Дом Брундуса, с его покосившимися стенами и провисшей крышей, все так же тонул в снегах, а свинцовое небо над головой всё так же отказывалось пропускать солнечные лучи. Занятие со стариком проходило вполне спокойно, с предыдущим уж точно не сравнится. Он лишь искоса, как хищная птица, поглядывал на Син, не понимая, что же в ней изменилось с их прошлой встречи. Син замечала эти взгляды из-под его мохнатых и тяжёлых бровей, но предпочитала не обращать внимания на странного старика, и больше углубляться в задания, данные ей. Обучение тёмной магии давалось ей куда легче зельеварения, на котором раз за разом ничего не получалось, кроме вонючей кашицы и пары разбитых склянок. «Ну и ладно», — думала Син, упрямо поджимая губы, ведь тёмные искусства вызывали в ней куда больше эмоций, нежели возня с кучей склянок и непонятных высушенных ингредиентов. Лишь одно «но», словно заноза, мешало постигать ей необъятные просторы этого предмета — её странное и неконтролируемое жжение в области грудной клетки. Руки то и дело не слушались, выпуская ярко-красные искры.
— Паралитикус, — старик словно смаковал каждое слово, — как и странгулацо — являются частью тёмной магии, — он выдержал многозначительную паузу, — Одно тебя парализует, сковывая каждую мышцу, а другое заставляет биться в конвульсиях удушья, — старик расплылся в пугающей улыбке, ударяясь в воспоминания. — Помню, пришёл ко мне светловолосый юнец, примерно твоего возраста. Всё просил обучить его, рассказать побольше, ну я и обучил, на свою голову, — старик развёл руки в стороны, его металлический протез издал громкий скрип, — Дал ему ту самую книгу, что и тебе давал, полную знаний, опьяняющих разум. Да вот только разум его не выдержал, да и свихнулся тот, чего уж. Эх, — вздохнул старик. — Я отчётливо помню день, когда Корнелиус перестал быть тем Корнелиусом, которого все знали, — его голос стал грустным, почти печальным.
Дыхание Син замерло. Остаток занятия прошёл тихо, но лишь в груди Син, словно в улье, гудело смятение. Тихо перелистывая страницы учебника, она представляла молодого Корнелиуса, так же сидящим и корпящим над учебниками, пытливого и любознательного, с горящими глазами, ищущего ответы. Странная была картина, раздирающая её сознание, да и в голове у неё сейчас всё это укладывалось с огромным трудом, словно паззл, где не хватало нескольких важных фрагментов. Но, — эта мысль, словно тонкая нить, пробилась сквозь туман сомнений, — ведь все злодеи когда-то были обычными людьми, у каждого своя история, своя боль, которая превратила их в монстров, ведь так? Или же все злодеи рождаются такими, и им просто нужно время, чтобы это показать? Син не знала ответа, да и скорее всего, его нет и никогда не будет.
Дэй, как всегда, поднялся ни свет, ни заря. За окном еще царила густая, непроглядная тьма, разбавленная лишь редкими искорками уличных фонарей. Последнее время его мучала изматывающая бессонница, отчего и курить он стал в разы больше, словно пытаясь выжечь из себя все беспокойство и напряжение, что скопилось внутри. Что ни день, то головная боль. На работе завал, дела и документы наваливались друг на друга, как лавина, не давая перевести дух и отвлечься, с Син происходили странные и необъяснимые вещи, семья давно не писала, словно вычеркнула его из своей жизни, а может что-то случилось? Казалось от всего этого парень мог бы свихнуться, но приходилось брать себя в руки.
Заварив себе крепкий кофе, и налив туда сливки, парень сел за стол, закуривая очередную сигарету. Положив спички на стол, парень взял в руки газету, перед этим размешав хорошенько кофе в чашке чайной ложкой. В газетных сводках, что людского мира, что магического, не было ничего примечательного, поэтому вздохнув, парень свернул газету, и устремил свой взгляд в окно, скучающе подпирая щеку кулаком. Из его скромного, но уютного жилища был виден небольшой сквер, в котором всегда по утрам шмыгали маленькие существа, внешне напоминающие мартышек. Наблюдать за ними было куда интереснее, чем за людьми, спешащими на работу, выгуливающими собак, да и детьми, бегущими в школу, спотыкаясь. Те, правда, не видели этих забавных существ. Оно и к лучшему. Дэй не мог себе представить, какой переполох случился бы в таком случае.
Зайдя в ванную комнату, Дэй включил свет, осматриваясь по сторонам в поисках бритвы. Она нашлась прямо около раковины, рядом нашлась и пена для бритья. Нанеся её на скулы, Дэй принялся тщательно сбривать двухдневную щетину. Он не брился каждый день по причине того, что просто напросто забывал. Закончив бриться и чистить зубы, одев привычный черный костюм тройку, Дэй поправил галстук, посмотрев на своё отражение. Под глазами виднелись тёмные круги. Он взъерошил свои тёмные волосы и еще раз поправил галстук.
— Все хорошо, дружище, — обращался он к своему отражению. — Не развалишься.
Дэй, ощутив легкое головокружение от внезапной смены пространства, телепортировался в здание Администрации. Внутри, как и всегда, кипела жизнь. Работники сновали туда-сюда, словно муравьи, а парень уже представлял сколько работы его ждёт сегодня. Ближе к обеду, когда солнце начало пробиваться сквозь высокие окна, отбрасывая на пол длинные полосы света, парень уже чувствовал себя совершенно выдохшимся, и решил сходить на очередной перекур, как обычно, прячась от назойливых взглядов и докучающих вопросов. Сигареты так некстати подходили к концу, а день обещал быть долгим. Стоя в курилке он бросал косые взгляды на остальных офисных клерков, что так же, как и он вышли на перекур. Друзей среди колдунов он так и не заимел, поэтому большую часть времени чувствовал себя одинокой белой вороной.
— Нет, передайте обращение в другой отдел. Да, я могу лишь перенаправить вас. Нет… Чёрт, бросили трубку.
И так проходил день за днём, казалось, что во всей этой рутине не было видно ни малейшего просвета. Но вот, девушка с длинными чёрными волосами ворвалась в его жизнь, сшибая дверь с петель. Да, это определённо привносило нечто новое в привычный уклад. С ней постоянно случались несчастья, случайности, называйте, как хотите. Она была словно магнит для них. С тех пор не прошло и дня, чтобы Дэй не думал о ней. Он сидел за рабочим столом, вертя в руках склянку, что дал ему Артур. Черт возьми, парень не знал, как и поступить. Он не знал, что содержится внутри, может, он лишь навредит девушке. Но ослушаться приказа он тоже не мог. Работа на первом месте, твердил он себе каждый день. Работа, работа, работа, — это слово словно проклятие, монотонно стучало в висках. В его жизни не было ничего кроме этой проклятой работы. Он так старательно, с упорством и отчаянной надеждой, преодолевая одну преграду за другой, пробивал себе путь наверх, хотел, чтобы семья им гордилась, чтобы сёстры больше ни в чем не нуждались, но какой ценой? — этот вопрос, подобно острому кинжалу, вонзался в его сердце. Теперь, на его шее висела здоровая цепь, выкованная из амбиций и ответственности, которая не давала ему свернуть с намеченного курса. Как же он злился, сжимая кулаки до белых костяшек, каждый раз, видя надменную рожу Элая. Может, — эта мысль промелькнула в его голове, — она и не была надменной, но этот его вечно скучающий, ленивый вид, словно у кота, вальяжно развалившегося на солнце, поднимал в груди Дэя такую бурю эмоций, что казалось, его сердце вот-вот разорвется от ярости. Элаю всё досталось сразу, он пришёл на все готовое, ему не надо было трудиться кровью и потом, вырывая себе место под солнцем. Он никогда не знал бедности. Он лишь, небрежно бросая взгляды, скучающе смотрел на всех вокруг, будто еще немного, и он заснёт прямо на месте, и при этом не будет чувствовать никакой неловкости. Чёртов аристократ. Нет, между ними не было открытых ссор, скорее немая вражда. Элаю претило трудолюбие Дэя и то, как он выслуживался, а ведь он даже не входил в Высший Эшелон, а просто пытался выживать, как умел.
Так или иначе, рабочий день подошёл к концу и Дэй направлялся в поместье Син. В нём тоже всё было, как и обычно, словно здесь время замедляло свой бег, наполняя всё вокруг спокойствием и безмятежностью. Ароматные и дразнящие запахи выпечки, свежезаваренный чай и она. Они беседовали обо всём и ни о чем, девушка смеялась, нежным смехом, прикрывая рот ладонью, будто стеснялась чего-то. Он, с тяжестью на сердце, вылил зелье в чашку Син, пока она отвлеклась, но так и не смог смириться с тем, что он собирался сделать, и от осознания всей мерзости своего поступка его словно пронзило разрядом тока. Он подменил её кружку своей, и весь остаток вечера лишь делал вид, что пьёт, стараясь не выдать волнения. Он не смог, — эта мысль, словно приговор, пронеслась у него в голове. Слабак.
Вернувшись домой, потерянный, парень молча сидел на кухне около получаса, куря одну сигарету за другой, позволяя дыму клубиться вокруг его головы. На душе скребли кошки: а правильно ли он поступил, отступив от намеченного плана, или он просто проявил свою слабость? И почему ему вообще не плевать на какую-то девчонку, которая не должна для него ничего значить, но почему-то, сама того не зная, стала важной частью его жизни? Вот же дурак. Сейчас он мог лишь бессильно и с горечью задумываться о возможных последствиях своего импульсивного решения, и эта мысль, словно тяжёлый камень, давила на его плечи, не давая ему ни вздохнуть, ни забыться.
В поместье Дальстен, казалось, объявили день открытых дверей, — с легкой иронией подумала Син, наблюдая за тем, как то один, то другой гость наводняют её дом. Сначала Дэй наведался на внезапное чаепитие, наполнив дом своим присутствием. Позже, где-то часа через два, когда Син только-только успела устроиться в кресле, погрузившись в чтение книги, данной ей Брундусом, к ней, словно гром среди ясного неба, нагрянул Элай, и его обычно бесстрастное лицо было встревоженным, словно он только что увидел призрака.
— Сьюзен, завари нам, пожалуйста, чай, — по-свойски попросил парень. — И принеси его в гостиную.
Син готова была поклясться, что еще одно чаепитие сегодня, и она больше не сможет смотреть на чай. Благо, Сьюзен заварила новый сорт, с каким-то терпким ароматом, похожим на запах горных трав, и принесла овсяное печенье, которое так любила Син. Особенно она любила тайком ночью пробираться на кухню и есть его с молоком.
— Как ты? Что произошло на том занятии? — лицо Элая даже не выглядело скучающем в этот момент, парень только брал чашку, чтобы отпить, как тут же ставил её обратно, задавая новый вопрос.
— Я и сама не поняла, что это было. Голова раскалывалась, а вокруг… — Син замялась, решая рассказывать ли о призраках прошлого, что так любезно навестили её.
— Ты правда чуть не сиганула с обрыва?
— Да, мне казалось — это единственный выход, — пожала плечами девушка, всё же не раскрыв маленькую тайну её воспалённого сознания.
— Жаль, что меня не было рядом. Был занят празднованием дня рождения в одиночестве, — грустно усмехнулся парень.
— У тебя был день рождения?! — Син внезапно вскочила, чуть не опрокинув чашку с чаем на бедного парня. — Что же ты не сказал? — Син распереживалась, что не поздравила парня вовремя. — У меня даже подарка нет…
— Это ерунда.
Всё то время, что они молча, с улыбками, пили терпкий чай, который, казалось, обжигал язык своей горечью, Элай, как завороженный, неотрывно блуждал взглядом по её лицу, словно пытался прочесть в нём скрытый код или разгадать тайну, которая от него ускользала. Его взгляд скользил по контуру её губ, по линии бровей, по выражению её глаз, следя за малейшей эмоцией, за каждым, даже самым мимолётным изменением, словно охотник, выслеживающий свою добычу. В этот момент он больше напоминал себе одержимого маньяка, нежели просто заботливого друга. Его взгляд был таким пристальным и пронизывающим, что, заметив это, Син почувствовала, как по её спине невольно пробегают мурашки, а сердце начинает бешено колотиться.
— Тебя всё еще преследуют головные боли? — Элай нарушил тишину своим вопросом.
Взгляд парня скользнул по тонкому запястью девушки, подмечая браслет, подаренный им, и самодовольно ухмыльнулся. В груди разлилось спокойствие, и парень на секунду блаженно прикрыл глаза.
— Знаешь, на самом деле я так устала… — начала Син, убирая выбившиеся пряди волос за ухо, обращая свой взгляд к Элаю. — Каждую ночь меня мучают кошмары, они изматывают и загоняют в тупик. Я совсем ничего не понимаю. Не понимаю, как могла всё это время жить, на самом деле ничего не зная о себе. А попытки понять и осознать происходящее вокруг, всегда нагоняют на меня странное чувство, — Син переводит дыхание, не отрывая взгляда от парня. — Чувство… Что же это за чувство? Бессилие? Никчемность?
Понуро опустив голову, девушка нерешительно отвела взгляд, словно пытаясь спрятаться от пронизывающих, как ледяные осколки, голубых глаз парня, но его взгляд теплеет, когда он, словно зачарованный, смотрит на неё, кладя свою ладонь поверх её. Син невольно вздрагивает от внезапного прикосновения, но не отдёргивает свою ладонь, позволяя касаться себя. Рука Элая тёплая и намного больше её собственной. Он мягко поглаживает её кожу большим пальцем, стараясь поймать её ускользающий взгляд. И, в конце концов, у него это получается. Син смотрит на него, с грустью в глазах, от которой ноет её сердце. Видя это, парень озаряется улыбкой, а Син прошибает током. Она впервые в жизни видит его улыбку. Его искреннюю улыбку. В груди разливается нечто тёплое и доселе незнакомое. Его улыбка согревает, словно ароматный чай в холодный зимний вечер.
В доме тихо, в камине потрескивают поленья, Элай улыбается, глядя на Син, держа её за руку, а его сердце начинает биться в несколько раз чаще. Мог бы он подумать, что маленькая девчонка, какой он её запомнил, будет вызывать в его душе такую бурю эмоций? Конечно же нет, но он всегда знал, что снова встретит её.
В кровати с чёрным шёлковым бельем лежат двое. Мужчина поглаживает женщину по голове, а она накручивает на палец его длинные белые волосы. Их обнажённые тела прикрывает лишь лёгкая ткань одеяла. Женщина смотрит на мужчину одержимым, на грани безумства, взглядом. Её вьющиеся русые волосы спутаны, а на шее виднеется красный отпечаток ладони.
— Скажи мне, Вера, — хриплый голос эхом отлетает от каменных стен помещения. — На что ты готова ради меня?
Женщина с обожанием смотрит на мужчину и хищно скалится.
— Я сделаю всё, что ты прикажешь. Давай просто убьем эту девчонку и дело с концом, — шепчет та, утыкаясь в голую грудь мужчины, вдыхая его аромат.
— Так не пойдет, ты совсем ничего не понимаешь, глупая.
— Да, я глупая, — хихикает Вера, переворачиваясь на бок.
— В ней заключено проклятье, которое её собственные родители так любезно заточили в ней. Мне оно нужно, понимаешь? Я хочу поставить на колени весь магический мир, а может и людей научить уважать силу.
— Корнелиус, я сделаю всё, что ты прикажешь…
— Хорошая девочка, — мужчина снова гладит её по голове, трепля за русые волосы.