Июнь 1362 года. Монбрезон.
Я хмуро окинул взглядом местную забегаловку, в которую меня нежданно-негаданно занесла судьба: замусоренный пол, грязные столы, или правильнее сказать, столища, стоящая на них глиняная посуда, с сальными следами рук всех до того ими пользовавшимися, глупая пышнотелая служанка, об чью корму в данный момент вытирал руку один из моих солдат. Или не вытирал, а… Впрочем, совсем не важно, какие мысли двигали его рукой в этом процессе, главное-судя по выражению лиц обоих участвующих-это доставляет им удовольствие. Тут же, в этом гостевом зале, или кухне, или похожем одновременно на оба помещении- важно ведь не где, а то, какую функцию это место выполняет: располагался открытый огонь, над которым при помощи вертела крутилась тушка порося, сковорода, на которой что-то скворчало, замызганный пацанёнок потащил куда-то мясницкий топор, и ещё многое другое, что способно как насытить желудок готовой пищей, так и вызвать изжогу у чересчур интеллигентного человека процессом приготовления.
Как я докатился до жизни такой? Не сразу. Сначала мне посчастливилось, или нет- ведь как утверждает человек по имени Альберт, всё в этом мире относительно-познакомиться с Профессором, а после ещё и поучаствовать в его антинаучном эксперименте. Куда-то, в результате, телепортнулся, и вот… Нет, куда и, главное, в когда, я уже выяснил, но легче от этого мне не стало, так как место это оказалось очень далеко от точки на карте, где я, предположительно, должен появиться на свет. И предположительно потому- а как я смогу родиться там, когда уже существую здесь,- за шестьсот лет до своего рождения? Возникает парадокс, который у меня при всём желании исправить не получится- разве что умереть,- но это я всегда успею. Или другие помогут-учитывая сколько раз за этот неполный год я оказывался на краешке- это вернее.
Я сидел один, парни мои располагались за другим столом, ещё один- последний в зале-занимали неизвестные мне местные завсегдатаи. Почему я один? Возможно, потому что командир, и во-вторых, потому что сам так пожелал- мне хотелось побыть одному, и чтобы никто ко мне не лез. Только этот грязный стол, кувшин с сомнительным содержимым, называемым здесь вином, бокал, да я. Никак в себя прийти не могу: всё из рук валится, хочется спать, а прилягу- Машу вижу как живую на замковой стене, руки протягивает, зовёт, и…шагает навстречу- за край стены. Я кричу и просыпаюсь. Очередной кошмар. Одно средство осталось- накачаться спиртом,- тогда не помню ничего. На следующий день всё по новой. Устал… Налицо имеем совершенную потерю мотивации к продолжению подобной поганой жизни- остаётся лишь удивляться,- и почему до сих пор ещё существую?
Из-за соседнего стола встал невысокий мужчина лет сорока, брюнет с проседью в короткой бородке, худощавый и мускулистый, как сказали бы лет этак через шестьсот-спортивного телосложения. Это Марк, мой заместитель, главный по тарелочкам, и прочая, и прочая. На самом деле для нашего отряда из девяти бойцов он намного важнее меня, особенно сейчас, когда я в параллельной вселенной пребываю. Наша компания сложилась постепенно: первоначально, мы двигались в родной для воинов- и для меня в какой-то степени тоже- замок, но обнаружили лишь развалины оного. Соседнюю деревню мы тоже обнаружили в кладбищенском состоянии- это когда очень тихо и лишь ветер качает скрипящую дверь. Именно тогда я и сорвался…
Вечером того же дня воины потолковали промеж себя о будущем, и тогда всё и определилось: они решили податься в наёмники- сорганизовались в компанию. Меня на той сходке не было, напился и уснул- уже всё стало неважно. Наутро разбудил Марк, и рассказал, что парни порешали. А они видеть хотели меня своим командиром: тут, конечно, сыграло свою роль моё поведение в бою, да и ранее я неплохо отметился, но главное, что их привлекло во мне-это то, чего были лишены все прочие- моё якобы благородное происхождение. А это в сословном обществе играет очень большую роль: одно дело, если ты под началом человека с родословной, и совсем другое- бандита с большой дороги,- разница существенная. Марк в нескольких словах выдал мне все эти расклады, и спросил -согласен ли я возглавить отряд. Мне же было до лампочки, что я и выразил взмахом руки и фразой- мол, делайте что хотите…
И теперь сижу в задрипанной забегаловке и пропиваю последние деньги. А тут ещё Марк присоседился за мой стол. И что он хочет сказать я уже знаю- наслушался за эти пару недель, что мы торчим в этом грязном городишке. А когда-то мне мечталось прогуляться здесь туристом- сбылась мечта идиота…
- Даниэль (мы с ним по-простому общаемся- сам попросил), не подумай плохого, но…ребята волнуются.
Ты бы, Марк, хотя бы фразы местами переставлял- нельзя же быть таким предсказуемым. Сейчас про деньги скажет.
- Деньги уже заканчиваются, скоро ни су не останется.
Ну, как я и думал. А про деньги он трясётся потому как поставил его казначеем. Кто-то же должен, так почему бы и не Марк. И теперь он носится с этим, как с писаной торбой. Я уже пожалел, но не снимать же- обидится. Не так чтобы это было важно, но зачем на ровном месте хорошего человека обижать. Пускай играется- ведь каждый мужчина в глубине души, что малыш в песочнице…
И немного про деньги: это от продажи моей доли от добычи после боя в лесу, да и барон от щедрот своих кое-что подкидывал мне время от времени на бедность. Для чего он это делал, какова цель- неизвестно. Тогда меня всё устраивало, а сейчас и не спросишь… Так и образовалась энная сумма, которую я не долго думая и отдал на отряд- никогда не умел считать деньги, они у меня, как песок сквозь пальцы, непременно утекали.
Между тем разговор продолжился- что-то ещё ему нужно от меня. Смотрю- замялся. Блин, неужели опять. Прошлый раз он, ничтоже сумняшеся, предложил мне другую бабу. Мол, подобное бьётся подобным, клин клином, и всё такое… Кончилось тогда некрасиво-матом на разных языках, и я ему за малым в глотку не вцепился за такую “помощь”. Помощничек… Он потом несколько дней ко мне подходить боялся. Так что: снова- старые песни о главном?
- Это…Жан тут знакомца встретил,- Марк с надеждой взглянул на меня, но убедившись что я по-прежнему индифферентно кручу в ладонях кубок с вином, разглядывая на его дне некую истину, вздохнул. Помолчал, раздумывая продолжать ли, но всё же договорил,- Тот сказывал, что между Арагоном и Кастилией закончилось перемирие.
- Да? И что?
- Транкавиль хочет собрать рутьеров для Энрике Трастамара. Мы могли бы тоже…
- Я подумаю.
- Капитан…
- Завтра! Подойди… Мне надо подумать.
Мне на самом деле надо подумать: или останавливать пьянку и пробовать как-то жить дальше, или не мучать ни себя, ни других, и… Вариантов этих самых и- море,- и не обязательно в петлю лезть. Можно просто плюнуть на ногу какому-нибудь дворянчику, а там дуэль и, если не сильно сопротивляться, смерть.
Сидеть в этом, неудачно маскирующемся под приличное заведение, свинарнике расхотелось. Сгрёб со стола бокал и кувшин с пойлом, и пошатываясь, направился к лестнице на второй этаж, где располагались мои скромные апартаменты, представляющие собой конуру три на четыре с маленьким, забранным ставнями, оконцем. С минимальной мебелью, представленной табуретом о трёх ногах и большим сундуком, служившим мне одновременно постелью.
Вошёл в комнату, сгрузил на табуретку всё, что притащил для продолжения банкета. Постоял, пошатываясь, и разрываясь в туманных желаниях между выпить и поспать. Сделал неожиданный выбор: пошёл и распахнул настежь окошко- и вправду душно. Полюбовался окрестностями, которые были также серы и невыразительны, как и моя жизнь: быстро темнеющее, приближаясь к чёрному, небо; уже нечёткие очертания двух-и трёхэтажных домиков, в темноте почти неотличимые друг от друга- лишь подойдя к ним вплотную можно было различить отличающие их нехитрые украшения- сплошные белые, горизонтальные либо диагональные полосы на грязных стенах, или изредка встречающиеся, покачивающиеся на штырях, вмонтированных в стену дома, небольшие железные или деревянные доски с изображенными на них картинками, нередко с шокирующим, или попросту не имеющим ничего общего с реальностью содержанием; тёмная щель между домами, здесь именуемая улицей, по которой время от времени весьма робко пробирались запоздавшие путники, опасавшиеся в эти злые моменты всего что угодно- от заточки в печень до банального ведра с помоями на голову,- таковы реалии в эту эпоху; приоткрытое окошко в стоящем напротив доме, до которого, казалось, можно дотянуться рукой; и горящая там свеча на столе, разгоняющая тьму комнаты лишь на метр вокруг.
На какое-то время залип, вглядываясь в эту свечу- что-то во мне она зацепила. Мерцающее, колеблющееся пламя, готовое потухнуть от любого ветерка- вот что такое я сейчас,- но неужели всё? Отвернулся, подошёл к сундуку и сел, задумался. Назойливой мухой зажужжали слова Марка. Надо, чёрт возьми, выбираться из этого городишки, иначе здесь меня и похоронят. А как же Маша? Прости, родная, не уберёг… Мы всё равно будем когда-нибудь вместе, не здесь, но в лучшем из миров. Что-то опять стало тоскливо, и я взахлёб вылакал вино из бокала. Осоловелым взглядом уставился на дрожащую от ветерка из окошка паутинку, попытался сосредоточиться- о чём это я? Ах, Машенька. Милая… Нет. Не сегодня. Я подумаю об этом завтра… Комната закачалась перед глазами, и я уже не сопротивляясь подступающему забытью, рухнул в постель. Через некоторое время по комнате разнёсся громкий храп, изредка прерываемый всхлипами и непонятными для местных словами.