Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 7

Глава 22

Степаныч вздохнул, откинулся на стуле.

— Не очень это приятная тема, Витя. Да только, думаю, если не расскажу, так и буду весь этот осадок в душе носить.

Промолчав, я только понимающе покивал.

— В общем, — продолжал старик, — связано это с моей дочерью.

Тогда я припомнил историю жизни Степаныча, когда он, тайно от всех, отправился в Краснодар, чтобы наказать тварей, изнасиловавших и убивших его дочь-студентку.

— Ты думаешь, почему я помчался туда, в Краснодар тогда? — С трудом говорил Степаныч. — Потому что узнал от тамошних знакомых, что одного из злоумышленников взяли. Да только… Только защищал его тогда как раз этот адвокат. Фамилию я его уже давно забыл. Помнил только, что какая-то она у него необычная. А как этот гад к нам в контору пришел и представился, так фамилия в памяти сразу и всплыла.

— Чешский-Кононенко защищал убийц твоей дочери? — Нахмурив брови, спросил я.

— Да. Одного из них. Я тогда следил за делом. Мне друг оттуда письма писал, как суд проходит. Когда я узнал, что подонка отмазали от тюрьмы, впал в настоящее уныние.

Степаныч в очередной раз тяжело вздохнул. Я понимал, как сложно ему вспоминать те времена. Старику приходилось напрягать волю, чтобы возвращаться к ним и рассказывать мне о своих переживаниях.

С другой стороны, я поймал себя на мысли, что наша с ним рыбалка, тогда, после той истории с похороненной Степанычем СВД, оказалась ненапрасной. Черствый в выражении своих чувств старик находил в себе силы, чтобы делиться этим с другом. Я всегда считал, что нечего носить на душе груз. Он будет только отвлекать человека, бередить старые раны. Лучше уж сбросить его здесь и сейчас, как и делал Степаныч.

— Именно после этой новости, ты решился на месть?

— Да, — Степаныч покивал. — Понял, что справедливость в этом случае можно выковать только своими руками. Вот и выковал.

— Значит, я поступил правильно, что отказался иметь дело с адвокатом, — я встал.

— Правильно, Витя. Этот Чешский-Кононенко — та еще мразь. Думаю, встреть я его несколько лет назад, придушил бы собственными руками. Да только теперь уже рана та подзажила. Не без твоей помощи.

— Я рад, — я улыбнулся. — Ну ладно. Не буду мешать, Степаныч. Пойду. Нужно попытаться выйти на связь с Волковым. Старик пропал, и я думаю, ему может угрожать опасность.

Степаныч покивал. Я же, уходя из его кабинета, задумался о том, что возможно, Старик в немалой степени повлиял на то, каким я стал. Под налетом лет я начал забывать, в каких условиях ковалась моя личность.

Со Степанычем я общался с самого детства. Принцип о том, что только ты сам, своими силами, можешь добиться справедливости, наверняка укоренился во мне именно со Степанычевой подачи. Сейчас я шел и был благодарен ему за это. Ведь если бы не он, наверняка я бы не смог сделать того, что сделал, когда судьба дала мне второй шанс прожить жизнь заново.

Удар пустым, но тяжелым от налипшего на дно и стенки застарелого цемента ведром, оказался ощутимым. Фурсов почувствовал жуткую боль под правым глазом. Что-то громко щелкнуло в голове. Фурсов быстро понял, что это лопнула лицевая кость.

Он откинулся на стену, а сверху, на него тут же упал Нерон, стал душить, страшно кривя лицо.

— Ты им нужен, — прошипел ФСКшник, — нужен им для чего-то. Я не могу допустить, чтобы ты сотрудничал с Летовым…

Фурсов хотел было что-то ответить, но не мог. Холодные, складские от пота руки Нерона сдавливали ему гортань так, что ФСКшнику показалось, будто она вот-вот лопнет.

— Я всегда знал, что тебе нельзя доверять, — холодно шипел Нерон, — знал, что ты слабейшее звено в нашей цепочке. Ты уже проявил себя в Афгане. Тебе нельзя было доверять. И я, и шеф, знали это… И теперь тебе крышка…

— М-х-м-м-м-м, — только и смог прохрипеть Нерон в ответ.

Когда люк подвала распахнулся, на миг Фурсов решил, что спасен. Однако этих глупые мысли быстро выветрились из его головы. Вернее, он прогнал их сам. Прогнал, потому что хорошо знал Нерона. Этот отморозок не отступит.

— Э-э! Э! — Закричали сверху.

Нерон среагировал мгновенно. Фурсов почувствовал, как ослабилась хватка, а Неронов юркнул ему за спину, захватил шею предплечьем.

— Назад, или я сверну ему шею! — Прошипел он вошедшим.

Корзун медленно спустился по лестнице. Все это время он держал наготове наган, чтобы в любой момент застрелить Нерона.

— Верткий ты гад, — безэмоционально проговорил молодой Женя Корзун, застыв перед ними.

Потом он немного помолчал, оценивая ситуацию. Фурсов тем временем попытался сглотнуть. Это движение отдалось болью в горле. Казалось, кадык его был не на месте после того, как бывший товарищ попытался его задушить.

— Если дернешься, я сверну ему шею, — сказал Нерон.

— Сверни, — пожал плечами Корзун. — Какая мне разница? Может быть, ты даже не успеешь. Потому что я прошью вас пулей быстрее, чем ты сам дернешься.

С этими словами Женя взвел курок револьвера. Фурсову показалось, что барабан нагана прокручивался целую вечность.

— О нет, я не дурак, — возразил Нерон. — Думаешь, я не знаю, что Фурсов вам нужен. Не просто так вы держите его тут. Кормите неплохо. Сидит он у вас в теплой шубе, даже не битый. Так, с пленными не обращаются, если они не имеют никакого значения.

Женя ничего ему на это не ответил.

— Если ты его прикончишь, то сам не уйдешь отсюда живым, — проговорил Корзун своим монотонным, будто бы безжизненным голосом.

— Я это знаю, — покивал Нерон. — И не боюсь.

Нерон был уверен, что Корзун не предпримет никаких решительных действий. В их компании главным был Летов. Именно этот мальчишка, которому не стукнуло еще и двадцати пяти, был мозгом среди Обороновцев. Остальные не сделают и шага в сторону, пока он им не прикажет. Именно на это Нерон и надеялся.

— Чего ты хочешь? — Раздумав пару мгновений, спросил Корзун.

— Я хочу поговорить с Летовым. Прямо сейчас. Не знаю как, но мне нужно чтобы он был тут через тридцать минут. Иначе я прикончу Фурсова.

Корзун посмотрел на Нерона с надменным пренебрежением во взгляде, а потом спустил курок. Выстрел в таком небольшом помещении прозвучал так громко, что Фурсову показалось, сейчас лопнут барабанные перепонки.

Фурсов вздрогнул от резкого звука. Вздрогнул и Нерон. А потом страшно завыл от боли.

— Так значит, ты говорил с ним? — Спросил я у Волкова.

Старый КГБшник покивал.

— Да. Я все узнал. Человек, что передал показания одноногому был знаком с моим другом. По его просьбе он и приехал в Армавир, чтобы передать показания мне.

— Но не передал, — покачал я головой отрицательно.

Мы встретились с Волковым в его квартире. В этот раз я снова позвонил старому КГБшнику, и тот оказался дома. Выходит, Волков просто встречался с человеком, на которого ему указал информатор.

— Верно. Не передал. У меня складывается впечатление, что одноногий Сергей просто не смог найти меня, хоть мы и жили в одном городе.

— Не смог, или не стал.

— Возможно, и не стал, — Волков, сидя на небольшом диванчике, стоявшем в зале его просторной трехкомнатной квартиры, с хрустом почесал подбородок.

— Значит, ты встречался с братом одноногого?

— Да.

— И тот рассказал Сергею все, что знал обо всей этой ситуации с Фоминым, тобой и твоим товарищем, что сидел в тюрьме.

— Да.

— Я думаю, — поразмыслив несколько мгновений, начал я. — Сергей хотел выслужиться перед еще живым Кулымом. Видимо, знал, что у него были какие-то дела с Фоминым. Вот и передал ему показания, чтобы доказать свою преданность группировке.

— У меня тоже были такие мысли, Виктор.

Волков и раньше был угрюм и молчалив. Теперь же его настроение, казалось, стало еще по-настоящему мрачным. Иногда взгляд старика виделся мне каким-то зловещим. И в то же время задумчивым. Было у меня определенное ощущение, что он что-то задумал.

— А я думал, ты меня просто кинул, — сказал Волков, будто бы переводя тему. — А оказалось, тебя схватили. Фомин, вдобавок, еще и Учителя за тобой прислал.

— Ты знал его?

— Да, — старик кивнул. — Когда-то он был достойным офицером. В спецназе о нем отзывались сугубо положительно. А потом он связался с Фоминым. Ну и скурвился. Стал мясником у него на побегушках. Многие из органов об этом знали, но предпочитали не замечать.

Волков вздохнул, замолчал.

— Что ты будешь делать с этими двумя? С Нероном и Фурсовым.

— Использую их, чтобы выманить Фомина в Армавир, — ответил я. — Фурсов думает, что я связался с военной контрразведкой и теперь хочу сдать им все — и его оперативников, и компромат. Однако я хочу сделать ему кое-какое предложение.

— Предложение?

— Да. Предложение.

— О чем ты.

Тогда я рассказал Волкову и о деньгах, которые я якобы хочу получить, как выкуп за компромат, и Фурсова с Нероном, и об адвокате, который сегодня днем заявился ко мне в контору.

— Адвокат? Это хороший знак, — покивал Волков, — это значит, что Фурсов занервничал. Он не станет просто игнорировать тебя, Летов. Это хорошо. Ты молодец. А что потом?

— Попробую через нашего дружка помощника прокурора выйти на самого прокурора. Доказательств у нас достаточно. Если все выгорит, не успеет Фурсов высунуть харю из машины, его схватят.

— Схватят, говоришь, — мрачно ответил Волков. — Ты хочешь засадить его за решетку?

— А ты хочешь его прикончить? — ответил я вопросом на вопрос.

Внезапно мой сотовый зазвонил. Звонок был от Жени. Я тут же ответил.

— Да?

— Витя, срочно хватай Степаныча, и летите к нам.

— Что случилось? — Нахмурил я брови.

— Проблемы у нас тут. Серьезные. Времени болтать нету. Расскажу все на месте.

— Понял, выезжаю.

Я пикнул телефоном и сунул его в карман.

— У Жени с Фимой какие-то проблемы, — бросил я Волкову. — Надо срочно ехать.

С этими словами я встал с кресла и направился на выход.

— Стой, — окликнул меня КГБшник, — я еду с тобой.

Я застыл на месте у выхода из комнаты. Обернувшись, глянул на Волкова. Потом махнул ему рукой.

— Хорошо. Погнали.

Женя попросил взять Степаныча, а потому пришлось вернуться в контору Обороны. Благо от квартиры Волкова до нее было не так далеко. Минут через семь мы уже подъезжали к бывшей прачечной.

Странное я заметил сразу. На стоянке, у фасада конторы, стоял черный, наглухо тонированный мерседес.

— Ты кого-то ждешь? — Спросил Волков, мрачно уставившись на машину.

— Нет. Не жду, — сказал я холодно.

Волков достал наган из внутреннего кармана пальто. Покрутил барабан, проверяя патроны.

— Оружие есть? — спросил он.

— Надеется.

Я поставил машину рядом с мерсом. Угрюмый лысый водила тут же выбрался из-за руля шестисотого. Закурил.

Когда мы с Волковым вышли, я тут же спросил у него:

— Ко мне?

Тот посмотрел на меня скучающим взглядом.

— Босс ждет внутри.

Мы с Волковым переглянулись и пошли в контору. Когда оказались внутри, я увидел, что в зоне отдыха, на большом диване и креслах сидят три человека. Все трое были кавказцами. Двое из них, помоложе, оказались крепкими парнями в черных деловых костюмах. Их черные армянские глаза смотрели на нас с Волковым с высокомерным безразличием.

Третий, невысокий и полноватый мужчина за пятьдесят, одетый в светлый костюм, непринужденно разговаривал о чем-то со Степанычем. А вот на лице последнего не читалось никакой непринужденности. Напротив, он выглядел напряженным, словно струна.

Когда мы вошли, их со Степанычем разговор тут же закончился. Все трое мужчин уставились на меня.

— Вот, значит, ты какой, Виктор Летов, — хрипловатым глубоким голосом проговорил старший из троицы.

Я быстро узнал этого кавказца. Все потому, что не раз и не два видел его портреты в газетах.

— Ну здравствуй, Витя, — с легким кавказским акцентом проговорил мужчина. — Рад, что нам с тобой довелось увидеться. Ну что ты там стоишь, будь как дома!

Мужчина рассмеялся, а на лицах его подручных появились ухмылки.

— Не думал, — заговорил я, — что сам дед Хасан заглянет в мою Оборону.

— А уж я как не ожидал, дорогой, — мужчина помрачнел, — что мне придется мимоходом заехать в Армавир, чтобы собственными глазами посмотреть на человека, который загнал Мамикона в могилу.