На помощь! Как команда неотложки справляется с экстренными случаями

После работы

Это называется вытеснение

— Действительно, звучит безумно, — говорит Зепп и делает глоток из бутылки с пивом. — Если бы я прочитал что-то подобное в книге, я, наверное, подумал бы: все это нереально.

Мы находимся на высоте 950 метров, перед нами раскинулась широкая равнина, залитая теплым светом заходящего солнца. Автомагистраль проходит через фермерские угодья и леса. Между разбросанными деревнями блестит озеро, а немного дальше на заднем плане виднеются очертания города.

Мы с Зеппом катаемся здесь на горных велосипедах после работы. Летом мы часто ездим вместе.

Маршрут можно преодолеть за 80 минут: он не требует особых усилий, однако достаточно интересный, чтобы разгрузить голову после работы. Поднимаясь сюда, на Альм, мы пьем пиво и наслаждаемся видом. Часто в тишине, иногда разговариваем. Но о работе мы почти никогда не говорим, потому что иначе не получится «выбросить все из головы».

Но сегодня я ничего не мог поделать. История, приключившаяся несколько часов назад, до сих пор не дает мне покоя. Днем к нам пришла женщина со своей 23-летней дочерью, которую мучили сильные спазмы желудка. Чуть позже дежурный терапевт провел ультразвуковое исследование, и диагноз не заставил себя ждать.

«У вас будет ребенок, вы беременны». Здесь требовалось не отделение неотложной помощи, а гинекологическое отделение.

«Спазмы в животе» оказались схватками. Судя по всему, скорые роды были неизбежны. По просьбе пациентки я пригласил мать из приемного зала. Когда женщины разговаривали с врачом, создалось впечатление, что они и действительно не подозревали о беременности. После нескольких секунд неловкого молчания молодая женщина начала стонать от боли из-за следующей схватки. На лице матери был шок: она почти не видела свою дочь несколько месяцев, а последние полгода была во Франции. Слова женщины звучали так, будто она пыталась оправдаться — перед нами, а возможно, и перед самой собой.

Разве может женщина за девять месяцев не заметить, что она беременна? Можно ли объяснить отсутствие менструации нарушением цикла в течение такого длительного периода времени? А как насчет всех остальных изменений, через которые проходит организм беременной женщины?

— Правда, живот пациентки был не круглый и относительно незаметный, — думаю я вслух. — Но как только в голове появилась догадка, живот уже было невозможно не заметить.

— Это могло бы до нее дойти, — говорит Зепп, взяв бутылку пива со стола. Поднося ее ко рту, он замечает, что она уже пуста, и ставит обратно, пожимая плечами. — Человек воспринимает и одновременно выбрасывает из сознания ситуацию. Это называется вытеснение[14], Майк. А в этом мы, вероятно, лучше, чем хотелось бы признавать.

Солнце, каждую минуту меняя свой цвет, исчезает за горами, а вместе с ним и на мгновения представший перед нами предальпийский пейзаж.

Еще несколько лет назад я регулярно ездил на мотоцикле. В противовес работе: скорость, волнующее чувство свободы и приключений — или просто возможность сбежать от повседневной жизни, оседлав железного коня мощностью 78 лошадиных сил. Несмотря на то, что я регулярно наблюдаю, как в реанимации оказываются энтузиасты с тяжелыми травмами после аварий, я не изменил своему увлечению. Есть среди бывших мотоциклистов люди, которые потеряли руку или ногу. Переломы шеи, повреждения позвоночника, приводящие к параличу, навсегда обезображенные лица, разорванные внутренние органы. Недостаток зоны деформации при ДТП с участием мотоцикла в любом случае, будь то по вашей вине или нет, в защитной одежде или без нее, может иметь фатальные последствия. Если вы работаете в центральном отделении скорой помощи, не столкнуться с этим невозможно. Тем не менее я продолжал ездить, как будто это не имело никакого отношения ко мне. «Это называется вытеснение, Майк».

Жена никогда не пыталась меня остановить. И даже когда я стал отцом, то сначала думал, что могу не отказываться от поездок. Но чем большее количество ручек махало мне вслед перед отъездом, тем быстрее менялись мои приоритеты. В какой-то момент я не выдержал этих прощальных сцен и понял: надо решаться.

Чуть позже я продал свой мотоцикл. С тех пор в том, что касается двухколесных транспортных средств, я ограничился горным велосипедом. Зепп для меня идеальный компаньон. Такие променады, как после сегодняшней работы, позволяют оставаться в форме. Раз в год мы едем в Словению на несколько дней: благодаря многочисленным малоизвестным горным дорогам и лесным тропам эта страна — настоящий рай для велобайкеров.

Нашим самым ценным воспоминанием было пересечение Альп. В течение восьми дней мы преодолевали крутые подъемы, головокружительные перевалы и очень рискованные спуски.

Этот маршрут не только физически сложен, он закаляет дух, ведь те, кто хочет его освоить, испытывают как психологические подъемы, так и огромное напряжение. От предпоследнего этапа я уже был готов отказаться. В трех километрах от пункта назначения я просто не мог больше ехать, совершенно изможденный сел рядом с велосипедом на обочине дороги и чувствовал себя опустошенным в прямом смысле этого слова. Без ободряющих слов друга, без его юмора и непоколебимого оптимизма я бы в тот вечер не сел снова в седло. Но он был со мной, и поэтому в какой-то момент я все же решил продолжить. На следующий день мы смотрели вниз на темно-синее озеро Гарда — измученные, счастливые и гордые собой.

— Я думаю, нам следует потихоньку собираться, — говорит Зепп. Все остальные столики уже давно опустели, официантка нас рассчитала, и «Альм» на сегодня прекратил обслуживание. Кроме того, нам обоим завтра рано вставать. Уже наступила ночь, но мы готовы к поездке в темноте. Приподнимаемся на седлах, затем едем почти под гору.

Сначала мы движемся по узкой тропинке, частично ведущей через лес. В свете фонариков со шлемов видны корни, гравий и земля под колесами. Так мы пробиваем себе дорогу на следующие 10–20 метров. Важно амортизировать тряску, притормаживать в нужное время, избегать потенциально опасных обрывов, вписываться в крутые повороты.

Через некоторое время наша тропинка превращается в более широкую горную асфальтированную дорогу. Спуск с уклоном до 15 градусов, иногда прерываемый серпантинами. Заднее колесо грозит оторваться: я почти не теряю скорость на поворотах и хочу набрать обороты на следующей прямой. Всегда можно еще быстрее.

То, что я больше не езжу на мотоцикле, не означает, что я потерял страсть к острым ощущениям. В конце последнего длинного спуска по альпийскому переходу, незадолго до нашего пункта назначения Рива-дель-Гарда и почти на уровне озера, я сфотографировал местную систему мониторинга дорожного движения. Мой спидометр показывал 70 километров в час.

Разве не абсурдно? Я гораздо чаще вижу последствия велосипедных аварий в целом и аварий на горных велосипедах в частности, чем травмированных мотоциклистов. Поскольку сознательные велосипедисты шлемы носят как нечто само собой разумеющееся, пострадавшие часто отделываются переломом ключицы, переднего плечевого сустава или сломанной рукой. Но что, если на полной скорости выскочит из-за поворота встречный автомобиль?

Похоже, процесс вытеснения еще не закончен. Наверное, без него все равно не получится. Особенно при работе в центральном отделении неотложной помощи. Что значит красивая фраза «освежить голову»? Сменить гнетущее, пугающее и тревожное, все, что пережил, более приятными впечатлениями. Только так возможно держать необходимую дистанцию. Ведь новые драмы ждут нас уже в завтрашнюю смену.

— Что было дальше? — спрашивает Зепп после того, как мы достигли подножия горы и, пользуясь моментом спуска, расслабленно катимся к стоянке. — Врач определил беременность, поговорил с пациенткой и ее мамой — а что дальше?

— Потом девушка попала в родильное отделение. Насколько я знаю, там все прошло гладко.

— Значит, хэппи-энд.

— Ну, на самом деле это скорее начало — и не из легких.

Мы могли бы, конечно, поразмышлять о том, что стоит за этой волнующей историей, каковы причины стойкого отрицания беременности. Мы можем задуматься о травмах, страхах и стыде и задать себе вопрос, что все это значит для будущего молодой матери и ее ребенка.

Но я могу и просто пойти домой, чтобы увидеть детей, которые, вероятно, уже спят. Постоять в душе, перекусить, возможно, посмотреть телевизор. Я могу спросить Диану, как прошел день, прежде чем мы с ней отправимся спать. Я могу закрыть глаза, в следующий момент оказаться на горе, посмотреть на мир сверху вниз. Я могу крутить педали и чувствовать прохладу, постепенно погружаясь в сон. Когда проснусь, я буду готов к новым драмам.

* * *

Промежуточный период (Фабиан Мархер)

27 марта 2020 г.

Я никогда так сильно не ценил сад, как во время изоляции. Я лежу на спине на нагретой солнышком каменной плитке, вокруг меня море ромашек. На улицах в нашем районе почти нет машин, поэтому слышно только щебетание птиц. На безоблачном голубом небе ни одного самолета. На несколько минут мне удается затеряться в этой призрачной идиллии, но только пока я не вспомню новости сегодняшнего утра.

Ломбардия — один из самых богатых регионов Италии, и местную систему здравоохранения можно сравнить с немецкой. Вот уже несколько недель она перегружена, и облегчения не предвидится. Это связано не только с отсутствием кроватей или аппаратов искусственной вентиляции легких, но и с катастрофической нехваткой персонала. Число инфицированных врачей, медсестер и фельдшеров увеличивается, что, вероятно, связано в том числе с отсутствием защитной одежды. Только вчера десять врачей умерли от COVID-19 в Италии, а в общей сложности на сегодняшний день из-за заражения вирусом в этой стране погиб 51 врач. Конечно, число жертв будет только увеличиваться. По официальной информации, количество заболевших во всем медицинском секторе, включая медперсонал и санитаров, в настоящее время превышает 6400 человек. Сколько из них умерло, в сообщении не указывается.

Когда я размышляю над этой безликой статистикой, перед внутренним взором предстают люди, с которыми я познакомился в отделении неотложной помощи прошлым летом: санитары, приезжавшие на машинах скорой помощи так часто, что я знал их по именам и запомнил лица всего через несколько дней. Медсестры и медбратья, врачи, которых я сопровождал в критических, стрессовых, а иногда и до абсурда забавных ситуациях.

Я думаю о времени, близком к концу ночной смены. Тот странный промежуточный период, когда старый день уже прошел, а новый еще не наступил. В это время мы становимся более откровенными и говорим не только о работе. Вместо этого речь идет о семье, друзьях, хобби, мечтах и планах на будущее, а также о мелких трудностях и больших заботах. Люди, с которыми вы переживаете эти моменты, неизбежно становятся близкими. Такими они остаются для меня до сих пор.

Почти ежедневно я созваниваюсь с Майком. По его словам, первые отделения, выделенные в клинике для пациентов с COVID-19, уже полностью заняты. Но большой натиск, ажиотаж, называемый на внутреннем языке эскалацией, еще не закончился. По этой причине составляются производственные планы, планируются и в кратчайшие сроки реализуются меры по реконструкции. На данный момент прокладываютcя новые кислородные линии, чтобы увеличить возможности приема пациентов с затрудненным дыханием. Рекордная заполненность и ежедневный рост числа заболевших. Это гонка на время.

В рассказах Майка я все время слышу знакомые имена: Мартина, Кристоф и Свенья, Бернд и Жан-Пьер, Патрик и Ульрике, Алина и, конечно же, Соферл. Я закрываю глаза и вижу перед собой лица, которые теперь в основном скрыты под респираторами.

Знакомый звук перекрывает щебетание птиц. Это сирена скорой помощи.