На месте зеленой беседки

Граждане СССР имеют право на образование.

Это право обеспечивается бесплатностью всех видов образования, осуществлением всеобщего обязательного среднего образования молодежи, широким развитием профессионально-технического, среднего специального и высшего образования на основе связи обучения с жизнью, с производством; развитием заочного и вечернего образования; предоставлением государственных стипендий и льгот учащимся и студентам; бесплатной выдачей школьных учебников; возможностью обучения в школе на родном языке; созданием условий для самообразования.

(Статья 45 Конституции СССР)

Трудовые коллективы:

…вносят предложения и осуществляют меры, направленные на более полное выявление и использование внутренних резервов, обеспечение научно обоснованного нормирования расхода сырья и материалов, энергии и топлива, рационального и экономного их использования, на устранение причин потерь и производственного брака, эффективное использование оборудования, машин и других основных фондов…

(Статья 8 Закона СССР о трудовых коллективах и повышении их роли в управлении предприятиями, учреждениями, организациями)

Часа через три после начала смены Максименко, влезая в кабину очередного трактора, увидел идущую вдоль конвейера во главе с генеральным директором объединения иностранную делегацию. Попытался угадать, кто такие, но не смог ни на ком остановиться. Внешний вид и одежда ничего не говорили о национальности, языка в этом грохоте не разобрать, а мимика, жестикуляция, восторг — у всех одинаковые.

Не обнаружив при испытании никаких дефектов, Олег Викторович выехал из цеха. Делегация, наблюдавшая за маневрами трактора, вышла следом.

Как только бригадир спрыгнул на землю, его встретили улыбки, рукопожатия, восклицания по-английски.

Секретарь парткома Алексеев несколько лет назад, еще в период работы начальником механического цеха, ездил в Америку и пробыл там целый год, знакомясь с тракторным производством. Поэтому он объяснялся с гостями, не прибегая к помощи переводчика. Максименко учил немецкий и не мог уловить суть разговора, кроме того, что речь идет о нем: его фамилия на всех языках звучит по-украински.

— У нас делегация американских бизнесменов, — пояснил Алексеев, обращаясь к Максименко. — В основном владельцы тракторных заводов и представители торговых фирм, покупающих нашу продукцию. Я рассказал о вашей экспериментальной бригаде, и они спрашивают, зачем в ее состав включены слесари.

— Им нравятся наши тракторы? — в свою очередь спросил Олег Викторович.

— Оh уев! — последовало вслед за переводом.

— Тракторы, сходящие с их конвейеров, всегда можно сразу направить в поле?

Некоторое замешательство, потом не такой восторженный ответ:

— Nj.

— У русских есть пословица: «Семь раз отмерь, один отрежь». Это значит, что надо как следует испытать, проверить, подправить, а потом продавать. Наш опыт показывает, что для устранения дефектов экономически целесообразно иметь в составе бригады водителей-испытателей слесарей. Сколько именно, решим окончательно, когда обкатаем.

Снова оживленный разговор между американцами и Алексеевым. И снова вопросы к Максименко.

— Слесарям много приходится работать?

На первый взгляд простой вопрос, но Максименко уловил подвох. Скажи «много», — значит, плохо работают другие участки. Ответь «мало» — тогда зачем они вообще нужны.

— Много, — ответил Максименко и, чтобы предупредить вопросы, которые сразу же за этим последуют (уж в этом-то он не сомневался), пояснил: — Чтобы не простаивали, мы им передаем тракторы, которые выгоняют с конвейера и другие водители-испытатели. Я ведь сказал, что вопрос о количественном составе — в стадии решения. Вот поработаем еще месяц-другой, сделаем анализ и остановимся на оптимальном варианте.

— Какие узлы вас как испытателя больше всего волнуют?

— Гидравлика, — не задумываясь ответил Максименко. — Если она будет ненадежна, это приведет при эксплуатации к потерям топлива. А у нас говорят: «Капля тонну бережет, как копейка рубль».

Похоже, производственные вопросы на этом исчерпаны.

— Мы читали объявление у проходной. Это вы защищаете сегодня дипломную работу?

— Я.

— А кто второй Максименко?

— Мой отец. Он будет защищать рабочую диссертацию.

— Вы мало зарабатываете, мистер Максименко?

— Почему вы так решили?

— Зачем тогда вам менять работу бригадира на учителя?

— А я и не собираюсь менять.

— Ну, не будете же вы утверждать, что после окончания педагогического колледжа останетесь простым рабочим?

— Буду, — спокойно возразил Максименко. — То, что вы называете простым рабочим, в нашей стране — его величество рабочий класс.

После разговора Максименко вернулся в цех, спустился к Суворову и стал ему помогать.

Когда прозвучал звонок на обеденный перерыв, Олег Викторович вылез из ямы и увидел, что один иностранец, самый дотошный из всей делегации, оживленно беседует с помощью Алексеева с Николаем Филипповичем.

Когда Максименко подошел к ним, Павел Александрович недовольно сказал:

— И кто меня дернул после твоего ухода объяснять, что такое рабочая педагогика. Чтобы доходчивее было, перечислил, что один у тебя из спецПТУ, второй из колонии, третий по просьбе милиции принят и из всех людей сделаем. Тех удовлетворило, а этот — его фамилия Картинг — заинтересовался и ни в какую не уходит. Все пошли в заводоуправление, а он назад рвется. Пришлось вернуться. Показал твоих слесарей и сказал, что Архипов в войну встречался на Эльбе с союзниками. А у Картинга, оказывается, отец воевал. Теперь ждет тебя. Говорит, хочет отобедать вместе. Похоже, не может простить «его величества», хочет сам попробовать, как кормят рабочего человека.

— Ну и пусть.

Войдя в столовую, Максименко увидел своих у самой кассы и показал Бывалову три пальца. Тот кивнул.

— No, — сказал Картинг и направился к Архипову. Максименко и Алексеев переглянулись и двинулись за ним.

Павел Александрович встал впереди американца и сказал, когда подошла очередь:

— Два.

И сразу услышал сзади:

— No.

В руках гостя появилась пятерка. Получив чек, пересчитал сдачу и в недоумении поднял брови: интересно, чем могут накормить за шестьдесят копеек? Откуда ему знать, что мясо и свежие овощи из заводского аграрного цеха, а хлеб и ему, как рабочим, бесплатно: стоимость хлеба оплачивает профсоюз.

Получив поднос с комплексным обедом, в который входили салат из свежих огурцов и зеленого лука, борщ, бифштекс и компот, Картинг не отрывая глаз от колеблющейся у самого края тарелки поверхности борща, осторожно стал вышагивать вслед за Архиповым.

Пришлось приставить еще два стула и потесниться, так как американец наотрез отказался сесть с Алексеевым за соседний свободный стол.

— Не часто приходится обедать с рабочими, — объяснил он Алексееву свое упорство и больше на протяжении обеда не произнес ни слова.

После смены Юра с Мишей стали помогать Максименко развешивать на сцене таблицы, диаграммы, схемы, а остальные члены бригады заняли места в первом ряду и наперебой давали «ценные указания покрикивая, какой край приподнять, какой опустить.

Пришел Виктор Федорович со своей бригадой, и они устроились во втором ряду.

Когда все развесили, Олег Викторович спустился со сцены и присел рядом с отцом.

— Меня после обеда один иностранец замучил, — сказал Викто| Федорович.

Сидевшие впереди обернулись.

— Пришел с секретарем парткома, постоял за спиной, взял готовую деталь, покидал с руки на руку — то ли горячая, то ли вес прикиды вал, — достал из внутреннего кармана штангенциркуль, замерил. Ну думаю, теперь пожмет руку, похлопает по плечу, скажет, как у вас теперь принято…

— Чао, — не вытерпев, подсказал Миша.

— Вот именно.

— А он? — встрял Юра.

— Вместо «чао» достал секундомер и давай хронометриронать

— Могу представить твое состояние, — засмеялся сын.

— Ничего ты не можешь, — делая вид, что сердится, оборвал Вик тор Федорович. — Это самому испытать надо.

— Он до обеда Олега терзал, — не выдержал Вывалов.

— Да ну?!

— Вот тебе и «ну», — снова засмеялся Олег Викторович.

— И как?

— Сначала закончи, потом я расскажу.

— От меня пошел к другим ребятам. Тоже проверял, не хуже нашего ОТК. У Петра, — он кивнул на парня, сидевшего через кресло, — бракованную деталь разглядывал. Даже мимо стружки не прошел, и пощупав.

— Дотошный, знаю.

— Тихо, — шепнул Архипов. — Идут. Да не смотрите! — прикрикнул он на ребят, собравшихся развернуться к двери. — Неудобно

Мимо них прошли и сели на первый ряд по другую сторону прохода Алексеев и Картинг.

Ровно в назначенное время Государственная комиссия заняла места за столом.

Максименко поднялся на сцену строгий, подтянутый, чуть взволнованный.

Когда он кончил выступать, председатель комиссии обратился к залу:

— Может, у кого из присутствующих есть вопросы к дипломанту?

В полной тишине неожиданно раздалась английская речь.

— Вас спрашивают: есть ли у вас в бригаде трудновоспитуемые? — перевел председатель.

— Нет, — ответил Максименко.

— А мне говорили…

Олег Викторович поднял руку, показывая, что дальше переводить не надо, и стал отвечать:

— Я в принципе не признаю понятия «трудновоспитуемый». Оно снимает ответственность с тех, на ком лежит обязанность воспитывать, оправдывает их неумение или, что еще хуже, нежелание найти к подростку подход. Люди разные, с общей меркой ко всем подходить нельзя. Требуется индивидуальная, кропотливая воспитательная работа, и в первую очередь со стороны семьи. Когда этого нет, мы встречаемся с педагогически запущенными подростками, плохо воспитанными людьми. В нашей бригаде все рабочие интеллектуально развиты в соответствии с возрастом и полученным образованием. Трудолюбивы, умеют отвечать за порученное дело.

Считая вопрос исчерпанным, Максименко замолчал. Когда Алексеев кончил переводить, председатель комиссии спросил у Картинга по-английски:

— Вас удовлетворяет ответ дипломанта?

— Нет, — резко ответил тот и поднялся. — В бригаде есть люди, пришедшие из колонии, полиции. Мистер Максименко это утаивает.

Непонятно почему, но Картинг явно навязывал словесный бой. И Олег Викторович не стал уклоняться.

— Да, у нас в бригаде есть люди, о которых вы упомянули. Но это мои друзья. Пришедший из спецПТУ — сегодня один из лучших водителей-испытателей. Тот, что был в колонии, набирает силу и завтра станет полноценным слесарем. Ученик, приведенный милицией, — наше послезавтра в масштабе ближайшего полугодия. Кроме того, хочу заметить, что у нас не принято напоминать о плохом прошлом человеку, ставшему на путь исправления.

На этом вопросы закончились, за столом переговорили, и поднялся председатель.

— Государственная экзаменационная комиссия оценивает защиту дипломной работы студентом Максименко «Формы и методы идейно-политического и нравственного формирования личности в трудовом коллективе» на отлично и отмечает, что она представляет серьезную теоретическую разработку.

Юра все время беспокоился, как бы не опоздать с подарком и не вылезти раньше времени. Выручила Ильина: она поднялась на сцену, расцеловала смутившегося Максименко и подарила букет алых роз.

Пора», — понял Юра, поднялся на ставшие от волнения ватными ноги, посторонился на лесенке, пропуская Валю, и вместо заранее подготовленных слов пробормотал, передавая чеканку:

— От имени бригады.

Максименко взглянул, показал чеканку членам комиссии, затем зашумевшему залу и, полуобняв Юру за плечи, спустился с ним со сцены.

Олега Викторовича сразу окружили, посыпались поздравления.

Во время перерыва в центре внимания наряду с Максименко неожиданно оказался и Иванников: чеканка пошла по рядам, вызывая одобрение рабочих, понимающих толк в красоте, уважающих талант и мастерство.

К Юре подошел пожилой рабочий, взял его руку, положил на свою ладонь.

— Такие руки, парень, надо беречь. Поэтому ты, того, не очень-то бей по ним, — сказал он и направился к сцене, где занял место в центре стола, за которым рассаживались члены заводской комиссии. По затихшему залу прошелестело: «Панов, сам Панов».

Председатель постучал карандашом, призывая к тишине.

— Наша комиссия поздравляет Олега Викторовича и предоставляет слово Максименко-старшему для защиты рабочей диссертации на тему «Пути экономии времени, трудовых и материальных ресурсов в бригадах, работающих по единому наряду». Пожалуйста, Виктор Федорович.

Говорил Максименко просто и доходчиво. Он ни за что не ратовал, ни к чему не призывал, а просто делился с товарищами по труду обдуманным, выверенным до последней циферки и доказал, что бригада из семи человек, работающая по единому наряду, где работу не делят на выгодную и невыгодную, где каждый приходит на помощь товарищу, где за основу расчета принимается конечный результат, дает производству и получает от него больше, чем десять рабочих.

— Говоря о резервах в бригадах, — сказал в заключение Максименко, — я имею в виду не только материальные возможности, но и моральные факторы, дающие радость труду. Ведь не случайно, товарищи, на работу мы стали одеваться не в то, что похуже, как раньше, а как в театр, то есть как на свидание с прекрасным, любимым. — После небольшой паузы он продолжал: — Пользуясь случаем, хочу затронуть еще один немаловажный вопрос, имеющий прямое отношение к теме. Мы уделяем внимание экономии электроэнергии, топлива, сырья на производстве и порой все сэкономленное, если не больше, бездумно, «съедаем» в быту. Я как-то в конце лета приехал на садоводческий участок к товарищу из бригады. Хозяйка налила в чайник ровно столько воды, сколько нужно каждому на стакан чая. И не больше. Чем, вы думаете, это вызвано? Колодец далеко, — значит, нечего зря расходовать воду, самим ходить за ней. Газ в баллонах, меняют в городе, — значит, надо растянуть. Разумно, экономно. На днях прихожу в эту семью в городе. Сейчас, вы знаете, похолодало, так вот вижу: горят у них на газовой плите все четыре конфорки и духовка. Чтобы в квартире, значит, теплее было. Спрашиваю: «Не лучше ли электрокамин поставить? И воздух чище, и эстетичнее». — «Нет, — смеется хозяин. — Камин денег стоит и на счетчик накручивать будет. Так практичнее, Виктор Федорович. Все удовольствие за те же тридцать восемь копеек в месяц с человека». Вода у нас тоже копейки стоит, и льем мы из крана совсем не так, как колодезную. Или возьмите телефон. У иных по вечерам аж дымится: дети задачки с товарищами решают, дочери с женихами проблемы обсуждают. Про жен я уж молчу. А все потому, ч/го много говорим или мало — плата одна: два рубля пятьдесят копеек в месяц. Совсем другое дело, когда междугородный разговор: заранее продумываем, что сказать, на стрелку часов посматриваем и укладываемся в три — пять минут. И самое интересное, если внимательно прислушаться, — больше по-настоящему нужных вопросов успеваем решить. Я убежден: поставь в квартирах на газ, телефон, воду счетчики — большие тысячи государству сэкономим, не причиняя себе лично никакого ущерба. Но счетчики может заменить совесть. Подумайте над этим. Не поленитесь, загляните в бачки для продуктовых отходов — и вы увидите неначатые засохшие батоны, недоеденное второе, испортившуюся вареную колбасу. Пора уже понять, товарищи, что мы просто не имеем человеческого права, пользуясь дешевизной и удобством доставки, транжирить, сжигать, выливать, газ, электричество, воду, хлеб, другие продукты питания. В них вложены труд и государственные средства, намного превышающие нашу оплату. Вот теперь я закончил.

Близость слушателям темы, заинтересованность в ней вызвали массу вопросов и выступлений. Говорили и о недостатках тех, кто смотрит на бригаду как на кормушку, спорили о показателях, которые следует учитывать при определении коэффициента трудового участия.

Когда страсти немного улеглись, поднялся иностранец.

— Мистер Максименко, как и его сын, доказал мне только одно: что они образованные рабочие и работают на уровне американских рабочих.

Переждав нараставший в зале шум, остановленный вмешательством Панова, Картинг продолжал:

— Но я не могу этого сказать о всех рабочих вашей бригады, мистер Максименко. Двое из них подтвердили, что у вас действительно очень богатое государство, если вы можете допускать брак и столько металла пускать в стружку.

Он сел, язвительно посматривая на Максименко.

— Один — ноль в вашу пользу, мистер Картинг, — согласился Виктор Федорович. — Но это зло мы сами видим и боремся с ним. Для сведения присутствующих: по подсчетам экономистов, из отходов металлической стружки в масштабах страны можно ежегодно изготавливать около миллиона станков. А вот по поводу вашего замечания, мистер Картинг, что мы с Олегом работаем на одном уровне с вашими рабочими, ничего сказать не могу ввиду незнания вопроса. Но если вы и правы, то есть одно существенное различие: мы работаем на себя и не за страх, а за совесть, а они работают на вас, боясь оказаться за воротами.

Пока за столом шло совещание, чеканка с последних рядов дошла до Картинга. Взглянув на нее, он подозвал Олега Викторовича.

— Хемингуэй? — спросил через Алексеева.

— Нет. Аварский поэт Расул Гамзатов, — ответил Максименко, удивленный, что тот не знает национальный гордости Америки.