На юг, на запад, на восток

Глава 5

Я в очередной раз шагнул назад. Постоял, привыкая к низкому магическому фону, и опять шагнул вперёд. Через воспоминания Тамара это так не ощущалось. А может дело в «прокачанной» чувствительности к магии? Я же каждое зелье или приём пищи с высоким содержанием магии пытался ощутить и направить в разные части тела.

Уже шестое посещение аномалии, и всё равно впечатляет. Я хорошо понимаю о чём тогда говорил Кирахуш. Даже дышалось иначе. Сегодня я впервые приехал сюда один. Огль куда-то пропал, за сытым потрошителем кто-то должен был следить, и явно не Тарта, с розовыми единорогами в голове. А мне обязательно нужно было сюда попасть. Зачем? Ну так посевы проверить.

Вообще заселение аномалии затруднялось двумя факторами. Зверьё, которое тут было сильнее и агрессивнее. И сорняки… которые тут были сильнее и агрессивнее. Точнее просто более живучи. И если со зверьём всё решалось «простой» силой, то с сорняками всё было сложнее. Та ситуация с резким расширением аномалии не в счёт. Там и у зверья разного гон начался, и город был вроде как далеко от аномалии. Короче форс-мажор и поэтому город бросили вместе с казной. В общем если быть готовым и «в осаде», то звери не страшны. А вот с сорняками была у меня идея. Я «вспомнил» что в деревне Тамара однажды сосед принёс из пустоши несколько колосков местной пшеницы, которая проросла из припасов неудачливого ходока, а именно так в том районе называли барьерщиков. В общем та пшеница требовала на порядок меньше ухода, сорняки жрала сама, а какой-то паразит, в тот же год слегка попортивший часть урожая, на эту пшеницу не позарился. Сосед тогда решил всю её на следующий год оставить на посев, но разницы с привычной почти не было.

Короче у меня появилась теория. Сорняки напитанные магией, должны «на равных» соревноваться с полезными культурами, напитанными магией. Но так как засевалось всё всегда только культурами привезёнными извне, они не выдерживали конкуренции. По этой причине, я нашёл заброшенное пару лет назад поле, как раз когда аномалия расширилась, и Тамар остался сиротой. Располагалось оно для меня удачно. Перед небольшой речкой, и далеко от переправ. Так ещё и от города в сторону аномалии не по прямой. Короче тупик, но при этом опасный, так как уже в аномалии. Перекопал его, магией вглубь на метр. Вокруг оставил два метра такой же перекопанной, ещё и пропечёной земли. Туда же добавил все камни крупнее грецкого ореха, найденные на поле, и выбрал оттуда всех червей. По периметру этой «полосы отчуждения» и с внешней и с внутренней стороны, всяких палок-досок повкапывал, чтоб разным землеройкам-сусликам жизнь усложнить. Что ещё придумать — не нашёл, но пока этого хватало. Разве что раз в три атнивки приходилось приезжать, и пропалывать поле. Точнее перекапывать периметр не давая разрастаться местной траве. Поле было не то чтобы сильно большим, но с пару гектаров. Ещё я тут кое-что поливал. Морковь ту же, прошлогоднюю. Я же её на семена растил, а она двухлетняя. На самом деле не совсем морковь, была она слегка с горчинкой, и по цвету скорее розовая. Но не свеклой или репой её называть, если формой морковь? Да и ботва похожа на морковную была. А вот то, что я называл репой, было как раз насыщенного оранжевого цвета. Грядки эти я посадил в середине пшеничного поля, огородил дополнительным забором, и окружил волчьими ямами. В моём случае скорее заячьими, ибо защищал ими капусту и прочие овощи именно от зайцев. Местные называли их исчезалками. У этих зайцев было что-то типа блинка из игр. На самом деле это был подкреплённый магией очень быстрый прыжок метров на пять, с гашением инерции и перегрузок, но казалось что они исчезали в одном месте, и появлялись в другом. Очень хитрые твари, но против ямы бессильны. Прыгали они автоматом в сторону, размазывая себя об стену. На них умели охотиться местные лисы, которые улавливали колебания воздуха всей шерстью, их за это так и звали — мохнатиками. Официально это были воздушные лисы. А вот потрошители, зайцев этих поймать не могли. Но любили, даже в виде падали. Поэтому наличие дохлой туши в яме, было чревато появлением этой твари. Один раз я на своём поле следы этих зверей находил. Благо что они были одиночками. Но, не в это время года. В отличии от наших волков, потрошители не образовывали постоянные пары, а сходились в конце засухи, и расходились к концу лета. А сейчас был конец весны. Ну, хотя бы не стайные как, к примеру, ониксовые волки. Были такие на севере. Жили возле вулканов, и шерсть имели мало того что чёрную, так ещё и острую.

Вздохнув я пошагал к этому самому полю, оглядываясь по сторонам и замирая при каждом подозрительном шорохе. Четыре часа под палящим весенним солнцем особо меня не утомили. За последние годы я стал гораздо выносливее, да и в аномалии можно было позволить тратить больше маны. Правильно дышал, восстанавливая её, я уже на автомате, а тут в воздухе её было по ощущениям раза в три больше. Поэтому я разогнал потоки маны по всему телу, укрепляя его и ослабляя все негативные эффекты. Это значило что и мёрз и перегревался я не так, как обычный человек, или даже я сам, но вне аномалии.

Как и все нормальные барьерщики, ночевал в километре от границы, и по этому к полю подошёл ещё до полудня. Дойдя до поля зеленеющей уже почти по колено пшеницы я первым делом проверил целостность оград и ямы. Как и ожидалось, в ямах нашлось несколько тушек исчезалок, но по жаре заниматься ими было неохота. Там одна туша уже серьёзно пованивала, лучше вечерком по прохладе их вытащу, за пол дня надеюсь никого не привлечёт. Решив так, я сходил за водой до реки, всего-то километра полтора, и помолившись, начал с очередной перекопки внешнего периметра. У меня с собой было несколько крепких дощечек, заточенных с одной стороны. Управляя телекинозом этими подобиями лопат, я прошелся по всей «полосе отчуждения». Глубоко копать не приходилось, «на штык» хватало. Кучу травы, которая наросла всего за три атнивки, я отнёс и разбросал подальше. Если бы не регулярные перекопки устраиваемые мною, она бы уже давно добралась до поля и «задушила» бы пшеницу. Естественно я выбрал из этой кучи то, что считалось условно съедобным. Аналог нашего порея, дикого чеснока и ещё одна травка с фиолетовыми прожилками. Что Тамар, что местные звали её гнилушкой, хотя запах у неё был приятный, на мятный чем-то похож, но мягче. А вот вид листа белёсо-зеленоватый с фиолетовыми прожилками вызывал определённые ассоциации. Побросав всё это богатство в котелок, я разжёг костёр недалеко от единственного в округе дерева, и стал варить зелье. Дрова у меня тут были, пусть и немного. Надо кстати в следующий раз пару брёвнышек привезти ещё. Пока варилось зелье, я читал молитвы повернувшись лицом в на восток. Лично мне это позволяло лучше концентрироваться на дыхании, и быстрее восполнять ману, которой оставалось не так уж много после сельхоз работ. Когда зелье неплохо так побурлило, я снял его с костра, и вычерпал всю траву специальным ситечком. Жмых сложил в бутылку с широким горлышком, портился он быстро, но день-два мог продержаться и стать заменой неплохих зелий, хотя большая часть магии осталась в воде. Оставив котелок остывать, я приступил к самому неприятному.

В общем уже в сумерках, я вытаскивал специальной дощечкой уже третью тушку исчезалки, помогая себе остатками магии, когда услышал голос.

— …рил шо он тута склад прятал.

Два смутно знакомых мужичка стояли на краю засеянной части пшеничного поля, и что самое неприятное, держали на руках кривые арбалеты. Один высокий и тощий, второй низкий и полноватый. Я решил про себя звать их толстый и тонкий. Оба в плотной одежде которая должна по идее гасить часть энергии дробящего удара, и останавливать не слишком острое оружие. А вот против когтей такой «доспех» был достаточно эффективен, если это конечно не потрошитель. Те как раз славились остротой когтей. Несколько несочитающихся элементов доспехов завершали образ. Я таких повидал в бытность свою «писарем, при штабе», а точнее помощником канцеляриста в Дарге. Да и среди завсегдатаев потрошителя подобных было немало.

— Сеньоры?

Толстый толкнул тонкого.

— Слы, Жердь. Нас сенёрами терь кличут, — толстяк повернул арбалет в мою сторону, — вылазь, и без штучек, и тыкалку свою сюды.

Я молча выполнил указания, сняв с пояса меч, и бросив под ноги грабителям. Не время сопротивляться. Толстый заглянул в яму и сморщился. Я не отказал себе в удовольствии и чуть сместил пласт земли под его ногой, заставив плюхнуться в воняющие останки зайца. Тонкий в ответ на это, только пристальнее начал смотреть на меня не опуская арбалет.

— От же слабосилок! Не иначе пакостный дух! — причитал толстяк, пытаясь избавиться от воняющих останков.

Получалось только размазать. Плюнув на это дело, а точнее себе на руки, чтоб хоть немного их очистить о штаны, толстый ткнул в сторону обустроенного мною лагеря.

— Туды.

Я повернулся спиной к пленителям и побрёл вперёд кляня себя за глупость. Маны и так нет, а я мелкие пакости устраиваю. Оказалось что парочка действовала не сама по себе, рядом с моими вещами копошилось ещё трое, выглядели они не то чтобы сильно лучше, но у одного были прекрыты доспехами все части тела кроме туловища. Причём наплечники были мои, я их снял чтоб не мешали копать. Ну кто мог ожидать нападения людей? А со зверьём я бы и так справился, даже с парой потрошителей.

— Ива, он там ловушки на исчезалок ставил, — доложил толстый.

Тонкий продолжал держать меня на прицеле. У меня начала подниматься паника. Господи, ну как так-то? Что это за испытание? Это же тот самый разбойник что напал на нас три года назад.

— Как звать? — подошёл ко мне главный, но не дожидаясь ответа рывком преодолел последние пару метров, и без замаха ударил меня в живот.

Дыхание перехватило и я согнулся. Ива за плечи выпрямил меня, и улыбнулся в лицо.

— Как же я рад тебя встретить, Тамар, — он повернулся к двоим разбойникам за своей спиной, — Парни, этот тот щенок что был с уродами покрошившими Колоду, Кривого, Колуна и этого, ну четвёртого.

Как только он закончил фразу, то повернулся ко мне, и не прекращая улыбаться прописал мне лбом в переносицу. А я ведь уже почти отдышался. Дальнейшее запомнилось смутно. Меня били, радовались что нашли меня, снова били, толстяк просил себе что-то за то, что привёл меня, потом тоже бил, но скорее от обиды что не получил желаемое чем из мести. Энтузиазма от него не чувствовалось. Я даже вспомнил откуда он мне знаком. Я эту парочку в Дарге как раз и регистрировал в день знакомства с Ротодом. Значит они к Иве прибились позже, поэтому меня и не узнали. Хотя тут вопрос как меня Ива узнал, я же подрос и возмужал. Но, узнал. В процессе избиения с меня сняли остатки брони, связали и одели мешок на голову. Ну да, сложно колдовать на то, чего не видишь. Не мне конечно, а вообще. Мне тоже, но у меня есть магическое зрение. Я после того как просидел в подвале где с Тартой познакомился, с этой темой ознакомился. Меня тогда серьёзно недооценили оказывается. Плотный мешок — повсеместная практика. Били с энтузиазмом, но неумело, не считая толстого и тонкого. Тонкий вообще не участвовал в экзекуции, а толстый, как я уже говорил, скорее обиду вымещал. Закончили в темноте, бросив меня прямо на пшеницу. Ну что за неуважение к чужому труду! Радовало что я за эти пару месяцев немного научился блокировать боль. Чего это стоило лучше не вспоминать. Я нормализовал течение маны в мозгу, и скрипнул зубами. Боль не просто усилилась, она усилилась разом, везде и достаточно сильно. Из глаз покатились слёзы, но я хотя бы не вскрикнул. Пора провести ревизию организма. Пара трещин в рёбрах и множественные ушибы по всему телу. Не так страшно как могло бы быть. С магией и нормальным питанием, через месяц и следа не останется, но главное подвижности не мешало ничего кроме боли. От попытки немедленного побега меня останавливало отсутсвие маны, поэтому я начал молиться и дышать. Молитва успокаивала, а «правильное» дыхание ускоряло «реген» маны. Со стороны затихшего лагеря ко мне кто-то подошёл.

— Что ты делаешь? — голос был незнаком, и был ужасно раздражающим. Похожим на шепот, но при этом чувствовалось, что говорящий прикладывает немало усилий чтобы напряч связки.

— Молюсь, — ответил я.

Говорили мы кстати на карольском, а в нём такого слова не было. Поэтому дословный перевод моих слов на русский звучал скорее как «поклоняюсь духу».

— Чем они помогут тебе, кроме быстрой смерти?

— Neispovedimi puti Gospodni, — ответил я.

— Я не знаю твоего языка.

До чего же противный голос.

— Ты когда говоришь, направляй магию в горло, должно помочь, — выдал я.

Такие советы у меня уже на автомате вылетали. Тарта этой моей новой привычке даже название придумала — словесный понос Гиппократа.

— Ты странный, — ответил неизвестный, и судя по звуку присел рядом.

Шанс сбежать заметно уменьшился, но я продолжил молиться, набирать ману и гонять её по телу ускоряя регенерацию. Жрать хотелось неимоверно, я же планировал плотно поужинать, и не обедал. Для этой эпохи такое было в порядке вещей, и я уже привык к такому распорядку.

— Знаешь, мне не очень нравится то что с тобой сделали, — прервал тишину мой сторож, но не дождавшись ответа снова замолк.

В ночи чирикали птички, скворчали какие-то жучки. Последние кстати и по мне ползали, чем доставляли массу неудобства. Неожиданно со стороны лагеря донеслись крики. Мой сторож, судя по звукам, молча сорвался с места, а я стал прислушиваться затаив дыхание. А ещё перешёл на магическое зрение, и постарался сфокусироваться на верёвке на ногах. Руки были за спиной, и ту я не увидел бы при всём желании. Со стороны лагеря раздался рык, снова крик, звук спускаемой тетивы, еще крик, какое-то подвывание резко оборвавшееся влажным хрустом. В общем, звуки боя небольшой кучки людей со зверьми. Стресс подстегнул мыслительный процесс, и я не глядя создал лезвие из ветра, прорезав ткань мешка. Всё прекратилось достаточно быстро, и следом со стороны лагеря послышались шаги. Даже не знаю, радоваться этому или нет. Зверям бы пять человеческих туш хватило бы.

— Слабость тебя раздери! Каким духам ты молился? — спросил со своей раздражающей хрипотой-сипотой, и вообще не знаю как это назвать, тонкий.

Оказывается сторожить меня приставили именно его. Он набрал было воздух, но заметил что мешок продырявлен и ненадолго замер с окровавленным кистенём в руках.

— А к слабости!

Он сунул кистень за пояс, и наклонившись сорвал с головы мешок. Затем достав из сапога нож, разрезал верёвку на ногах, и рывком поднял меня. А ведь я вешу не меньше него, а то и больше.

— Пойдём, посмотришь что твои духи сделали, — толкнул он меня в сторону лагеря.

Картина была достойна хоррора. Четыре трупа возле танка дополнят утренний пейзаж. Причём пейзаж будет в багровых тонах, ибо виновники сего действа — пара потрошителей. Судя по следам начали они со спящего толстяка. Он похоже так и не удосужился почистить одежду от останков зайца, и этот запах привлёк ночных волков. Подняв криком остальных, он для себя уже ничего не мог поменять, но дал оставшейся в лагере тройке среагировать, и убить самку метнув копьё. Похоже вон тот мужик с рукой лежащей в паре метров от него, имени которого я не знал, неплохо так умел это делать. Впрочем зря. Могли бы отпугнуть просто, или в крайнем случае дать утащить труп толстяка. Потрошители опасны для одиночек. А группе страшны только ночными нападениями и умением прятаться. Три человека — это опасность, а звери не настолько глупы чтобы подвергать себя излишней опасности. А вот что такое месть, они знают. Что и показал разъярённый самец, покончив с тремя полусонными разбойниками, пусть и не без ущерба для себя. Тонкий похоже сумел только добить раненного самца, о чём говорил череп с характерным следом от кистеня.

Читать следы меня научили в роду землистых куниц, где я руководил постройкой водяного колеса для кузницы. Я уже говорил что накачка маной мозга помогает быстро учиться и думать? Первое помогло мне когда-то усвоить навыки чтения следов за пару месяцев, второе — за секунды проанализировать увиденное сейчас.

— Ну как нравится? — вырвал меня из раздумий тонкий, — твои духи постарались.

Его голос нужно запретить как психологическое оружие.

— Не мог единый…

— А кто поклонялся духам чтоб его спасли?! — перебил меня тонкий.

— Владелец кабака верит в силу молитвы, а все церковное руководство — почему-то нет, — вспомнил я анекдот, и согнулся от смеха.

Ну вот, стресс, накрыло. Я завалился на бок, хохоча сам не понимая над чем. Краем сознания я отметил что тонкий сел рядом и просто уткнулся лицом в ладони. И как ножом не порезался? Как верёвки порезал, так и держал в руке. Так, истерику «за барьер», думай Тёма, думай. Пока меня трясло, и тело захлёбывалось от смеха и слёз, я стал размышлять что делать дальше. По всему выходило что если меня не прикончит Тонкий, я только в плюсе. Хвост потрошителя я Кирахушу обещал? — Обещал. А самка вроде как недавно ощенилась, а значит рядом щенята — тоже ценность. Но… я связан, валяюсь на земле, пусть даже и почти успокоился, а рядом тот, кто уверен что я виноват в смерти его команды.

— И что теперь делать? — спросил тонкий, тупо уставившись на разорённый лагерь.

— Quae sunt Caesaris Caesari et quae sunt Dei Deo, — ответил я так же опустошённо глядя в небо где четыре луны встали почти в ровный квадрат. Пятая ещё не взошла.

— Снова призываешь духов? — испугался последний разбойник.

— Нет. Говорю что пусть духами занимаются духи, мы же должны заняться человеческим. Развяжешь?

Тонкий опасливо приблизился ко мне, и резанул по верёвкам ножом. И как меня не зацепил? Я зашипел от покалывания в затекших ладонях и принялся их растирать. Тонкий отшатнулся и опасливо следил за моими действиями. Наконец я привел себя хоть в какое-то состояние, и пошёл по собирать вещи. В голове было пусто, на эмоции сил не осталось, управление на себя взял чистый рационализм. Такое со мной уже бывало, даже в той жизни. В стрессовой ситуации я входил в какой-то ментальный ступор совмещённый с максимальной эффективностью. Вроде как это связано с соотношением адреналина и норадреналина. Говорят это генетическое, хотя тут у меня вообще другое тело. А ещё говорят что такие как я нужны во всяких МЧС и пожарных частях, что нас не так уж и много, и что большинство впадают скорее в панику или ступор. Ну и ещё, что те кто впадают в ступор или панику, так защищают психику, но не мы. Хотя сейчас это было не важно. В первую очередь меня интересовал разделочный нож, который я нашёл там где оставил. В своей сумке которую перебрали, и сложили всё обратно. О порядке речи не шло конечно. Подойдя к волчице, я повернул её на бок и выдернул копьё. Ну и туша. В холке наверное метр, может чуть меньше. Шерсть норовила порезать руки, как у ониксовых, но не настолько острая. Я нашёл место помягче, рассёк шкуру, и достал печень. У волков она была недалеко от правой передней лапы. Не теряя времени откусил и с трудом прожевав проглотил. Вкус был не слишком приятным, но я уже привык. Сырая печень магического зверя имеет максимальное количество магии, и при охоте ценится выше всего. Но, магия из неё рассеивается очень быстро. Понос потом обеспечен, но ради увеличения резерва и не на такое пойти можно. Вся накопленная мана устремилась к желудку, но я сконцентрировавшись направил потоки в самые повреждённые части тела. Так продолжая жевать «гематогенку» я дошёл до второго волка и повторил вскрытие. Левая рука была занята деликатесом, но у меня уже был опыт, поэтому получилось не хуже чем в первый раз. Воткнув нож в землю, я вытащил вторую печень, и понёс её тонкому. Он почему-то попытался от меня отползти сидя на заднице, но как-то вяло.

— Держи. И когда будешь есть, направляй магию в горло, — посоветовал я, и побрёл снова к своим вещам.

Котелок они вроде не трогали, а пить хотелось неимоверно. Вкус у сырой печени — на любителя, хотя самую малость похож на шоколад. Я проглотил очередной кусок и посмотрел на оставшееся. Не-е-е, ещё почти полтора килограмма в меня не влезет. Отпив прямо из котелка, я почувствовал что мана кончилась полностью, и… темнота. Очнулся я судя по всему минут через пять. Шум в ушах, слабость, дезориентация. Все мои личные признаки магического истощения. С трудом встав, я бросил покусанную печень в котелок с зельем, и как не опрокинул? Я давно заметил что вода связывает магию не давая ей рассеиваться с той же скоростью. Это был широко известный в узких кругах факт. Большая часть магии уйдёт в никуда, придётся с этим смириться. Двойное магическое истощение после побоев меня скорее прикончит чем даст прирост маны. Нет, конечно не убъёт, но подорвёт магические силы. Это как с тренировками мышц. Можно качаться на инос, и получать результат, а можно надорваться, и получить травму. Жаль, когда ещё получится достать свежую печень сильного магического зверя. Так ещё и туши ценные. Ладно о себе позаботился как мог, надо и о мёртвых позаботиться.

— Мужик, как тебя… Жердь! — крикнул я.

Тонкий опасливо приблизился ко мне. Мда, ну и видок. Видимо он к сырой печени не приучен, поэтому морда мало того что в крови, так ещё и зеленоватая. Я осмотрел себя. Ну да, обе руки по локоть, грудь и, по ощущениям, половина лица в крови. Наверняка еще и зеленеющие синяки, ссадины, местами порванная одежда в земле и траве. Хорош! Сценический образ упыря на охоте передан с поразительной достоверностью. Не удивительно что он от меня отползал когда я ему печень давал.

— У тебя как истощение проявляется? — сначала решил уточнить я.

— Руки ноги как соломой набиты становятся, да в ушах стучит.

— Долго?

— Ну как, если разом, то быстро. А если долго магия истекает, то и на второй день плохо может быть.

Я на секунду перешёл на магическое зрение, оценивая запасы маны тонкого.

— Ясно, тогда давай жуй, запивай зельем, и как восстановишься — будем твоих подельников хоронить, упокой Господи их души.

Тонкий морщась откусил кусок печени. А его-то на два с половиной кило тянет, и надкушена едва-едва. Запил это зельем в котором плавала основательно погрызенная мною. Повторил ещё пару раз, и покачнулся. Я подхватил из его рук котелок, подставил чтобы он тоже бросил туда свою добычу, после чего помог сесть под деревом. Сам тем временем поднял одну из трёх уцелевших дощечек-лопат, остальные покойнички сожгли в костре, и стал копать. Земля была довольно мягкой, но дёрн был сплошным переплетением достаточно прочных корней, и я сообразил сходить за ножом чтобы его разрезать и снять. Сняв дерн два на два, я отложил его в сторону, и вновь взялся за дощечку-лопату. Минут через десять ко мне присоединился оклемавшийся тонкий.

— Лучше сходи сними с них нужное, что сможем унести, — сказал я.

Не знаю почему он вдруг стал меня слушаться, но нужно пользоваться. Самому обшаривать трупы мне не понравилось ещё со времён бойни, устроенной белой росомахой в лагере южных торговцев. А ведь мы их предупреждали что на её территории ночёвку лучше не ставить. Пока тонкий занимался подготовкой покойников к погребению, я продолжал копать. А когда тонкий закончил, я выдал ему вторую дощечку, и мы продолжили копать.

— А почему ты просто не оставишь их?

Решился наконец нарушить молчание тонкий. Я с трудом разогнулся, и задумался. После чего снова взялся за дощечку, и пыхтя стал отвечать.

— Есть много, причин. Первая, так принято, у меня, на родине. Вторая, не хочу, чтоб звери растащили. Не по людски. Третья, не хочу, чтобы звери, к людскому мясу, привыкли. Опасно. Четвёртая, рядом поле. Пятая, в моём ордене верят, что в конце мира, люди снова будут живы, и единый дух, будет их судить. А когда тело, в одном месте лежит, ему проще, снова стать живым. Ну и главное, — я посмотрел на зависшего тонкого, — я чувствую что так правильно.

— Я тётка моя снова станет живой?

Почему-то именно это показалось ему самым важным.

— Все, но очень не скоро. И чем больше добра люди будут совершать, тем позже это будет. Хотя, — я задумался.

Первого пришествия ведь тут не было. Как тогда тут может быть второе. А значит рано или поздно стоит ждать первого. Как же мне не хватало толкового богослова.

— В общем это будет очень и очень не скоро.

Мы продолжили копать, но ещё через несколько минут тонкий вдруг признался.

— Я её боюсь.

— Кого? — не понял я.

— Тётку мою. лет десять как сдохла, а я до сих пор в голове её голос слышу иногда. Не иначе часть духа её ко мне перешла.

Я вздохнул, оглядел результат наших трудов. яма была глубиной уже с метр. И когда успели?

— Хватит копать. Пошли принесём покойников, — решил я.

Вдвоём мы справились быстро. Я посторался положить их как можно ровнее. Даже руку неудачливого метателя копья к культе приложил.

— Если есть что им сказать — сейчас самое время, — сказал я.

— А что сказать? — встал над могилой тонкий. Немного помолчал, а потом начал говорить, — Бочёнок, из-за тебя нам пришлось бежать из нашей деревни. Из-за тебя я ушёл из стражи. Из-за тебя нас погнали с большой охоты. Ты был глуп и жаден. Но ты был мне как брат. Пусть твой дух достанется достойным, и не помешает им оставаться такими.

— Покойтесь с миром, — добавил я, — Я буду за вас молиться.

Мы молча забросали землёй тела, и вернули на место срезанный мною дерн. После этого мы побрели к реке, и под светом трёх лун, две ушли за горизонт, одна взошла, отскоблили грязь. Впрочем запах крови привлёк местных щук, или кого-то похожего, и нам пришлось ретироваться, поэтому чистота была условной. Когда мы добрели до лагеря, уже светало. Глядя на туши потрошителей, я понял что за мысль сидела у меня в голове. Щенята.

В общем к обеду мы уставшие и не выспавшиеся, с почти пустыми запасами маны, шагали в сторону города. За спинами у нас лежало по три щенка потрошителя, завёрнутых в одеяла разбойников. Ещё один спал на руках Тонкого. Накормили мы их рыбой, которую поймали на мясо потрошителей. Такой во круговорот еды в природе. Шкуры потрошителей мы сняли, из остатков печени сварили зелье в том же травяном бульоне. Вышло отвратно, но содержание магии в этих зельях было выше чем во многих других. Вообще, зельем магии можно было считать любой отвар трав и частей тела магических животных, и даже самый тухлый такой «супчик», подальше от аномалий, стоил целое состояние.саму печень мы выбросили. После выварки, магии там было не слишком много, не то что в сердце или обычном мясе, даже с учётом того, что они пролежали пол суток прежде чем мы их достали. Завернули мы это всё в шкуры, которые промыли как могли,. Всё ненужное нам отнесли к реке, а всё нужное положили на импровизированные волокуши. В общем наше возвращение, произошедшее ещё через два дня, было достаточно эпичным, и ещё долгое время по городу гуляла история о двух барьерщиках, которые выжили после нападения потрошителей на их отряд, и принесли не только шкуры, но и щенят.