Понятие «народ»в конце xx века расползается в две стороны: электорат (абстрактно-статистическая масса избирателей) и этнос (национально-конкретная общность, не без агрессивного отношения к этносам окружающим). С первым пониманием народа связан расцвет недобросовестных избирательных технологий; со вторым — локальные конфликты, перекройка границ, террористические акции. Нестационарный мир конца XX века развивает этнопоэтику:истеричную утопию реставрации национально-религиозной самобытности на основе традиционных мотивов самоидентификации. Самоидентификация «против чужих» — один из самых традиционных мотивов, сегодня особо активных у меньшинств.Но каковы критерии меньшинства? Признак численности на самом деле не действует. Меньшинство — это группа, у которой есть история угнетенности (история самоугнетенности есть у русских). Идеология прав человека стимулирует реализацию возмездия («теперь можно») легендарным угнетателям. Возмездие в целом удается: политкорректность предполагает большие, чем у большинства, права меньшинств. Симптом: вышедшая в 2001 году в «Русской мысли» статья Безансона называется «Может ли Россия войти в мировое сообщество?». Это все равно что задать риторический вопрос: «Может ли негр стать человеком?» Последний вопрос недопустим; он рассматривается как вопиющее нарушение правил политкорректности, потому что афрограждане различных стран, включая и африканские, — это, вопреки данным статистики, «меньшинство». Россия же, вопреки тем же данным, — «большинство». Меньшинства давно победили. Современная глобальная массовая культура на поверку является конгломератом культуры меньшинств (все стили поп-музыки восходят к этническим маргиналам и социальным изгоям, — в России, например, к цыганскому музицированию, к музыке местечек, к поэтике «зоны» и «малины»). Чуть ли не единственное, что у «большинства» осталось, — это как раз идеология политкорректности. Впрочем, застарелых геокультурных предрассудков и остроактуальных геополитических аппетитов она не корректирует.