Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 7

Глава 18

Я взял телефон. Он продолжал нервно пиликать в моей руке. Потом я глянул на сидящего на заднем сидении Нерона. Связанный, он выглядел отстраненно и смотрел куда-то в окошко.

Если отвечу я, Фомин может просто не согласиться со мной разговаривать. Тогда от разговора не будет толку. А если проигнорировать звонок, хитрый генерал тут же поймет, что дело неладно.

Оставался еще один вариант: дать Нерону ответить. И это казалось мне наиболее правильным. Кто бы ни ответил, Фомин так и так поймет, что дело у него в Армавире не ладится. Однако, если с ним заговорит Нерон, есть шанс выйти на контакт.

— Разговаривать будешь ты, — сказал я Нерону.

ФСКшник обратил на меня свой бесстрастный взгляд.

— И что мне сказать?

— Что Летов хочет договориться насчет передачи компромата, — ответил я. — Естественно, не бесплатно.

Конечно, по сути, деньги от этого Фомина мне были не нужны. Самое важное — умудриться забить ему личную стрелку. Я хотел, чтобы генерал сам приехал в Армавир. А самый действенный, по моему мнению, вариант — показать, что мы хотим продать ему этот его «компромат», раз уж он для него так ценен.

Фомин, очевидно, был осторожным человеком. А еще корыстным, раз уж решился на то, чтобы использовать свое служебное положение в целях заработка. Через много лет, в двадцать четвертом, таких людей можно было бы назвать «бизнесменами». Такой уж у них склад ума, что в любой ситуации они видят для себя пути, как заработать. Если для этого нужно обмануть — обманут. Если придать — придадут. А теперь, в это неспокойное время, в девяностые, ничего не помешает им отнять жизнь ради наживы.

Признаюсь, я всегда относился к людям, ставящим бабки во главу угла с неприязнью. Они казались мне мелкими, пустыми людьми, за душой у которых нет ничего кроме желания пополнить свой капитал. А таких, как Фомин, я просто презирал.

К несчастью, в девяностые, многие стали именно такими «коммерсантами», на гнушающимися убить ради денег.

Сам я всегда был далек от бизнеса только во имя самого бизнеса. То есть денег. Оборона всегда виделась мне не источником обогащения, а скорее инструментом, как обезопасить близких мне людей и меня самого от этого бардака, что твориться вокруг. Хозяйствовать мне приходилось исключительно через силу. Никогда я не получал удовольствия от того обстоятельства, что пополняется мой кошелек.

Но понимание сути коммерческих отношений давало понимание того, как мыслят сами коммерсы. Это было полезно, и сейчас это понимание может стать средством против Фомина. С комиксом, если он видит свою выгоду, можно договориться. Правда, если этот коммерс еще и отморозок, то он, скорее всего, воткнет нож тебе в спину, как только договор состоится.

Чутье подсказывало мне, что генерал Фомин был именно таким человеком. Он был отморозком, который не остановится не перед чем, если почувствует выгоду. И это чувство выгоды нужно ему дать.

Я протянул Нерону трубку сотового телефона. Пикнул кнопкой приема вызова.

Пару мгновений Нерон смотрел на меня волком, потом подставил щеку под телефон. Ответил:

— Алло. Нерон слушает.

— В том, что я остался одноногим отбросом виновен один человек, — пробурчал Сергей, потирая культю.

— Кто-то из мясуховских? — Холодным тоном спросил Волков.

— Не-е-е-т. Те ребята почти все или в могиле, или в тюрячке.

Одноногий ухмыльнулся.

— На них, честь по чести, я зла не держу.

— А что тогда?

Сергей на миг неприятно поджал губы. Глянул перед собой и взгляд его, на миг, будто бы провалился внутрь самого себя. Остекленел. Казалось, бывший бандит вновь переживает те неприятные ему воспоминания.

— Сергей? — Позвал его Волков.

Парень вздрогнул, стал быстро-быстро моргать.

— А… Да… Не обращай внимания. Накатывает время от времени. Эта сука у меня из головы не идет.

— Какая сука?

— Бригадир наш… Короче, дело было так. Отдыхали мы в тот день в пельменной одной. Ничего, как говорится, не предвещало. Выпили, закусили. Собрались домой ехать…

Сергей снова замолчал. Волков видел, что он силился не показывать своих эмоций, и потому делал паузы в речи, чтобы высказать такие тяжелые слова.

Волков на миг почувствовал, что испытывает к парню сострадание. Это чувство и эта мысль удивили его. Конечно же, своего удивления старый КГБшник не выдал. Он быстро разобрался в том, почему испытывает подобные чувства. Этот калека, как и его племянник, стал жертвой нового времени. Стал жертвой девяностых.

Кто знает, что двигало Сергея встать на скользкую дорожку. Может быть, дело было в предвкушении легкой жизни, легкой наживы. А может быть, как в случае с племянником Волкова, в страхе. В потребности быть защищенным от беспредела, что творился вокруг.

— Короче, налетели Мясуховские как саранча. Промчались мимо, расстреляли наших. Мы-то че? Мы все бухие, раненные. Сделать ничего не смогли. А на машине тогда один только бригадир был. Эта сука, к слову, тоже пулю получила. Но вместо того, чтобы пацанов спасти, он сам свалил. Сел в тачку и дал по газам. Трое в тот день погибли, я остался калекой. Мне тогда врач сказал: если б пораньше в больничку попал, может и спасли бы ногу. Типа, шину передержали.

Сергей сглотнул.

— Толку от меня теперь нету никакого. Отброс, а не человек. А мне, ведь, всего тридцать шесть лет…

— И что было дальше? — спросил Волков внешне бесстрастно.

— А что было? Хозяин пельменной вызвал скорую. Одного меня увезли. Я уж не помню, как там все было. Сознание потерял. А очнулся уже в больницы, безногим. А вот бригадир наш… Бригадир как ни в чем не бывало. Отбрехался, мол, думал, всех порешали. Погнал за пацанами, типа, трубы у него с собой не было позвонить. Да только брехня это все. Он просто в штаны нассал от страха и свалил. Перепугался, что от ранения коньки отбросит.

— Ты хочешь, чтобы я его нашел?

— Да. Черемушкинских больше нету. Эту суку защитить некому. А я сам разобраться с ним не могу.

Сергей снова будто бы демонстративно потер культю.

— Слабый я теперь. Толку от меня никакого. Взамен я расскажу тебе все, что знаю про эти показания, которые Кулыму передали.

— Откуда ты о них знаешь? — Кивнул вопросительно Волков.

— Да потому что я знаком с тем, кто эти показания и передал.

— Чем докажешь?

Сергей привстал со спинки кресла, выпрямился, подвигал затекшими плечами.

— Когда целыми днями сидишь сиднем, спина начинает ныть сильнее… Сильнее, чем эта культяпка, что у меня теперь заместо ноги.

Волков никак не прокомментировал его лирическое отступление. Он только вопросительно заглянул парню в глаза.

— Тебе же знакома фамилия Варламов? Бывший особист, КГБшник. Совсем как ты.

Когда Волков услышал фамилию своего товарища и протеже, он нахмурил брови. Удержался от того, чтобы задумчиво засопеть, стараясь не выдать Сергею своих чувств. Не то, чтобы он опасался показаться инвалиду слабым. Эмоции Волков скрыл скорее по привычке.

— Откуда ты о нем знаешь? — спросил он.

— Если согласишься помочь, расскажу все, что знаю.

— Как звали твоего бригадира? — Проговорил Волков, немного помолчав.

— Имени не помню, — покачал головой калека, — но погоняло у этой страшной, как война, скотины было Восьмера.

— И что он сказал? — Холодно спросил Женя, зыркая на Нерона через плечо.

— Сказал, что согласен созвониться со мной чуть позже, — ответил я, съезжая с высокого Сенного моста.

Когда Нерон ответил Фомину, они перекинулись буквально парой предложений. Нерон передал шефу мои слова, а тот, после недолгого раздумья согласился поговорить, но позже. Тогда уже я взял инициативу в свои руки, и сам стал разговаривать с этим генералом.

Прежде чем отключиться, ничего не ответив, Фомин успел услышать от меня, что если на связь он не выйдет, компромат будет передан куда надо.

Конечно, я не стал предусмотрительно и ему передавать ложь о военной контрразведке. Поостерегся, что у него есть какие-то связи и там. Если да, Фомин мог бы проверить мои слова и понять, что я просто блефую. Потому я не мог так рисковать.

Оставалось только ждать звонка.

— А если он пришлет еще убийц? — Спросил Женя тыкнув большим пальцем на Нерона. — Вот как эти двое.

— Мы с Волковым как-то обсуждали это, — сказал я. — КГБшник говорит, что ФСК сейчас неоднородно. Там внутри нее, сидит куча народу. Видя, что твориться с особистами, что нынешняя власть пытается ослабить силовиков в стране, те, в свою очередь, всеми силами пытаются удержаться на местах, чтоб система их не выплюнула в никуда, как вышло с Волковым. Там все грузиться между собой.

— А старик, видать, проиграл эту грызню, — безэмоционально констатировал Женя.

— Волков другое. Он идейный. Не привык к подкошенной возне, — покачал я головой. — Так вот, я это к чему…

Съехав с моста, я свернул направо и повел БМВ на Сенную улицу, которая проходила прямо под мостом. Медленно поехал вдоль небольших, спрятавшихся под опорами моста домиков, ларьков и магазинчиков. Стал взглядом искать рюмочную «на Сенной».

— К чему? — Спросил Женя.

— Волков считает, что присылать в Армавир еще людей будет слишком подозрительно для Фомина. Он сейчас сидит тише воды, ниже травы. Заботится только о том, чтобы о старых его делишках никто не узнал. Про компромат он вспомнил, видать, именно по этой причине. Напряженненько у них там сейчас, в ФСК. Видать, внутри полно своих недоброжелателей.

— Видать, — согласился Женя. — Который час-то? Рюмочная, похоже, закрыта.

Под мостом было светло от фонарей, что раскинулись вдоль автодороги. Окна домов уже не горели, но все же впереди я увидел пятно света. Фонарь над каким-то магазином горел, освещая узкую дорогу и кривой бетонный тротуар.

Когда я остановил машину прямо под ним, потертую вывеску рюмочной. Двери были закрыты, но внутри горел тусклый свет. Я вышел.

— Оставайся тут, Жень. Приглядывай за этим.

— Понял, — бросил Корзун, поигрываю наганом.

Я отправился к входу. Подергал ручку. Оказалось, что закрыто. Тем не менее внутри явно были люди. Сквозь тяжелую деревянную дверь, с толстым, заклеенным темной пленкой стеклом, я видел шевеление внутри помещения.

Отойдя посмотреть, я прикинул, может ли у рюмочной быть другой, черный ход. Тогда я завернул за угол, соседнего с ней дома, прошел немного глубже и там попал во двор нескольких соседствующих хрущевок.

Было темновато. Всего два источника света: один над козырьком дальнего подъезда, другой где-то за гаражами. За гаражи я и отправился.

Спугнув по дороге каких-то наркоманов, трущихся у гаражей, я зашел за ряд цветастых железных грарижков. По узкой дорожке между домами, попал в маленький задний дворик. Или даже, скорее въезд, закрытый железными воротами. Свет горел над входом. У низенькой железной двери курил полноватый мужик.

Как только я протиснулся между гаражами и задней стеной соседнего помещения, мужик напрягся.

— Здорова, — сказал я, — рюмочная это?

Мужик помрачнел. Поплевал на сигарету, выкинул, растоптал окурок.

— Чего, проблемы какие-то, братан? — Спросил он хрипловато.

— Я ищу одного моего друга. Старичок такой. Среднего роста, седой. Носит, обычно, шляпу и серый плащ.

Мужик, услышав описание, вдруг кинулся внутрь, попытался закрыть дверь, но я подоспел, схватил ее за торец, втиснул ногу между тяжелой железной дверью, которую почти закрыли изнутри, и косяком.

— От#ебись, мля! Чего тебе надо⁈ — Закричал толстяк с той стороны.

Поведение мужика было настолько неадекватным, что первой моей мыслью стало:

«С Волковым что-то случилось».

— Открой дверь, пес, — сквозь сжатые зубы процедил я.

— Сиська, Портной! Тут какой-то черт к нам ломится! — Заорал толстяк.

С обратной стороны тут же послышался топот ног, дверь ударили, но я успел отпрянуть от нее. Толстяк, в компании двух своих дружков вышли на улицу.

— Те че, фраер, жить надоело? — Пробурчал высокий, но худой как палка мужик в свитере под горло.

— Ты, это… — мычащим голосом заговорил второй, крепкий и бритый налысо, — вали отседова.

Я смерил всю троицу тяжелым взглядом.

— Вали, кому говорят! — Завыл бритый и замахнулся не пойми откуда взявшейся фомкой.

— Видать, по-хорошему вы не хотите, — проговорил я угрожающие и сжал кулаки. — Ну лады.