Суровым испытанием нового строя явилась Великая Отечественная война. Сплотившись вокруг партии, проявив невиданный героизм, советский народ и его Вооруженные Силы нанесли сокрушительное поражение германскому фашизму — ударному отряду мировой империалистической реакции.
(Программа Коммунистической партии Советского Союза)
Гражданин СССР обязан оберегать интересы Советского государства, способствовать укреплению его могущества и авторитета.
Защита социалистического Отечества есть священный долг каждого гражданина СССР…
(Статья 62 Конституции СССР)
Воинская служба в рядах Вооруженных Сил СССР — почетная обязанность советских граждан.
(Статья 63 Конституции СССР)
Услышав шум подъехавших машин, Федоров поднялся из-за стола и, подойдя к окну, глазам своим не поверил: перед крыльцом правления стояли автобус и грузовик с ленинградскими номерами. Как же так? Праздник завтра, с Алексеевым договорились, что делегация приедет к вечеру, а они нагрянули с утра.
Пока шел встречать, в голове пронеслись десятки вопросов, ответов и решений. Что с ними делать до вечера? Жилье еще не подготовили. Проводить экскурсию сегодня не имеет смысла: ветераны освобождавшей деревню части, партизаны, представители из области и района приедут завтра. Не ломать же намеченный распорядок проведения праздника.
— Здравствуйте, гости дорогие, рады видеть. С приездом, — начал он, поднявшись в автобус и удивляясь будничной одежде приезжих: ни орденов, ни знаков отличия, которыми славен Праздник Победы.
— А мы не в гости, — поднялся Иволгин. — Гостями завтра будем, а сейчас заехали узнать, как проехать в Болотку.
Председатель насторожился: чего они там забыли?
Вмешался Архипов:
— Здравствуй, Сергей Фомич. Или не узнаешь?
— Ну что вы, Николай Филиппович. Здравствуйте.
От души обнял старика и невольно поискал глазами Максименко. Конечно нет: упрямство раньше него родилось…
Иволгин сказал:
— От Иванникова и Федора Васильевича узнали, что из-за пожара вы, видимо, не успеете в срок отремонтировать оставшиеся тракторы.
— Похоже, затянем, — почесав затылок, подтвердил Федоров.
— Вот мы и решили приехать всей бригадой раньше и помочь в ремонте. Если к вечеру не управимся, продолжим завтра после митинга. Сила-то какая, смотрите! — Он обвел рукой вдоль салона.
Председатель колхоза обошел рабочих, каждому с благодарностью потряс руку.
— Такого подарка и ждать не могли. Только вот… — Он запнулся, подыскивая, как тактичнее объяснить, что рассчитаться сразу не сможет: ведь выходные, банк закрыт. — Заработок придется выслать почтой.
— Нет, — остановил бригадир. — Переведете в Фонд мира. Вот решение собрания. — И он протянул Федорову сложенный вчетверо лист бумаги.
Тот развернул, прочитал, снова свернул и бережно положил и карман.
— Переночуете в Болотке, жилье к вечеру организуем, а обед привезем…
— И с обедом не беспокойтесь. Я с Суворовым говорил по телефону, заказал уху. Они уже с ночи должны ловить.
— Чего ловить, надо было карпов.
— Он почему-то сказал, что лещи лучше.
— Ну, ему виднее, — не стал спорить председатель.
С неменьшим энтузиазмом помощь была встречена на ремонтной площадке, где под натянутым брезентовым тентом гнали ремонт последних тракторов.
— А вы почему не на рыбалке? — удивился Иволгин, узнав перепачканных в мазуте Максименко и Суворова.
— Молодоженов отрядили. Иванников еще не может работать, — ответил Олег Викторович.
Вместе с Ивановым определили места вновь прибывшим, и работа закипела.
Недаром Юра с Надей последние дни подкармливали рыбу в облюбованной ямке. Целое ведро подлещиков граммов по семьсот — восемьсот каждый было им наградой. Надя впервые была на рыбалке и взахлеб рассказывала помогавшим ей чистить рыбу и готовить уху старушкам, какая осторожная рыба лещ, как она неторопливо сосет червяка, потом поднимается вверх и кладет поплавок. Ну, а те, что сорвались, конечно, были самые крупные, не чета этим.
Юра только посмеивался, радуясь теплу, присутствию Нади, тому, кик быстро привязались к ней бабка Аринушка и ее подруги.
Обед удался на славу, прошел шумно и весело.
К вечеру приехала кладовщица и отправилась в «дачный городок оборудовать для гостей жилье.
Этот городок был нововведением Сергея Фомича. Дело в том, что Болотку давно облюбовали дачники из Новгорода, Ленинграда и даже Москвы. Количество желающих отдохнуть росло, а число сдаваемых на лето помещений уменьшалось. Настоящий «кризис» наступил с переселением жителей деревни в Аринушку.
Тогда Сергей Фомич поставил рядом с Болоткой на берегу озера шестнадцать домиков летнего типа, разделенных на две половины.
За жилье и сдачу в аренду мебели и посуды колхоз брал символическую плату. Но сдавали дачи при одном непременном условии: каждый способный трудиться должен отработать два часа в день.
Сначала к его новшеству обе стороны — и дачники, и колхозники — отнеслись настороженно. Но с первыми разговор был короткий: «Не подходит — не неволим. Счастливо отдыхать в другом месте». А колхозники вскоре оценили, что такое — даже на два часа — лишняя пара рук, если к ней и совесть прилагается. Кто пытался делать вид, что работает, без стеснения предупреждали: «Откажем от дачи».
Вот в этот тихий уголок и прибыла иволгинская бригада.
Первым делом все потянулись к воде. Белов с Веточкиным даже прыгнули в озеро не столько для купания — холодно все-таки, — сколько для разговоров потом, что купались.
Отмылись, приоделись и направились к дому бабки Аринушки.
По шуму голосов, доносившихся со стороны Болотки, догадались, что прибыли главные силы — основная часть заводской делегации.
Ольга Александровна, оставив девушек накрывать столы, подошла к Архипову.
— Устали, Николай Филиппович? — поздоровавшись, спросила она.
— Ты еще пульс посчитай, Ольга, — улыбнулся он не столько ее слонам, сколько профессионально-деловитой озабоченности. — Все устали. Ночь, считай, без сна. Зато гору своротили.
— Председатель колхоза, как встретил нас, сразу к Алексееву: «Вот теперь вижу, что рабочие сердцем как свою Продовольственную, программу приняли». Тот смеется: «А кто говорил: «Лозунг в цехе повесили и баста»?»
— А где он, Алексеев?
— Председатель его, Федора Васильевича и Виктора Федоровича у себя оставил, ветеранов в Аринушке разместил, а нас, молодых, — улыбнулась она, причислив себя к молодежи, — сюда направил. Говорит, здесь чудесный дачный городок.
— Верно, Ольга, чудесный. Мы только что оттуда.
Такт Сергея Фомича, сумевшего безболезненно разъединить их с Федором, пришелся Николаю Филипповичу по душе.
Неожиданно смех и разговоры стихли. Не понимая, в чем дело, Архипов оглянулся и увидел, что к столу не спеша, торжественно подходят старушки. На груди у каждой ордена и медали.
Оставив Ольгу Александровну, пошел навстречу и подал руку бабке Аринушке. Она оперлась на нее, выпрямилась, и ордена заиграли, поймав луч заходящего солнца.
Разговоры, естественно, переключились на то далекое грозное время, известное большинству из рассказов, книг, кинофильмов, а ими. этими старушками и Архиповым, лично пережитое, выстраданное.
— Не знаю, правы ли, — говорила бабка Аринушка, — но несколько раз в году — в День Победы и в дни гибели наших детей, — идя к братской могиле, мы надеваем не только свои ордена, но и их награды.
Николай Филиппович взял ее сухонькую кисть, склонил голову и поймал себя на мысли, что впервые в жизни целует женскую руку.
— Правы, мать. Вы достойны носить награды детей, и они достойны, чтобы их ордена в такие дни не лежали в коробочке. Ведь завтрашний праздник для вас, вдов, потерявших в войну детей, не только со слезами на глазах, но и с незаживающей раной в сердце.
Подсев к бабке Аринушке, Надя прижалась к ней и попросила:
— Расскажите что-нибудь, бабушка.
— Что же рассказать вам, люба моя? Лучше вы спойте о войне, а мы послушаем да поплачем.
— Расскажи им, Аринушка, про колхозное знамя, — подсказала одна из подруг.
— Расскажите, бабушка Аринушка, расскажите, — раздались голоса.
— Да и рассказывать-то не о чем, — печально сказала бабка Аринушка. — От немцев уберегла, да так, что сами найти не можем.
— Расскажите, может, мы найдем, — предложил Белов.
— Да уж красные следопыты все в деревне перерыли — нигде нет.
— А вспомнить не можете? — осторожно спросил Саша, стараясь не намекнуть ненароком на склероз.
— Если бы сама зарывала, в жисть не забыть, а то…
— Расскажи по порядку, Аринушка, — положив руку ей на плечо, попросил Николай Филиппович. — Молодежь знать должна. И не в том суть, что ты сейчас найти не можешь, а в том, что фашисты тогда не нашли. Так я понимаю.
Бабка Аринушка тяжело вздохнула.
— Сидим с Анной — невесткой моей, — начала она, — вдруг открывается дверь — у нас тогда не было обычая до сна запираться. Входит красноармеец. Спрашивает: «Фашистов в деревне нет?» Я ему: «Фашисты сюда не придут, не бойся. Впереди ленинградские рабочие стоят, не пропустят». Вдруг он заплакал — молоденький такой, видать, еще и не брился — да как закричит: «Прорвали фашисты нашу оборону! Я сам оттуда, из рабочих. Со мной товарищ раненый».
Напугал нас. Подошла к нему, взяла за грудки, у самой зуб на зуб не попадает. «Ты что, — спрашиваю, — говоришь?» — «Что слышите, — отвечает. — Лучше раненому помогите». Пошли с невесткой за ним. В камышах у него лодка спрятана. В ней и верно другой боец лежит, без сознания. Такой же молодой. Нога у него кое-как перевязана. Ты что дрожишь, сынок, страшно? — обратилась она к Архипову.
— Не обращай внимания, — пробормотал тот и снял руку с ее плеча.
— Тебя вот от рассказа моего дрожь бьет, а каково нам было первого раненого увидеть. Аня уж на что медичка и то, как глянула на рану, побелела. Перенесли его втроем в дом. Боец просит: «Мать, оставь у себя друга. Мне назад надо. Там еще двое сражаются. Вот только спрячу документы убитых». И показывает на полевую сумку, что из лодки взял. «Тогда давай и знамя зароем колхозное», — говорю. «Где оно? — спрашивает. — Быстрее давай, не ровен час…» Я бегом в правление колхоза. Сорвала с древка знамя, взяла со стола мужа бюст Ленина… Да что с тобой, сынок, — снова обратилась она к Архипову. — На тебе лица нет.
— Вам плохо, Николай Филиппович? — озабоченно спросила Ольга Александровна.
Порывшись в сумочке, достала валидол, протянула Архипову.
— Положите под язык.
— Знаю, — сказал тот, беря таблетку. — Продолжай, Аринушка. С нами, пережившими войну, такое бывает.
— Верно, бывает, — согласилась она. — Ну вот, принесла, значит, знамя и Ленина к дому, а боец с лопатой стоит, торопит. Здесь Петрусь проснулся, и Аня зовет помочь. Говорю бойцу: «Ты иди, я догоню». Он ушел, а я задержалась. Когда раненого наконец перевязали и в подпол спрятали, в деревню уже немецкие мотоциклисты въехали.
— А как тот солдат? — спросила Надя.
— Не знаю, — развела руками бабка Аринушка. — Больше не видела.
— Так, может, он знамя с собой унес? — высказала предположение Ильина.
— Не должно быть. У него времени не было. Да и тяжело нести. Я ему и сейф — забыла сказать — дала. В нем акт о вечном пользовании землей и списки колхозников.
Архипов отошел к росшей у дома березе, прислонился к ее ребристому стволу.
— А что стало с раненым? — спросил Веточкин.
— Фашисты ночь побыли и утром ушли. А через два дня в деревню большая часть наша вошла. Из окружения выходили. Они и забрали раненого.
— И вы ни имен не знаете?..
— Ничего, — устало закончила бабка Аринушка. — Не знаю, дошел тот боец до своих друзей или…
— Не дошел, — послышался голос от березы. Внятный, спокойный, тихий. — Не дошел, Аринушка, до Сашки и Алика. Немцы кругом были. Трое суток один до своих добирался.
В наступившей тишине в барабанных перепонках отдавались шаги Николая Филипповича, подходившего к бабке Аринушке.
— Спасибо, мать, — обнял он поднявшуюся из-за стола старушку. — А могли ведь так просидеть и не узнать, не расскажи про знамя. Ты даже не представляешь, Аринушка, о скольких судьбах сейчас узнаем, сколько новых славных имен выбьем на братской могиле.
Максименко подошел к Николаю Филипповичу.
— Раненый — мой дед?
— Он, Олежка.
— Вы сможете?..
Вопрос остался без ответа.
— Покажи, Аринушка, где у вас конюшня.
— Мне не верится, сынок, — тихо сказала бабка Аринушка. — Это не сон? Ты на себя не похож.
— Да и ты без косы иначе смотришься.
Оба тихо засмеялись.
— Я за дедом?! — Олег Викторович вопросительно посмотрел на Архипова.
— Подожди. Хочу на месте убедиться. Вдруг совпадение. Хотя нет, невозможно, — успокаивал он себя. — Но все-таки обожди.
— Хорошо.
Аринушка с Николаем Филипповичем впереди, остальные за ними направились к околице.
Около остатков фундамента бабка Аринушка остановилась.
— Здесь была.
— А кузница?
— Пойдем.
Они прошли к другому краю фундамента, отошли от него метров на двадцать.
Николай Филиппович всегда считал — да что там считал, был упорен: стоит попасть и он сразу узнает место, что снилось ночами чаще, чем любой эпизод той кровавой войны. А вот попал и растерялся. И не дает ли осечки память, что четыре шага в сторону кузницы?
Перед взором встали стены конюшни, выросла прокопченная кузница. Пошел. Стены — а с ними и уверенность — рухнули. Вытер рукавом вспотевший лоб, сунул под язык еще таблетку, протянутую Ольгой Александровной. Приложил руку к левой половине груди, стараясь унять частые толчки сердца. В поле зрения попали взволнованные лица. Понял: надо успокоиться. Легко сказать! В этих четырех шагах все: память, долг, честь. Сел прямо на траву. От молчаливого, но явного сопереживания окружающих стало легче.
Подозвал Юру.
— Пройди вот оттуда, — указал на крайний камень, — в мою сторону четыре шага.
Ревниво следил, как идет. Прошел метра на полтора дальше. Ну правильно, так и должно быть. И он тогда молодой был.
Поднялся, положил на место, где стоял Юра, камешек.
На папку Иволгина лег листок бумаги. Размашисто написал: «Федя! Приезжай искать документы твоих. Николай». Свернул записку, надписал: «Федору Васильевичу Максименко».
Общее волнение выплеснулось в крике Веточкина вслед побежавшему к берегу Олегу Викторовичу:
— Да скорее ты!
Архипов по настоянию Ольги Александровны вместе со старушками присел на доску, положенную Беловым на фундамент конюшни.
Считается, что самое тягостное — ждать и догонять. Но догонять, пожалуй, легче: все-таки действие…
Передав записку сидевшему рядом сыну, Федор Васильевич резко поднялся с дивана.
— Лида, сердечное! — крикнул Сергей Фомич дочери и подбежал к старику, короткими рывками хватавшему ртом воздух.
— Не надо, — остановил тот. — Собирайтесь, едем. Ты на моторке? — обратился он к внуку.
— Нет, на веслах.
— Ну что ты!
— Чего ты, действительно, — прочитав записку, упрекнул и Федоров.
Олег Викторович не стал оправдываться, что в Болотке не оказалось ни одной моторной лодки. Понимал: это разрядка от неожиданной вести.
Захвате Лиду со всеми сердечными лекарствами, что нашлись дома, Сергей Фомич повел Максименко и Алексеева к колхозному катеру.
Вывел на чистую воду и, когда взревел мотор, крикнул Олегу Викторовичу:
— Теперь рассказывай!
Увидев их, Архипов поднялся, взял из рук Саши Белова лопату, подошел к положенному камешку. Только раскачивающийся черенок выдавал волнение. Да забыл поздороваться с пришедшими.
Воткнул лопату в землю, надавил ногой, подрезал дерн. Когда обкопал, попытался поднять весь кусок разом. Не вышло. Выдвинулся Юра с лопатой, попробовал отодвинуть Николая Филипповича.
— Давай, деда, я.
Архипов забрал у него лопату и впервые после того незабытого дня в сорок пятом открыто посмотрел старику Максименко в лицо:
— Подсоби, Федор.
Тот подошел, и черенок второй лопаты закачался в такт архиповской. Вместе вывернули кусок земли. Стали обкапывать следующий.
Наконец Ольга Александровна не выдержала и, заручившись поддержкой Лиды, подошла с ней и остановила работу.
— Нечего заниматься самоистязанием. Вы нам здоровыми нужны. Символически начали, теперь уступите молодым.
У сменивших их Юры, Олега Викторовича, Белова, Ильиной, Веточкина и Нади работа пошла быстрее. Вскоре они уже по пояс стояли в яме.
— Я так глубоко не копал. Попробуйте расширить в сторону кузницы, вот сюда, — показал Николай Филиппович.
Хорошая весть — на то она и весть — распространяется быстро. Не прошло и часа, как по озеру и по дороге стали прибывать люди, прослышавшие, что ищут спрятанное Аринушкой в войну колхозное знамя.
Узнавали подробности, протискивались ближе рассмотреть стариков Архипова и Максименко. Двое шустрых школьников из отряда красных следопытов щелкали фотоаппаратами. Копающих заменяли часто. И не потому, что уставали, а всем хотелось быть не просто очевидцами, а участниками происходящих событий.
Аринушка вновь повторяла свой рассказ и все покачивала головой, посматривая то на Николая Филипповича, начинавшего терять голову и уже дважды прибегавшего к помощи Лидиной мензурки, то на внимательно слушавшего его Федора Васильевича. Искала сходство с теми двумя и не находила.
Федор Васильевич, не зная, как держать себя с Архиповым, мучился, видя его состояние. Наконец решился, подошел, застенчиво положил руку на его плечо.
— Не переживай так, Коля. Я верю — это, думаю, для тебя главное.
— Ох, Федя, и любишь же ты из огня да в полымя. У тебя все или черное, или белое. А главное-то сейчас не во мне. Назвать павшими смертью храбрых числящихся пропавшими без вести, вернуть колхозу знамя — вот главное. И обидно, что все сходится. А вот нет и все тут. Ошибиться не имею права, понимаешь?! Ведь с нашей жизнью уйдут и их имена, если кто потом случаем не наткнется.
В этот момент обе лопаты лязгнули о железо, и Архипов, как молодой, спрыгнул в вырытую канаву. Лихорадочно начал разгребать землю руками. Затем выпрямился, подозвал Юру.
— Сними пиджак.
Ольга Александровна протянула носовой платок.
— Вытрите руки, Николай Филиппович, запачкаете.
— Земля не пачкает, Оленька. Особенно такая. В кармане награды, Юра. Надень на пиджак.
Наконец, не разгибаясь, позвал:
— Федор, иди.
Стряхивая землю, они подняли и передали Юре тяжелый пакет.
— Моя довоенная клеенка, со стола на кухне, — приглядевшись, ахнула бабка Аринушка, когда Юра и Олег Викторович стали разворачивать расползающуюся на куски упаковку. — Матрена, узнаешь? Розовая с цветочками.
— Похожа, — неуверенно ответила одна из старушек, хотя не только цветочки, но и клеенку невозможно было распознать.
Когда развернули, на землю лег твердый бесформенный ком.
— Я загустевшее машинное масло где-то здесь увидел, им и смазал бюст, — смущенно улыбаясь, объяснял счастливый Николай Филиппович.
— Дедушка, — обратился к нему один из школьников. — Разрешите, мы возьмем, очистим.
— Берите, ребятки, берите. Для вас сберегли, — на правах хозяйки ответила бабка Аринушка.
— Только чтоб завтра к началу митинга сверкал на трибуне, — распорядился председатель колхоза.
— Будет сверкать, Сергей Фомич, — заверили обрадованные ребята и стайкой понесли бюст к берегу.
— Сейф под ним, — сказал Архипов. — Нам с тобой, Федя, не осилить. Пусть внуки.
Олег Викторович и Юра спрыгнули в канаву.
Николай Филиппович помог Максименко вылезти, надел пиджак, на котором сверкали солдатские награды: два ордена Славы, медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда». Его окружили ребята. Рассматривали, расспрашивали: «За что?», а один осмелев, поднялся на цыпочки и даже потрогал.
Вскоре на землю лег заржавевший металлический ящик. Попробовали открыть крышку — не тут-то было.
— Несите к дому, — сказала бабка Аринушка. — Ключ у меня.
Белов и Веточкин организовали переноску, и электрический свет, смешавшись с лунным, осветил столы.
Ключ не входил, и пришлось прибегнуть к более надежным инструментам. Наконец крышка открылась.
Николай Филиппович достал пакет, завернутый в клеенку.
— А эта со стола в комнате, — узнала бабка Аринушка.
— Помнится, Анна дала, чтобы не запачкать знамя, — пояснил Архипов.
Осторожно развернули клеенку, потом оказавшееся под ней покрывало — и на стол легло алое полотнище. Местами на нем проступили пятна, один край рассыпался на глазах, но это было первое знамя колхоза, не сдавшееся врагу, не попавшее в плен.
— Ничего, реставрируем.
— И передадите школьному музею, — попыталась продолжить мысль Федорова пионервожатая, но он не согласился.
— Нет, это не музейная реликвия. Оно будет стоять на своем месте, в правлении колхоза.
С особым волнением вынул Николай Филиппович из ящика полевую сумку, тоже обернутую во что-то плотное.
— Когда ты только успел еще и упаковать, — восхитился Федор Васильевич.
— Не знаю, — тихо признался Архипов.
На стол один за другим ложились документы, партийные и комсомольские билеты. Часть сохранилась в хорошем состоянии, в некоторых прочитывались отдельные буквы, в большинстве — особенно в письмах и на ломких фотографиях — ничего нельзя было разобрать.
— Возьмем в город и направим на экспертизу. Там восстановят текст, — сказал стоявший за спиной Архипова Алексеев. — Попросим сделать три копии: для родных, заводского музея и вашего школьного, — добавил он, к радости красных следопытов, опасавшихся, как бы их не забыли.
Когда Архипов высыпал на стол солдатские медальоны, бабка Аринушка спросила:
— Бой на пригорке был, у льняного поля?
— На безымянной высоте, как значилось на картах, — ответил Федор Васильевич. — Отметку не помню. Но там росла пшеница — не лен.
— В сорок первом — пшеница, сейчас — лен, — пояснила бабка Аринушка.
Сергей Фомич с удивлением посмотрел на нее: лен там стали сеять всего год назад.
— Там две большие пушки стояли, — продолжала бабка Аринушка. — Мы их, как немцев прогнали, в болото столкнули: мешали пахать.
— Правильно. Два семидесятишестимиллиметровых орудия. А в болото — это зря.
— Сломанные были, — уточнила бабка Аринушка.
— Разбитые, — поправил Максименко.
— Не огорчайтесь, Федор Васильевич. Мы их достанем, — заверил Миша.
— И придадим прежний вид, — пообещал Алексеев. — Поставим на то же место как памятник, выбьем имена всех артиллеристов и напишем, что здесь насмерть, до последнего снаряда дралась с немецко-фашистскими захватчиками батарея народного ополчения тракторного завода.
— Верно, ни одного снаряда не осталось, саперы искали, — подтвердила бабка Аринушка.
— По другую сторону дороги какой-то старинный дом стоял и кладбище недалеко, — включился в разговор Архипов. — Мы с Сашей и Аликом в склепе оборудовали пулеметную точку.
— Это не там ребятишки нашли пулемет и два скелета? — сказал стоявший неподалеку колхозник.
— Там, — подтвердила бабка Аринушка. — В родовом склепе бывшего помещика.
— Наши? — Федор Васильевич вопросительно посмотрел на Николая Филипповича.
— Подожди, — остановил тот, чувствуя, как от волнения кровь приливает к лицу.
К ним подошла старшая пионервожатая школы.
— Пулемет «максим»…
— Как в «Чапаеве», — уточнил один из мальчиков.
— …выставлен в школьном музее. В одной гильзе нашли записку. Она тоже в музее.
— Что в ней? — еле справляясь с голосом, спросил Архипов.
— Я помню дословно. — И пионервожатая прочитала на память: — «Друзья! Только что Коля поджег танк. Одно орудие разбито. Посылаю Колю, чтоб вынес, если кто жив. Памятником артиллеристам — горящие танки. Убит Алик. Остался с последней лентой. Пока есть патроны, они не пройдут. Прощайте, товарищи! Окружен. Сражаюсь. Позаботьтесь о жене Маше, дочери Аленке…»
Ольга Александровна покачнулась и облокотилась на сына.
Юра поддержал мать и с уважением посмотрел на Николая Филипповича: вот, значит, почему тот умолчал про подбитый танк.
Бабка Аринушка принялась считать медальоны, говоря:
— Если восемнадцать, то в нашей братской могиле захоронены. Мы на следующую ночь на подводах восемнадцать убитых бойцов оттуда вывезли. Все без документов. В других местах с медальонами находили, а эти безымянными в землю легли.
— Не представляю, как ты до них вообще добрался, — тихо сказал Федор Васильевич. — Между орудиями голое место, все простреливалось. Меня, только высунулся, ранило.
— Не знаю, — ответил Архипов. — Я ведь не ради сегодняшнего дня документы собирал. Не хотел, чтобы достались фашистам, чтобы радовались гибели батареи ленинградских рабочих.
— А я не могу представить, как вы отца тащили, — сказал Виктор Федорович.
— Не знаю, — повторил Архипов. — На злости, думаю, и на страхе. Страшно было одному остаться. Может, я благодаря тебе, Федор, тогда и в живых остался.
Вслед за бабкой Аринушкой каждый молча считал медальоны.
— Все, — удовлетворенно сказала она, в который раз вызвав восхищение людей, понимавших, что вывезти под носом врага и захоронить павших бойцов тоже было подвигом.
— А кто с вами их хоронил, бабушка Аринушка? — спросил кто-то из школьников.
— А вот они, — показала она рукой на приосанившихся старушек, чинно сидевших рядом. — Потом твоя прабабушка Нина. Помнишь ее?
— Нет, — сконфузился мальчуган.
— Ну так знай. Она медалью «Партизану Отечественной войны» первой степени была награждена. И еще, — она поискала глазами среди ребят, — вот Митина и Сережина прабабушки.
— Как восстановим по документам и запискам в медальонах имена, — сказал председатель колхоза, — вам, красные следопыты, большая работа предстоит — разыскать родственников. И придут в их дома вместо тяжких стандартных ответов из военкоматов, Министерства обороны, военного архива, что не располагают данными о судьбе такого-то, ваши теплые письма, ребята, что их сын, муж или отец пал смертью храбрых, защищая Родину, и похоронен в братской могиле дотоле неизвестной им деревни Аринушки. Потом пригласим родных и торжественно откроем мемориальную доску на обелиске Славы еще с двадцатью новыми фамилиями.
Федоров говорил и радовался блеску в глазах детворы, прикоснувшейся к подвигу павших и живых. Они по-новому увидели и стоявших в обнимку городских стариков, и своих бабушек и прабабушек. При них только что была открыта, а точнее, отрыта еще одна страница героизма советского народа, которая спустя годы станет легендой.
ПРЕДИСЛОВИЕ почетного работника Прокуратуры СССР, доктора юридических наук, профессора И. Е. Быховского
Писаревский Владимир Эдуардович НА МЕСТЕ ЗЕЛЕНОЙ БЕСЕДКИ
Ответственный редактор Н. Г. Фефелова.
Художественный редактор В. П. Дроздов. Технический редактор Т. С. Харитонова.
Корректоры В. Г. Арутюнян и Л. Н. Комарова.
ИБ 8961
Сдано в набор 16.01.86. Подписано к печати 04.06.86. Формат 70Х1001/н- Бумага офсетная № 1. Шрифт школьный. Печать офсетная. Уел. печ. л. 14,3. Уел. кр. — отт. 29, 57. Уч. — изд. л. 12,37. Тираж 100 000 экз. М-18189. Заказ № 7. Цена 60 коп.
Ленинградское отделение орденов Трудового Красного Знамени и Дружбы народов издательства Детская литература Государственного комитета РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. 191187, Ленинград, наб. Кутузова, 6. Фабрика «Детская книга* № 2 Росглав-полиграфпрома Государственного комитета РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. 193036, Ленинград, 2-я Советская, 7.
ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ!
Автор, художник и редакция ждут от вас отзывов о прочитанной книге.
Сообщите свой точный адрес и возраст. Пишите по адресу:
191187, Ленинград, наб. Кутузова, д. 6. Дом детской книги издательства «Детская литература».
Писаревский В. Э.
П 34 На месте зеленой беседки: Научно-художественная литература/Рис. и оформл. А. Андреева. — Л.: Дет. лит., 1986. — 174 с., ил.
В пер.: 60 к.
Книга ленинградского адвоката В. Писаревского «На месте зеленой беседки» является продолжением книги «В тени зеленой беседки», написанной в соавторстве с писателем М. Скрябиным. В новой книге освещаются отдельные вопросы государственного, гражданского, трудового, колхозного, исправительно-трудового прав, изучаемых учащимися 8-х классов общеобразовательных школ и профтехучилищ в курсе «Основы Советского государства и права».
4802010000—163II — 59—86
М101(03)—86
32 С