекращаются. В течение пятнадцати минут Льюис заставляет меня чувствовать себя только хуже.

— Вы могли бы лучше разглядеть это, если бы буклет был перед вами, но я говорю об этих окнах, и в буклете у нас была фотография, которой здесь нет, и на которой вы могли бы увидеть детали этой части наружного камня.

Все это время моя голова опущена от стыда.

Затем начинается самое интересное: каждый член команды по сохранению архитектуры по очереди выходит на сцену, чтобы рассказать о своей части презентации. Например, Хьюго назначен ответственным за атриум в передней части дома. Он рассказывает о некоторых проблемах, с которыми мы сталкиваемся при работе со стеклянным потолком и железными конструкциями. Мира рассказывает о парадной лестнице и фойе. Я освещаю стеклянные окна от Тиффани и ужасно нервничаю, когда Мира отходит в сторону и позволяет мне протиснуться вперед, так что все взгляды устремлены на меня. Даже в хороший день я бы нервничала, выступая перед залом, заполненным таким количеством важных людей. Сегодня же меня почти парализовало.

— Далее я буду говорить об окнах в комнате для завтрака.

— Говорите громче, пожалуйста, — говорит кто-то.

— Эм…

Мое горло сжимается так сильно, что мне приходится выдавливать каждое слово, пока я продолжаю. Эмоции видны в каждом дрожащем слоге.

— Я… я сказала, что окна от Тиффани, которые вы видите здесь, являются самой важной деталью в восточном крыле дома.

— Они тебя не слышат, Эмелия, — упрекает Льюис.

Изо всех сил стараюсь сохранить самообладание, когда слеза скатывается по моей правой щеке. Я поворачиваюсь, чтобы спрятать ее, но от этого всем становится только труднее меня услышать.

— Окна…

Льюис подходит и кладет руку мне на плечо, оттаскивая меня назад, чтобы он мог закончить мою часть презентации. Его гулкий голос вибрирует во мне, когда я отступаю за спины всех остальных, укрываясь за ними и смахивая слезы, которые теперь свободно текут по моим щекам.

Я только усугубляю ситуацию, ругая себя за то, что не сдержалась перед всеми на работе.

Когда собрание заканчивается, я с облегчением подаюсь вперед, немедленно поворачиваясь к двери, чтобы убежать, но затем слышу голос профессора Барклая, перекрывающий все остальные разговоры.

— Льюис, ты останешься на минутку. И Эмелия тоже.

Мое сердце болезненно колотится в груди, когда я жду, пока конференц-зал опустеет. Мира успокаивающе гладит меня по руке и держится в стороне, сколько может, но в конце концов ей тоже приходится уйти.

Когда мы остаемся втроем, смотрю в сторону Льюиса. Его самодовольное выражение лица в точности говорит мне о том, что, по его мнению, сейчас произойдет.

Профессор Барклай обходит стол зловещими шагами, подходит и встает передо мной, поворачиваясь к Льюису и становясь непроницаемой стеной между мной и моим непосредственным начальником.

Стоя спиной ко мне, он обращается к Льюису.

— Я едва смог высидеть эту презентацию. То, что вы только что сделали… — он качает головой, словно пытаясь успокоиться. — Хочу прояснить, что я не допущу, чтобы хоть с одним сотрудником этой компании обращались так, как вы только что обошлись с мисс Мерсье. Вы поняли?

Его тон не оставляет места для споров. Глаза Льюиса расширяются от шока. Очевидно, он не ожидал, что гнев профессора Барклая будет направлен на него.

— Теперь, что касается буклетов, которые ваша команда не смогла предоставить… — он снова поворачивается ко мне и спрашивает. — Эмелия, ваш непосредственный руководитель отправил их в печать?

Сначала колеблюсь, не желая злить Льюиса, но профессор Барклай снова произносит мое имя, на этот раз более настойчиво, и я качаю головой.

— А ваш руководитель — это Даг, верно? Даг или Льюис проверяли вчера вечером и убедились, что буклеты были отправлены в типографию к нужному времени?

Я снова качаю головой.

— А сегодня утром Даг или Льюис связывались с типографией, прежде чем вы пришли забрать буклеты?

— Нет.

— Это было всего лишь задание на печать, — раздраженно говорит Льюис. — Не так уж и важно.

Профессор Барклай резко поворачивается к нему лицом.

— Вот именно, и все же ты заставил Эмелию чувствовать себя дерьмово из-за этого перед всей компанией.

Его голос звучит так злобно, что я удивляюсь, как Льюис не съеживается от страха. Однако его щеки краснеют, и я отвожу взгляд, пытаясь выказать ему хоть каплю уважения, хотя сегодня утром он не оказал мне такой же любезности.

— Это была простая ошибка, допущенная новым сотрудником. Я ожидал от вас большего.

Льюис тяжело выдыхает.

— Понятно. — Он смотрит на меня, и выражение его лица смягчается. — Эмелия, я приношу свои извинения. Стресс доконал меня.

— Я… все в порядке.

И так оно и есть. Я просто хочу, чтобы все это поскорее закончилось. Хочу притвориться, что этого никогда не было.

Льюис почтительно кивает профессору Барклаю, затем обходит его, направляясь к двери. Конференц-зал теперь пуст, и мне требуется некоторое время, чтобы смириться с этим фактом.

Никто из нас не говорит.

Медленно поднимаю голову и смотрю на человека, по которому так сильно скучаю последние несколько дней. Его профиль обращен ко мне, и я рассматриваю его строгий черный костюм, накрахмаленную белую рубашку, фирменные часы. Мой взгляд скользит по гладко выбритой челюсти, а затем, когда он поворачивается ко мне лицом, я неохотно встречаюсь с ним взглядом.

— Льюис теперь подумает, что ты мне благоволишь.

Выражение его лица профессора суровое, когда он качает головой.

— Я бы сделал то же самое для любого из своих сотрудников, если бы они были на твоем месте, — настаивает он.

Верно.

Я отвожу взгляд.

— Ты так и не позвонила мне. — Его голос становится мягче… немного.

— А я должна была? — спрашиваю я, изображая невинность.

Он делает шаг ко мне, и я жалею, что мы в офисе. Хочу знать, что бы он сделал со мной, если бы мы сейчас были где-нибудь в другом месте.

Его пристальный взгляд медленно скользит по мне, не спеша осматривая меня сверху донизу. Может быть, он тоже скучал по мне.

— Чем ты занималась, пока меня не было? — спрашивает он.

— Ничего особенного. Много работала. Ходила на ужин с Александром и Эмметом.

Он заинтригован.

— Мы с Эмметом пришли к своего рода взаимопониманию, — добавляю я.

— Правда?

Я пожимаю плечами.

— Да. Я бы не назвала нас друзьями…

— Но он извинился?

— Да.

— Хорошо. Ты сказала, что много работала. Значит, никаких свиданий?

Я хмурюсь, не совсем понимая, что он имеет в виду.

— С мужчинами?

Он улыбается.

— С кем угодно.

— Нет. — Я делаю паузу, прежде чем спросить. — А как насчет тебя? Ты был хорошим мальчиком в Цинциннати?

Он думает, что это забавно, что я назвала его мальчиком. Его взгляд прикован к моим губам, как будто он обдумывает, как наказать меня за это.

— Да.

Я выгибаю бровь.

— Значит, в твоей жизни больше никого нет? Больше никто тебя не интересует?

Он перехватывает мой взгляд.

— Эмелия… мы все еще этим занимаемся?

— Ответь на вопрос.

Он подходит ко мне, принимая мою игру слов, и повышает ставки, наклоняясь так, чтобы оказаться на уровне глаз, когда отвечает.

— Больше никого нет. В Цинциннати я работал весь день, потом вернулся в свой гостиничный номер и постоянно проверял свой телефон, удивляясь, почему ты мне не звонишь. Я не мог выбросить тебя из головы.

Он так близко, что мы могли бы поцеловаться.

— Я тоже, — говорю я, не отрывая взгляда от его губ.

— Тогда избавь нас от этих страданий. Сходи со мной на свидание в пятницу.

Я даже не колеблюсь, прежде чем ответить.

— Нет.

Я не могу. Я не могу. Я не могу.

Вместо того чтобы рассердиться, он, кажется, забавляется моим отказом.

Он выпрямляется во весь рост, отчего я чувствую себя маленькой, когда он так близко, а затем засовывает руки в карманы с озорной искоркой во взгляде.

Я прищуриваю глаза, с подозрением относясь к его игре.

— Тогда хорошего рабочего дня, Эмелия.

Он оставляет поцелуй на моей щеке, но так быстро, что я едва успеваю почувствовать запах его одеколона. Затем он оставляет меня в конференц-зале, думать, какая же я дура, что отказала ему. Снова.