Глава XII ПОЖАР


Партия добивается того, чтобы человек воспитывался у нас не просто как носитель определенной суммы знаний, но прежде всего — как гражданин социалистического общества, активный строитель коммунизма, с присущими ему идейными установками, моралью и интересами, высокой культурой труда и поведения.

(Статья 2Основных направлений реформы общеобразовательной и профессиональной школы)

Граждане СССР имеют право на охрану здоровья.

Это право обеспечивается бесплатной квалифицированной медицинской помощью, оказываемой государственными учреждениями здравоохранения; расширением сети учреждений для лечения и укрепления здоровья граждан; развитием и совершенствованием техники безопасности и производственной санитарии; проведением широких профилактических мероприятий; мерами по оздоровлению окружающей среды; особой заботой о здоровье подрастающего поколения, включая запрещение детского труда, не связанного с обучением и трудовым воспитанием; развертыванием научных исследований, направленных на предупреждение и снижение заболеваемости, на обеспечение долголетней активной жизни граждан.

(Статья 42 Конституции СССР)


Утром Миша встал вместе со всеми. По дороге на озеро, воспользовавшись, что Олег Викторович замешкался дома, попросил шедшего рядом Юру:

— Дай трешку в долг.

— Из общих? — осведомился тот.

— Лучше из своих.

— Своих, как и у тебя, нет. Только то, что выдали в аванс и мы собрали на питание.

— Ну, давай хоть из этих.

— Вернемся — напомни. А тебе зачем?

— Надо, — неопределенно ответил Миша, не вдаваясь в подробности. — Только чтобы шеф не знал.

— Гут.

В школу Миша поплыл на лодке: ближе, быстрее, интереснее. До начала занятий успел забежать в правление. Кассиру объяснил коротко:

— Вчера Сергей Фомич разрешил карпов поймать. Получите за три кило.

Выйдя из бухгалтерии, поколебался, но потом направился в кабинет председателя колхоза. Летучка еще не началась, и он застал Федорова одного.

— Сам решил или бригадир подсказал? — спросил председатель, прочитав положенный Суворовым на стол корешок ордера.

— Сам. Он не знает.

— То, что сам, вдвойне дорого. Дело ведь не в трех рублях.

— Я понимаю. Спасибо вам, Сергей Фомич.

— А ты знаешь, Миша, почему я оставлю это дело без последствий?

— Почему? — спросил тот.

— Потому что совесть в тебе заговорила. Только лучше бы «до», а не «после».

— Я маленький, — нашелся Миша и добавил: — Пока еще.

— Что ты хочешь этим сказать? — не понял председатель.

— Что и совесть у меня маленькая, — засмеялся Миша. — Пока еще.

Федоров укоризненно покачал головой.

— Из маленького порося с маленькой совестью вырастает большая свинья с той же маленькой совестью. Не хочу, чтобы это относилось к тебе, парень.

Суворов покраснел.

— Ладно. Беги в школу.

Теперь и с Петькой разбираться ни к чему, и они после занятий, привязав Мишкину лодку к моторке, с ветерком пронеслись до Болотки.

Всего день не был в мастерской, а сколько перемен. Что значит горячая предпосевная пора: на яме стоит другой трактор, в сарай рядом с мастерской доверху завезли мешков с семенным картофелем и рожью.

Все говорит за то, что еще несколько дней — и опустеет Аринушка, Трудоспособное население, кроме работников ферм, перекочует сюда, где раскинулись основные сельскохозяйственные угодья колхоза и где даже не дни, а часы будут во многом решать судьбу урожая.

В этот день работалось особенно легко. Скажи Мише сегодня, что на глубине лещи будут ловиться, как вчера карпы, ни за что не променял бы гаечный ключ на удочку.

Где-то в душе таилось опасение, не прогонит ли Максименко с работы: ведь наказание Миша сам себе сократил. Но тот и виду не подал, воспринял как должное, дал задание и снова полез под трактор.

Школьники через четыре часа уплыли домой, а когда подошло Мишино время, ни Иванов, ни Максименко его не погнали.

Только к ночи, когда Иванников, заправив и испытав трактор, поставил в ряд с готовыми к посевной, Миша на равных с другими вытер ветошью руки и, распрощавшись с отъезжавшими, вместе с Олегом Викторовичем и Юрой направился домой.

Занятые работой, не заметили, как на серо-синее небо в полном безветрии наползла темная туча. Только успели войти в дом, хлынул первый весенний дождь.

От усталости не хотелось готовить ужин, и они, ополоснувшись дождевой водой, в избытке струившейся с крыши крыльца, улеглись спать.

Проснулся Юра от яркого света, озарявшего комнату. «Для солнца рано, — подумал сквозь сон, — видно, электричество».

Дотянулся до лежавших на табуретке часов и с трудом стал разбираться в стрелках. А свет не просто заливал комнату — он буквально плясал, как на вечерах дискотеки.

Наконец разглядел время: десять минут первого. Всего пятнадцать минут, как легли.

Юра вскочил с постели и, не добежав до окна, закричал:

— Пожар! Вставайте!

Схватил с табуретки спортивные брюки, надел сапоги, поверх майки набросил телогрейку и выскочил из дома, слыша за спиной шум быстрых сборов.

На улице стало ясно, что горит или склад с семенами — надо же, только радовались, что успели завезти и убрать до ливня! — или мастерская.

Подбегали сгрудившимся табунком, как лидирующая группа на соревнованиях.

Ближе увидели, что полыхает мастерская, столб от ветра покосился, Провода электропередачи провисли и лежат на крыше.

Доли секунд — и решение принято.

— Миша — на склад, Юра — выгоняй тракторы, крыша — моя, — на ходу командовал Максименко.

Найдя на верстаке пассатижи и натягивая резиновые перчатки, Олег Викторович крикнул Иванникову:

— Возьми на буксир неисправные. Потом отремонтированные. И ЗИП… если сможешь.

Выскочил из наполнявшего мастерскую дыма и полез на крышу ~ навстречу смертельной опасности — перекусывать провода.

У Суворова — два метра нейтральной полосы, отделявшей горевшую мастерскую от начавшей париться крыши сарая.

Сорвав со стены багор и огнетушитель, он полез на сарай. Затем поднял туда ведра с песком и водой.

От пляски огня, обдавшего жаром, нервного напряжения, одиночества, черноты ночи Мишкино воображение рисовало одну картину за другой. То представлялось, что охраняет границу, и багор в руках превращался в автомат. То он солдат, готовый к отражению последней решающей атаки. И тогда ведра с песком и водой перевоплощались в разложенные под рукой гранаты.

А вот он такой, как есть, почти шестнадцатилетний мужчина, и тоже на крыше, но не сарая, а каменного дома, и не в затерянной деревушке, а в блокадном Ленинграде. В руках, как и сейчас, багор, рядом песок и вода…

Миша быстро освоился, свободно ходил по крыше, наклоняясь то влево, то вправо, и сбрасывал на землю залетавшие горящие головешки да обдирал багром тлевшую дранку.

Пытался докричаться до Максименко, работавшего на противоположном скате соседней крыши, но ветер относил голос в сторону.

А Иванников радовался, что в баках отремонтированных тракторов есть хоть понемногу бензина, оставшегося после испытаний. Иначе…

Он завел буксир к ждавшему ремонта трактору, закрепил сзади прицеп и начал наваливать на него запчасти.

Когда наполнил, выскочил из мастерской глотнуть свежего воздуха. Еле унял кашель, открыл ворота и — назад.

И вот первые два трактора с прицепом отведены в безопасное место. Когда вернулся, там, где брал ЗИП, часть крыши обвалилась и огонь метался внутри помещения. Теперь не только дым, но и жар затруднял работу.

Вот когда бы дождю хлынуть, но его и в помине нет.

Наконец удалось взять на буксир следующий трактор, и еще две машины покинули опасную зону.

Когда бежал назад, увидел мелькнувшую впереди тень. Понял? Максименко освободился.

Так и есть: заработал двигатель дальнего трактора.

Сбросив прогоревшие брезентовые рукавицы, нашел другие и, заслоняясь от пламени, стал заводить трос. «Последний, — проносилось в голове. — С отремонтированными легче будет управиться».

Неожиданно трос пошел быстрее. Оглянулся и увидел Максименко. Не выдержал, значит, вылез помочь. Когда закрепили буксир, Олег Викторович побежал к своему трактору.

Перед самой кабиной на Иванникова упала горящая доска. Ладно, успел прикрыть глаза рукавицей и сбить огонь с волос на голове.

Юра выбежал из мастерской и плюхнулся в лужу у ворот, чтобы затушить горевшую телогрейку. Возвращаясь, увидел, как гуськом, опираясь на палки, идут четыре старухи с ведерками в руках. Впереди — бабка Аринушка.

— К Мише на склад! — крикнул он, махнув в сторону сарая, и скрылся в дыму.

Когда выводил трактор, на подножку вскочил Максименко.

— Справляйся, друг, один, я — к Мише, там жарко становится.

Следующий трактор Иванников выводил уже сквозь сплошную стену огня. Рушились балки, метались языки пламени, вздымались столбом искры, в кабине было нестерпимо от жары и нехватки воздуха.

Теперь, отведя очередной трактор, катался в луже и, мокрый, прорывался к следующему.

Все, чем жил последнее время: подсчеты дней, оставшихся до свадьбы, ожидание писем от Нади, — отодвинулось завесой огня и дыма.

Сознание настолько переключилось на оставшиеся в огне машины, что вырубило все постороннее, все, что могло помешать, даже боль от ожогов и ушибов…

Максименко подоспел на склад в самый критический момент, когда Миша, израсходовав запас воды и песка, орудовал одним багром. Его рыжая голова металась среди таких же огненных языков, не поспевая за ними. Только сорвет горящие доски с одного края, как пламя вырывается еще в нескольких местах. А так необходимая вода — в нескольких метрах, в ведерках Аринушки и ее подруг, но у них нет сил подать, у него — времени спуститься.

Максименко, взяв в одну руку два ведра, полез на крышу, залил ближайший очаг огня, сбросил ведра на землю и стал спускаться. Старушки подхватили ведра и засеменили к пожарной бочке, а Олег Викторович, взяв два следующих, пробрался с ними дальше и залил другой очаг.

Мише с уменьшением «обслуживаемой» территории легче стало справляться.

— Как там Юрка? — крикнул он Максименко.

— Дышит!

— А тракторы?

— Выводит!

Отрываемая багром доска ударила Суворова по плечу, и он вскрикнул. Максименко, увидев, что на Мише загорелась куртка, вылил на него ведро воды.

Вновь поднявшись с ведрами, показал в сторону дороги:

— Машина!

Миша увидел дальний свет фар и закричал:

— Ура!

Это механизаторы и ремонтные рабочие, возвращавшиеся в Аринушку, повернули обратно, увидев над Болоткой всполохи огня. И по озеру спешила на моторках помощь, поднятая по старинке ударами о рельс, висевший на случай тревоги у крыльца правления.

Бежавшие от берега колхозники видели, как из пламени вырвался трактор и, только стена огня осталась позади, споткнулся и замер. Из кабины вывалился водитель, прильнул лицом к луже, потом повернулся на спину и раскинулся в грязи.

Председатель колхоза успел на бегу пересчитать стоявшие на обочине дороги тракторы. Все. Теперь главным становились семена, и он направлял подбегавших людей к складу, а сам присел около водителя, стараясь разобрать, кто перед ним.

Тот лежал с закрытыми глазами и жадно частыми мелкими глотками хватал раскрытым ртом воздух. Обожженное, перепачканное в саже и крови лицо с обгоревшими ресницами и бровями больше смахивало на потухшую головешку. Федоров провел ладонью по голове и почувствовал, как ломаются под ней сгоревшие волосы.

— Ты кто? — мягко спросил он.

— Иванников, — прохрипел Юра, не открывая глаз.

— Куда перенести, Надежда Павловна? — спросил председатель остановившуюся рядом врача.

— Ко мне, — раздался властный голос бабки Аринушки, подошедшей с другой стороны.

Федоров попытался взять Иванникова на руки, но это оказалось не под силу.

— Я сам, — остановил Юра, открыл глаза и, поднимаясь с помощью Сергея Фомича, пояснил, сдерживая кашель:

— Я здоров, только немножко устал. Как там ребята?

— Склад отстояли, сейчас колхозники крышу разбирают, — сказала бабка Аринушка.

Поддерживаемый врачом, Юра, чуть покачиваясь, шел вслед за бабкой Аринушкой к ее дому, а председатель колхоза заспешил к складу.

Увидев, что Олег Викторович и Миша тоже получили ожоги, он и их направил к бабке Аринушке, а сам стал обходить место пожара, прикидывая убытки.

Главное — удалось сохранить семена, отстоять машинный парк, придется только перекрасить несколько тракторов, на которых обгорела краска.

Заныло под лопаткой, когда представил, во что обошелся бы колхозу пожар, если бы не рабочие с тракторного.

Сунув под язык таблетку валидола, Сергей Фомич заспешил к бабке Аринушке.

На кухне в тазу с теплой водой смывал сажу и копоть Максименко. У стола на кончике табуретки ерзал Миша и, поеживаясь от страха, не сводил глаз с рук медсестры Лиды, набиравшей в шприц противостолбнячную сыворотку.

Как только она, сделав укол, отошла от него, Миша помахал рукой и, совсем как маленький, подул на больное место. Врач осмотрела плечо, на котором вздулись пузыри.

— Ножницы, — сказала она медсестре и почувствовала, что плечо пациента ушло из-под ее руки. Взглянув на сморщенное от страха лицо, ласково сказала:

— Там ведь больнее было. И страшнее.

— Не, — замотал тот головой.

— Ну, меня-то не обманешь.

Воспользовавшись тем, что медики заняты Мишей, Юра поднялся с кушетки, подошел к висевшему на стене зеркалу и испугался своего вида.

— Чего любуешься? — взглянув в его сторону, спросила Лида. — До свадьбы заживет.

— Ошибаешься, дочка, — вмешался Сергей Фомич. — У него послезавтра свадьба.

— Отложить можно, — слишком бодро дрогнувшим голосом сказала Надежда Павловна. — Полежит недельку в больнице…

Исключено, — перебил Иванников. — Завтра, нет — уже сегодня, — спохватился он, — я уезжаю.

— Выйдемте на воздух, Сергей Фомич, — предложила врач.

— Говорите при всех, — возразил Федоров. — Здесь слабонервных нет.

— Хорошо, — чуть резко, явно недовольная таким нарушением медицинской этики, сказала Надежда Павловна. — Слушайте, раз хотите. Серьезно никто не пострадал. Наиболее тяжелые ожоги у Суворова: на плече — второй степени. У остальных — поверхностные. С медицинской точки зрения они меня не волнуют. Но чтобы быть до конца спокойной, необходимо госпитализировать в стационар хоть на несколько дней.

— Решим так, — выслушав врача, подвел итог председатель. — Сейчас переправим в больницу. Максименко и Суворов поступают в ваше полное распоряжение, а Юра — до вечера.

— Как бы не так, — возразил Олег Викторович. — Я здоров.

— А это?! — вспыхнула Надежда Павловна, тыча пальцем в красные пятна на предплечьях, груди и правой щеке. — Думаете, я не понимаю, как вам больно?! Садитесь.

Она усадила Максименко рядом с Мишей и приложила к груди приготовленную Лидой салфетку, пропитанную бордово-красноватой противоожоговой жидкостью. Олег Викторович не успел подготовить себя и вскрикнул от боли.

— Что вы, голубчик? — иронически-сочувственно спросила Надежда Павловна. — Вы же здоровы.

— С тобой, Олег, тоже все ясно, — вынужден был согласиться Сергей Фомич. — С медициной не спорят.

— А в отношении Иванникова, — продолжала врач, — помимо медицинского аспекта, есть еще и чисто человеческий. Ну какой из него сейчас, простите, жених?! Смотреть страшно. Я уж не говорю о боли, которую он стоически терпит. Что встал? Сейчас же ложись! — прикрикнула она на Юру.

Тот покорно поплелся к кушетке. Лекарство и стакан приготовленного бабкой Аринушкой горячего чая с какими-то травами уняли начавшийся было озноб.

Закончив перевязывать Максименко, Надежда Павловна присела к Иванникову.

— Ты извини, Юра, за резкость, но действительно такой вид самую преданную девушку может напугать. Одно отсутствие волос на голове чего стоит.

— Она полюбила меня наголо стриженного, а причина была, поверьте, хуже, чем сейчас.

— Я специально сделала только первичную обработку, чтобы тщательно заняться тобой в больничных условиях. Все-таки лицо — не хочется наспех. Мне ведь придется полностью его забинтовать. Оставлю только глаза, ноздри и рот открытыми. На голове сделаю повязку типа шапочки…

— Дадут тебе справочку, — перебил Сергей Фомич, думая, что уловил, к чему клонит врач, — и иди на здоровье в ЗАГС.

— Не в ЗАГС, а во Дворец бракосочетаний, — поправил Иванников.

— А справочку он на лоб, что ли, приклеит поверх бинтов, чтобы все могли прочитать, какой он герой? — вмешалась Лида.

— Вот именно, — довольная поддержкой, сказала Надежда Павловна и собралась снова убеждать, но ее опять перебили. На этот раз — молчавший до сих пор Максименко.

— Давай, Юра, решим так: утро вечера мудренее. Сейчас сдаемся на милость медицины, выполняем ее предписания. Безоговорочно. А утром мы с Надеждой Павловной и Сергеем Фомичом покумекаем, как быть. Во всяком случае обещаю, что тридцатого, как намечено, регистрация твоего брака с Надей состоится и свадьба пройдет на высшем уровне. Правильно я говорю?

Он вопросительно посмотрел на председателя и врача. Оба закивали.

— Согласен? — спросил Максименко.

— Да, — тихо ответил Юра и закрыл глаза, чувствуя, как наваливается усталость.

Загрузка...