На месте зеленой беседки

Трудовые коллективы участвуют в обсуждении и решении государственных и общественных дел, в планировании производства и социального развития, в подготовке и расстановке кадров, в обсуждении и решении вопросов управления предприятиями и учреждениями, улучшения условий труда и быта, использования средств, предназначенных для развития производства, а также на социально-культурные мероприятия и материальное поощрение.

Трудовые коллективы развивают социалистическое соревнование, способствуют распространению передовых методов работы, укреплению трудовой дисциплины, воспитывают своих членов в духе коммунистической нравственности, заботятся о повышении их политической сознательности, культуры и профессиональной квалификации.

(Статья 8 Конституции СССР)

Несовершеннолетние в возрасте от пятнадцати до восемнадцати лет… вправе самостоятельно совершать мелкие бытовые сделки, распоряжаться своим заработком или стипендией…

(Статья 13 Гражданского кодекса РСФСР)

Как только закончился суд, Иванников устремился к выходу, но, увидев под часами двух девушек, чертыхнулся и собрался свернуть в сторону. Однако, к его удивлению, Ильина помахала Наде рукой и ушла.

— Что она, специально, увидев меня? — спросил Юра, подходя к Наде.

— Да, — просто ответила та.

— Чего так?

— Я попросила. Мне хочется именно сегодня побыть с тобой. Но не прими это как извинение за карикатуру и не подумай, что собираюсь тебя ругать. Скажу только, что я достаточно насмотрелась на пьяных родителей, пока их не лишили родительских прав. А в детдоме при живых-то отце с матерью… — Она горестно покачала головой.

— Больше не будет, Надюша.

— Я не жду обещаний и ничего не требую. Просто предупреждаю.

— Понял.

— Вот и хорошо. А теперь пойдем в парк. Люблю гулять в нем: раздолье и дышится свободно.

Они свернули в переулок и будто нарочно пересекли ту самую дорожку, по которой катили тогда с Сенькой детскую коляску. И вот вновь скрестились их пути с Корниловым. Ну ладно, тогда пацаном был, но теперь-то не мальчишка, пора за ум взяться. Иначе не только эта милая девушка — вся жизнь мимо пройдет.

Как в кино, кадр за кадром, увидел печальную маму на свидании в колонии, строгое непроницаемое лицо деда Архипова на сегодняшнем суде, разноцветного Семена, вспомнил ночной разговор с воспитателем, драку с «бугром», услышал суровые слова ребят из бригады, сказанные в курилке…

— Мне нравится ваш бригадир, — прервала молчание Надя. — Как у тебя с ним?

— Сама видела. Стоило мне посидеть на том стуле после Головлева и…

— Послушай, чего тебя опять на эту тему потянуло? Договорились ведь.

— У кого что болит…

— Ладно, этим, как корью, сам переболей. Потом. А сейчас лучше слушай, как птицы щебечут, листья шумят. Ой, смотри, белочка! — закричала она, показав на ближайшую сосну.

По стволу шустро спускался пушистый зверек. Смело подбежав к ним, белка села на задние лапки и протянула передние, зорко поглядывая на их руки.

— Смотри, просит. У тебя ничего нет?

— Не ждал, не запасся. В другой раз захватим.

Оценив обстановку, зверек недовольно повернул назад и снова вскарабкался на сосну, чтобы дождаться другую парочку, более догадливую или, может, по его мнению, более щедрую.

— У тебя была девушка? — спросила Надя, внимательно разглядывая поднятый с земли желудь.

— Нет. Когда и откуда? А у тебя?

— Девушки и у меня не было, — засмеялась Надя. — Если не считать Вали.

— А парень? — смущенно спросил Юрий.

— Тоже, — тихо ответила Надя и покраснела. — Пойдем угостим белочку желудем.

— Больно ей нужен с червоточиной, — сказал Юра, поворачивая вслед за ней. — Ей фундук или грецкий орех подавай, а этого добра она и сама наберет.

Он не ошибся. Белочка только взглянула на раскрытую ладонь Нади и отвернула голову.

— Вот видишь, я говорил. Кстати, ты хорошо рисуешь.

Надя укоризненно покачала головой.

— Нет, я безотносительно. Как знаток. Лица схватила, краски подобраны, и юмора не отнимешь. Прямо как охотники Перова, только вместо дичи кружки с пивом.

— А ты что, тоже рисуешь?

— Нет, увлекаюсь чеканкой.

— Да ну! Я давно хочу научиться. Поможешь?

— А чего же. На днях собираюсь портрет Расула Гамзатова выбивать. Приходи.

— А меня смог бы?

— С натуры нет, а с фотографии или — еще лучше — с рисунка можно попробовать. Только, боюсь, не получится.

— Почему?

— Лучше получаются портреты незнакомых людей. Копия и все. А с того, кого знаешь, особенно с тебя, копия не получится.

Они прошли до озерка, расположенного в глубине парка, полюбовались дикими утками, безбоязненно подплывавшими к ним, снова пожалели, что не нашлось корочки хлеба.

Присутствие девушки, теплая погода, золото листьев на фоне еще сохранившейся зелени волновали, и Юре нестерпимо хотелось обнять Надю, погладить ее волосы, поцеловать. Но страх напугать и потерять останавливал.

Расставаясь, уже в темноте, у дверей общежития договорились, что Юра после получки съездит в «Юный техник», купит листовой латуни, изготовит необходимые для чеканки инструменты и тогда Надя придет к нему учиться.

На следующее утро, как обычно, Юра и Николай Филиппович встретились во дворе и направились на работу.

— Ты прости меня, деда, — нарушил Юрий тяготившее его молчание. И совсем по-детски пообещал: — Больше не буду.

— Я-то прощу, да больно ли нужно тебе мое прощение.

— Нужно, — торопливо сказал Юра.

— Спасибо, коли так. Но ты о другом подумай: простишь ли себя сам, когда хватишься, что годы прожил — авторитета не нажил. Он ведь не красивыми словами создается, а красивыми делами, уважением людей.

Юрий удрученно молчал. Возразить нечего: дед прав. Наконец спросил:

— Так что мне теперь делать?

— Ты еще старую не смыл, а уже в новой грязи вывалялся. Думай и работай — больше советов у меня нет. И пощади мать. Сколько можно?

Заканчивая «микрооперативку» в день зарплаты, Максименко, обращаясь к Иванникову и Суворову, сказал:

— Думаю, ребята, вам с первой получки надо сделать подарки матерям.

— Какие? — спросил Юра, досадуя, что сам не догадался об этом.

— Так сразу и не сообразишь. Лучше пошли все в универмаг, поможем выбрать, — предложил Белов.

Как только вышли из цеха, Мишу окликнул какой-то мужчина.

— Я догоню, — сказал Суворов и пошел к нему.

По дороге шутили, обсуждали перспективы «Зенита» в предстоящем завтра матче, подтрунивали над страстным болельщиком Веточкиным.

Архипов уже несколько раз оборачивался и, не видя Миши, начал беспокоиться.

— Кто его позвал? — оборвав смех, спросил он. — Я что-то не посмотрел.

— По-моему, отец, — неуверенно ответил Максименко.

Невольно сбавили шаг.

— И часто он его встречает, Юра? — спросил, останавливаясь, Архипов.

— При мне не было, — ответил Иванников.

— Вернемся, — посмотрев еще раз назад, предложил Максименко.

Обратно шли быстро и молча.

У самого цеха увидели прижавшегося к дереву Суворова.

— Ты что, Миша? — гладя по спине, спросил Николай Филиппович. — Ну, ну, успокойся, тоже мне мужчина.

— Отец… деньги… — сквозь всхлипывания выдавил Суворов.

— Все? — спросил Вывалов.

Миша заплакал громче.

— Ясно, — сказал Вывалов. — Где он?

Суворов махнул рукой в сторону.

— К винному магазину пошел, — прикинул Веточкин.

— За ним, — сказал Вывалов. — Возьми себя в руки, Миша. Мы кадь его не знаем, покажешь.

С трудом успокоив Суворова, направились к дальней проходной, спешили. Когда Миша немного приободрился, из его сбивчивого рассказа узнали, что отец просил пятерку, а когда тот не дал, ударил по лицу и отобрал зарплату.

Максименко, всегда спокойный и выдержанный Максименко, был мно себя! Так надругаться над мальчишкой!

Он невольно ускорил шаг, и они с Иванниковым оказались впереди.

К дверям магазина как раз подходили трое мужчин.

— Сегодня угощаю, — шумел один из них. — И долг отдаю, и вперед забегаю. Дожил наконец, что дармоед первую получку принес.

Суворов! — на всякий случай окликнул Максименко, боясь ошибиться.

Мужчина оглянулся, недоверчиво посмотрел.

— Чего тебе?

— Миша твой сын?

— Ну и что? Ты кто такой?

— Подгони ребят, — шепнул Максименко Юре. — И уходи с Мишей.

Как только Иванников отошел и проскочил перед трамваем на другую сторону улицы, Максименко взял себя в руки и, оттягивая время, представился:

— Я Мишин бригадир. Максименко Олег Викторович. Будем знакомы.

Суворов посмотрел на своих дружков и, видя, что те пожимают плечами и недвусмысленно показывают на магазин, пожал протянутую руку и заторопился.

— Очень рад, но извините: спешу.

— Отойдем в сторонку, разговор есть, — позвал Максименко, видя, что свои уже перебегают дорогу. — Где Миша?

— А кто его знает? Отдал, как положено, деньги отцу и, наверно, домой подался.

Максименко не умел притворяться, и Суворов наконец сообразил, к чему клонит бригадир.

— Ты моим сыном на работе командуй, а в семье я хозяин. Дай пройти.

Его дружки угрожающе придвинулись, но было уже поздно.

— Вот что, ребята, — взял на себя роль судьи Архипов. — Шум поднимать не советую: дорого обойдется. Этот человек, называющий себя отцом, только что ограбил сына, ученика нашей бригады.

— Так что деньги на бочку, — закончил за него Веточкин.

— Еще чего! — возмутился Суворов и замахнулся, но Белов успел перехватить руку да так завернул за спину, что тот чуть не коснулся лбом асфальта.

— Я что, не имею права? — дернулся было Суворов, пытаясь вырваться. — Мишка — малолеток.

— Он ученик рабочего и волен сам распоряжаться заработанными деньгами, — назидательно сказал Архипов.

Понимая, что призывы и объяснения ни к чему не приведут, бригадир потребовал:

— Верни деньги.

— Грабють! — завопил Суворов.

Тогда Максименко, не долго думая, залез к нему в один карман, другой и вытащил смятые деньги. Пересчитал. Сходится.

— Теперь поговорим. Выпрями его, Саша, — сказал он Белову. Тот ослабил зажим.

— Миша рассказывал, что зарплату за тебя получает жена. Так?

— Ну, так, а тебе какое до меня дело?

— Раз не помогает, советую лечиться. Теперь, сам знаешь, можно и анонимно. Хотя тебе это ни к чему. Стыд, я вижу, ты совсем потерял. Верно, не миновать тебе лечебно-трудового профилактория. Но пока прими к сведению одно: если еще позаришься на заработок сына — слышишь ты: хоть раз! — будешь иметь дело с нашей бригадой и милицией. Это я тебе обещаю. А теперь отпусти его, Саша. Пусть проваливает.

По дороге к универмагу встретили ребят, и Максименко передал Мише деньги.

— Спрячь и смотри, чтобы больше не отобрал.

— Не, я сразу мамке отдам, он ее боится. Пошумит-пошумит и смолкнет.

— Ну-ну. Только в другой раз с получкой от нас не отрывайся.

Ходили из отдела в отдел, с этажа на этаж, но обязательно кто-

нибудь отговаривал или высказывал сомнение, после чего выбранная было вещь уже не смотрелась.

Выяснилось, что Юра и Миша не знают размеров ни платьев, ни обуви матерей. Головные платки отвергли сразу: кто знает, какой цвет к лицу.

В конце концов общее мнение сошлось на духах: каждой женщине приятно.

Но так как ребята не могли вспомнить, видели ли дома флакончики духов, положились на совет молоденькой продавщицы взять болгарские.

Увидев духи, неловко протянутые сыном вместе с деньгами, Ольга Александровна расплакалась.

— Ты чего? — растерялся Юра, а она прильнула к нему в прихожей и долго не могла успокоиться.

— Это от счастья, сынок, что дождалась радости и помощи от тебя, — наконец сказала она, вытирая концом фартука глаза. — Я уж и забыла, когда у меня духи были. Самой не купить, а дарить некому.

Она достала из коробочки флакончик и понюхала.

— Приятный запах. Спасибо. Идем ужинать. Заждалась.

Наблюдая, с каким удовольствием Юра ест котлеты, Ольга Александровна не удержалась:

— Мясо молола на мясорубке, сделанной на нашем заводе.

— Вкусно. Но хорошо, что не я мясорубки делаю.

Когда мать вслух стала подсчитывать, сколько надо добавить, чтобы купить Юре пальто — ведь скоро холода, — тот смущаясь, сказал:

— Давай, мам, лучше с аванса.

— Чего откладывать? — удивилась Ольга Александровна.

— Понимаешь, хочу поступить на курсы при ДОСААФ, чтобы получить диплом тракториста. После этого смогу стать водителем-испытателем. Но курсы платные… — Юра совсем смутился. — Надо семьдесят рублей.

— О чем разговор, сынок, конечно, — обрадовалась Ольга Александровна. — А пальто в следующем месяце купим.

За ужином Юра рассказал матери про отца Суворова.

— Молодец Олег Викторович, — похвалила она, выслушав сына. — И что деньги у пьяницы отобрал, и что тебя не впутал в эту историю. Держись подальше от всяких драк. Помни: я второй раз не перенесу.

— Да что ты, мам!

— Это я так, к слову.

К Юриной радости, мама и Надя быстро нашли общий язык.

Он сидел у себя в комнате на низенькой скамейке, а Надя, прибегал из кухни, где хозяйничала Ольга Александровна, устраивалась сбоку на стуле и наблюдала, как он орудует чеканами и деревянными моло точками, постукивая по листу отполированной латуни.

Конечно, так, набегами, чеканить не научишься. Но разве в этот дело? Главное — Надя освоилась, чувствует себя как дома и не скрывает радости.

— В колонии был пласт свинца, — объяснял Юра, — на нем удобнее чеканить. Но ничего, вывернулся: мама сшила из куска брезент мешок, набил сырым песком, и, видишь, получается.

Он поправил на мешке лист, взял другой молоточек и снова ста осторожно стучать.

— Немного волнуюсь, — продолжал Юра, не отрываясь от раб< ты. — В пятницу защита, надо успеть с подарком.

— Успеешь, — успокоила Надя.

— Потом, я выпросил у Олега Викторовича портрет на несколько дней — будто перефотографировать — и обещал вернуть в целости сохранности. А смотри, что получилось.

Он дотянулся до стола и показал портрет, продавленный в нескольких местах карандашом.

— Это когда переносил через копировку на латунь.

— Ну и что? — беспечно улыбнулась девушка. — Зачем ему портрет, раз чеканка будет.

— А если не выйдет?

— Не набивай себе цену, — мягко остановила Надя и оперлась и его плечо, словно так удобнее смотреть. — Ни разу не видела, но имени таким добрым и сильным представляю. Читаешь его стихи и диву даешься, где находит новые слова, чтобы так ярко сказать о том, о чем до него уже столько поэтов хорошо написали.

— Мечтаю поехать в отпуск в Дагестан. Хочу увидеть его горы.

— Прими к сведению: не возражаю иметь такую же. Только на моей чеканке, вот здесь, — показала Надя на правый нижний угол листа, выбей, пожалуйста, журавлика.

— Могу и на этой, если рисунок найдем.

— На этой не надо. Только мне. И искать не надо. Я сама нарисюу своего журавлика.

Девушка подошла к тахте, сняла со стены гитару, присела с ней около Юры и стала перебирать струны.

— Я тоже хочу в Дагестан. Возьмешь?..

После обеда Юра переоделся, проводил Надю во Дворец культур на репетицию хора и, возвратившись домой, просидел над чеканке допоздна.

— Как живой, — сказала мать, глядя на незаконченную еще работу. — Даже лучше, чем на картинке. Тебе бы учиться, Юрашик, искусству, а то, может, талант пропадает.

— Нет, мама. Чеканка для меня хобби. А учусь я настоящему мужскому делу. Вот закончу курсы и сам буду сгонять с конвейера и испытывать тракторы.

— Трудно тебе, сынок, понимаю.

— Что делать? Сама знаешь: отстал, наверстывать надо.

— Я разве против? Но надо и отдыхать, а то только работа да учеба. На улицу ходить перестал, недосыпаешь, вон зеленый какой.

— Ничего, я здоровый, выдюжу.

Он встал, выпрямился во весь рост, раскинул руки, выпятил грудь.

— Видишь какой.

— Вижу, вижу, — улыбнулась Ольга Александровна.

Ее радовали новые отношения с сыном, возникшая между ними духовная близость и откровенность, чего раньше не было.

Они долго еще говорили в тот вечер, но вопрос, интересовавший обоих — о Наде, — так и не затронули. Мать не решалась начать первая, ожидая повода с его стороны, а он постеснялся, не зная, как подойти к этой теме…