На краю вечности. Книга 2

Глава 21

Вианор недоволен тем, что я вытащил его со службы среди ночи. О чем незамедлительно выговаривает мне в самом жестком виде. Пропускаю это мимо ушей. Законник хмур больше, чем обычно. На лбу бороздами пролегли морщины. Бледные щеки впали, вокруг глаз появился тонкая сетка, как у человека в зрелом возрасте. Неужели Ви начал стареть? Мы медленно бредем по ночным улицам. Ветер нещадно треплет волосы. Холодно, и я поднимаю воротник пальто.

— Я звонил тебе ночь назад, — с упреком говорит он. — Почему ты не отвечал?

— Что-то случилось? — не желая оправдываться, задаю встречный вопрос я.

— Виктора Солинаса нашли убитым, — информирует меня Ви. — Выпотрошен и расчленен. Демонстративно выброшен в одном из самых оживленных мест, чтобы его точно нашли и все поняли.

— Истинный убийца избавляется от своих сообщников? — выдвигаю предположение я. Ви кивает. — Подозреваешь кого-нибудь?

— Да. Сам не хочу в это верить, но… — Ви опускает голову. — Маньяк из законников.

— Помнишь, ты сказал, что во время охоты на Виктора был убит человеческий агент… Знаешь, о нем что-то?

— Это была женщина из специального бюро расследований… Ее звали Милена Куин. Эти твари основательно поиздевались над ней — сорок ножевых ранений. Она неделю пробыла в плену у этого чудовища. Ее, конечно, искали, но поиск не дал результатов. А потом ее тело выбросили на проезжую часть…

— У тебя есть ее фотография? — спрашиваю я.

— Разумеется, нет. Сам можешь найти, если захочешь, — резко отвечает Ви. — Я к тебе в сыщики не нанимался.

— Ви… Я должен рассказать тебе что-то важное, — начинаю я тут же осекаюсь. Мне по-прежнему не хватает храбрости. Вианор тут же напрягается, становится ко мне вполоборота. — Не уверен, что ты меня не возненавидишь после, но я не могу больше этого скрывать от тебя.

— Ты перешел на сторону отверженных? — не выдерживает моих пауз Ви.

— Антонелла жива, — на одном дыхании выпаливаю я. Лицо законника вытягивается. Несколько секунд он растеряно смотрит вдаль, пытаясь осмыслить услышанное. А потом начинает смеяться.

— Шуточки у тебя, — просмеявшись, говорит он.

— Я не смог убить ее. Лив поддержала меня и мы инсценировали гибель девочки. Год она провела с нами, мы обучали ее всему — драться, контролировать голод, вести себя в обществе. Относились к ней, как к своему созданию. Потом нам дали другое задание и пришлось уехать из страны. Лив купила Антонелле дом, я дал ей денег, чтобы она могла ни в чем себе не отказывать. Позже, она прислала нам благодарственное письмо, в котором сообщала, что нашла новых друзей и отправилась путешествовать.

— Почему ты молчал? — срывающимся голосом спрашивает Ви, все еще не пришедший в себя от потрясения. — Ты ведь знал, как сильно я переживал из-за того, что случилось! Как она была важна для меня! Зотикус, это жестоко.

— Именно поэтому я ничего тебе не сказал, — опуская голову, говорю я. — Ты бы бросился на ее поиски и это ни к чему хорошему бы не привело. В то время за тобой велось наблюдение. Потом мы долго не общались… К тому же я не знал, что с ней, в порядке ли она. Что я мог сказать тебе? Дать ложную надежду?

— Ты мог бы просто быть со мной честным, — упавшим голосом говорит Ви. — Глупости и безответственное поведение — это был бы мой выбор. Тебе не стоило об этом переживать.

— Прости, — искренне раскаиваюсь я. — Моя вина перед тобой огромна, но я действовал из лучших побуждений.

— Ты сохранил ей жизнь… Сделал то, о чем я даже просить тебя не смел… И ты виноват передо мной? — искренне недоумевает Ви. — Зотикус, не смеши меня. Я этот долг тебе до конца вечности не смогу выплатить. Ты знаешь, где она сейчас? Мне бы хотелось ее увидеть.

— Увы, нет. Многое случилось за эти годы, Ви. Твоя девочка изменилась. И далеко не в лучшую сторону, — осторожно говорю я.

— Рассказывай, — просит Ви. — Я готов принять любую правду. Пока она жива, все может быть поправимо.

Понимаю, что он изо всех сил цепляется за надежду на воссоединение со своим созданием, на то, что у них есть шанс… Представлю себе, как он будет разочарован, когда я поведаю ему о последних событиях, но время тайн закончилось.

С каждым сказанным моим словом Ви меняется в лице. Его щеки становятся землистого цвета, тонкие губы плотно сжимаются. Ведь Антонелла — его единственное создание, и женщина, которую он любил по-настоящему.

— Что заставило ее примкнуть к отверженным? — глухо произносит он, глядя куда-то в пустоту.

— Я думаю, для нее это была игра… — говорю я. — Очередная фантазия о настоящей жизни. Потом все наскучило, и Амати решила с ней попрощаться самым жестоким способом.

Ви молчит. Мне кажется, что за этот час он состарился по-настоящему.

У Дэшэна появляется пульс. Стою возле его постели, вслушиваюсь в мерный стук сердца и не могу поверить в то, что он все-таки выжил. Что же ты за существо, друг? Какая сила позволяет твоим тканям восстанавливаться даже после таких серьезных повреждений? Есть ли что-то, что может убить тебя по-настоящему? У меня море вопросов, ответов на которые мне дать по-прежнему никто не сможет. Даже Фабрисио изучив твою кровь не смог понять, кем ты являешься. Обычный человек, смертный. Ничего выдающегося. И тем не менее…

Единственное, что омрачает мою радость, это сомнение, в том вернется ли Дэшэн в обычную жизнь нормальным. Не будет ли у него отклонений в психике в связи со столь долгим путешествием между мирами? Что тогда с ним делать?

Дверь тихо открывается и в каморку втискивается Арсен. Короткая стрижка, которой он отдавал предпочтение много лет, отросла. Светлые волосы теперь достают до плеч. И они придают ему солидности и серьезности. Связь с отверженными изменила его. Сделала старше, рассудительней.

— Есть новости об Антонелле? — спрашивает он, глядя на Дэшэна.

— Как сквозь землю провалилась, — говорю я. — Америго ищет ее, но пока безрезультатно.

— Она казалось мне такой честной, такой искренней, — задумчиво произносит Арсен. — Словно ангел. Эта ее детская непосредственность, умение всему радоваться — они обезоруживали. Я обманулся, как и все.

— Амати талантлива лгунья, — отвечаю я, вспоминая ее буйные фантазии на тему своего происхождения. — Она не просто врет, она живет своей ложью.

— К черту ее. Есть вещи и поважнее этой мерзавки, — говорит Арсен. — Я принял решение касательно Николь. И готов обратить ее. Мне бы хотелось, чтобы вы с ней познакомились.

— Ты уверен, что готов к этому? — осторожно спрашиваю я. — Быть ей именно создателем, а не любовником?

— Абсолютно, — твердо отвечает Арсен. — У меня уже есть женщина, которую я люблю. И я больше не хочу никаких экспериментов. Что скажешь? Когда ты будешь готов к этому событию? Напомню, что Николь больна и я хочу провести обращение как можно быстрее.

— Завтра вечером, — подумав, говорю я. — Устроит?

— Да, — Арсен счастливо улыбается. — Возьми с собой Айлин. Она ведь тоже часть семьи. Мне почему-то кажется, что однажды она тоже станет вампиром и останется с нами навсегда.

Молча киваю. Мне бы и самому хотелось этого. Чем больше я живу с ней под одной крышей, тем меньше мне хочется расставаться с ней. Но судьба уже все решила за нас. Осталось каких-то четыре месяца и все закончится. И от этой мысли мне самому не хочется жить.

Катерина привозит мне еще папки с делами. Они когда-нибудь кончатся?! Мало того, что мне приходится разбирать гору прошлых соглашений, постановлений и требований, мой дом превращается в проходной двор. Со мной все хотят подружиться, наладить контакт, поделиться своими соображениями, заручиться симпатией. Все это страшно утомляет меня, ведь за последние столетия я привык к одиночеству и покою. А тут ни минуты свободного времени. И все от меня чего-то ждут.

Без стука в кабинет влетает Айлин. Ее глаза блестят, щеки пылают ярким румянцем. Не общая внимания на то, что я занят, она протискивается за стол и устраивается у меня на коленях. Обнимает за шею и заглядывает в глаза.

— Я поняла, как спасти Лив, — торжественно произносит девушка. — Перелопатила гору книг о ритуальных кинжалах и наконец меня осенило! Нужно всего лишь настроиться, прочесть то, что написано на клинке, то находится в ее теле. И все, заклинание спадет!

— Точно? — убирая от ее щеки светлую прядь, с недоверием спрашиваю я.

— Да! Я еще посоветуюсь с Костасом, как лучше провести этот обряд. Кстати, ты знаешь арабский? — тараторит Айлин. Она воодушевлена своим открытием и светится от счастья.

— Я — нет, но для Америго он как родной. Ты даже не представляешь, какой подарок мне сейчас сделала, — искренне произношу я, глядя ей в глаза. Она мгновенно становится серьезной. Хочет меня о чем-то спросить, но в дверь раздается короткий стук. Тут же появляется Арсен, а следом за ним два жандарма в штатском. Неужели все? Стало известно, что я приложил руку к гибели законников и меня ждет Белая башня? Айлин нехотя поднимается с моих колен и с волнением смотрит на вошедших мужчин. Медленно встаю.

— Добрый вечер, господа, — с улыбкой говорю я. — Чем обязан?

— Вы должны пройти с нами, — говорит один из них и протягивает мне уведомление о том, что я как новый представитель клана должен присутствовать на казни Моники Фландерс. В нем так же говорится, что встреча со мной является последним желанием приговоренной, но если я не хочу ее видеть, то должен прислать к ней своего адвоката. Зачем существо, которое не видело меня ни разу в жизни, может захотеть встретиться со мной перед смертью?

— Что ж, идемте, — надевая пиджак, говорю я. И все еще не верю, что мой испуг был напрасен.

Частный самолет переносит меня в Рим. Именно здесь должен состояться суд над бедной Моникой. Мне жаль ее, потому что я знаю, что она невиновна, и до сих пор не могут понять, как она могла ввязаться во всю эту авантюру? Возможно, Америго вынудил ее пойти на это шантажом? Неизвестно, какие отношения их связывали.

Из аэропорта меня отвозят на машине к зданию тюрьмы. Так же, как в Англии, она здесь одна на всю страну. Все-таки, вампиров не такое большое количество, чтобы строить подобные заведения в каждом городе.

Сопровождающие проводят меня внутрь. Мне выписывают пропуск. Обыскивают. Забирают часы, мобильник и даже документы.

Убедившись, что я не представляю никакой опасности, ведут к лифту. Мы спускаемся на девятый уровень. От осознания, что здесь мог оказаться я сам, становится холодно и неприятно. Двери плавно открываются, и мы выходим в просторный коридор. Стены, выкрашенные в тусклый бежевый цвет, навивают тоску. Меня провожают в комнату со стеклянными стенами. В ней стоит стол и два стула. Все это тщательно прикручено к полу. За помещением наблюдает охрана. Не знаю почему, но у меня возникают ассоциации с космическим кораблем.

Ожидание Моники затягивается на целых полчаса. Наконец раздаются шаги. Поднимаю голову, смотрю в коридор, по которому ведут молодую женщину. На вид ей не больше двадцати пяти. Темные волосы разделены на прямой пробор, лицо удлиненное, овальное. Глаза темные, как две вишни. Ее нельзя назвать хрупкой. У нее большая высокая грудь и широкие бедра. Охрана набирает код, и Моника оказывается со мной в одной комнате.

Окидывает меня любопытным взглядом, подходит вплотную и касается пальцами моего лица. Ее пухлые губы трогает легкая улыбка. Она ведет себя совсем не как приговоренное к смерти существо, а как та, у которой еще вся жизнь впереди.

— Именно таким я тебя и представляла, — говорит Моника, наклоняя голову вбок. — У нас есть час. Присядем?

Мы размещаемся за столом напротив друг друга. Девушка продолжает изучать меня. И это несколько напрягает.

— Почему я? — этот вопрос сам слетает с моих губ.

— Мне хотелось лично познакомиться с тем, за кого я отдаю свою жизнь, — голос у Моники низкий, мелодичный. Есть в ней что-то такое, что заставляет ей любоваться, очаровываться. Понимаю отца, сложно устоять против такой красотки. — Согласись, это веский повод. И я рада, что ты смог приехать. Значит, понимаешь, какую услугу оказал тебе брат.

— Как ему удалось тебя заставить влезть во все это? — не могу скрыть своего недоумения. Моника снисходительно улыбается.

— Америго не умеет заставлять. Он просто попросил меня об услуге, — отвечает она.

— Вот так легко? — все равно не понимаю я. — Речь ведь идет не о краже со взломом, а о твоей жизни.

— Которая и так изрядно затянулась, — Моника берет меня за руку и проводит пальцем по ладони. — Америго всегда делал для других больше, чем для себя. Словно у него никогда не было каких-то личных нужд или проблем. Он столько раз вытаскивал мою сестру из дерьма, в которое она умела вляпаться на ровном месте, что я при жизни должна была поставить ему памятник из золота. С остальными он вел себя так же. Это его сущность, смысл жизни. Поэтому, когда он пришел и, рассказав обо всем, спросил, могу ли я пойти на подобное, я ответила «да».

— А как же Тео? Разве вы не были любовниками?

Моника откидывает голову назад и заливисто хохочет.

— Ты еще наивней, чем Америго! Не хочу озвучивать причины, но Тео сильно исковеркал жизнь мне и Эве. Я была с ним исключительно в корыстных целях. Так что, можно сказать, в вечное путешествие он был отправлен мною с удовольствием. Прости.

— Все нормально. Я в курсе, какой сволочью был мой создатель, — спокойно отвечаю я, хотя в глубине души все равно неприятно.

— Еще одна причина, по которой я позвала тебя… Ты должен наконец узнать, что преступление, за которое ты отсидел столько лет в Белой башне совершила любовница твоего отца. Ева Уайт была той еще шлюхой, но Тео был ей очарован. Когда ее начали подозревать, чтобы избежать расследования и не потерять ее, он подставил тебя. Что ни говори, а ты был самым удобным вариантом. Идеально вписывался.

Слова Моники звучат для меня, как гром среди ясного неба. После фразы, брошенной отцом в пыточной, у меня были подозрения в том, что то преступление совершил он, но такого поворота событий я никак не ожидал.

Моника берет мою вторую руку и легонько сжимает пальцы.

— Восприми это, как облегчение, — говорит она. — Пусть это станет знаком, что пора попрощаться с прошлым. Отпусти эту боль.

— Но я же все-таки его сын… — эти слова слетают скорее от слабости, чем от желания защитить себя.

— Он создал вас, потому что должен был это сделать. Время было такое. Ни ты, ни Америго были не нужны ему, и он вас не любил. Зачем же вас жалеть? — в голосе моей собеседницы слышится сочувствие.

— Кто такая Ева? — спрашиваю я, с сожалением понимая, что время общения с Моникой подходит к концу.

— Существо, с которым лучше не связываться. Она мила, обольстительна, но также и коварна. Ей черт знает сколько лет и никто не знает ее прошлого. Не вздумай искать ее. Умоляю тебя, не связывайся с ней. Это может стоить тебе жизни. Меня вот-вот уведут, — тревожится Моника и сильнее сжимает мои руки. — И я хочу тебя попросить… Помоги брату довести задуманное до конца. Да, я знаю, как ты относишься к отверженным. Именно поэтому у тебя все получится, в отличии от него. Ты можешь быть жестоким, беспринципным, злым, а это залог успешного движения вперед. Тебе удастся выбрать наилучшую стратегию, не заботясь ни о чем, кроме результата. Америго так не может, поэтому все время проигрывает.

— Это твое последнее желание? — сжимая ее пальцы в ответ, спрашиваю я.

— Да. И ты знаешь, что не можешь не выполнить его, — в глазах Моники вспыхивают огоньки коварства, но тут же гаснут.

— Мне ему что-нибудь передать? — мы одновременно поднимаемся. Подхожу к ней и обнимаю ее. Прижимаюсь щекой к ее щеке, вдыхаю аромат волос. От них пахнет спелой малиной.

— Все, что нужно, он знает, — отвечает Моника и ее голос срывается. — И к этому мне добавить больше нечего.

Пока не приходит охрана, мы стоим обнявшись. Говорить больше не о чем. И я с тоской вслушиваюсь в биение ее сердца, как в самую прекрасную музыку, которую вот-вот оборвет палач.

Не люблю присутствовать на казнях. Никогда не понимал зевак, которые со всех ног неслись в центр горда, чтобы посмотреть, как убивают им подобных.

Здесь, в отличии от уличных площадей, нет никакой шумихи и пафоса — в зале для казней только представили закона и несколько человек знати, но мне все равно неуютно. Мерзну, будто потерял три литра крови.

Нас просят занять места для зрителей. Сажусь на стул с краю. Палач выводит Монику, рядом с ними стоят два охранника. Выходит судья и зачитывает приговор. Делает это долго и заунывно. Смотрю на приговоренную. Она держится стойко, никакой паники, никакого теребления пальцами. Взгляд трезвый, сдержанный.

— …проговариваетесь к смерти через усекновение головы, — наконец заканчивает судья. — Ваше последнее слово?

— Все, что я сделала, было ради любви и во имя ее, — говорит Моника и наши глаза встречаются.

— Вы, как потерпевшая сторона, хотите что-то добавить? — обращаясь ко мне, спрашивает судья.

— Нет, ваша честь, — поднимаясь, отвечаю я.

— Приступайте, — говорит судья и спускается в зал. Палач кивает и берет в руки меч. Моника опускается на колени. В голове крутится только одна мысль — пусть у него получится все с первого удара.

И мое желание сбывается.