Наследие из сейфа № 666

Огненная дочь

Маленькая Мисс Паркер окотилась осенью, и к моменту гарриных каникул по дому Дикманов скакала стайка юрких котят-подростков, тонких и поджарых, озорных с ног до головы. Для Рона Гарри выбрал самого шустрого, серого с белыми отметинами. К этому времени традиции давать имена котятам в честь матери сохранилась, и котишку окрестили Пол Пэнн Паркер. Гарри учел звучное имя и без долгих раздумий и сожалений переделал его в Полпенни.

Рон пришел в восторг, увидев целого кота, с лукавой кривоватой мордашкой, белой каплей на сером носике и хитрющими зелеными глазами.

— Гарри! Ух ты… он — классный, так похож на профессора Гринвуда!

Имя Рону тоже понравилось — это было самое потрясающее, самое чудесное имя! Нет, вы только послушайте — Пол Пэнн, ну, музыка же! Корнуольская! Фред и Джордж переглянулись и скорчили скорбные мины — ай-яй-яй, Рон-то совсем того, крышей поехал: кошечку завел! Надо спасать братца, пока он розовыми слюнями не истек… С этими благими целями близнецы и попытались изъять котёнка. Что они собирались с ним сделать, история умалчивает, потому что они и прикоснуться к нему не успели: элитный кот оказался достойным сыном своей маленькой знаменитой матери — зашипев, как раскаленная сковородка, на которую плеснули кружку воды, боевой кот взлетел по вертикали, вмиг располосовав руки и рожи глубокими ранами размером с траншею. Четыре его пушистые лапки оказались оснащены восемнадцатью стальными крючьями — десять на передних лапках и восемь на задних — и он весьма виртуозно орудовал всеми своими ножами.

Минерва за сердце схватилась, увидев своих жутко израненных студентов, и, заикаясь от ужаса, спросила, какое чудовище на сей раз их жрало??? И долго не могла поверить, что всё это сделал четырехмесячный котёнок. Так или иначе, а малыш заставил себя уважать, с тех пор близнецы относились к мелкому драчуну с должным почтением.

Потекло неспешное время. Отмеривая секунды, тикали часы, темнели-рассветали за окнами замка сутки. Падал на холмы снег, укрывая их пышной периной, под которой прела и перегнивала палая листва, собираясь стать к весне свежим черноземом… Прилежно учились в школе дети, стремились не только колдовать, но и расширить свои знания латыни, истории, учились варить целебные зелья, углубляли свои познания в области ботаники и зоологии. Росли-дозревали в теплицах профессора Стебль овощные культуры, за которыми было совсем не скучно ухаживать, пропалывать-поливать из палочки, забавы ради разбив струйки на манер дождика-леечки.

Развлекался на своих лекциях профессор Кеттлберн, описывая-расписывая стати и достоинства маггловских и магических Зверей, порой огорошивая детей тем, что то или иное животное безвозвратно уничтожено человеком, как, например, вот этот круторогий черный бык тур. Уроки Сильвануса Гарри просто обожал, было по-настоящему приятно видеть, как этот дородный и добродушный человек радуется, как мальчишка, увидев очередного чудо-зверя из Книги.

Ну а время на фоне всего этого просто бесследно терялось, незаметно утикивая прочь, происходящие в школе события как-то затмевали его своими яркими и незабываемыми днями. На уроки Истории и Прорицания дети теперь просто рвались с боем, кулаками и аргументами отвоевывая право первыми просочиться на занятие к профессору Гамаюн. В расписаниях у них была такая каша… неудивительно, если учесть, что к Гамаюн рвались сразу триста студентов! Ага, со всех семи курсов и четырех факультетов. Причина такого ажиотажного успеха заключалась в личности профессора и в ведении ею занятий. Сидела она на широком насесте возле грифельной доски, на которой назначенный ею дежурный выписывал тему урока. Тот же дежурный переворачивал страницы книги, лежавшей на столе… конечно, при желании Дева-Птица могла и сама перевернуть лапой, но она предпочитала не корячиться понапрасну. Ради соблюдения приличий Гамаюн была облачена в некое подобие просторного топа восточного типа, деликатно прикрывающего грудь.

Уроки она вела своеобразно, в буквальном смысле совместив историю с прорицаниями: рассказывая поэму Виланда о старой Англии или углубляясь в пучину времен Вильгельма-Завоевателя, Гамаюн попутно вставляла реплики, касающиеся будущего того ли иного ученика. Например, фигурирует в истории этот самый Вильгельм, так она, прервавшись видениями, вставит нечто вроде:

— Вилли, дорогой, ты же сотню баллов потеряешь на Трансфигурации… Запомни, при взмахе палочкой не забудь пошипеть — Пуллюс-с-ссс, так ты точно добьёшься превращения предмета в курицу…

Или:

— Терезия, милая, к тебе сова летит с важным сообщением, ступай-ка ей навстречу — оно очень-очень важное…

В общем, в отличие от шарлатанистой Трелони Гамаюн всегда предсказывала точно и по делу. И ведь ни разу не промахнулась! Она действительно видела то, что происходит за толстыми стенами через ползамка отсюда и что произойдет завтра или через час.

***

Ворочался в яйце маленький дракон, с нетерпением дожидаясь своего часа. Большое черное яйцо лежало на полке склада в лавке Карактака Бэрка, куда его положили за ненадобностью. Заказать его заказали, привезти — привезли, но заказчик вдруг передумал. Вернее, его застукали, отчитали и поставили в угол, аргументируя наказание тем, что драконов дома не разводят. Семилетний несостоявшийся драконозаводчик поревел в углу, пошмыгал носом, успокоился и, пообещав маме-папе больше не заказывать совиной почтой драконьи яйца, ушел в кроватку, чтобы на следующей неделе озариться новой идеей — выписать себе гоночного гиппогрифа напрокат… Бедные его родители.

А яйцо, ставшее ничейным, катилось туда-сюда по разным игорным притонам, потому что никто не желал спалиться наличием нелегального драконьего яичка. Перекатываясь из рук в руки, оно докатилось до Карактака, который в свою очередь тоже поставил его на кон в игре в карты, надеясь, что кто-нибудь выиграет и заберет с собой, хотя бы в соседний трактир, лишь бы с глаз долой. А завидев однажды у прилавка Хагрида, известного растяпу, Карактак и вовсе просиял — цапнул яйку с полки и украдкой, из-под полы, показал растяпистому дуболому. Ну, Хагрид у нас всё равно что дитёнок малый, ему только покажи игрушку, вцепится — не оторвешь. Главное, не пожадничать, а честно проиграть большому ребёнку. Что и было проделано с виртуозной ловкостью — Хагрид даже не заметил, что ему изо всех сил подыгрывали. Да он ничего кроме яйца и не видел! Как уставился, так и не сводил с него глаз, чудом не забывая тасовать карты и отпивать пива. А выиграв яйцо, и вовсе ушел в счастливый штопор. О, моя дорогая великанская мама, у меня есть мой собственный дракон!!!

Принеся выигрыш домой, Хагрид прежде всего озаботился его обустройством: дочиста вылизал-выскреб свою холостяцкую берлогу, ибо не дело ребёнку сидеть средь пивных бутылок! Перестирал все свои носки и постельное белье, даже те, которые давно стояли и не складывались… Раздобыл медные тазик и противень, засыпал их чистейшим, просеянным сквозь сито речным песочком. Другой песок, утяжеленный сульфатом меди, бытовое название медного купороса, Хагрид насыпал в котелок и повесил в очаг над огнем. В нагретый песочек он бережно положил драгоценное яичко. И только после этого задумался — а правильно ль он всё сделал-то? Почесав лохматую макушку, Хагрид подхватился и понесся в школьную библиотеку. Ну да, больше негде подобрать нужную литературу…

Из школьного (!) учебника наш недоученный великан вычитал только то, что казалось ему лично интересным и необходимым, например, что драконы-мамы дышат на яйца огнем. Ещё он прочитал, что температура инкубатора порой влияет на пол зародыша. В дикой среде яйца прогреваются чисто произвольно — как мать согреет, так и будет. Она не следит специально за тем, чтобы родились только мальчики, или только девочки, или вовсе равное количество драконят обоего пола. За этим следят заводчики драконьих заповедников, выводя отдельно самочек и самцов. Хагрид об этом не стал заморачиваться, так как попросту не понял, об чем там написано, ибо не доучился, и грел яичко в камине сугубо по наитию, как иные детишки выводят цыплят в самодельных инкубаторах в целях эксперимента и по учебнику.

Рождение драконёнка пришлось на начало июня. В самый разгар экзаменов у школьников. И конечно же, Хагрид шифровался как мог… таская книги из библиотеки, он наивно прятал их за спину при виде посторонних, рассеянно оставлял на столе стопки просмотренных и прочитанных книг. Надо быть слепым, чтобы не видеть столь очевидных признаков, и вскоре в школе все, кроме преподавателей, знали о драконе Хагрида ещё с самого мая!

Около месяца длился инкубационный период контрабандного бесхозного яйца. И вот наконец настало время… Едва вылупившись, мятый злобный зонтик звонко чихнул и подпалил бороду Хагриду вылетевшими из ноздрей зелеными искорками, после чего, прочихавшись, с наслаждением цапнул верзилу за пальцы. Но увы, силенок у него не хватило, чтобы отгрызть хотя бы один, а жаль, они так были похожи на толстые сардельки…

Ковшик цыплячьей крови с бренди только раззадорили его аппетит и ещё больше разозлили. Теперь дракончик действительно стал драконом. Оранжевые выпученные глаза юного монстрика неотрывно следили за Хагридом, с анатомической точностью определяя наиболее вкусные части его крупного тела. Например, филейная часть с толстыми окороками. Глядя на широкий хагридов зад, Норберт лишь пускал обильную слюну, бессильно бесясь от того, что не может его съесть прямо сейчас. Эх, сколько тут мяса бегает…

Хагрид же, замечая неусыпное внимание к себе, только радовался: какой ласковый малыш, как он любит свою мамочку, вон, буквально пожирает глазами! Ути-пути, крохотулечка моя!.. И толстые пальцы-сардельки нежно щекочут дракоше горлышко, ловко уворачиваясь от остреньких клычков.

Две недели спустя Норберт достиг размеров дога, стал даже крупнее Клыка, пса Хагрида. За эти дни дракончик досконально изучил странное гнездо, в котором ему пришлось родиться. Маму-дракониху Норберт не искал — не знал, что это такое. Так уж сложилось: не видя мать с рождения, дракончик не прошел импринтинга-запечатления с особью своего вида и был вынужден учиться быть драконом самостоятельно. Благо что это древнее знание было у него в крови.

Вот только окружение… оно сбивало малыша с толку. Слепой инстинкт подзуживал его к сражениям с противниками, да вот закавыка — их-то рядом и не было. Маленький Норберт, злобно рыча, лазал по хижине в поисках мифических неприятелей, о которых твердил-талдычил ему инстинкт. Ведь в общем гнезде обыкновенно зреет большая кладка яиц, и драконята с самого рождения охвачены духом соперничества, сражаясь за каждый кусок мяса. А здесь Норберту вообще не с кем было драться, да и незачем, впрочем, потому что бородатая «мамочка» постоянно снабжала его свежей пищей, иногда балуя вкусняшками, которых дикие драконы и не видывали никогда — копчености всякие, соленья-вяленья разные и сладкое подогретое бренди.

Да и поведение «мамочки» было очень отличное от исконного драконьего… хотя, не видя явного примера поведения взрослой особи перед глазами, Норберт мог бы немного уменьшить свою природную злобу. Ведь Хагрид на каждый драконий укус отвечал радостным воркованием и ласковым поглаживанием, в отличие от настоящей матери, рычащей и кусающей в ответ.

Помимо всего прочего, у Норберта было имя, то, чего нет ни у одного дикого дракона. А слыша каждый божий день и по нескольку раз повторяемое слово, Норберт научился сопоставлять его с собой.

Но увы… врожденная злобность дракона не позволяет этому зверю хоть на йоту стать мягче. Ничего не поделаешь, такова природа дракона, он язвителен не с рождения, а с зарождения, с самого развития в яйце. Может быть, поэтому каждый дракон мудр, циничен и реалистичен одновременно? Ему приходится быть таковым с детства. Вот и Норберт тоже, родившись не в том месте и не в том окружении, с детства проявил свои драконовские наклонности и пристрастия: охотился на окорока Хагрида, кусал и жевал собаку, если удавалось поймать… Один раз цапнул за руку Рона, заставив поседеть бедную мадам Помфри, к которой Рон пришел с распухшей и позеленевшей конечностью.

Вполне профессионально определив, что первокурсника укусил ядовитый дракон, бдительная старушка забила во все колокола, подняв на уши весь преподавательский состав. МакГонагалл, не разобравшись, сгоряча навела все стрелки на Поттера, мол, это евонная какая-то темная тварь вылезла из книги и напала на ребёнка!!! Чего стоило Гарри отскрестись от грязи, кто бы знал… Его заверения, что зубы книжного Дракона как раз с Рона размером и он не мог оставить на руке у мальчишки такие мелкие укусы, только подстегнули общество в обратном.

— А-а-а, мистер Поттер, так у вас всё-таки есть дракон! И вы это только что подтвердили! Да как вы посмели выпустить такое чудище из книги?! Изъять, запереть, минус сто баллов!!!

В общем, орут, ногами топают, четвертуют парня, шум-гам стоял уже невообразимый. Ну и не выдержала Гермиона, не смогла спокойно вынести того, как её друга почем зря подозревают в том, к чему он никакого отношения не имел. Взлетела сперва на лавку, с неё на стол, расставила ноги по ширине плеч, уперла руки в боки и завопила почище иерихонской трубы:

— Прекратите все-е-еее!!! Мистер Хагрид, а вам не стыдно? Вы же взрослый дядя, как вы можете сидеть и смотреть, как не виноватого человека ругают за дракона, который на самом деле ваш!!!

— Мисс Грейнджер! — загрохотала ладонями по столу по своей недавно устоявшейся привычке МакГонагалл. — Не порите горячку! Как вы смеете обвинять взрослого уважаемого человека в таком вопиющем нарушении?! Какой дракон? Не может быть у Хагрида дракона! Двадцать баллов с Грифф…

— …уншуя! — перебил её Вижн названием несуществующего факультета. — Вот ей-богу, Минерва, сама себя по миру пустишь, снимая баллы со своих студентов. А дракон у Хагрида есть, и вообще, вы видите вот эти зловещие отблески, пляшущие по стенам и потолку?

С минуту-другую народ тупо пялился на зловещие отблески странного зеленоватого оттенка, пока до них начало доходить.

— Э-э-э… где-то что-то горит? — повел носом Квиррелл. После его слов догадались перевести глаза со стен на окно и дальше, за его пределы, на улицу. И уткнулись в весело полыхающий домик лесничего. Ну… обычный-то огонь бывает очень трудно погасить, а этот? Желчно-кислотный драконов огонь, ядовито-зеленого цвета, особо едкий и цепкий и никак не поддающийся никаким средствам пожаротушения: хоть тонну песка на него сыпь, хоть пену из пятнадцати брандспойтов разом, ничто его не утишит, не усмирит, всё это драконов огонь спалит и сожрет за милую душу, он же на голых камнях горит. Не зря ж его с Адским пламенем сравнивают, которым даже самые продвинутые маги редко-редко рискуют пользоваться, ибо чревато… гаркнешь в горячке боя: «Адеско Файр» и всё, пиши эпилог, потому что хрен знамо, как его остановить! Эта же проблема назрела здесь и сейчас.

Огромная толпа магов — старшекурсники и профессора — окружила дом Хагрида и разом врубила Агуаменти на полную мощь. Глациус, Аква Эрукто, прочие заклинания заморозки огня… Вода, соприкоснувшись с кислотным жаром, испарялась в момент, взлетая вверх печально шипящим облачком желтого пара, Чары заморозки просто таяли, истекая водой, а вода… сами знаете.

— Р-р-ррразойдись! — громыхнуло с неба турбинным ревом пары сотен самолетов, взлетевших разом. Не успел народ и моргнуть, как на домик обрушился ураганный ветер, сметая огонь вместе с крышей. Сам несчастный домик был додавлен и растоптан колоссальной тушей исполинского дракона. Зеленое пламя обрадовалось было, накинулось жадно на лапы гиганта, чтоб их обглодать, но наткнулось на жаропрочную огнеупорную броню. Такого Дракона волшебники ещё не видели. Для сравнения скажем так: шеститонный украинский железнобрюх гиганту будет ровно по колено. Огненно-красный, гремящий железной чешуей, Дракон-пожарный тщательно дотоптал последние искорки, держа в одной передней маленького Норберта, оглядел придирчиво поле, убедился, что никаких очагов возгорания не осталось, и обратился к Гарри.

— Это и есть обещанная дочка?

— Да, сэр! — бодренько ответил Гарри, встав в струночку перед Зверем.

— А чего такая дикая? — Дракон пристально оглядел малявку, блаженно растянувшуюся посередине трехпалой ладони. Добавил с сомнением: — Это она, наверное, ещё говорить не научилась?

— Нет, сэр, — Гарри с сожалением развел руками. — Она не научится разговаривать. Драконы у нас, оказывается, не обладают даром речи, хоть и считаются полуразумными, но приручению не поддаются и являются очень опасными существами.

— Угу, видел… — Дракон виновато покосился на останки домика и вздохнул, повертел в лапе микроскопическую дракошку, уныло комментируя: — Эк они деградировали: измельчали, речь-разум утратили, мясо жрать начали, позор… То ли дело мои современники! Один Андрей чего стоил — мудрый, начитанный, речью шпарил, что твой философ, эх… а Вейритоэль? Он и вовсе две ипостаси имел: надо — в небе полетает, надо — по земле человеком пройдется, талантливый был дай всякому!

Говорит дракон, говорит, а волшебники оцепенело внимали и наматывали на гипотетический ус всё сказанное. Говорящих-то драконов никто из них уже даже в сказках не встречал, а тут нате вам, на чистом английском шпарит… И как-то стыдновато стало за их современных деградировавших измельчавших драконов. Ну правда же, позор — одичали так, что мочи нет, мясо жрут… Позвольте!

— Сэр, а что вы едите? — отважился на вопрос храбрый Вижн. По-еврейски прищуренные глаза Зверя обратились на него, на тоненького хрупкого человечка, меньше его когтя размером… Трубный глас гиганта был странно мягким:

— В пищу я потребляю то, что сама природа поставляет круглосуточно и в неограниченном количестве, иначе мне и жить незачем — солнечную энергию.

— А как же ночью? — храбренько пискнул Драко. Зверь-исполин внимательно посмотрел на тоненького пацанчика, по сути, микроба, и хмыкнул:

— Да мне и дневного рациона хватает, а если что — лечу вслед за Солнцем на другую сторону мира, ибо он так же необъятен, как и этот… Ну ладно, мне пора идти, дочку воспитывать будем, да, чуть не забыл… посторонитесь-ка…

Народ поспешно отхлынул в стороны и назад и с кротким удивлением смотрел, как по щелчку драконьего когтя вырастает из земли сожженный и растоптанный домик Хагрида. Восстановив своей невероятной драконьей магией невосстанавливаемое — ага, как же, из огня-то драконового! — зажал бережно в лапе дракошку-дочку, расправил неохватные крылья (каждое с футбольное поле!), коротко разбежался и тяжко взлетел, мощно оттолкнувшись от земли. Ушли в замок офигевшие волшебники, стоял перед домом потрясенный Хагрид, успевший распрощаться с жилищем, которое ему тут же вернули, смотрел в небо и думал о величайшем чуде — разумном настоящем драконе, прилетевшем из древнейших времен, возможно, из тех самых, когда по земле бродили динозавры, и растроганно улыбался, по его щекам текли крупные слезы — его чудный малыш Норберт попал в хорошие ру… простите, лапы и будет воспитан по всем правилам драконьей природы. И бежал по лесу Гарри, спеша к Арке-Книге, которую он открыл на большой поляне, призывая на помощь Моисея, гиганта-Дракона.