Темнота. Всепоглощающая и холодная темнота окутывала её. Казалось, что этот мрак проник во все щели её души, опутывая каждую мысль, каждое воспоминание. И в этой зловещей тишине, словно луч света, пробивающийся сквозь тучи, возник он — звонкий, искрящийся детский смех. И этот смех настолько яркий, что способен разогнать ту тьму, что так долго и тщательно цеплялась за Син своими крючковатыми пальцами. Он вел её, как путеводная звезда в ночном небе, разгоняя холод и прокладывая путь сквозь мрачный лабиринт.
Длинный коридор казался бесконечным. Тусклое, мерцающее сияние свечей, вставленных в ниши вдоль стен, лишь подчеркивало его бесконечность, отбрасывая на стены длинные, колеблющиеся тени, что то и дело принимали причудливые и пугающие формы. Шаг за шагом, Син двигалась вперед, минуя одну тяжелую, дубовую дверь за другой, на которых виднелись тусклые, едва различимые узоры и сколы. И вот она остановилась — рука замерла, повиснув в воздухе перед одной из приоткрытых дверец. Аккуратно заглянув внутрь, прищурив глаза, чтобы лучше разглядеть происходящее за дверью, она открыла ее пошире, всматриваясь. Дверь предательски скрипнула, отчего Син поморщилась, но похоже, что никто этого не заметил. Она стояла в проходе, переминаясь с ноги на ногу, словно невидимка, которой не существовало вовсе.
В комнате было трое: двое взрослых и ребенок. И в этих до боли знакомых призрачных силуэтах угадывались ее родители. Они беззаботно играли с ребенком, что звонко и заливисто смеялся, прыгая вокруг женщины. Посмотрев внимательнее, она отшатнулась, узнав в ребенке саму себя.
Мама нежно гладила дочку по черным, как смоль, волосам, подавая ей одну за другой игрушки, тепло улыбаясь. Отец, подперев рукой щеку, умилительно наблюдал за женой и дочкой, попивая чай из сервизной кружки с цветочным узором, на котором были изображены маленькие, синие незабудки. И вот опять меж ребер предательски заныло сердце, скованное тоской. Они выглядели счастливыми и беззаботными, ровно такими же, какими их запомнила Син.
Мамины каштановые волосы, густые и блестящие, были аккуратно собраны в пучок на затылке, а выбившиеся пряди непокорно ниспадали прямо на лицо. Она то и дело сдувала их, но они продолжали лезть в серые глаза женщины. Мамины глаза. Как давно она их не видела и как же сильно она скучала по ним, по ее нежному голосу, что успокаивал сердце и душу. Мягким рукам, что заплетали ей косы перед сном, нежно перебирая пряди, и рассказывая сказки на ночь. По ее голосу, желающему спокойной ночи, такому родному и убаюкивающему. По ее запаху. Родному материнскому запаху. Будь ее воля, Син бы заперлась в шкафу с маминой одеждой, уткнулась в подол одного из платьев, болтающихся на вешалке, и завыла белугой. Но все что она могла — безмолвно открывать и закрывать рот, словно рыба, выброшенная на берег, пытаясь сказать что-то.
Отец. Джонатан молча улыбался, наблюдая за увлеченный игрой дочери с женой. Его холодные голубые глаза каждый раз наполнялись теплом глядя на Син. Теплом, которое он так бережно преподносил ей, бесценным даром от любящего отца. Отец делал все возможное, чтобы его дочь была счастлива. Он не так часто проводил с ней время, но каждое мгновение отчетливо отпечаталось в памяти Син. Она помнила, как отец, возвращаясь домой, приносил ей новые игрушки и кружил малышку на руках, подкидывая её к потолку, от чего у маленькой Син захватывало дух, а звонкий смех разливался по всему дому. Но это было давно. Сейчас бы отец удивился, какой большой выросла Син, и как сильно была на него похожа — такая же серьезная, и с такими же, полными тоски, голубыми глазами.
Образы родителей постепенно размывались, сливаясь со стенами. Син тряхнула головой, посмотрев по сторонам и вышла, аккуратно прикрыв за собой скрипучую дверь. В коридоре заметно потемнело, свечи почти догорели. В груди расползалось пакостное предчувствие. Чуть дальше по коридору раздавались встревоженные голоса родителей. Тихой поступью Син кралась к плотно закрытой двери, словно хищник.
Аккуратно положив на нее ладони, она осторожно прислонила к ней ухо, тщательно вслушиваясь в разговор. Отец, явно встревоженный, говорил на повышенных тонах, и, судя по шагам, нервно ходил из стороны в сторону. Мама тихо успокаивала его, но ее голос казался ещё более встревоженным.
— Как мы можем… — начала Амелия, но ее грубо перебил Джонатан.
— У нас не остаётся другого выбора, нужно запечатать проклятье.
— Я прекрасно это знаю! — вспылила Амелия. — Но Корнелиус найдет лазейку! Ты же знаешь это!
— Довольно, Амелия… Все уже решено. — отрезал отец уставшим голосом.
Дверь перед Син начала растворяться, словно мираж, ладони медленно проваливались в нее, словно в зыбучие пески, сковывая каждое движение. Изо всех сил она пыталась освободить хотя бы одну руку, но все попытки были тщетны. Из расплывающейся двери стали показываться лица — бледные, искаженные гримасами, как будто вырезанные из кошмаров. Одно из них вылезло прямо на уровне лица Син, и противно оскалилось, обнажая желтые острые зубы. Паника нарастала. Свечи в коридоре гасли одна за другой, приглашая госпожу тьму обратно в гости. Син принялась вырываться ещё яростнее, но безуспешно. Дверь затягивала её все сильнее. Мгновение до столкновения с мраком.
— Ах!
Син вскочила, судорожно осматриваясь по сторонам. Это опять был всего лишь кошмар, один из тех, что преследовали ее по ночам, заставляя вскакивать, пропитанной холодным потом, хватаясь за горло, тяжело дыша. В комнате ничего не изменилось: занавески плотно смыкались, не пропуская лунный свет, на прикроватной тумбочке стояли маленькие часы, надоедливо тикая, постель пропииталась потом. Все как обычно. Запустив одну руку в волосы, а второй потирая глаза, Син устало упала на мягкий матрас, головой утопая в подушке. Что же это было? Странный сон или обрывки воспоминаний ребенка? Какое проклятье? Где его запечатали? И опять ко всему был причастен Корнелиус, разумеется. Очередные загадки, не дающие спать по ночам, душащие своей недосказанностью, и требующие ответов.
Утро наступило неприлично быстро. Син, казалось, только закрыла глаза, утопая в спасительном небытие, как тут же, словно ураган, Сьюзен ворвалась в комнату, распахивая тяжелые занавески, впуская яркий, ослепляющий свет. Сегодня девушка явно спала дольше обычного, ведь на улице рассвело, а она привыкла просыпаться рано утром в потёмках, встречая рассвет на ногах.
— Мисс, завтрак уже давно готов, а господин Дэй ждёт Вас! — суетливо лепетала женщина, семеня по комнате.
Перевернувшись набок и выругавшись про себя, Син спустила одну ногу с кровати, соприкасаясь с холодным полом, и вздрогнула.
— Брр, и давно здесь так холодно… — тихо возмутилась Син.
Возможно виной всему была ее ночная рубашка, пропитанная потом. Так или иначе, Син встала, быстро прошмыгнув в ванну к умывальнику, включая теплую воду и засовывая под нее ледяные кисти рук. Бедняга все ещё тряслась от холода, но теплая вода позволила расслабиться хотя бы на мгновение. Умывшись, Син оделась на скорую руку и спустилась на первый этаж, в гостиную, где ее уже ждал Дэй. Парень, как и всегда, был в строгом черном костюме, с расстегнутыми верхними пуговицами рубашки. Заметив Син, он выпрямился, как по команде, застегнул на ходу пиджак и сделал пару шагов навстречу девушке.
— Как ты? — с беспокойством в голосе спросил он, слегка нахмурив брови.
— Как ты? — одновременно с ним, почти в унисон спросила Син.
Оба замолчали, заливаясь краской от неловкости момента. Первым, желая разрядить обстановку, заговорил Дэй.
— Все хорошо, это ведь не меня ранили, — отшутился парень, хотя в его голосе все еще чувствовалась нотка беспокойства, а губы нервно дернулись. — А как ты?
— Я в порядке, спасибо, что спросил, — промолвила Син, убирая выбившуюся прядь волос за ухо, пытаясь спрятаться от его пристального взгляда.
— Ну, нам пора, — произнес Дэй, пытаясь казаться непринужденным.
Они перенеслись в совершенно незнакомое Син место. Здесь не было и намека на жизнь, лишь мрачная атмосфера, и одиноко возвышающийся покосившейся дом. Снег, укрывающий землю вокруг дома толстым слоем, хрустел под ногами, словно кости, и наметался сугробами у самых стен дома. Ветер, словно голодный зверь, метался вокруг дома, срываясь с крыши, завывая в щелях. Его пронизывающие порывы пробирали до костей, не оставляя ни единого шанса согреться.
Одинокий домишко, тонущий в снегах, стоял особняком, дальше был только бескрайний лес. Неровные стены дома покрыты копотью из дымохода, деревянные рамы, некогда окрашенные, но теперь краска облупилась, обнажив изъеденное временем дерево, смотрели своими пустыми глазницами, а стекла потрескались и помутнели от пыли и мороза, словно глаза покойника.
Пока они дошли до дома, Син успела запыхаться: ноги вязли в снегу, одежду то и дело продувал ветер, холодя все её внутренности, волосы летели прямо в лицо вместе со снегом, попадая в рот и глаза. Путь был короткий, но изнуряющий. Встав перед хлипкой дверью, Син на секунду помедлив, вопросительно посмотрела на Дэя. Тот лишь кивнул, давая добро. Девушка неуверенно постучалась, но ответом ей была тишина, лишь ветер надрывно завывал. Казалось, ещё немного и он сорвёт крышу с этого несчастного дома. Деревья в лесу шумели и сгибались, но после ещё пары стуков за дверью все же раздался глухой и скрипучий голос.
— Входите!
— Не переживай, я буду здесь, неподалеку, — шепчет Дэй.
Внутри мрачный дом оказался не менее удручающим, чем снаружи. Первое, что встретило Син — запах сырости и плесени, пропитавший все вокруг. В доме царил полумрак, разбавленный лишь тусклым светом керосиновой лампы на шатком столике посреди одной единственной комнаты. Внутри было почти так же зябко, как и снаружи. На секунду Син задумалась, а туда ли они попали, но Дэй не выглядел удивлённым.
Стены комнаты местами покрыты облупившейся штукатуркой, сквозь которую проступали пятна плесени, напоминавшие собой причудливые рисунки. Обои, если они когда-то и были, давно превратились в лохмотья, свисающие со стен, словно оплакивая былую жизнь. Из окна открывался такой же удручающий вид на заснеженные пустоши, как и снаружи.
Не успела Син опомниться, как прямо перед ее лицом появился угрюмый старик. Его лицо испещрено сетью глубоких морщин. В помутневших глазах плескалась горечь прожитых лет. Он смотрел на Син с усталой проницательностью, словно видел ее насквозь. Седые волосы обрамляли его узкое лицо, над глазами нависали хмурые брови, одежда его давно потеряла первоначальный вид. Но самым примечательным, разумеется, было не это, а его левая рука. На ее месте был металлический протез, издающий тихий скрип и скрежет при каждом движении.
— Я пойду осмотрюсь, до жути люблю лес, — съязвил Дэй и исчез за хлипкой дверью жилища.
Син, словно онемев, в нерешительности, которая сковала её язык, не знала, что сказать, и молча смотрела на старика. Тот в свою очередь, с прищуром и интересом осматривал Син, неторопливо обходя её вокруг, словно экспонат на выставке, и что-то тихо бормотал себе под нос.
— Да уж, ты копия Джонатана, — наконец заключил Брундус, закончив осматривать бедную девчонку. — Отголоски Амелии тоже видны, но взгляд один в один, как у отца: колючий.
Подойдя ближе, старик заглянул в глаза Син, положив холодную ладонь протеза на щёку девушки. Та вздрогнула, но осталась стоять на месте, боясь шевельнуться. В груди плескалась тревога, вперемешку с интересом. Раньше Син не доводилось видеть металлический протез.
— Ох, Амелия, какой прекрасной она была.
При упоминании матери, Син словно прошибло электрическим разрядом. Отпрянув, она вопросительно посмотрела на старика. Он казался слишком странным, явно с приветом, но выбору Артура Син доверяла. Хотя, будь её воля она бы уже давно убежала в лес, сверкая пятками.
— Присаживайся, — Брундус махнул рукой на старый, потрепанный стул за столом.
Син послушно присела. Стул надрывно заскрипел под её весом, казалось, он вот-вот развалится. Достав тетрадь и ручку для заметок, девушка устремила свой взгляд на Брундуса, ходящего из стороны в сторону, с заложенными за спину руками.
— Проклятья — часть темной магии, не одобряемой магическим сообществом. Связана с тёмными заклинаниями… Очень тёмными. Она может даровать тебе большую силу и власть, а может отнять всё, что у тебя есть, оставив ни с чем. За это всегда приходится платить огромную цену, — Брундус сделал паузу, вздохнув. — В тёмной магии часто используются проклятья, заклятья и ритуалы, основанные на жертвоприношениях. Те, кто используют тёмную магию, часто становятся одержимы ею, а впоследствии сходят с ума. Они оказываются изгоями, навлекают на себя ненависть и презрение, — старик устало прикрыл глаза, словно вспоминая о чём-то.
Син завороженно слушала это, смотря на его левую руку, и задавалась вопросом, а причастна ли к этому темная магия. Брундус заметил её заинтересованный взгляд.
— Это последствие встречи с проклятьями, — усмехнулся тот. — Корнелиус, чтоб его, был совсем мальчишкой, когда увлёкся запрещенными практиками. Он посчитал себя Богом, способным творить всё, что вздумается. Тогда и началась война. Он собрал кучку последователей, готовых идти за ним, запудрил им мозги и решил свергнуть всю старую власть. Я попал под горячую руку так же, как и твои родители, но им повезло меньше… — закончил Брундус.
— То есть, это, — Син кивнула на протез. — Из-за Корнелиуса?
— Так точно. Долго же он пытал меня, но я молчал, а позже, в схватке с ним, потерял руку.
Син громко сглотнула. Корнелиус пугал её, вызывал в ней самый настоящий животный страх, но до этого момента она не осознавала, что он настоящее чудовище. Она не понимала, на что он способен на самом деле. А казалось, всего лишь мальчишка, заинтересовавшийся тёмной магией. И он же убил её родителей. И он же преследует её в кошмарах. Девушка поёжилась: то ли от холода, то ли от одних лишь воспоминаний о нём. Посмотрев на Брундуса Син заметила странный блеск в его глазах и кривую ухмылку на лице.
— Вы не понимаете, — начал тот, надломленным голосом. — Он вернётся. Уже вернулся, — старик схватил девушку за предплечье своей металлической рукой, больно сжимая. — Он снова сделает это! Снова!
И снова страх. Страх липкими руками душил её. Она осталась один на один с сумасшедшим стариком и не знала, чего ожидать дальше. Пыталась вырвать руку, но всё было тщетно. И вдруг Син вспомнила сегодняшний кошмар. Та дверь, в которой она утопала не в силах высвободиться. И вот опять: металлический протез всё сильнее сжимал руку, в уголках глаз проступили слёзы, а старик в беспамятстве вторил одно и то же.
Дэй в этот момент подходил к дому, стряхивая снег с плечей пальто. Он бродил по лесу добрые тридцать минут и уже собирался проведать Син на занятии. Открыв дверь перед его взглядом предстала не воодушевляющая картина. Глаза Брундуса практически закатывались, он трясся, неся бессвязный бред, держа Син крепкой хваткой. В глазах девушки читался страх и не понимание. Но Дэй знал, что такое случалось часто, по крайней мере раньше. Контузия старика время от времени давала о себе знать, но парень не думал, что произойдет это именно сегодня. Подбежав к ним, он принялся трясти старика за плечи, пытаясь привести его в чувства.
— Да приди же ты в себя! — кричал Дэй, пока Син всё еще пыталась отцепить мёртвую хватку старика от своего предплечья. — Ну же!
Мгновение и старик отшатнулся, разжав руку. Он смотрел по сторонам, убеждаясь, что опасности нет.
— Чёрт, опять это… — прошептал тот себе под нос, смотря на перепуганную девчонку. — Извини меня, старая рана иногда даёт о себе знать. Думаю, на сегодня мы закончим.
Старик поковылял к покосившейся полке и взял с неё дряхлую книгу, та еле держалась в своей обложке.
— Вот, поизучай на досуге, — он протянул книгу Син.
Как только Син и Дэй оказались за дверью, оба выдохнули.
— Что это было? — прошептала Син, вопросительно смотря в карие глаза парня.
— У старика контузия после событий тех лет. Он ушёл в отставку, и вот, живёт отшельником. Артур всё еще дружит с ним.
— Ясно, — Син помолчала, прежде, чем задать еще вопрос. — А почему меня не отправили обучаться так же, как и других?
— Артур был против этого, у него свои планы на тебя, — криво улыбнулся Дэй. — Пошли, прогуляемся по лесу, переведём дух.
В лесу и правда царила какая-то особая, умиротворяющая красота. Ветер здесь, словно устав от своих буйных завываний на открытом пустыре, стихал до легкого, почти неслышного шелеста, играя с иголками елей, как с хрупкими струнами невидимой арфы. Снег, тяжелым, пушистым грузом, словно белая шапка, лежал на тёмно-зелёных ветвях елей, так сильно прогибая их, что они казались намокшими и безвольно опустившимися до самой земли. Серое, свинцовое небо, которое на пустыре казалось таким унылым и безжизненным, здесь, в тени деревьев, преображалось, словно на холсте художника. Его скрашивала буйная зелень вечнозеленых елей, которая, подобно живительной силе, пробивалась сквозь мрак и сковывающий холод зимы, создавая причудливый контраст, в котором, казалось, таилась какая-то особая магия.
— Слушай, а давно ты научилась сражаться? — спросил Дэя, заинтересованно смотря на Син сверху вниз.
— Я тренировалась дома, стащила пару книг из той библиотеки, — виноватым тоном ответила девушка, отводя взгляд.
— Вот оно что… Не переживай, я никому не расскажу, — парень подмигнул ей, искренне улыбнувшись. — Это здорово, что ты и сама заинтересована.
Прогулявшись еще минут десять, они болтали ни о чём, Дэй периодически шутил, а Син в свою очередь звонко смеялась. Смех эхом разлетался по лесу. Благодаря короткой прогулке, она стала забывать о случившемся ранее, о ночном кошмаре, весь этот осадок улетучился. Син была благодарна Дэю за этот короткий миг спокойствия. Телепортировав её домой, он так же быстро телепортировался оттуда, мол, работа не ждёт.
Остаток дня прошёл размеренно, как проходил и всегда. За ужином Син водила вилкой по тарелке, вместо того, чтобы есть. Аппетит отсутствовал. Позже, в комнате, она сидела, заваленная кучей учебников, и тяжело вздыхала. Информация влетала и сразу же вылетала из её головы, как птица из гнезда. Мысли летали где-то не здесь, сосредоточиться не удавалось. Даже книжка о драконах не смогла отвлечь её. Вспомнив о фолианте, что дал ей Брундус, Син молнией метнулась к ней и с разбега прыгнула на кровать, принявшись листать страницы. Изучать проклятья показалось ей довольно интересным времяпрепровождением. На очередной странице взгляд зацепился за ровный и аккуратный почерк на полях книги. Заметки о тёмной магии и проклятьях.
— Хм.
Открыв оглавление, она еще раз просмотрела всё, но лишь маленькая деталь ускользнула от неё, как только она заметила это — живот скрутило в тугой узел.
«К. Дэвенпорт.»
Гласила надпись. Неужели все эти записи сделал он?
Неделя после занятия с Брундусом пролетела словно в тумане. Син, сидя за столом в кабинете зельеварения, с трудом концентрировалась на приготовлении исцеляющего зелья. Бессонница преследовала ее, а во снах, словно назойливые мухи, мелькали размытые образы, и постоянное ощущение чьего-то пристального взгляда не давало ей покоя.
На уроке она клевала носом, пытаясь не уснуть прямо над бурлящим котлом. Линнеа, заметив ее усталость, с беспокойством спросила:
— Как прошло твое занятие с Брундусом?
Син, тихо вздохнув, лишь ответила, что “своеобразно”, не желая вдаваться в подробности. Встреча с ним оставила после себя странное ощущение тревоги.
К счастью, урок закончился раньше. Обычно она ждала Дэя или Изольду, которые сопроводили бы ее в поместье, но сегодня, не дожидаясь никого, она покинула кабинет, желая насладиться моментом тишины и покоя.
Коридоры университета были пустынны, словно все вымерли. Все студенты были на занятиях, и тишину нарушали лишь эхом отдающиеся шаги Син. Она шла, не зная куда, пока не вышла во внутренний дворик, где величественно возвышался фонтан с драконом. Завороженная его монументальностью, Син провела ладонью по холодному камню. Внезапно, словно из ниоткуда, в ее голове зазвучали голоса, тихие и шепчущие, словно призраки, общающиеся на непонятном языке. Вместе с голосами вернулась и пульсирующая боль в голове, заставляя ее согнуться от резкой вспышки.
Дэй искал ее по всему университету, с постепенно нарастающей тревогой.
— И куда ушла эта девчонка, — ворчал он себе под нос.
Он нашел ее в трансе у фонтана, замершей с протянутой рукой, словно загипнотизированной чем-то. Дэй подбежал и резко одернул ее за плечо.
— Что с тобой? — впопыхах спросил Дэй, следя за взглядом Син.
— Ничего… — ответила девушка, стараясь скрыть замешательство.
Дэй ей не поверил, но настаивать не стал. Он лишь вздохнул и отвёл ее в поместье, стараясь сохранять спокойствие. Каждая встреча с Син приносила в его размеренную жизнь новые переживания.
Син сидела в своей комнате, стараясь сосредоточиться, но боль в голове мешала. С каждой секундой она нарастала и жужжала, словно надоедливый рой пчел, впиваясь иглами в ее виски. Перед глазами всплыло размытое лицо отца, озаренное ярким светом, а затем тьма.
Корнелиус сидел в кабинете, тонув в ожидании. В воздухе повисло напряжение, как перед бурей. Вдруг, из темноты, раздался скрипучий, зловещий голос чиновника.
— Как успехи, Корнелиус? — спросил мужчина с крысиным лицом.
— Мы как и договаривались, навели шороху в магическом мире — дальше — больше. — Корнелиус удовлетворенно улыбнулся, предвкушая свои будущие успехи.
Син снова взялась за дневник отца, словно пытаясь найти в его строчках недостающие паззлы. Она перечитывала каждую запись, каждое слово, стараясь увидеть намек, подсказку, которые помогли бы ей разобраться в том, что с ней происходит. И внезапно, ее осенило. Она вспомнила про Оскара, про его рассказы о родителях. Возможно, он знал больше, чем говорил. Она решила спросить его при следующей встрече, надеясь, что он сможет пролить свет.