На краю вечности. Книга 2

Глава 2

Глава 2

Когда я подхожу к дому, какая-то неведомая сила заставляет меня наклониться и посмотреть, не развязался ли шнурок. Мысленно ругаю себя за перфекционизм. До крыльца всего пару шагов. Это можно дойти и с развязанным шнурком, в прихожей ведь все равно разуваться. Но именно это спасает меня от пули, которая пролетает в миллиметре от моей головы. Я даже чувствую жар, что исходит от нее. Судя по последовавшему звуку, она попадает в дерево. В один прыжок оказываюсь на крыльце. Две другие пули умудряются меня зацепить. Одна за плечо, другая царапает скулу. Пригнувшись, толкаю дверь и вваливаюсь в гостиную.

— Всем лечь на пол! — на всякий случай кричу я. Из кухни выбегает испуганный Костас. Успеваю его толкнуть на пол, прежде чем раздается автоматная очередь. Он тихо молится. Прикрывая голову тонкими, как у пианиста, пальцами. — Можешь что-нибудь сделать? Например, чтобы у него оружие заклинило или руки отвалились? Можно все сразу.

— Да, могу, — коротко отвечает он и начинает что-то бормотать. В гостиной повисает мертвая тишина. Плотная, вязкая. Похожая на густой туман, который бывает над болотами. Становится холодно, словно температура падает ниже ноля. У меня по лицу бежит кровь, плечо ноет. В голове крутится только одна мысль — только бы вниз не спустились Айлин или близнецы. Не хватало, чтобы они еще пострадали. — Все, он ушел. На дом я поставил защиту.

Костас поднимается с пола и бежит к окну. Храбро выглядывает и довольно хлопает в ладоши. А парень-то вроде ничего. Толковый. Встаю на ноги, меня шатает.

— У вас половины щеки нет, — протягивая мне носовой платок, без малейшего сочувствия говорит Касси. На втором этаже хлопает дверь и в гостиную, топая ногами словно это не три человека, а табун лошадей, сбегает Айлин, а следом за ней Петра и Фео.

— Слава Богу, ты в порядке! — с облегчением произносит моя подопечная, рассматривая мое лицо. — Но шрам, скорее всего, будет.

Из подвала на шум выбираются Америго, а за ним Арсен. Чудесно, вся семья в сборе. Костас забирает пакеты с покупками и убегает на верх готовиться к обряду. Я устало плюхаюсь в кресло. Айлин суетится вокруг меня с бинтами и какой-то мазью. Кажется, у Дэшэна появился заместитель.

— Не сомневаюсь, что это дело рук нашего папаши! — ворчит Америго. — Почуял, что конец близок, и решил, что все равно уйдет победителем. Ну-ну.

— А как он узнал, где нас искать? — задумчиво спрашиваю я. Америго недовольно хмыкает и крутит пальцем у виска.

— Нас кто-то сдал с потрохами, — негодует он. — А ты удивляешься — откуда знает!

— Кстати о плохих новостях. Меня объявили в мировой розыск. И как только я вернусь в Лондон, буду сразу же арестован. Скорее всего, даже в аэропорту. И это будет лучшим вариантом. Потому что, если по моему следу пойдут ищейки, все может закончится плачевно, — говорю я. Айлин замирает. Испуганно смотрит мне в глаза, явно не желая верить в услышанное. Сердце частит. На скулах выступает нездоровый румянец.

— Может быть, тогда к черту Лондон? — робко предлагает Арсен, барабаня пальцами по подлокотнику кресла. — Сделай себе новые документы и айда в Сибирь или на Камчатку. Там тебя точно никто искать не станет. Пересидишь смуту, потом вернешься.

— Но я не сделал ничего из того, в чем меня обвиняют, — горячусь я, снимая пальто. Айлин осторожно убирает ткань от моей раны и начинает врачевать. — И не хочу прятаться.

— Да, мы все помним, что ты самовлюбленный идиот, — вздыхает Америго. — Арсен предложил тебе адекватный выход. Стоит задуматься над ним. Кстати, дорогой племянник, а почему я не вижу Якуба Монро? Вы же с ним как неразлучники были. Или что, дружба все-таки закончилась?

Айлин прекращает возиться со мной и переключает внимание на моего сына. Она, в отличии от Америго, уже знает правду.

— Я убил его, — тихо, но с нотками ярости в голосе отвечает Арсен. И я понимаю, что его злость на друга не закончилась с его смертью. Он все еще переживает его предательство. Америго удивленно присвистывает. Упершись локтями в колени, пристально смотрит на племянника, словно первый раз видит. Похоже, он шокирован этой новостью не меньше, чем я в свое время.

— Честно говоря, я думал, что будет наоборот, — медленно говорит брат. — Но, видимо, Якуб нашел твою болевую точку, и ты не сдержался. Что ж, плохая наследственность штука коварная. Здесь нечем хвастаться. Можно только сожалеть.

Арсен молча поднимается и уходит наверх. Айлин, положив на журнальный столик бинт, бежит за ним. Дружеская поддержка с ее стороны ему обеспечена. И я рад этому. Но меня беспокоит, что сын может переступить черту. А если учесть возраст моей воспитанницы и ее потребность в мужском внимании, то мне действительно есть из-за чего волноваться.

По просьбе Костаса расчищаем пространно в гостиной. Выносим кресла на улицу, поворачиваем диван боком. Маг ставит на полу в круг двадцать четыре свечи. Внутри круга щедро посыпает морской солью. Америго приносит Лив и укладывает ее в самый центр. Айлин стоит, скрестив руки на груди и внимательно за всем наблюдает. Она хмура и чем-то очень недовольна. Отчего синяки после побоев Амалика выглядят особенно зловеще. Жаль, что она отказалась от моей крови. Все бы уже зажило. Плотно задергиваю шторы, закрывая темными тряпками зеркала. Мои мысли крутятся вокруг убийцы, который покушался на мою жизнь. Неужели мой брат прав и это дело рук нашего создателя? Или есть еще кто-то, кого мы не взяли в расчет? Но почему киллер выбрал такой человеческий способ устранения? Или же хотел сперва серьезно ранить, а потом уже добить колом? Грубо как-то для профессионального ликвидатора вампиров. Хотя с чего я взял, что он спец? Действовал он так себе.

— Прощайтесь, — говорит Костас. И это звучит как звонкая пощечина. Лив медленно приходит в себя. Одно из условий обряда, чтобы она была в сознании. Открывает глаза и смотрит на меня. В зеленых радужках отражается пламя свечей. Сжимаю ее холодные пальцы. С жадностью смотрю на каждую черточку ее лица. Мы потеряли столько времени по моей вине. И вот нам снова придется расстаться.

— Я люблю тебя, — шепчу я, прижимаясь щекой к ее щеке. Коротко целую ее в губы и отхожу в сторону. Не хочу, чтобы она мучилась от боли и предлагаю Костасу приступить к обряду немедленно. Тот согласно кивает. Америго стоит поодаль и молча наблюдает за процессом. К нему подходит Айлин, взяв под руку, встает на цыпочки и что-то говорит на ухо. Судя по той легкости, с которой она общается с ним, девушка простила ему то, что он в порыве мести мне заклеймил ее. А себе что отдалась ему, даже не зная, кто он. Простит ли она когда-нибудь меня за то, что остановил ей сердце?

Лив снова мечется от боли. Костас все громче и быстрее читает что-то на непонятном мне языке. На его лбу выступили крупные горошины пота, волосы прилипли к щекам. В глазах танцует золотистое пламя. В этот момент он напоминает мне Амалика. И в сознании вспыхивает мысль — а случайно ли его появление в этом доме? Да, он рассказал весьма правдоподобную историю, но была ли она на самом деле? Ведь у Риты уже не спросить. Кажется, у меня обострилась паранойя.

Не свожу глаз со своей женщины. С каждым новым словом, сказанным Касси, ее лицо становится безмятежней, метания прекращаются. На губах появляется некое подобие улыбки. Мышцы расслабляются, и она проваливается в глубокий сон. Сердцебиение все медленней и падает до двух ударов в минуту. И в этот момент мне становится страшно, что она может никогда больше не просунуться. А я так и не успел сказать ей все, чего хотел.

— Вот и все, — проводя рукой по лбу, устало говорит Костас. — Теперь вы можете спокойно искать того, кто снимет с нее заклятье Амалика. Как только найдете, я выведу ее из состояния сна.

Шатаясь, он поднимается на второй этаж. Я задуваю часть свечей и ложусь на пол рядом с Лив. Зарываюсь лицом в ее волосы, которые все еще пахнут пачули. И молюсь об одном — чтобы у нас был еще один шанс.

Дэшэн открыл глаза, но в себя еще полностью не пришел. У него нет сил ни шевелиться, ни говорить. Он лежит на Ритиной постели и безучастно смотрит в потолок. Вокруг него хлопочет Айлин. Она ставит ему капельницу, шустро вводит в вену иглу, словно всю жизнь только этим и занималась. Извиняется за то, что делает ему больно. Потом вытягивает руки над его грудной клеткой. Боковым зрением вижу, как из-под ее ладоней идет светло-золотистый свет. Раны от пуль начинают медленно затягиваться. Смотрю на все это, как на чудо. Чтобы не отвлекать ее своим присутствием, спускаюсь на кухню и подогреваю остывший ужин. Каша, конечно, слегка пригорела, но близнецы все съели и даже остались живы. Значит, все не так уж и плохо с моей стряпней. Хотя, положа руку на сердце, я предпочел бы этим никогда не заниматься.

Когда я возвращаюсь, Дэшэн уже сидит на кровати. Он похудел. Лицо стало моложе. Волосы вернулись к своему природному черному цвету. Никаких седых прядей. Морщины под глазами и мешки исчезли. Передо мной сейчас молодой человек лет двадцати пяти. А еще пару недель тому назад он выглядел на сорок. Получается, что каждая смерть отматывает его жизнь на десять лет назад? Что же он за существо такое? Один из бессмертных?

— Как ты себя чувствуешь? — ставя поднос с едой на тумбочку возле кровати, спрашиваю я.

— Плохо, господин, — рассматривая свои руки, отвечает китаец. Его пальцы стали тоньше, кожа разгладилась. — Я не понимаю, что со мной происходит и это очень сильно пугает меня.

— Мы разберемся. Я сделаю все, чтобы разгадать твою тайну, — говорю я. Айлин протягивает ему чистую рубашку.

— Вы уже мне это обещали, господин, — обиженно поджимая губы, напоминает Дэшэн. — Но до сих пор ничего не изменилось.

— Прости, — отвечаю я. — Знаю, что как друг я бываю очень никудышным. Но я попробую это изменить. А ты постарайся не умирать в ближайшее время. Я не умею обращаться с грудничками.

На губах Дэшэн появляется слабая улыбка. Он неуклюже застегивает пуговицы на рубашке и тянется к еде. Айлин тут же перехватывает у него инициативу и начинает его кормить. Он смотрит на нее смущенно, но в тоже время с огромной благодарностью. Пожалуй, за последние сто лет кто-то впервые заботится о нем по-настоящему.

Заглядываю к Костасу, который собирает свои вещи. Он бросает на меня вопросительный взгляд, но не прерывает своего занятия.

— У меня к тебе будет просьба, — говорю я, глядя ему в глаза. — Я хочу, чтобы ты доставил гроб с Ливией в Лондон. Не будь у меня столь безвыходного положения, я бы никогда не стал обременять подобным незнакомого мне человека, но… Меня объявили в розыск. Если я повезу Лив сам, ее заберут в жандармерию и там с ней никто не будет церемониться. Они попросту убьют ее вытащив кинжал. Ты ведь знаешь, что это значит. А здесь я ее тоже оставить не могу.

— Не уверен, что справлюсь с этим, — робко произносит Костас. — Я ничего подобного раньше не делал.

— Америго тебе поможет с оформлением всех документов. Все, что тебе надо, это выступить в роли перевозчика. Доставить гроб до своего дома, а там уже мой человек заберет его. Скажи, какая сумма устроит тебя в благодарность за подобную нервотрепку. Я не буду торговаться.

Костас откладывает вещи в сторону и садится на кровать. Он несколько обескуражен моим предложением и не знает, что ответить. Снимает очки, трет переносицу. Нервно проводит рукой по светлым волосам, растрепывая их.

— Не нужно денег, — говорит он, упираясь локтями в колени. — Я так помогу. Но взамен я бы хотел попросить вас об одолжении.

Теперь напрягаюсь я.

— Слушаю тебя.

— Разрешите мне видиться с Айлин, — взволновано произносит Костас. Над его верхней губой выступают мелкие капли пота. — Вам не о чем беспокоиться, я не собираюсь соблазнять ее. Но для меня очень важно общаться с ней.

— Если она не против — общайтесь. Но под присмотром Арсена или Дэшэна. Надеюсь, ты меня понимаешь, — говорю я. Тот кивает. Конечно, мой ответ не совсем устраивает его. Но это самое большое, что я могу ему предложить. Несмотря на то, что я вынужден обратиться к нему за помощью, этот парень все равно не вызывает у меня доверия. И я не хочу рисковать безопасностью Айлин. Кстати, нужно будет расспросить ее — что она думает об этом типе?

В дверь раздается настойчивый звонок. Машинально бросаю взгляд на часы. Почти девять вечера. Неужели еще какие-то незваные гости? Или же ищейки по мою душу явились? От этой мысли становится нехорошо.

На пороге стоит незнакомый мужчина. На нем потрепанная дубленка, кожаная кепка. От него пахнет сигаретным дымом и перегаром.

— Майор Лебеденко, — простуженным голосом представляется он и сует мне в лицо удостоверение. — Могу я поговорить с хозяйкой дома — Маргаритой Савро?

— Она уехала в Казань, будет через неделю, — говорю я заранее придуманную ложь. Майор окидывает меня подозрительным взглядом и без приглашения шагает в дом.

— А вы кто такой ей будете? — грубо осведомляется он. — Можно ваши документики?

Вкратце пересказываю ему историю о своем приезде. Показываю паспорт. Он долго и внимательно его изучает, но к чему придраться не находит.

— А что случилось-то? — с видом простачка интересуюсь я.

— А случилось убийство, — закладывая руки за спину, и обходя гостиную, говорит Лебеденко. Задумчиво смотрит на то место, где еще совсем недавно лежал труп Амалика. Неужели что-то заметил? Брызги крови, которые Костас не увидел, когда отмывал пол? — Вы, как я понял, опекун Айлин Савро? Я хочу с ней поговорить. Позовите девушку.

Майор не просто просит, он отдает приказ, которому лучше последовать. Поднимаюсь на второй этаж, стучусь в комнату своей подопечной. Она нехотя разрешает войти. На кровати ворохом лежит одежда, похоже, она готовится к поездке в Лондон. Подхожу к ней и на всякий случай прикрываю ей рот рукой.

— Внизу тебя ждет следователь, который расследует смерть Вагнера, — тихо говорю я, глядя в ее испуганные глаза. — Если ты вдруг решишь признаться в преступлении, знай, что я тебя ему не отдам. А значит, мне придется его убить. И эта смерть будет на твоей совести. Веди себя естественно, спокойно. Я — твое алиби. Когда был убит Рудольф, мы сидели в гостиной и обсуждали твой переезд. Все поняла?

Айлин нервно кивает. Отводит мою руку в сторону и делает глубокий вдох. Беру ее за локоть и вывожу в коридор. Вместе мы спускаемся по лестнице. Лебеденко, вытянув шею, с подозрением пялится на нас. Догадываюсь, что его смущает мой возраст. Ведь при всей моей древности выгляжу я на двадцать пять.

— Вы хотели меня видеть… — откидывая назад волосы, робко произносит Айлин и оглядывается на меня. — Слушаю вас.

— Вы знакомы с Рудольфом Вагнером? — тут же переходит к делу майор.

— Мы живем в одном городе. Иногда пересекались, здоровались, — отвечает Айлин. — Но личных контактов не было.

— Вам было известно, что этот мужчина — ваш биологический отец? — сухо спрашивает Лебеднко, зорко наблюдая за моей воспитанницей.

— Нет, — растеряно говорит Айлин и берет меня за руку. — Ты об этом что-то знаешь? Бабушка тебе говорила?

— Первый раз слышу, — отвечаю я. — Майор, вы уверены?

— Абсолютно. Равно как и в том, что он оставил все свое многомиллионное состояние своей дочери — Айлин Савро. Веский повод отправить папашу, который не заботился о тебе при жизни, на тот свет, не правда ли?

— Простите? — ошарашено шепчет Айлин.

— Для подобных обвинений у вас должны быть неоспоримые улики в том, что Айлин виновна, — резко говорю я и, выйдя вперед, закрываю девушку собой. — Если у вас их нет — задайте стандартные вопросы и уходите.

— Где вы были вчера в три часа дня? — спрашивает майор, решая не лезть на рожон.

— Дома, — шмыгая носом, пищит из-за моей спины Айлин.

— Это может кто-то подтвердить? — наклонив голову набок, с хитрой улыбкой задает вопрос Лебеденко.

— Мы были вместе, — глядя ему в глаза, говорю я. — Похоже, у вас все совсем плохо, если вы докапываетесь до школьницы!

Лебеденко усмехается и качает головой. Достает пачку сигарет и направляется к выходу.

— Поверьте, я доберусь до правды, — с уверенностью говорит он. — И не забывайте предохраняться, дети. До встречи.

Последнюю фразу воспринимаю как угрозу. Провожаю его до порога и закрываю за ним дверь на ключ. Когда возвращаюсь в гостиную, Айлин сидит на диване поджав под себя ноги. Она плачет. Сажусь рядом с ней. Беру ее за подбородок, заглядываю в глаза.

— Что если из-за меня пострадает невиновный? Я должна была сказать все как было…

— Если такое случится, тогда и будем решать. Пока беспокоиться не о чем.

— Обещаешь? — с надеждой спрашивает она. — Или снова предашь?

— Обещаю, — твердо говорю я. Айлин тяжело вздыхает. Поднимается на ноги идет к лестнице, на ходу вытирая мокрые щеки. Оборачивается.

— Если бы ты знал, как мне хочется тебе верить, — с болью произносит она. И ссутулившись, начинает подниматься по ступенькам.