Мой профессор

Глава 29

Джонатан

В среду вечером мне уже давно пора уходить. Я остаюсь в офисе слишком долго. Сегодня утром я приехал сюда прямо из аэропорта. Встал с рассветом, и мне отчаянно хочется выйти и пробежаться, прежде чем завалиться спать. Весь день я чувствую беспокойство, но физическая нагрузка должна помочь.

Мне необходимо сделать несколько дел, но моя мама выбирает именно этот момент, чтобы позвонить и поприставать ко мне. Я говорю ей об этом, но она настаивает на том, что приставать — дело субъективное.

— Я считаю это развлечением, если хочешь знать. Добился ли ты какого-нибудь прогресса с девушкой в красном платье? Последние несколько недель я просматривала светские страницы, но вас нет ни на одной фотографии. Почему ты ее прячешь?

Набираю электронное письмо и отвечаю:

— Я не прячу ее. Мы не встречаемся.

— Жаль. Скажи мне еще раз, как ее зовут?

— Вообще-то, я никогда не называл тебе ее имени.

Она раздражена, что ее уловка не срабатывает.

— Неужели ты должен быть таким невыносимым? Я думала, что воспитала тебя лучше. Дай своей старой матери то, ради чего стоит жить…

— Тебе едва перевалило за 60. Ты занимаешься пилатесом четыре раза в неделю.

— Да, и учитывая то, как твой отец сводит меня с ума, завтра я буду на пороге смерти, занимаюсь пилатесом или нет.

— Эмелия Мерсье.

Эта фамилия останавливает ее на полпути.

— Ты шутишь. Она родственница Александра и Эммета?

— Вроде того. Это долгая история.

— Что ж, это делает ситуацию интересной, не так ли? А теперь ответь, почему вы не встречаетесь?

— Она мне отказывает.

Это заставляет мою мать рыдать от смеха. Бесконечно долго. Я переключаю ее на громкую связь, кладу телефон на стол и возвращаюсь к работе. Отправляю одно электронное письмо, читаю другое, а она все еще продолжает смеяться.

— Прости, — говорит она, пытаясь взять себя в руки. — О, я ужасна. Должна ли я сказать тебе, что все в порядке, и напомнить, какая ты находка? Нет, не стоит, ты это знаешь, и я только увеличу твое эго. Почему она тебе отказала? У вас что, нет химии?

Я прочищаю горло.

— Нет… это не проблема.

Раздается тихий стук в дверь, и я поднимаю глаза, чтобы увидеть Эмелию. Она избегает меня весь день, и я облегчаю ей задачу, отсиживаясь в офисе и наверстывая упущенное, пока был в Цинциннати.

Я смирился с тем, что у меня не будет возможности увидеть ее сегодня после презентации. Поскольку дверь моего кабинета закрыта, то не уверен, ушла она уже или нет, но предположил, что ушла. Теперь она топчется на пороге, ожидая приглашения войти. В этом нежно-розовом платье она выглядит как конфетка, и, что самое главное, я рад, что утренние слезы давно прошли.

Я машу ей рукой, приглашая войти.

— Может быть, дело в том, что она считает, что тебе недостает индивидуальности, — услужливо подсказывает моя мама. Я все еще держу ее на громкой связи, так что Эмелия это слышит.

— Может быть, — отвечаю я, ничуть не смущаясь. — Вообще-то, она сейчас здесь. Только что вошла в мой кабинет.

Эмелия хмурится в замешательстве.

— Я разговариваю по телефону с матерью, — говорю я.

Ее глаза расширяются, и она колеблется на полпути к моему столу.

— Эмелия, познакомься с Люсиль. Люсиль, Эмелия.

— О! Эм, привет, — застенчиво щебечет Эмелия.

— Здравствуй, моя дорогая, приятно с тобой познакомиться. Я задавала своему сыну всевозможные вопросы о тебе, но это еще лучше, я могу получить информацию прямо из первых уст.

Эмелия робко улыбается и подходит еще на шаг ближе, явно заинтригованная.

— Джонатан говорит, что ты его отвергла.

Смех вырывается у Эмелии, прежде чем она успевает сдержаться.

Затем ее взгляд встречается с моим, и она отвечает.

— Да… отвергла.

Эмелия находит это таким же забавным, как и я.

— Вы рассказали своей маме обо мне? — шепчет она.

— Конечно, — одними губами отвечаю я.

— Понятно, — говорит моя мама, — но мне любопытно, не связано ли это с его отношением, потому что я сказала, что ему действительно нужно поработать над собой. Никто не хочет встречаться с брюзгой, Джонатан.

Эмелия уже вовсю сияет.

— Иногда он бывает сварливым, — подтверждает она.

Моя мать стонет.

— Должна сказать, что это не с моей стороны семьи. Мне нравится думать, что я очень добродушная. Спроси кого угодно.

— Не верь ни единому ее слову, — возражаю я.

— Джонатан! — шипит моя мать. — Я чрезвычайно приятный человек!

— У нее острый ум и суховатое чувство юмора. Она съест тебя живьем, если ты не будешь осторожна, — предупреждаю я Эмелию.

— Она мне уже нравится, — говорит Эмелия, продолжая подходить ближе.

— Спасибо. А теперь вернемся к нашему вопросу. Ты сейчас с кем-то встречаешься, Эмелия, или ты одинока?

Я протягиваю руку, чтобы взять телефон, с меня хватит.

— Было приятно с тобой поболтать, но мне нужно идти.

— Ну и ладно. Ты такой зануда. Эмелия, дорогая, было приятно с тобой познакомиться. Ты кажешься замечательной, и, если когда-нибудь решишь встречаться с моим сыном, несмотря на сварливое отношение и все такое, я обещаю тебя баловать. У нас есть виноградник, он тебе говорил? Я пришлю тебе столько вина, сколько ты захочешь…

— До свидания, — вставляю я, прежде чем повесить трубку.

Эмелия склоняет голову набок, изучая меня.

— Ваша мама, должно быть, очень хочет, чтобы вы остепенились.

Я откидываюсь на спинку стула.

— Ей бы это понравилось.

— Почему?

— Она считает, что для меня важно иметь семью. Она знает, что это то, чего я хочу для себя, и беспокоится, что я посвящаю слишком много времени работе.

— В этом есть смысл… Мне просто трудно поверить, что у нее на примете нет какой-нибудь привлекательной девушки, на которой вы могли бы жениться. Возможно, кто-то, с кем вы выросли.

Понятия не имею, откуда у нее берется эта идея, но я быстро пресекаю ее.

— Она будет счастлива, кого бы я ни выбрал, лишь бы не скрывал от нее ее будущих внуков. Она привязалась к тебе, потому что увидела нашу совместную фотографию на том благотворительном вечере несколько недель назад. Она считает тебя сногсшибательной и говорит, что мы были бы милой парой.

Эмелия краснеет и опускает глаза.

— О…

— И, между прочим, так и есть. Что ты хотела?

Хочу, чтобы она сказала, что ей ничего не нужно, хочу, чтобы она пришла сюда с единственной целью — побыть в моей компании. Хочу, чтобы она признала, что так же влюблена в меня, как и я в нее. Тогда бы у нас что-то получилось.

Вместо этого она поднимает руку. Ключ от моего дома болтается у нее в руке.

— Подумала, что вы захотите его вернуть.

Это похоже на удар, хотя так не должно быть. Возвращаюсь к своему столу и хватаюсь за контракт, который просматривал до звонка матери.

— Ты хочешь вернуть его мне? — спрашиваю я, смачивая кончик указательного пальца, чтобы быстро пролистать страницы в поисках определенного раздела, который юристы хотели, чтобы я просмотрел.

— Это ваш ключ, — говорит она, протягивая его мне, чтобы я взял.

Не смотрю на нее и отвечаю несколько резко:

— Я не это спросил. Если ты хочешь оставить его себе, то оставь. Уверен, что он достаточно скоро снова понадобится.

— Не понадобится.

Пожимаю плечами, как будто это меня не касается, и указываю на угол своего стола.

— Тогда оставь там.

Я не даю ей того, чего она хочет. Ее тихое недовольство говорит мне об этом.

Краем глаза я вижу, как она подбрасывает ключ на ладони и крепко сжимает его, после чего огибает мой стол и направляется к двери. Видимо, она решила оставить его себе.

— Спокойной ночи, Эмелия, — говорю я, едва сдерживая торжество в голосе.

Не могу точно сказать, когда решил отказаться от борьбы и держаться подальше от Эмелии. На протяжении всех наших отношений я сдерживаю себя рядом с ней, но в какой-то момент между ее возвращением в мою жизнь и сегодняшним днем та небольшая решимость, которая у меня была, уничтожена раскаленным добела желанием. Я полностью бросаю игру, в которую играю. И больше не буду себя наказывать. Не пойду по пути: она слишком молода, сотрудница, слишком невинна и кротка, мне уже все равно.

К сожалению, похоже, что я пришел к этому решению раньше, чем она, а значит, ожидание еще не закончилось.

Тоска.

Желание.

Все это зреет под поверхностью.

Отчаянно хочу, чтобы Эмелия полностью сдалась, и не только для того, чтобы я смог соблазнить ее, и она позволила бы мне прикоснуться к ней физически, я хочу большего. Не хочу, чтобы этот ключ был спрятан в каком-нибудь ящике в ее квартире. Хочу, чтобы он был прикреплен к ее связке ключей и использовался дважды в день.

На следующий день раздается тихий стук в дверь моего кабинета, но я не утруждаю себя тем, чтобы оторвать взгляд от компьютера. Скорее всего, это Кэндис, менеджеры не стесняются стучать кулаком в мою дверь, а Кристофер даже не утруждает себя этим, прежде чем ворваться внутрь.

— Войдите, — зову я, готовясь к неизбежному.

Дверь скрипит.

— Вы оставили свой кофе в комнате отдыха.

Голос Эмелии — это укол адреналина, и мой взгляд устремляется в дверной проем, где она стоит, держа белую кружку за ручку. Она подходит к белой блузке, заправленной в простую юбку верблюжьего цвета. Она слишком коротка для офиса, но черные колготки пытаются скрыть этот факт.

Я быстро улавливаю суть игры.

— Спасибо. Ты можешь принести сюда? — спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно.

Она входит и осторожно закрывает за собой дверь. Не полностью, но нам все равно обеспечена конфиденциальность. Поступок выглядит невинным, совсем как она.

Смотрю, как она идет, жадно впитывая ее вид.

Она с грохотом ставит полную чашку кофе на угол моего стола, прямо рядом с моей пустой.

— Я не забыл свой кофе.

Она нахально улыбается, проводя пальцем по краю моего стола.

— Нет, но это то, что ты скажешь людям, если они спросят, зачем я сюда пришла.

— Зачем ты пришла?

Ее карие глаза заманивают меня в ловушку.

— Потому что ты не приходишь ко мне.

Бедная, бедная Эмелия.

Протягиваю руку, чтобы она подошла ближе, и она позволяет взять ее за запястье и потянуть. Я не сажаю ее к себе на колени. А практикую сдержанность. Поворачиваю ее руку так, чтобы она была обращена вверх, а затем провожу подушечкой указательного пальца по линиям ее ладони, чувствуя ее легкую дрожь.

— Что ты делала вчера вечером, когда вернулась домой? — спрашиваю я.

— Приготовила себе ужин, приняла душ…

— И?..

Она пытается сомкнуть ладонь и загибает пальцы, как будто все доказательства того, что она делала прошлой ночью, прямо передо мной.

Сомневаюсь, что скрываю тот факт, что злорадствую, когда отвечаю с намеком.

— Ты могла бы позвонить мне…

— Могла бы… да. На днях я так разозлилась на себя за то, что так часто смотрела на вашу визитку, что выбросила ее в мусорное ведро. Закопала ее на самом дне, под контейнерами с едой на навынос, но это неважно, я запомнила ваш номер.

Уголок моего рта приподнимается.

Отпускаю ее руку и откидываюсь в кресле. Она все еще стоит передо мной, и я просто рассматриваю ее, запоминая розовый оттенок ее помады, то, как он дополняет цвет ее щек.

— Чего ты хочешь от меня? — спрашиваю я, надеясь, что, если застану ее врасплох, она хоть раз скажет мне правду.

Она долго тянет с ответом и, наконец, качает головой.

— Я не знаю.

Вот в чем наша проблема.

Временами Эмелия может казаться кроткой и маленькой, но это означает, что она может быть и неуловимой. Она так хорошо умеет убегать и ускользать.

— Прошлой раз ты сказала мне, что притворялась, — предлагаю я, пытаясь понять, заставит ли это ее заговорить.

Она кивает, но больше ничего не отвечает.

Я не борюсь с тишиной. Что еще я могу сказать?

Она склоняет голову набок, изучая меня, и ее глаза сужаются.

— Не знаю, рассказывала ли вам, но, когда я переехала в Бостон, у меня только что закончились длительные отношения. Мой парень изменил мне.

Хмыкаю, хотя внутри борюсь с приступами ярости. Как можно быть таким глупым?

— Ты любила его? — спрашиваю я.

— Нет, — говорит она уверенно и убежденно. — Но это не отменяет того факта, что я только что разорвала отношения.

Ах, я понимаю, что она делает: строит свое дело против нас.

— И кроме того… вы мой босс. И слишком старый.

Это почти заставляет меня рассмеяться, но я сдерживаюсь, пока она продолжает свой список.

— Вы живете в другом мире. Ваша ванная комната размером со всю мою квартиру…

— Эмелия.

Ее взгляд внезапно загорается.

— Это. — Она обвиняюще тычет пальцем мне в грудь. — Вы произносите мое имя, и у меня по позвоночнику пробегает дрожь. Вы обладаете слишком большой властью.

Она действительно пытается выставить меня злодеем.

Я приподнимаю бровь, выглядя не впечатленным.

— Ты закончила?

— Да. Давайте покончим с этим, — говорит она, перевирая мои слова, снова пытаясь избежать этого.

— Я не буду заставлять.

— А я и не хочу, — настаивает она.

Какая лгунья. Она была бы рада, если бы я заставил ее. Это то, что я делаю с самого начала. Если я играю роль агрессора, значит, она снимает с себя ответственность за свои действия. Ей не нужно задумываться о том, чего она на самом деле хочет. Она дрейфует в море, отдаваясь на милость волн, и это ей нравится.

Я мог бы сделать то, что делал последние несколько недель. Я мог бы заполучить ее.

Но надолго ли?

Кэндис звонит, чтобы предупредить меня о первой встрече, и Эмелия ускользает. Никто, кроме меня, не обращает на нее внимания, когда она покидает мой кабинет. Я слежу за каждым ее шагом, пока она не возвращается в свою кабинку.

Субботним вечером я крепко сплю, когда рядом с кроватью звонит телефон.

Сначала я протягиваю руку, чтобы выключить его, но затем отвечаю на звонок сонным и раздраженным.

— Что?

— Черт. Вы спите?

Голос Эмелии окончательно будит меня. Переворачиваюсь на спину и проверяю время: почти час ночи, и, судя по звуку, она не дома. На заднем плане звучит громкая танцевальная музыка. От этого пульсирующего ритма у меня звенит в ушах.

Я сажусь.

— Эмелия? Где ты?

Она игнорирует мой вопрос.

— Я же говорила, что запомнила ваш номер.

Ее голос едва слышен из-за шума, и трудно сказать, звучат ли ее слова слегка невнятно.

— Где ты? — снова спрашиваю я, поднимаясь с кровати, мой голос властный и настойчивый.

— Александр пригласил меня выпить, чтобы поднять мне настроение.

Я уже двигаюсь к шкафу, снимаю с вешалки рубашку и натягиваю ее одной рукой.

— Поднять настроение? — спрашиваю я, стараясь, чтобы она не отвлекалась от разговора, пока я буду думать, как до нее добраться.

— Да, — смеется она. — Не могу точно вспомнить, как это произошло. Он звонил мне, я знаю это, и, наверное, мой голос звучал немного подавленно. Он настоял, чтобы я встретилась с ним, чтобы выпить, но это было часа четыре назад… и пришли несколько его друзей. Вы их знаете? Харрисон и Мариэль? Они хотели побывать в другом месте. Мы уже столько их посетили, что я сбилась со счета.

— Эмелия…

— Я даже не знаю, в какой части города нахожусь. Вы меня слышите? Музыка такая громкая.

— Ты рядом с Александром? Передай ему телефон, пожалуйста.

— Он только что был здесь, но теперь я не знаю, куда он делся. — Ее голос такой тихий, как будто она отодвинула телефон от уха.

— Найди официанта или бармена и передай им телефон.

Натягиваю туфли и уже направляюсь к двери. Хотя я пока не знаю, где она, но точно знаю, что в городе есть всего несколько мест, достойных Александра и его друзей.

— Я у бара, но здесь негде присесть.

— Спроси у кого-нибудь название заведения.

— Извините, — говорит она кому-то нежным и сладким голосом.

— Привет, милая, — отвечает грубый голос.

Я уже знаю, что завтра разорву Александра на части.

— Вы можете сказать, где я нахожусь?

Парень смеется.

— Судя по тому, как ты выглядишь в этом платье… мы, наверное, на небесах.

Эмелия не обращает внимания на идиотскую фразу. Она неловко благодарит его и спрашивает снова. Я едва слышу название бара. Звук приглушенный, но думаю, что знаю его.

— Оставайся у бара. Попроси воды, если сможешь, но никуда не уходи. Мне потребуется всего несколько минут, чтобы добраться. Ты можешь оставаться на связи?

— Мне ничего не угрожает. Вам не нужно так защищать меня.

Разве нет? Какой у меня выбор? Она держит мое сердце на ладони. Она раздавит нас обоих, если не будет осторожна.

Чувствую себя слегка дезориентированным, когда еду по улицам Бостона посреди ночи. Переход от глубокого сна к бодрствованию так быстро вызывает у меня ощущение, что я нахожусь в каком-то лихорадочном сне. Добираюсь до L'ultima Cena за рекордно короткое время и паркуюсь у входа. Мне насрать, оштрафуют меня или отбуксируют. Если моей машины не будет, когда вернусь с Эмелией, я отвезу ее домой на такси, а обо всем остальном позабочусь позже.

Чтобы попасть в бар, нужно отстоять очередь, но вышибала, должно быть, увидел, как я подъезжаю к обочине, словно летучая мышь из ада, потому что он не останавливает меня, когда я проскакиваю мимо него и направляюсь внутрь.

Музыка встречает меня, как удар кулаком в лицо. Сердце колотится в груди, когда осматриваю толпу в поисках ее. На обширном пространстве расположены три бара, и я нахожу Эмелию во втором, рядом с каким-то парнем, который, наклонившись, разговаривает с ней.

Подойдя к ней, беру ее за руку и осторожно поворачиваю.

На полсекунды ее глаза расширяются от тревоги, а затем она с облегчением поворачивается ко мне.

— Кто ты? — спрашивает меня парень.

Я даже не смотрю на него.

— Пошли, — говорю я, помогая Эмелии слезть с барного стула.

Она теряет равновесие, поэтому я прижимаю ее к себе и направляюсь к двери.

Александр останавливает нас на полпути.

— Эмелия, я искал тебя. И ни хрена себе! Смотрите, кто присоединился! — он хлопает меня ладонью по груди.

Один взгляд на его расширенные глаза говорит мне все, что нужно знать, наркотическая привычка, которую он подхватил в Сент-Джонсе, жива и здорова.

— Уйди с дороги.

Когда он не двигается, я начинаю обходить его, и он смеется.

— В чем проблема, чувак? Останься. Повеселись с нами.

Я не оборачиваюсь.

— Ночь только начинается!

Его крики остаются без внимания.

Мое кровяное давление сразу же падает, как только я вывожу Эмелию на свежий осенний воздух. Без громкой музыки я могу мыслить более ясно. Разворачиваю ее лицом к себе и беру за подбородок. Ее веки опущены и выглядят усталыми, но она не под кайфом.

— Александр давал тебе что-нибудь?

Черты ее лица искажаются в замешательстве.

— Выпить? — спрашивает она. — Да.

— Нет. Он давал порошок, таблетки? Наркотики, Эмелия.

Даже в пьяном состоянии мой вопрос настораживает ее.

— Нет, — настаивает она. — Ничего.

Почувствовав облегчение, отпускаю ее, затем беру за руку чуть выше бицепса и мягко направляю к машине. Мне повезло, что она все еще там, и без штрафа.

— Сюда, — говорю я, помогая ей опуститься на пассажирское сиденье и стараясь защитить ее голову. Надежно пристегиваю ее, затем обхожу машину спереди. К тому времени, как сажусь, ее глаза уже закрыты.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спрашиваю я, заводя машину.

— Устала, — тихо говорит она.

— А как желудок?

— Все в порядке, — обещает она, не открывая глаз.

Протягиваю руку, чтобы коснуться внутренней стороны ее запястья. Не знаю, зачем я это делаю. Я не врач и не знаю, что ищу, но чувствую себя лучше, когда она в моих руках. Мне нравится считать ее пульс и знать, что с ней все в порядке.

Она не шевелится, когда я вливаюсь в поток машин и еду домой. Когда подъезжаю к дому, ее голова откидывается в сторону, и я понимаю, что она без сознания. После того как припарковался, я не бужу ее. Расстегиваю ремень безопасности и заношу в дом, следя за каждым ее вздохом.

Сразу же направляюсь в свою комнату и кладу ее на кровать. Убедившись, что она не откатится в сторону, беру футболку из шкафа и начинаю раздевать ее. От одежды, в которой она была в баре, пахнет алкоголем и дымом. Раздеваю ее так уважительно, как только могу, двигаясь и прикасаясь к ней, как родитель, ухаживающий за ребенком, а не как любовник, соблазняющий женщину. Я не задерживаюсь на ее теле. После того как заканчиваю стаскивать платье, выбрасываю его в коридор. Затем надеваю ей через голову одну из своих футболок.

— Эмелия? — спрашиваю я, с любопытством ожидая, не зашевелится ли она.

В идеале надо было бы дать ей попить воды, но она не двигается.

Достаю из ванной мусорное ведро и ставлю его на пол рядом с кроватью, а затем осторожно переворачиваю ее на бок, чтобы убедиться, что она в безопасности. Cажусь на кровать позади нее, прислонившись к изголовью, и смотрю, как она спит. Когда она кажется слишком неподвижной, я протягиваю руку и проверяю пульс у нее на шее. Каждый раз он нормальный. Я беспокоюсь по пустякам.

Если я и сплю, то короткими перерывами. Большую часть ночи провожу на вахте. Парень из Сент-Джонса, на несколько классов старше меня, задохнулся собственной рвотой после обильной ночной попойки. Это было предупреждение, и я прислушиваюсь сейчас к Эмелии.

Она несколько раз вздрагивает, но в остальном крепко спит до десяти утра. Я пью уже вторую чашку кофе, работая на ноутбуке в углу комнаты, когда она стонет и садится.

Наблюдаю, как она приходит в себя. Больно видеть, как она морщится, а потом прикрывает глаза от утреннего света.

— Рядом с кроватью есть лекарство.

Мой голос заставляет ее подпрыгнуть, как будто она не уверена, где она и с кем.

— И вода. Пей маленькими глотками, пока не почувствуешь, что желудок нормально работает.

— Спасибо, — говорит она скрипучим и слабым голосом.

Не теряя времени, она запивает таблетку, а затем перекидывает ноги, хватается за край и остается там, зависнув.

Ее взгляд устремлен в пол. На меня она по-прежнему не смотрит.

Ее каштановые волосы растрепаны, макияж размазан, губы потрескались. Моя футболка едва доходит до верха ее бедер, ее длинные ноги свисают с края матраса. На правой голени — синяк.

— Мне стыдно, — говорит она, не отрывая взгляда от пола.

— Не стоит.

Она колеблется, прежде чем признаться.

— Не помню, чтобы вы приходили за мной в бар.

По ее шее пробегает румянец.

Не сразу понимаю, что сжимающая мою грудь эмоция — это гнев.

— Было трудно идти в ногу с Александром и его друзьями, — продолжает она. — Я не понимала, во что ввязываюсь, когда согласилась пойти с ним.

— Я должен был предупредить тебя.

Наконец, она смотрит на меня из-под опущенных ресниц.

— Александр тусовщик…

— Это еще мягко сказано. Он богатый парень, ни перед кем не отчитывающийся.

Она хмурится.

— Он был добр ко мне.

— Прошлой ночью он подверг тебя опасности.

Не упускаю из виду, как она откидывается назад в ответ на мой резкий тон.

Делаю глубокий вдох и пробую снова.

— Он милый, но у него есть проблемы, о которых я не знал до вчерашнего вечера. Не думаю, что было бы разумно снова встречаться с ним и его друзьями.

Она фыркает, как будто одна эта мысль безумна.

— Не волнуйтесь, я не планирую. — Она, наконец, соскальзывает с кровати и поворачивается, осматривая пол, прежде чем спросить. — Вы… у вас моя одежда?

— Ее нужно было сжечь.

Ее глаза расширяются, и чтобы развеять беспокойство, указываю на дверь.

— Она в коридоре, но ты можешь просто продолжать носить мою футболку. Штаны я тебе тоже дам.

Откладываю ноутбук и встаю, чтобы принести ей что-нибудь еще из одежды.

Она качает головой.

— Я просто возьму свое платье и не буду вам мешать.

— Эмелия…

— Профессор…

— Джонатан, — нетерпеливо поправляю я.

Она морщится.

— Я чувствую себя ужасно из-за того, что позвонила вам прошлой ночью и заставила приехать меня спасать. Могу только представить, о чем вы подумали: «У этой девчонки больше никого нет в жизни, так что ей приходится звонить мне». — Она смущенно стонет. — Уверяю вас, если бы я не была новенькой в этом городе, мне хотелось бы думать, что мне было бы кому позвонить, но…

— Прекрати.

Она вздрагивает и смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— Я не буду слушать, что бы ты еще ни собиралась сказать. Ты пытаешься преуменьшить то, что здесь происходит. Можешь думать все, что тебе заблагорассудится, отталкивать меня сколько угодно, но я не позволю тебе изменить правду. Я вскочил с постели и поехал за тобой еще до того, как ты меня об этом попросила. Я спешил, чтобы добраться до тебя, Эмелия.

— Из чувства долга, — возражает она.

— Из…

Чуть не произношу слово, которое поражает меня, слово настолько шокирующе неуместное, что я замолкаю от того, что оно вертится у меня на кончике языка.

Но она этого не чувствует. Она видит только мою неудачную попытку придумать опровержение, которое закрепило бы ее место в моей жизни, основанное на желании, а не на долге, и она использует это как свое спасение. Обходит комнату, собирает вещи, снова благодарит меня. Я не говорю ни слова.

Эмелия покидает мой дом, и я остаюсь наедине с собой на весь остаток воскресенья.

Днем я стою на кухне, не испытывая облегчения от тишины и покоя, а наоборот, задыхаясь от них. Я бы хотел, чтобы Эмелия осталась. Жаль, что у меня не хватило смелости произнести это чертово слово.