Мясорубка

ГЛАВА 66

Генерал-майор Скопин появился в информационном центре за тридцать минут до начала операции. Принял доклад от Владимирского, затем распорядился приступить к выполнению задачи. Обе группы, на Воровского и на Сретенке, должны действовать синхронно, сроки остаются прежними – начало в 23.00.

Не успел он как следует освоиться в кабинете Владимирского, как тут же от одного из операторов поступил доклад – генерала Скопина к телефону. Абонент назвал условный код, в таких случаях принято соединять немедленно.

Скопин снял трубку телефона:

– Если есть дело, излагай его коротко. Я занят.

Абонент говорил с ним нервным тоном, временами срываясь на крик. Скопин поморщился и отстранил трубку чуть подальше от уха. Наконец его терпение лопнуло, и он грубо выругался.

– Заткнись! И прекрати истерику! Я сейчас приеду… Ладно, раз обещал, привезу. Жди.

Он бросил трубку и повернулся к Владимирскому:

– Игорь Юрьевич, я отлучусь…

Скопин посмотрел на часы.

– Думаю, до одиннадцати успею обернуться. Если задержусь, начинайте без меня.

– А если патрон будет вас разыскивать?

– Соедините его с машиной, я буду там.

Скопин в сопровождении трех охранников отправился на свидание со своим давним агентом, который проживал в собственной квартире в высотном доме на Котельнической набережной. Молодого и подающего большие надежды журналиста Алексея Панова он завербовал, еще будучи старшим оперуполномоченным отдела контрразведки московского УКГБ. Тот попал в поле зрения органов в 86-м году. Причиной тому послужили его интенсивные контакты с представителями западной прессы, аккредитованными в Москве. В те времена гласность и прочие прелести перестройки были еще диковинкой и воспринимались многими с кривой ухмылкой, поэтому комитетчики начали его разрабатывать на полном серьезе.

Несмотря на молодость, Панов был энергичной и целеустремленной личностью, в дополнение к этому он производил впечатление мужественного и волевого человека, на которого можно было положиться в любой ситуации и который мог решить, казалось, любую возникшую проблему. Он пользовался бешеным успехом у особ противоположного пола и имел репутацию крутого мужика. Короче говоря, он оказался для гэбистов крепким орешком. Но, как и у всех прочих простых смертных, у Панова были свои маленькие слабости, и в конце концов комитетчикам удалось нащупать слабое место. Остальное, как говорится, было делом техники, а опыта в подобных делах комитетчикам не занимать.

Прихватили его классически. Впрочем, не будем подробно останавливаться на событиях, предшествовавших вербовке, скажем лишь, что Скопину удалось добиться своего: Панов подписал обязательство сотрудничать с органами, другими словами, стал сексотом. В противном случае он мог не только расстаться со своей репутацией, которой, кстати, весьма дорожил, но и угодить на тюремные нары.

Несмотря на наличие расписки и тщательно подобранных компрматериалов, работать с таким агентом было весьма непростым занятием. Отношения между Пановым и Скопиным, сексотом и его куратором, больше напоминали тайную войну, чем сотрудничество. Последнее свое задание Панов выполнил в августовские дни 91-го года, после чего ему выписали «вольную» и пообещали больше не тревожить.

Панов постарался вычеркнуть из памяти весь этот кошмарный период своей жизни, и ему это почти удалось. Но чекисты не сдержали данного слова – весной 95-го года на горизонте вновь возник Скопин, а вместе с ним из дальних закутков архивов всплыли на поверхность расписка и давние компрматериалы, которые в нынешней ситуации представляли собой, пожалуй, еще большую опасность, чем прежде. В итоге Панов был поставлен перед дилеммой: либо пустить себе пулю в лоб, либо выполнить поручение Скопина, как тот соизволил выразиться: «На этот раз последнее поручение». Он выбрал второе, потому что в душе надеялся, что сумеет переиграть Скопина и его коллег. Но он жестоко ошибся, в эти игры они играли гораздо лучше. С каждым новым днем он запутывался все более основательно и уже всерьез подумывал о самоубийстве.

Скопин и его охранники вошли в третий подъезд высотки и стали подниматься на четвертый этаж, где находилась двухкомнатная холостяцкая квартира Панова. У него были веские причины бросить свои неотложные дела и без промедления выехать на Котельническую набережную. Дело в том, что Панов предупредил его, что несколькими минутами ранее ему звонила его бывшая возлюбленная Вика Строганова. Она просила его по старой дружбе помочь ей запустить в телеэфир сенсационный материал, который она привезла из Чечни. Панов при этом уточнил, что он поможет своему давнему мучителю решить эту проблему лишь при соблюдении определенных условий: Скопин должен вернуть ему оригинал расписки, сам же, в свою очередь, – написать бумагу под диктовку Панова. Только в этом случае он готов будет «сдать» Скопину свою несостоявшуюся женушку вместе со всеми ее потрохами.

Скопин, естественно, не собирался возвращать никаких расписок. Он надеялся одним выстрелом убить двух зайцев: изъять компрометирующие его пленки, а если удастся, то захватить вместе с ними и саму Строганову, а во-вторых, он собирался избавиться от Панова, потерявшего в его глазах всякую ценность.

– Стойте пока здесь, – сказал Скопин охранникам. – Если увидят вас, придется ломать дверь.

Сам он поднялся на лестничную площадку и нажал на кнопку звонка. Вместо Панова дверь ему открыл совершенно незнакомый человек.

– А где Панов? – растерянно произнес Скопин.

– Я вместо него, – сказал незнакомец и шагнул к нему навстречу.

Скопин попытался позвать охранников – слова почему-то застряли в горле. Ноги сами собой подкосились, он стал заваливаться назад, но упасть ему не позволили – чьи-то руки подхватили его обмякшее грузное тело и втащили внутрь квартиры.

В седьмом часу утра один из жильцов высотки набрал номер милиции. Ему показалось подозрительным, что дверь соседней квартиры распахнута настежь, а ее владелец почему-то не отзывается на призывы. Часом позже на квартире Панова уже работала дежурная бригада по городу. Их глазам предстала следующая картина: на полу гостиной в лужице крови, натекшей из простреленной головы, лежал грузный мужчина лет пятидесяти, а прямо над ним в веревочной петле висел сам хозяин квартиры.

Над трупом склонились двое криминалистов, затем один из них присел на корточки и рукой в резиновой перчатке осторожно взял пистолет, прижимавший к груди покойника лист бумаги.

– Ну что там? Записку оставил?

Коллега заглянул ему за плечо и, медленно шевеля губами, прочел текст предсмертной записки Панова:

ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ПРЕВРАТИЛ МОЮ ЖИЗНЬ В КРОМЕШНЫЙ АД.