— Помощник прокурора? Это Пятакова, что ли? — Спросил я.
— Да, Пятакова, — кивнул Артур.
Я слышал о том, что в городе появился новый прокурор по фамилии Пятаков. Старого недавно сняли. Звали бывшего прокурора Александром Барышниковым и, насколько я понимал, сняли его как раз потому, что был он связан с Горелым, главарем Мясуховских, до сих пор сидевшим в СИЗО и ждавшим суда.
Конечно, все это были только слухи, которые доносились до меня от сотрудников Обороны и знакомых. Но таких совпадений не бывает.
Наверняка старый прокурор обтяпывал с мясуховскими какие-то делишки. Скажем, прикрывал их перед законом. Ну и спекся, когда его «покровитель» Горелый оказался за решеткой.
К тому же было у меня определенное ощущение, что Горелый сам сдал прокурора. Видать, следаки не хило нажали на главаря Мясухи. Еще бы, он в край обнаглел за последние годы и позволял себе слишком многое. Сейчас же, банда его ослабла, ну и органы осмелели. Все чаще и чаще в газетах писали о том, что милиция взяла новых участников Мясуховской ОПГ, за их старые преступления.
А вот Пятаков был темной лошадкой. Перевелся он в Армавир откуда-то из другого района или даже города. Откуда именно, я не знал. Да и самого его я тоже не знал. Новому прокурору только предстояло себя проявить. Возможно, окажется он честным человеком, а может быть и последней мразью. Время покажет.
— А вы кто? — Спросил Коробейников.
Мне показалось, он хотел дополнить: «бандиты, что ли?», даже рот приоткрыл для этого, однако не решился высказать свою мысль.
Мы с Волковым переглянулись. Взгляд старого КГБшника был, как всегда, бесстрастным и спокойным.
— Я Летов, Виктор, — представляясь, приложил я руку к груди. — Начальник охранного агентства «Оборона». А это вот, Сергей Константинович Волков. Частный детектив. Помогает мне в работе.
Волков как-то по-старинному снял шляпу, здороваясь с помощником прокурора. Хотя он и удостоил его вниманием, но совсем мимоходом. Видно было, что всеми своими мыслями старик был где-то на берегу реки.
— Летов? А я о тебе слышал, — Коробейников помрачнел. — Одно время о тебе много говорили. Особенно летом.
— Не все то, что обо мне говорят — правда, — сказал я.
— Мгм, — кажется, не совсем поверил Коробейников.
Однако мне было все равно.
— Мы искали тут одного человека, — сказал вдруг Волков. — И есть вероятность, что он встречался с твоим отцом.
Лицо Коробейникова вытянулось от изумления.
— О чем это вы?
Мы с Волковым встретились взглядами. Старый КГБшник поджал губы, вопросительно приподнял бровь. Я кивнул.
— Где рыбачил твой отец? — спросил я.
— Вон там, под деревом.
Коробейников жестом указал на несколько высоких деревьев, росших на берегу. Их окружала плотная рощица из низкорослой молодой акации и кустов терна.
— Там заводь. Ну и бурелому нанесло. Это отцово любимое место было. Он называл его плотиной.
— Пойдем посмотрим, — сказал Волков. — Может, чего-нибудь интересного разузнаем.
Я одобрительно глянул на Волкова. Хотя старик и не выглядел сочувствующим молодому помощнику прокуроров, его опытный глаз, возможно, найдет ключик к тому, куда же делся папаня Коробейникова. И хотя я понимал, что участь рыбака, скорее всего печальна, был твердо убежден, что если даже и так, парень вправе знать, что стало с его отцом. Вряд ли рыбак жив. Однако говорить об этом Коробейникову я пока что не спешил.
— Ну пойдемте, — несмело согласился помощник прокурора.
Я заглушил двигатель БМВ, оставил машину на дороге. Вместе мы спустились к рощице и вышли на берег по узенькой тропинке. Сразу увидели насиженное рыбаком место.
Снасти свои отец Коробейникова расположил между толстыми стволами деревьев. Здесь брошенной осталась удочка и донка. Колокольчик последней нервно позвякивал, отмечая поклевку.
Из вещей был тут еще складной табурет и сумка. Длинный садок, прилаженный на берегу, болтался дном в воде. Сумка стояла распотрошенной. Вокруг разбросали мелочовку, которую рыбак в ней носил.
— Что-то искали, — шепнул мне Волков.
— Может, ключи от машины?
— Вот тут отец сидел, и как сквозь землю провалился, — проговорил Коробейников.
Волков опустился на корточки. Стал изучать сырой землистый берег. Следов тут, на влажной земле, было много. Беспорядочные, натоптанные один на другой, они, казалось, не могли ничего сказать бывшему КГБшнику.
К моему удивлению, он как-то умудрился найти в них зацепку. Встав, Волков уставился на большой бурелом, оградивший собой заводь от могучего течения Кубани.
Я не прерывал старика, а Коробейников странно смотрел на него. Кажется, его удивляло поведения КГБшника.
— Он сыщик? — Зачем-то спросил Коробейников.
— Угу. Следы умеет читать.
Волков медленно прошел по низкорослому суховатому береговому бурьяну. Пару раз садился он то тут, то там. Заглядывал между иссушенных августом и теперь сырых от промозглой погоды стебельков мертвых трав-однолеток.
Когда старик вернулся, то, не говоря ни слова, полез в рыбацкую сумку. Стал осматривать и ее. Аккуратно брать разбросанные вещи. Спустя пару минут он приблизился ко мне, шепнул:
— Поехали.
— Что?
— Тут все и так понятно. Поехали.
— Что понятно?
— Рыбак увидел утопающего Нерона. Тот зацепился за корягу на этой платине. Я видел на корчах засохшую кровь. Старик полез его спасать и, либо сам грохнулся в воду, либо его столкнул Нерон. Я склоняюсь ко второму варианту. Потом Нерон нашел ключи от машины в сумке и свинтил.
Я глянул на Коробейникова. Тот непонимающе смотрел на нас и, видимо, ждал, что мы ему что-нибудь расскажем.
— Так скажи ему, — я кивнул на парня.
— Зачем?
— Он должен знать.
Волков поджал губы. Зыркнул на Коробейникова.
— Чего вы там шепчетесь? — Спросил, наконец, парень.
— Пойдем. Нам нечего тут делать. Ничего полезного мы не найдем, — сказал шепотом Волков и направился вон с берега.
Когда я пошел к Коробейникову, КГБшник, неожидавший этого, обернулся.
— Мы ищем одну сволочь, — начал я. — Он был тут. Как мы и думали, повстречался с твоим отцом.
Коробейников, будто бы не совсем понимая, к чему я клоню, нахмурился и вопросительно покачал головой.
— Летов! — Окликнул меня Волков.
Я не отреагировал на его слова.
— Мне очень жаль, но мой товарищ говорит, что твой отец, скорее всего, мертв.
— Ч-что? — Глаза Коробейникова расширились от удивления.
Он изумленно прыснул, будто я сказал ему какую-то глупость.
— Что ты несешь?..
Лицо помощника прокурора побледнело. Видимо, он и сам, в глубине души, прекрасно понимал, что с отцом случилось неладное. Да только все еще отказывался в это поверить.
Волков гневно засопел, слыша, что я рассказал все мальчишке. Я понимаю, почему старик не хотел этого делать. Ему не хотелось лишний раз привлекать к нашему делу внимание. Понимал он, что расскажи я все Коробейникову, он немедленно пойдет в милицию. А учитывая его должность, менты не оставят это дело просто так.
А я считал по-другому. Считал, что парень имеет право знать, что стало с его близким человеком. Имеет право знать, кто в этом виновен.
— Вызови милицию, — сказал я. — Пусть водолазы проверят это место.
Я окинул рукой платину и заводь.
Коробейников быстро-быстро заморгал. Шмыгнул носом, сдерживая слезы. Потом оглянулся.
— Ты думаешь?..
— Да, — кивнул ему я.
Он сглотнул тяжелый ком.
— Кто вы такие?
— Летов! — Крикнул мне Волков.
Я обернулся.
— Не усложняй нам дело!
— Он имеет право знать, — холодно ответил я.
Волков плюнул и скрылся в кустах. Пошел по тропинке к дороге.
— Держись, — я тронул плечо Коробейникова. — Я знаю, каково это. Тоже терял важных мне людей.
Так, я и оставил парня на берегу. Оставил его разбитым и уставившимся в темные воды Кубани.
— Зачем ты ему все рассказал? — Спросил долго молчавший Волков, когда мы ехали в контору Обороны.
— А зачем ты поперся на берег? Мог бы просто оставить Коробейникова там. — Невозмутимо ответил я.
— Из-за тебя у нас могут быть проблемы. Ты что, не понимаешь? Теперь менты могут к нам прицепиться. Станут задавать лишние вопросы. Ты сделал глупость, Летов. Если бы я был уверен, что на берегу не осталось зацепок, не поперся бы туда из одной жалости к этому прокуроришке.
Я глянул на мрачного, словно туча, КГБшника.
— Знаешь, Сергей, — я окончательно перешел на «Ты», — даже когда вокруг творится беспредел, нужно оставаться человеком. Парень потерял отца. Он имеет право это знать. Имеет право похоронить его по-человечески, если найдет тело.
— Нас будут расспрашивать об убийце, — протянул сквозь зубы Волков.
— Пусть расспрашивают. Если за дело возьмется милиция, это осложнит Нерону и Фомину жизнь.
— Нам тоже. Ты забыл, что я стрелял в Неронова?
— Надо думать, ты немедленно признаешься в этом, как только участковый окажется на пороге Обороны?
— Летов, разве ты не понимаешь, как ты усложнил нам дело? — Повторил Волков и зло уставился на меня.
— Понимаю. Но считаю, что поступил правильно.
— Я был о тебе лучшего мнения, Виктор, — после недолгой паузы сказал КГБшник.
— Ты можешь думать обо мне что угодно. Меня это мало волнует, — не отвлекаясь от дороги, ответил я.
— И теперь я думаю, что ты не надежный человек.
Я тормознул БМВ, съехал в первый же стояночный карман. Заглянул в бесстрастные глаза Волкова.
— Если ты мне больше не доверяешь, можешь идти. Коль уж я потерял твое доверие, мы не сработаемся.
Не ожидавший такого поворота Волков нахмурил брови. В его глазах заплясали недобрые искорки.
— Фурсов…
— С Фурсовым мы как-нибудь разберемся. Отвезем его, куда скажешь, и передадим тебе. Теперь он будет твоим пленником, Сергей.
— Мы с тобой в одной лодке, Летов, — покачал Волков головой.
— Если ты считаешь, что не можешь мне довериться, то уже нет.
— Как я могу тебе доверять, после того, что ты вытворил на реке?
— После того, что сказал парню о его погибшем отце? А что бы ты сделал, оказавшись на его месте? Если бы, скажем, не узнал, как погиб твой племянник? Кто его убил? Как бы ты тогда себя чувствовал?
Волков опустил взгляд.
— Ты бы чувствовал злость и бессилие. Маялся бы оттого, что ничего не можешь сделать. Мне это знакомо, Сергей.
«Я прожил с этим чувством всю прошлую жизнь» — хотелось мне добавить, но я сдержался.
— Мне тоже это знакомо, — помолчав полминуты, сказал вдруг Волков. Потом поднял взгляд к окну своей двери. Уставился в видимое ему серое небо. Вздохнул. — Наверное, ты прав. Я погорячился. Извиняюсь за это.
Я тоже вздохнул.
— И ты прав. Вероятно, я и правда усложнил нам жизнь. Но иначе поступить я не мог. Иначе было бы несправедливо.
— Просто я привык мыслить прагматично. Прагматично было бы не говорить ничего пареньку. — Пробормотал Волков.
— Я знаю. Но никакой прагматизм не заставит меня поступить не по совести.
Волков поджал бледноватые губы. Покивал.
— Что ж. Поехали, — сказал он. — Нам нужно как-то выйти на след Неронова.
— Нужно, — согласился я и тронул БМВ.
— Откройте! Василий, откройте, пожалуйста!
В дверь громко стучалась хозяйка. Нерон вздрогнул, поморщился от боли, разлившейся по животу. К счастью, она была не такой острой, как пять минут назад. Морфий уже действовал, и Василий Неронов даже чувствовал легкую эйфорию, вызванную наркотиками. К его счастью, она облегчала не только боль, но и горечь от неудачи. А также тяжесть от нового приказа, отданного генералом.
— Подождите, секунду. Я сейчас открою, — сказал он, натягивая сухую кофту.
Глупая соседка не стала ждать. Он услышал, как ключ зашурши в замоченной скважине. Как щелкнул замок. Дверь загрохотала, подпертая табуретом.
— Что? — Возмутилась соседка по ту сторону. — Что вы там делаете? Зачем закрыли дверь?
— Вот сука старая… — пробурчал Нерон себе под нос, быстро комкая и засовывая под койку свою сырую от речной воды и крови одежду. — Вот что тебе дома не сидится, падлюка?
Про себя он ругал еще и Фурсова, подобравшего им такую неудачную квартиру. Неужели нельзя было снять комнату где-нибудь в хрущевке, чтобы не шифроваться постоянно от надоедливой старушки?
— Если вы не откроете мне сейчас же, я вызову милицию!
— Подождите! Я сейчас, только штаны надену!
Он быстро сгреб медикаменты и аптечные инструменты, кинул себе в чемодан. Туда же отправился и телефон. Неронов схватил какие-то свои брюки, подвернувшиеся ему под руку, стан натягивать.
— Считаю до трех! Если вы не откроете…
— Иду! — Он застегнул ширинку.
Внезапно взгляд его упал на стол. Там лежал брошенный Фурсовым ПМ. Снова поругав бывшего товарища за растяпистость, он схватил пистолет, открыл боковой карман сумки, чтобы спрятать оружие. Замер. На глаза ему попалась струна, которую он прихватил с собой на всякий случай.
Неронов медленно оглянулся на дверь, за которой стояла женщина. А потом вспомнил первую часть генеральского приказа: «выполнить задачу, не считаясь с вынужденными жертвами».
Сунув пистолет в карман сумки, он забрал струну, закрыл молнию и поторопился к дверям. Когда убрал табурет, женщина тут же распахнула дверь.
— Зачем вы закрыли дверь? — Возмутилась она с порога. — Что это за дела⁈
— Извините, я был не одет, — с напускным смущением сказал Нерон.
Женщина глянула на него с какой-то неприязнью. Потом внимательно осмотрела комнату.
— Что у вас тут за бардак? — Спросил она, входя в дом. — Разве мы с вами не договаривались соблюдать чистоту?
— Прошу прощения. Работы на вахте много, — пробормотал Неронов, а сам украдкой прикрыл за женщиной дверь.
— Ну уж нет. Так дела не делаются, — она подбоченилась своими толстыми руками. — Знаете, наверное, мы с вами распрощаемся. У меня первый раз такое, чтобы жильцы не пускали меня в собственную же квартиру! А у меня тут, между прочим, закатки хранятся в дальней комнате! Вы же их не трогали?
— Не трогали, — пожал Неронов плечами виновато. — А… Так вот что там хлопало? А я-то думал…
— Как хлопало? — Удивилась женщина и обернулась. — Мои банки что, повзрывались? А что же вы мне раньше не сказали⁈
Потом она пошла, было ко второй, более просторной комнате жатка, где складировала свои вещи.
Неронов налетел на нее так быстро, что хозяйка не сразу поняла, в чем дело. Когда тонкая струна впилась ей в горло, прорезав кожу, было уже поздно.
С первой нашей с Волковым встречи прошло три дня. Фурсова мы, привычным делом перевезли на дачу к Степанычу. Нельзя было держать его тут, в конторе. Тем более что скоро придет оружие, и оружейная комната будет занята.
Разведчик все еще молчал. Говорил он неохотно и мало. Однако я видел, что Фурсов борется с собой. В его глазах все чаще и чаще стали проскакивать какие-то проблески сомнения.
Всякий раз, когда мы с ним говорили о том, что для Неронова он тоже враг, что именно его «товарищ» натравил на него черемушкинских, чтобы прикончить, Фурсов только отшучивался. Правда, с каждым разом делал это все более кисло и неуверенно.
Волков пришел ко мне только на третий день. Старик исчез на несколько суток. Он старался узнать, как же показания попали к Кулыму, для чего подтянул некоторые свои старые связи. Однако, насколько я понял, пока что его старания были безуспешными.
— Я думаю, с Фурсовым надо жестче, — сказал Волков, постукивая пальцами по столешнице моего стола. — Медлить больше нельзя. Он — единственная зацепка во всем этом деле. Его нужно допросить. Допросить жестко.
— Вы сами говорили, что пытать его — это не лучшая идея, — возразил я.
— А у нас есть выбор? Неронов залег на дно. От него ни слуху, ни духу. Я даже не знаю, за какие концы дергать. Концов тут просто нету. Только Фурсов остался. Может, теперь он будет посговорчивее?
— Может, — задумчиво сказал я, глядя в окно кабинета. Там густели сумерки. — А может, вообще пойдет в отказ.
— Шанс есть. Надо попробовать, — решительно заявил Волков. — Иначе мы вообще ничего не найдем.
Степаныч, сидевший рядом с Волковым, кашлянул. Глянул на часы. Когда в кабинет постучали, мы разом обернулись. В это время контора была пустой. Ночные смены ушли на объекты. Дежурили сегодня и Фима с Женей, как их начальники.
— Кто это, мля, пришел, — насторожился Степаныч.
Волков тут же достал наган. Взвел курок. Я тоже украдкой потянулся к Жениному пистолету, который держал с прошлого раза у себя в столе.
— Извините, можно? — Прозвучал за дверью знакомый голос.
Волков нахмурился. Видимо, ему тоже голос показался знакомым.
— Войдите, — ответил я, спрятав наган под стол.
Дверь распахнулось, и внутрь скромно вошел Коробейников.
— Извините, — понуро сказал он, — дверь была открыта, ну я и подумал, что можно зайти.