На окраине города

4

Начальник строительства Василий Лукьянович Дудка, вероятно, не любил кабинетов: письменный стол его стоял за решетчатой перегородкой в общей конторской комнате — сразу же направо у входа.

Начальник был высокого роста, сутулый, но широкоплечий. Едва он поглядел на Виктора рассеянным взглядом, тот понял, что Дудка страдает какой-то давней неизлечимой болезнью: его густо убеленные сединой волосы оттеняли блеклые, землисто-желтые щеки, беспорядочно изрезанные крупными морщинами.

— Садитесь… Ну как, ознакомились с общежитиями? — спросил Дудка, а сам уже перебирал на столе папки и бумаги. — Товарищ Кучерский, принесите, пожалуйста, чертежи правого крыла здания.

Через минуту у стола появился невысокий смуглый мужчина с недобрыми, на миг задержавшимися на Викторе, глазами.

— Оставьте, я сейчас… — показал на стол Дудка и снова взглянул на Виктора. — Побеседовал бы с вами, да вот — некогда.

Виктор возвращался в общежития недовольный. Он оправдывал начальника лишь тем, что положение на стройке неважное: доска показателей, вывешенная у конторы строительства, пестрела двузначными цифрами. Это сразу же заставило Виктора призадуматься: ведь основная масса строителей — молодежь, выпускники школ ФЗО, которые живут в молодежных общежитиях.

А в это время в опустевшей конторе строительства сидели два человека. Они тихо разговаривали. Разговор был длинный: в окнах мутно-белая окраска сменилась на индиговую, затем — на черную. Василий Лукьяныч Дудка встал и щелкнул выключателем, становилось совсем темно. Встал и второй человек. Он был значительно ниже ростом, чем начальник строительства, по плотнее и моложе.

— Мне пора, — сказал он и, достав коробку «Казбека», закурил: — Зайду в общежития… Новый воспитатель был?

Дудка утвердительно кивнул.

— Ты говорил с ним?

— Понимаешь, Степан Ильич, хочу, чтобы прежде ты его ввел в курс всех наших дел. Тебе, парторгу, это как-то сподручнее. Если парень боевой — определи ему верное начало и — дело пойдет… Только, понимаешь, очень уж он молод, этот новый воспитатель. Я просил у райкома комсомола, чтобы подобрали человека поопытней, а они…

— Ну, молодость не помеха, — рассмеялся Степан Ильич. — Может, пройдемся по общежитиям?

— Не могу… Поговори с ним сам. Потом втроем еще соберемся. А я посижу, помозгую насчет завтрашнего дня.

Степан Ильич застал Лобунько в красном уголке общежития. Тот сосредоточенно играл в шахматы с маленьким розовощеким пареньком в полинявшей форме учащегося школы фабричного обучения. В комнате, кроме них, никого не было.

«Эге, да воспитатель, оказывается, шахматист, — усмехнулся парторг, медленно подходя к столу. — Что ж, это неплохо. Во всяком случае, шахматный кружок будет работать. Ну-ну, посмотрим, как ты играешь».

Виктор даже не обернулся, услышав стук двери. Игра приближалась к развязке, партия была почти выиграна, несмотря на энергичные жертвы розовощекого паренька.

Сделав ход, Виктор встал, и глядя в лицо раскрасневшемуся пареньку, сказал:

— А зря вы не знаете теории шахматной игры.

Паренек пожал плечами:

— А где же я ее узнаю? В деревне когда жил, все некогда было, а здесь… далеко в город ездить в шахматный клуб.

— Зачем ездить? Самостоятельно изучать надо. Можно же при общежитии шахматный кружок организовать?

— А руководитель?

— Сначала я бы помог, а потом вы сами справитесь.

Паренек радостно глянул на Виктора:

— Так это вы и есть новый воспитатель, да?

— Я и есть, — спокойно кивнул Виктор. — Познакомимся. Виктор Тарасович Лобунько.

— А я… машинистом подъемного крана работаю, — несмело пожал руку паренек. — Кирилл Козликов.

— Ну что ж, Кирилл, на днях поговорим о шахматном кружке, соберешь ребят?

— Не знаю… — пожал плечами Кирилл. — Мало у нас в шахматы играет ребят.

— А ты всех, кто учиться пожелает, пригласи, — тут Виктор обернулся к Степану Ильичу. Но тот опередил его:

— Со мной не желаете сыграть?

— А ведь вы тоже теории не знаете, — сосредоточенно заметил Лобунько, когда Степан Ильич с торопливой радостью схватил подставленную Виктором пешку. — Обычно эту пешку не берут, потому что после нее следует вот что.

И он вывел вперед коня. От неожиданного замечания Виктора Степан Ильич неловко улыбнулся. «Ого, да ты любишь напрямик, — подумал он. — Это хорошо».

С каждым ходом он все больше убеждался, что проиграл партию.

Кирилл Козликов, наблюдавший игру, смущенно улыбнулся Степану Ильичу:

— У вас, товарищ парторг, тоже нехватки в теории.

Парторг? Виктор поднялся и первым дружелюбно протянул руку.

Степан Ильич крепко пожал руку Виктора.

— Астахов. Люблю сильных игроков. От сильного силы наберешься, так ведь?

— Ну, какой уж я сильный, — смутился Виктор, и это тоже понравилось Степану Ильичу.

— Что ж, а теперь о деле, — произнес Астахов, отодвигая шахматы. — Вас сейчас, конечно, интересует, с чего вам начать, какие первые шаги сделать.

Козликов почувствовал себя лишним и незаметно вышел.

Виктор внимательно глянул в лицо Астахова, как-то вдруг осознав: именно этот спокойный человек, с такой ясностью уловивший его мысли, и нужен ему сейчас.

— В трудное время пришел ты к нам, Лобунько, — продолжал Степан Ильич. — Дела на стройке не ахти как хороши. А ведь в стране уже кое-где развернулось движение за звание бригад коммунистического труда, люди вступают смело и уверенно на тот порог, за которым начинается общество будущего. Вот тут-то, Лобунько, и начинается наша с тобой работа. Готовых рецептов я тебе не дам, но общее направление: быть всегда с молодежью, жить ее интересами и всегда помнить, куда ее ведешь. Понимаешь, Лобунько, главное — это куда, с какой целью. Вопрос нужно ставить прямо: что ты хочешь от человека? А затем, — какими средствами этого думаешь добиться.

В красный уголок приходили и уходили ребята, потом в общежитии начало все стихать. А два человека вели тихую беседу, и Виктору никак не хотелось ее кончать…

Домой они ехали на трамвае уже около полуночи.