На помощь! Как команда неотложки справляется с экстренными случаями

Только вперед

Контроль, которого у нас никогда не было

О прибытии Йозефа Платтнера нам сообщили еще вчера: ему предстояло необычайно долгое путешествие. Он попал в автомобильную аварию на автостраде недалеко от Модены (север Италии). Первичную помощь оказали на месте, а затем его отправили к нам. Насколько нам известно, отделался он довольно легко. Хлыстовая травма, черепно-мозговая травма, рваная рана на лбу, различные ссадины и синяки. Дежурный хирург-травматолог просмотрел документы из Модены и решил еще раз проверить состояние черепа и шейного отдела позвоночника.

В девятом кабинете отделения неотложной хирургии мы перемещаем господина Платтнера с медицинской каталки на кушетку для пациентов. Мужчина реагирует на речь и удивительно хорошо держится — с учетом того, что с ним произошло.

— Определенно, не так вы представляли себе поездку в Италию, — говорю я, прикрепляя нагрудные электроды для снятия ЭКГ к туловищу господина Платтнера.

— Да, это верно, — отвечает он. Внезапно меняется его выражение лица, отражая одновременно удивление и печаль. — Я вообще не хотел в Италию.

— Нет? А куда же тогда?

— К моей жене. В Крайдельфинг. Она находится там в… учреждении.

Крайдельфинг находится менее чем в 30 километрах от нашего города, недалеко от австрийской границы. Там есть небольшая частная клиника и дом престарелых.

Закончив с грудным отведением, надеваю манжету для измерения артериального давления.

— Но все-таки поехали в Италию. Зачем?

— Я не знаю. Не могу вспомнить. Но я сел в машину, а потом просто… по инерции.

— Вы забыли остановиться?

Пораженный, я начинаю измерять давление. Если вы поедете в направлении Крайдельфинга, а затем продолжите движение по инерции, то действительно сможете оказаться в Модене. Однако в лучшем случае через пять часов вы пересечете границу двух государств, оставив позади пункт взимания платы и, вероятно, даже уже заправившись.

Но нужно возвращаться. Меня ждет несколько пациентов в травматологии, а до этого я видел много новеньких на распределении. Если в такой ситуации не работать с опережением и не приглашать новых пациентов как можно скорее, проблемы обязательно возникнут в самый неподходящий момент. Хуже всего, когда внезапно оказывается занят шоковый зал или происходит что-то неожиданное.

Зарегистрировав показатели господина Платтнера, я оставляю его в процедурном кабинете и направляюсь в приемный зал. Очередь на распределение исчезла, но многие синие сиденья заняты. Через застекленные раздвижные двери, ведущие на улицу, я вижу, как санитары входят в машину скорой помощи, на которой только что доставили 90-летнего мужчину из дома престарелых. Когда автомобиль трогается, мой взгляд падает на молодого человека. Он сидит у стенки позади стоянки для машин скорой помощи. Правой рукой он подносит ко рту сигарету, а взгляд устремлен на экран телефона в левой руке.

Я вызываю пациентку, которая ждет уже полчаса. На работе она вывихнула колено, возможно, у нее повреждена или даже порвана связка. Предлагаю ей инвалидную коляску, но она решает обойтись без нее, только слегка прихрамывает. Вместе мы идем в лечебное отделение.

Почти добравшись до автоматической двери, замечаю краем глаза: молодой человек, стоявший у стенки, исчез… Нет, я ошибся — он все еще там. Только сейчас он лежит на асфальте, ноги и руки дергаются, а тело то вздымается вверх, то бьется о землю.

Либо Мартина тоже заметила происходящее, либо мой резкий ступор заставил ее обратить на это внимание. В любом случае, мне не нужно предупреждать коллегу: она уже спешит.

— Приступ эпилепсии, скажи остальным! — кричу ей и выбегаю на улицу.

Мужчина еще подергивается, из уголка рта исходит пенистая слюна. Пена не красного цвета, поэтому, вероятно, язык он не прикусил.

Пока у кого-то припадок, со стороны мало что можно сделать, кроме как снизить риск получения травмы для человека, например, убрав окружающие предметы.

Когда появляются коллеги из отделения неотложной помощи, судороги постепенно прекращаются, и вот мужчина уже спокойно лежит с закрытыми глазами, как будто решил вздремнуть на асфальте. В зависимости от причины у таких приступов разная продолжительность, но обычно не больше нескольких минут. После этого мышцы и нервная система настолько истощаются, что человек засыпает или впадает в состояние покоя, подобное трансу. Наш пациент нормально дышит — это самое главное.

Пока Бернд проверяет его состояние, мы привозим каталку. Мы еще не обследовали этого мужчину, а в приемной, судя по расспросам, нет его родственников. Мы осматриваем место возле стены и ищем в карманах брюк хоть какие-то зацепки, чтобы установить личность или определить номер контактного лица. Но кроме защищенного паролем телефона, пачки сигарет и зажигалки с собой у него явно ничего не было.

Никаких бюрократических проблем в данном случае не возникнет. При оформлении случая мы не будем вносить личную информацию, а добавим ее позже. Чего сейчас действительно не хватает, так это сведений о его истории болезни. Был ли у этого мужчины когда-нибудь припадок? Он эпилептик или страдает от болезни, которая могла спровоцировать приступ? Родственники наверняка знают все это.

Однако без ответов на такие вопросы причины можно выяснить только с помощью систематического обследования. Начнем со стандартных процедур: неврологические анализы, регистрация жизненно важных показателей. Я вставляю внутривенный катетер и забираю кровь для лаборатории. Если ничего из этого не даст подсказок, пациенту придется подготовиться к более глубокому исследованию.

Но уже анализ газового состава крови, результаты которого доступны через несколько минут, проливает свет на вопрос: уровень сахара в крови мужчины составляет 2,6. Это низкий показатель, и его трудно получить в обычных обстоятельствах, поскольку организм подает четкие сигналы тревоги в виде дрожи, недомогания и ненасытного голода, как только значение показателя достигнет 50. Возможно, этот случай связан с ранее не распознанным заболеванием.

Внезапно в процедурной раздается техно-бит. Ранее я описал смартфон как ценную вещь пациента, спрятал его в соответствующий мешок и повесил на стену. Экран замигал. Входящий звонок, имя контакта «Мама». Недолго думая, я вытаскиваю телефон и отвечаю на звонок.

— Да?

— Алло? — взволнованный женский голос. — Где ты? Приходи сейчас же!

— Извините, я полагаю, вы хотели бы поговорить со своим сыном. К сожалению, он сейчас у нас в клинике, так как…

— Естественно! Мы все в клинике. И если Мирко не придет сейчас же в родильную палату, он пропустит роды! — Женщина на секунду замолкает, и возникает неизбежный вопрос: — Кто вы?

Я даю объяснения и в то же время сообщаю, почему Мирко в настоящее время не сможет присутствовать. Затем я передаю телефон Бернду, который спрашивает мать о предыдущих заболеваниях ее сына. Видимо, она ничего не знает.

— Сейчас мы введем ему высокопроцентную глюкозу, — объясняет старший врач, — чтобы уровень сахара вернулся в «зеленую зону». После этого он должен быстро стабилизироваться.

Глюкоза вводится внутривенно. После того как я поставил капельницу с раствором электролита, пациент проснулся. Но это пробуждение неполное: он остается в состоянии между сном и бодрствованием и может только медленно реагировать на речь и внешние раздражители.

Во время припадка разряжается большое количество нейронов в головном мозге, что также вызывает мощные сокращения мышц. Когда приступ утихает, истощаются нервная и мышечная системы. Таким образом, если человек не спит, он кажется слишком расслабленным и вялым.

Мирко с интересом оглядывает процедурный кабинет. Он почти не двигает головой, только его взгляд медленно перемещается слева направо, снизу вверх. Я объясняю, кто я, где он и как так получилось, что он находится под нашим надзором. Случайные, еле уловимые кивки и бормотание «а, вот как» показывают мне, что он понимает меня и, вероятно, до некоторой степени осознает происходящее.

После моего вопроса, помнит ли он, как и почему пришел сегодня в клинику, он на мгновение открывает рот, но затем закрывает снова и остается неподвижным. Сначала я предполагаю, что он все еще обдумывает мой вопрос. Затем замечаю, что его взгляд снова движется. Похоже, он действительно хотел сначала ответить, но потом как-то упустил свою мысль. А сейчас? Теперь его мысли продолжают лихорадочно вращаться: он путешествует, минуя государственные границы, платные дороги и заправочные станции. Пока не о чем беспокоиться. Мы позаботимся о том, чтобы он не попал в аварию.

Затем я снова проверяю господина Платтнера. У него также завершено обследование: череп и шейный отдел позвоночника практически не пострадали. Но все еще остается вопрос о причине его незапланированной поездки в Италию. Речь идет не столько о физическом, сколько о психическом здоровье. И это, кажется, его тоже беспокоит гораздо больше.

— Если моя голова больше не работает, это… плохо, — говорит он. — Я не могу сейчас заболеть. Тогда кто позаботится о моей жене?

На несколько дней господин Платтнер останется с нами в больнице для наблюдения. Уже вызвана транспортная служба, которая должна доставить его в отделение. Когда я выхожу из его процедурной комнаты, Мартина приводит женщину лет 55, чье выражение лица меняется каждую секунду — от радости до тревоги.

— Это мальчик, — со смешком объявляет мой коллега. В этот момент я понимаю: перед нами — мать Мирко.

Я провожаю ее в палату. Состояние ее сына заметно улучшилось с тех пор, как я его видел, и он больше не выглядит сонным. Сыграло роль не только время, за которое он оправился после приступа, но и повышение уровня глюкозы.

— Парень, ты что творишь?! — мать обнимает сына, а затем вкратце сообщает, что роды прошли быстро и без осложнений. Наш пациент только что стал отцом здорового ребенка, которого назовут Полом.

Когда открывается дверь палаты и входит Бернд, припадок снова становится главной темой для разговоров. Старший врач объясняет, что необходимо установить причину чрезвычайно низкого уровня глюкозы. Он не может представить, что ей стало лишь волнение по поводу предстоящих родов.

— Нельзя недооценивать подобные симптомы, — подчеркивает Бернд. — Вы должны осознать, насколько серьезными могут быть последствия. Поскольку вы не принимаете никаких лекарств, мы предполагаем, что баланс сахара или инсулина нарушен по внутренней причине. Это может быть заболевание печени или проблемы с поджелудочной железой — следует в любом случае выяснить.

— Но это невозможно, — бормочет пациент. — Я не могу болеть сейчас. Я только что стал отцом. Я должен заботиться о своей семье.

Я выхожу из процедурного кабинета: мне нужно привести следующего пациента.

«Это невозможно… Я не могу… Я должен…» Большую часть времени мы смотрим в будущее, как будто бы оно зависит только от нашего желания, готовности жертвовать или наших талантов.

Мы предпочитаем игнорировать тот факт, что жизнь каждый день зависит от тысяч совпадений, на которые мы не в состоянии повлиять. Какой смысл строить планы и давать обещания с оговорками: если я не заболею, если не попаду в аварию, если к тому времени я не сойду с ума…

Наша страсть все контролировать огромна. Чтобы ее удовлетворить, люди изобрели руководства и инструкции, гарантии и страховки, гайды по обучению и питанию, создали общество по контролю качества потребительских товаров. Представление о том, что можно как-то обеспечить свое благополучие и благополучие близких, несомненно, внушает спокойствие. Но в отделении неотложной помощи снова и снова становится ясно, на каком шатком фундаменте зиждется эта идея. Не потому, что мы можем в любой момент потерять контроль. А потому что на самом деле никакого контроля у нас никогда не было.

Примечания: «Money, Money, Money»

Центральное отделение неотложной помощи требует не только просторных кабинетов, большого количества материалов и современного технического диагностического оборудования, но и достаточного количества специалистов (как врачей, так и обслуживающего медперсонала), чтобы обеспечить круглосуточную работу 365 дней в году. Все это является одной из главных причин, влияющих на величину затрат для каждой клиники.

Система расчета с больничными кассами, с помощью которых больницы Германии себя финансируют, пытается это учитывать. Каждому центральному отделению неотложной помощи предоставляется ежегодная субсидия, размер которой зависит от уровня оказания медицинской помощи. С другой стороны, клиники, не относящиеся к системе неотложной помощи, вынуждены жить за счет удержаний из заработной платы своих пациентов. К сожалению, на бумаге отделения неотложной помощи все равно остаются убыточным предприятием.

Однако при более внимательном рассмотрении обнаруживается обратная сторона медали. Руководители клиник давно осознали экономический потенциал центрального отделения неотложной помощи для больницы. Быстрая и глубокая диагностика, доступная там, обеспечивает более эффективные и, следовательно, более рентабельные процессы во многих других отделениях клиники: можно воспользоваться уже выясненной информацией и проведенными там анализами. Кроме того, отделение неотложной помощи, которое ежедневно посещают более сотни пациентов и их родственников, может стать важным имиджевым и рекламным фактором. Почувствовав себя там в надежных руках, пациент порекомендует клинику знакомым и, возможно, воспользуется ее услугами в других случаях. В этом отношении для отделения неотложной помощи важную роль играет не только качество медицинского обслуживания, но и такие, казалось бы, несущественные вещи, как атмосфера в приемной и общение с пациентами и посетителями.