Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 7

Глава 9

— А ну! Куда полез, пес⁈ — Крикнул Волков, наставив на пытавшегося освободить ноги Фурсова пистолет.

ФСКшник вздрогнул, замер на месте.

— Руки вверх!

Он медленно поднял руку, потом опасливо обернулся. Увидев меня, Фурсов, кажется, удивился. Его брови на мгновение приподнялись, а кожа на лбу пошла складками. Через мгновение он натянул какую-то добрадушно-невинную маску на свое грубое лицо.

— Попался, — показав нам растерянную улыбку, сказал он.

— Витя, будь добр помочь, — проговорил Волков, приближаясь к Фурсову.

Я осмотрелся. Подходил вечер, и улица была уже безлюдной. Ни одной машины не бежало на промзону. Место, где находилась контора Обороны, всегда оставалось не очень проходным. Обычно гопники да калдыри шлялись тут. Однако сейчас нам повезло. Не было и их. Хотя современные люди уже не обращают особого внимания на любой беспредел, творящийся на улице.

Я обошел сидящего на земле Фурсова.

— А можно я в машине поеду, а? — Спросил он каким-то заискивающим тоном. — Я в этом багажнике запарился. — Он снова обернулся, обратился к Волкову: — Ты, конечно, дядь Сереж, не обижайся, но воняет у тебя там каким-то гнилым сеном.

— А ты не нюхай, — подошел к нему Волков и щелкнул рукоятью нагана по темечку.

Фурсов вздрогнул, схватился за голову и опал, растянулся на земле.

— Лихо, в вашем-то возрасте, — хмыкнул я.

— Навык, как говорится, не пропьешь, — кривовато улыбнулся Волков. — Ну, помоги мне засунуть этого обратно в машину.

Мы взяли тяжеленного Фурсова за руки и за ноги, запихали в объемный багажник волги.

— Сученышь, — пробурчал Волков. — Замок мне расковырял.

Он связал Фурсову руки, но теперь не веревкой, как раньше, а железной проволокой, которую отыскал в багажнике. Потом хлопнул дверцей, проверяя, закроется ли. Она закрылась.

— Хотите его допросить? — кивнул я на Фурсова.

— Верно. Хочу понять, что именно знает он. Если ты ни сном ни духом, откуда у Кулыма показания, может, он чего-то да расскажет. Буду рад, если поможешь мне с этим делом. С допросом, я имею в виду.

Я глянул на здание конторы. Увидел за ажурной занавеской угрюмое лицо Степаныча, который явно стал что-то понимать, но, умудренный опытом, не спешил выходить, видя, что сейчас помощь мне не нужна.

— Сначала зайдем. Познакомитесь с моими друзьями. Я хочу, чтобы вы все рассказали и им.

Волков кисловато глянул на меня.

— А если этот снова попытается сбежать? — Спросил Волков. — Времени не так уж и много. Нужно разобраться во всем быстро.

— Мы с вами условились, — напомнил я. — С меня вам помощь, с вас мне честность. Если переживаете за этого Фурсова, давайте возьмем его внутрь. Все ребята на смене сейчас. Только мои друзья там сидят.

Взгляд Волкова почему-то сделался недоверчивым. Потом он с сомнением оглядел багажник. Недовольно засопел.

— Лады. Пойдем. Только быстро, — решился старик, и мы принялись доставать Фурсова.

Потом отправились в контору. Степаныч, видя, что мы тащим какого-то бугая, поспешил помочь. Мужики выскочили на улицу. Не задавая вопросов, Женя с Фимой подступили к рукам и ногам бугая ФСКшника. Стали тащить вместе с нами.

— Не знаю, че у тебя тут опять происходит, — шепнул мне Женя, — но надо нам все рассказать.

— Он расскажет, — кивнул я на Волкова.

— Когда все это произошло, я поехал на стрельбище сам. Два дня уж прошло, как Фомин застрелил Славика. Он, видать, запаниковал и выкинул пистолет, считай тут же, на стрельбище. Я все кусты осмотрел, да прям там ствол и нашел.

Волков рассказывал остальным мужикам все с самого начала. Теперь подошел к тому месту, где ему попался пистолет генерала.

Степаныч, Женя и Фима слушали не перебивая. Степаныч хмурился, предвкушая новые проблемы. Женя то и дело зло хмыкал и цокал языком. Корзуну явно не нравилось, что вокруг нас закручивается новая заваруха.

Один только Фима раззявил рот, удивленно внимая старому КГБшнику. Охочий до приключений молодой парень, казалось, даже радовался, что стал участником личных разборок между особистами.

— Самое интересно вот что, — продолжал Волков, — Фомин потом и сам понял, что сплоховал сгоряча. Что не стоило ему избавляться от пушки, да еще таким способом. Он тоже потом вернулся на стрельбище, но пистолета не нашел. Тогда у нас с ним и пошли серьезные разногласия.

— Он подозревал, что вы нашли его, — сказал я.

— Верно. Фомин — проницательный говнюк, — кивнул Волков. — Да только напрямую спросить он не решался. А я не решался пустить улику в ход, видя, что творят с бедолагой Варламовым следаки с прокурором. Тогда Фомин стал меня выдавливать с места. Препоны работе чинить, да такие, что я запутывался во всей этой бюрократии. Ничего толком сделать не мог по службе. Хотел Фомин, что б я ушел из органов. Что б остался я один, тогда за меня взяться можно было. Ну и что сказать? Пенсия подступала, да и службу нашу стали целенаправленно разваливать. Отбирать все инструменты рабочие. Вот когда я ушел, он и взялся за меня. Да только пистолета у меня уже не было, когда он, с ребятами своими, вот, как раз этими двоими, ко мне нагрянул. Я тогда в отказ пошел. Мол, не знаю ничего про этот пистолет. Ничего не слышал, ничего не видел.

— И чего ш ты от нас-то хочешь? — Спросил задумчиво Степаныч.

— Перво-наперво хочу выяснить, откуда взялся протокол допроса, — ответил Волков. — Ведь кто-то же его передал Кулыму?

Вдруг старый КГБшник погрустнел. Признаюсь, меня это удивило. Ведь это была первая эмоция, которую он не пытался от меня скрыть. Раньше практически всегда было его лицо бесстрастным. Он позволял себе выражать только недовольство. А теперь я видел, что старому КГБшнику горько от его воспоминаний.

— Я бы подумал на Колю, — продолжил он. — Да только он должен быть еще в тюрьме. С супругой его я потерял всякую связь. Она перебралась на север, где до мужа поближе. Ни адреса, ни как ей позвонить, я не знаю.

— Думаешь, про протокол знает Фурсов? — Спросил я.

— Думаю, — кивнул Волков.

— А ведь он не знал о пистолете.

— Как это не знал?

Тогда я кратко пересказал Волкову историю о нашем с Фурсовым походе в Грааль и о том, что он искал именно какие-то документы у Кулыма в кабинете. О пистолете речи и не было. Добавил и про бандитов, напавших на нас прямо в ресторане.

— Черемушкинские, говоришь? — Спросил вдруг Волков.

Старик внезапно стал не просто грустным, а прямо-таки мрачным.

— Да. Остатки Кулымовской банды. Она, считай, разбежалась, когда старик умер. Теперь каждый сам за себя у них. Грызутся, пытаются нахапать, кто что сможет. Некоторые и вовсе сбежали из города.

— А сколько их было в Граале? Черемушкинских-то? — Спросил Волков.

— Кажется, трое или четверо, — покачал я головой. — Как минимум двое погибли, когда напали на нас с Фурсовым. Но я думаю, что братки приперлись в Грааль, чтобы попытаться взять заведение под крышу. Хотели поговорить с его владельцем, со мной, то есть.

— А я так не думаю, — покачал головой Волков.

Мы с мужиками переглянулись.

— Почему? — Спросил я.

— Потому что мой племянник был из черемушкинских. Прибился к ним еще летом. А вчера ночью погиб от рук Нерона, этого сукина сына.

Я быстро сложил в уме два и два. Выходит, черемушкинские были как-то связаны с людьми Фомина. Или… только с одним из них? Ведь Фурсов явно был застигнут врасплох бандитами. Сам, первый, на них напал. Да и о пистолете он ничего не знал. Я видел, как он удивился, когда увидел в коробке этот наградной ПСМ. А вот Нерон, напротив, повел себя так, будто сразу все знал. Будто ожидал найти этот пистолет.

— А между этим Фурсовым и Нероновым не было на службе никаких разногласий? — Спросил я. — Вы ведь и раньше их знали.

— Знал, — кивнул Волков. — Разногласий не было. Скорее, соперничество.

— А, может, у кого-то из них были разногласия с этим твоим Фоминым? — спросил Степаныч.

Волков задумчиво поджал губы.

— Все же какое-то время прошло с того момента, как я в отставку пошел. Возможно, промеж них какая-никакая кошка и пробежала.

— Чего гадать? — Я встал. — Пойдем у Фурсова спросим.

Фурсова мы, привычным делом, поместили внизу, в пустой еще оружейной комнате. Там его, связанного, усадили в угол, и Фима закрыл тяжелую дверь на замок. Фурсов медленно приходил в себя к тому моменту. Правда, он все еще не избавился от дымки, что была у него в голове после удара наганом.

Когда мы спустились к ФСКшнику, тот явно уже очухался. Сидел теперь хмурый на полу, прижавшись к стенке у пустой оружейной пирамиды.

Первым к нему зашел я, следом в оружейную ступил и Волков. Остальные страховали снаружи, так, на всякий случай.

Смурной, как туча, Фурсов, увидев нас, будто бы развеселился. Понимал я, что это его «веселье» было напускным. Что старался он оставаться невозмутимым в нашем присутствии. Держаться так, будто ему все не почем. Будто сломить ФСКшника мы не сможем. Ой… как же он ошибался…

— Вот и вы, — гаденько улыбнулся Фурсов. — Спелись уже. А я, грешным делом, думал, что ты, дядь Сереж, Летова пристреляешь. Совсем как Васю.

— Ты, видно, другом его считаешь, этого Васю, — начал Волков холодно, — а я бы на твоем месте…

— Тихо, — остановил я Волкова, подняв руку. — Не гоните коней. Рановато еще.

Я был почти уверен, что бить Фурсова бесполезно. Он явно был крепким мужиком. Когда мы притащили его сюда, то обыскали, стянули куртку и свитер, чтобы проверить, нет ли у него на теле какой-нибудь интересной «аппаратуры». Фурсов был чистым. Да только я заметил, что толстые его руки испещряли жуткие шрамы. Казалось, мужика когда-то серьезно пытали. Выглядел Фурсов матерым, ничего не скажешь. И даже его глупые ужимки не сбивали меня с толка.

— Вопросы у нас к тебе есть, — пошел я к Фурсову.

Фурсов заглянул мне в глаза. Улыбнулся. Взгляд у него при этом остался злобным, словно у зверя. Казалось, дай ему волю, и Фурсов набросится на меня, вцепится в горло, чтобы перегрызть его собственными зубами.

— У меня к вам тоже, и че? — Хмыкнул Фурсов.

— Ну, может быть, и задашь потом, — я тоже гаденько улыбнулся. — Глядишь, и ответим.

— А ты шутник, Летов, — протянул он как-то зловеще.

Я обернулся к Волкову. Тот молчал, глядя на меня в ответ. Перед тем как спуститься к Фурсову, мы решили сыграть в старое доброе «хороший полицейский, плохой полицейский». Если раньше, в подобных играх, чаще всего плохим был я, тот теперь Волкову выпала эта роль. У меня же были другие планы относительно пленного.

— Если ты считаешь, что Неронов подговорил Черемушкинский напасть на Фурсова, — сказал мне тогда Волков, — что он хотел вывести его из игры, то не говори ему этого. Рано пока. Черт его знает, как он отреагирует. Вдруг уйдет в отрицалово.

— Я посмотрю по ситуации, — ответил я Волкову.

Я приблизился к связанному разведчику. Опустился рядом с ним на корточки. Пару мгновений мы с Фурсовым сверлили друг друга взглядами.

— Ты ведь не знал о пистолете, верно? — Спросил я.

— Знал, конечно, — пожал плечами он. — ты что, думаешь, меня отправили в Армавир и не сказали, зачем я еду? Чего ты хочешь добиться, Летов? Смерти я не очень боюсь. По мне, думаю, видно, а…

— А предательства? — Спросил я, с улыбкой.

— Предательства? — Рассмеялся он наигранно.

Вдруг меня одернул Волков. Он приблизился, похлопал меня по плечу, отойдем, мол. Я встал, и мы отправились в дальний угол.

— Мы же договорились ему ничего покамест не рассказывать, — сказал Волков угрюмо.

— Эта скотина — разведчик, верно? — шепнул я.

— И что?

— А то, что вы и сами знаете, что делают с разведчиками, когда те попадаются.

— Перевербовывают, — задумчиво ответил Волков. — Ты что… Хочешь?

— Именно, — я кивнул. — Вот этим мы с вами сейчас и займемся, Сергей Константинович.