Наследие из сейфа № 666

Последствия очищающего огня

Огонь — единственная не оскверненная злом стихия на Земле. Огонь не только сам чист, но и очищает все другие Благие творения, в том числе и человека. Поэтому в храмах всегда горит огонь. Огонь имеет множество видов — огонь костра, очага, вулкана, свечи… Огнем можно очищать помещения, освящать вещи, лечить человека, восстанавливать его целостность.

Есть несколько способов использования огня для очищения человека. Приятно посидеть у огня костра или камина, думая о жизни. И тяготы, и неприятности будто становятся меньше… Так же действует и живой огонек свечи. Зажгите свечу, проговорите вслух мучающее и беспокоящее вас, выньте из души и сожгите на огне свечи свои ошибки и промахи, грехи и пороки. Душа очистится, легче будет телу.

Это в эстетическо-моральном смысле, ибо есть и радикальный физический, буквальный способ сожжения темных начал — священный костер палача-инквизитора, добросовестно сжигающий живую женщину, осужденную и прозванную ведьмой. Способ, как видите, жестокий, но тем не менее одобренный Христианством и Святой Церковью.

_____________________________________________________________

Так что атака Жар-Птицы была очень даже обоснованной — она точно знала, что делать.

Услышав о том, что они здоровы и проживут долго, Вернон начал лихорадочно охлопывать себя по груди и бокам, одновременно прислушиваясь к своему организму. Гарри, закусив губу, напряженно следил за ним, как и он, занервничав при мысли, что он был болен и не знал об этом…

Когда дядя стал нечетким, Гарри снял очки, посмотрел на стекла и удивился, поняв, что прекрасно видит. Вернон растерянно и покорно принял тот невозможный факт, что исчезла одышка, в сердце перестало жечь, и пропал занудный постоянный гул в ушах, вечный спутник стенокардии и высокого давления. Здесь и сейчас он чувствовал себя… просто отлично, никакого дискомфорта больше не испытывал. Осталась лишь полнота, но от неё, скорей всего, можно избавиться простыми физическими нагрузками. Однако, вот сюрприз, он, оказывается, был серьезно болен, да ещё и раком, прости господи…

— А Петунья? — встревоженно спросил он. — Петунья моя здорова?

Гамаюн спорхнула на веточку пониже, над самой головой Вернона, и миролюбиво молвила ему:

— Всё в порядке с вашей супругой, я никаких отклонений или болезней в ней не заметила, разве что усталости немножко… Но это и понятно, любящее сердце видит то, что не видит глаз.

Облегченно вздохнув, Вернон посмотрел на племянника и просиял, увидев, что тот смотрит на него без очков. Нагнулся, взял за плечи, легонечко тряхнул, заглядывая в зеленые ясные глаза.

— Гарри! Как ты, маленький?

Вместо ответа Гарри молча ткнулся ему в шею, не в силах говорить из-за огромного комка в горле. Помедлив, Вернон выпрямился, держа Гарри на руках, и вместе с ним обозрел пастельный горизонт дивного мира, молчаливо переживая миг единения. Потом, когда эмоции чуточку улеглись, он глухо спросил Деву-Птицу:

— А что значит «выжгло сгусток-паразит из головы мальчика»? У Гарри что, тоже какая-то неучтенная опухоль была?

Птица покосилась на ветки над головой, подумала и решила остаться на месте, медленно заговорила, аккуратно подбирая слова.

— Это была не опухоль, это был… так сказать, ошметок чужой магии… В общем, ребёнка хотели убить ещё в колыбели, но его защитила высеченная на лбу руна Соул, или, в данном случае, руна Жизни, нанесенная рукой матери. Мальчика хотели убить заклинанием, а не табуреткой, поэтому оно отразилось от руны и развеяло убийцу, всё бы ничего, но только он… э-э-эм, создал якорьки, к которым прицепил свою душу. В результате чего он не смог умереть полноценно и вселился в мальчика, цепляясь за жизнь тем, что от него осталось. Вот это вот оно и было — сгусток-паразит, который Жар-Птица выжгла вместе со всеми вашими болезнями.

К концу монолога ротик Гарри открылся до идеальной формы «О», округлившись вместе с глазами, а руки дяди сдавили его до хруста в ребрах, прижав к себе так, что и вздохнуть-то невмочь стало. Голос его звучал, как у батюшки, узревшего перед собой сразу двадцать заколоченных детских гробиков.

— Господи… он псих, что ли? Ребёнка-то зачем убивать??? Я думал, он только родителей хотел прикончить, а Гарри ему просто под горячую руку попал.

— Увы, нет, — сокрушенно возразила Птица Гамаюн. — Убийца приходил именно за мальчиком, так как тот являлся Дитем Пророчества. Как Мордред для короля Артура, как Младенец Божий для Ирода, как Персей для Акрисия… Ну, в общем, стандартный случай инфантофобии, широко отметившийся в мировой истории царств. Как обычно и бывает, поводом к массовому инфантициду оказывается пророчество в отношении некоего «божественного ребёнка», говорящее об исходящей от него опасности для конкретного человека, страны или мира в целом. За этим следует уничтожение всех детей, соответствующих критериям предсказания, либо другие жестокости, оправдываемые исходящей от этого ребёнка опасностью. Но как и следует ожидать, эти жестокие меры не достигают своей цели — все приговоренные дети тем или иным чудом выживают и приводят пророчества в исполнение, прибив трусливого государя, отца, дядю или дедушку. Ведь приказ отдает обычно неуверенный в себе правитель, опасающийся конкуренции. Вот так и в случае с Гарри Поттером, его рождение ознаменовалось падением Темного Властелина, чье имя до сих пор находится под запретом, насколько я вижу…

— Ну и как? — настороженно спросил Вернон. — Исполнилось пророчество?

— Отчасти — да, — задумчиво кивнула Гамаюн, глядя куда-то внутрь себя. — Физическое тело уничтожено, а вот душа, увы, нет. Она прикована к нескольким якорькам, так называемым Хранилищам души.

Гарри жалобно хныкнул, крепче цепляясь за дядину шею.

— Мои мама и папа… погибли из-за меня?.. — осознав же это полностью, он хлюпнул носом, зарылся лицом в дядину шею и гулко загудел, отчаянно и громко, честно, как и всякий ребёнок, узнавший страшную правду о себе. Вернон чисто машинально принялся укачивать горюющего малыша, озабоченно пошлепывая по спинке.

— Ну-ка, тихо-тихо… — и глазами злобно зырк на Птицу — ах ты ж зараза! Птица, к чести сказать, виновато съежилась на веточке, тоскливо что-то забормотав. Вернон прислушался.

— А я что? А я ничего… я всего час назад с вами познакомилась, и не моя то вина, между прочим. Может, тот виноват, что Некроманту донес на Младенца? Ведь если б промолчал, то и не случилось бы ничего дурного…

— Значит, кто-то донес?! — громыхнул Вернон, распаляясь и душа Гарри в крепких объятиях. — А ну говори мне сей же час, кто донес на моего племянника душегубу треклятому!

Гарри, отстранившись, с удивлением слушал славянские обороты в речи дяди Вернона. Впервые на его памяти дядя так витиевато заговорил!

— Не можем знать имен, почтеннейший, — с достоинством ответствовала Дева-Птица Гамаюн.

— Как это? — возразил Гарри, поспешно утирая слезы. — Под твоим изображением на страничке Книги было написано: «Птица Гамаюн способна предсказывать будущее, а так же раскрывать ложь, она знает всё на свете: что было, что есть и что будет». Я это твердо запомнил.

— Послушай меня, маленький Гарри Поттер, — Гамаюн вдумчиво всмотрелась в лицо мальчика. — Вот допустим, открыл ты старый гримуар с гравюрами, смотришь на эти черно-белые картинки — изображения монахов, они обычно нарисованы боком и криво, и, скажи мне, ты видишь, как их зовут? — подождав, когда Гарри растерянно помотает головой, Гамаюн продолжила: — Вот и с моими видениями так же: я вижу лицо человека, вижу его боль и раскаяние, но не вижу его имени…

— Раскаяние? Боль? — совсем растерялся Гарри. — С чего это? Он что, крокодил?

— Нет, маленький Гарри. Крокодилье лицемерие здесь ни при чем, потому что это неправда. А правда тут заключается в том, что тот несчастный человек донес на друга, сам того не зная. Тем самым обрек своего друга на гибель. Вот если б промолчал…

— Но он не промолчал, — с горечью констатировал Гарри. — А значит, по его вине и погибли мои мама и папа. Кстати, а чей он друг был, папин?

— Нет, — с явным сожалением ответила Птица. — Он был другом твоей мамы.

Гарри, насупившись, требовательно посмотрел на Вернона, и тот вынужденно признался:

— Наверное, Петунья знает, как звали друга твоей мамы. Я Лили совсем не знал. Лишь только один раз видел её на нашей с Петуньей свадьбе.

Договорив, Вернон оглянулся назад, на одиноко торчащую полукруглую узкую арку — выход из волшебной Книги, задумавшись о том, что пора бы и вернуться домой. Гарри с его решением согласился без протестов, слишком уж устал от последних впечатлений.

— Нам пора, — робко сказал он Деве-Птице Гамаюн. Та коротко качнула крылом и тепло улыбнулась.

— Прощай, маленький Гарри, прощайте, дядя Вернон. Не жалейте о разлуке, вы всегда можете позвать нас и прийти в гости.

С Гарри на руках Вернон вошел в арку и ступил на ковролиновый пол гостиной в объятия и вопросы взволнованной Петуньи.

— Что случилось? Почему вы так быстро? Вы же там и минуты не пробыли!

Дядя и племянник переглянулись — хм, и минуты не прошло, значит… Выходит, время в этих разных параллелях по-разному течет, что обычно и случается во всяких сказках, не будем толстокожими тупыми носорогами, а вспомним их. Гарри соскочил с дядиных рук и подбежал к тёте, отдал ей очки и обнял с восторженным писком:

— Смотри, тётя Туни, я теперь хорошо вижу, а дядя Вернон теперь совсем-совсем здоров!

Боже, как же приятно услышать такую сногсшибательную новость из уст любимого ребёнка, произнесенную к тому же звонким мальчишечьим дискантом! Счастливым и звенящим, как колокольчик. Увидев, как глаза любимой женщины наполняются слезами, Вернон подошел и крепко обнял жену.

— Ну всё-всё, родная, не вздумай реветь… Хочешь, побреюсь для полной смены имиджа?

— Нет, Вернон, — сдавленно засмеялась Петунья. — Усы тебе очень идут!

***

Раскаленным тавро обожгла Метка левое предплечье Северуса. И не только его. Взвыл под мантией-невидимкой Барти Крауч-младший, когда его кожу ожгла-укусила умирающая Метка Темного Лорда, чья душа, опаленная и выжженная из живого носителя, устремилась в свободный эфир, притягивая к себе остальные куски, прикованные к мертвым якорям-крестражам.

В тот кратчайший миг, когда последней его части коснулось очищающее пламя волшебной Жар-Птицы, произошло слияние частей с целым. Отголоски волшебного огня пронеслись по всем тем местам, где Лорд так или иначе оставил свой след. Вспыхнули и загорелись ни с того ни с сего бумаги в сейфе Люциуса Малфоя, сжигая нафиг черную тетрадочку с инициалами Т. М. Реддл. В ту же самую секунду в Выручай-комнате магический огонь прожег сгусток темной энергии в серебряной диадеме, скрупулезно найдя и вычесав её среди гор старого барахла, скопившегося там в течение долгих веков.

Еще в магическом банке Гринготтс содрогнулся от подземного толчка целый ряд исключительно богатых сейфов — сейфов самых древних и уважаемых родов Британии. Это сгорел кусок души в золотой чаше. Практически слепой дракон, оберегающий этот уровень, почуял вторжение высших сил, признал в них Древнюю Магию и счел за лучшее смыться оттуда, разгромив солидную часть банка, после чего улетел, смачно плюнув на хозяев.

Так же в одночасье вспыхнул старинный шкаф в доме на площади Гриммо. Магическое пламя полностью уничтожило очередной клочок в медальоне и спалило библиотеку семьи Блэков, не затронув при этом сам дом и соседних маггловских построек. Единственный житель, находящийся в доме, старый домовик Кикимер сплясал неуклюжую джигу, насколько позволяла ему старческая тушка. А вот хижина Мраксов сгорела полностью, от чердака до полуподвала, включая кольцо в лакированной шкатулочке. Ну, кроме Камня, пожалуй, Камень остался цел, очищенный и освобожденный от проклятия.

Попутно огонек прочесал частым гребнем всех Пожирателей Смерти, опалив их левые предплечья, начиная с двух первых упомянутых — Северуса и Барти. Заверещал Питер Петтигрю, скатившись с подушки Перси Уизли. На крики Питера и Перси прибежала вся семейка Уизли, включая семилетнюю Джинни. Высокий восемнадцатилетний Билли, твердо идущий по стопам дяди-ликвидатора, опомнился быстрее всех и, запульнув в верещащего толстяка Инкарцеро, туго спеленал его в тощую мумию. Поимка преступника стала самым первым и значительным подвигом Билли Уизли-младшего, его поступок, конечно, зачтется, будет отмечен и вознагражден. А учитывая явление живого Пита, поднимется вопрос — а че это было? Уверяю вас, головы Министра и его головосеков будут очень сильно и долго болеть. И даже догадаются допросить виновного-невиновного Сириуса Блэка.

Расправил плечи освобожденный Северус Снейп и глубоко-глубоко вдохнул полной грудью, испытывая ни с чем не сравнимое счастье — Темного Лорда больше нет!

Рейд по мрачным уровням Азкабана выявил чрезвычайно довольных и сытых дементоров, буквально обожравшихся эмоциями перепуганных сторонников Того Самого… Так много и вкусно они ещё не кушали! Особенно вкуснющими оказались эмоции некой Беллочки, так отчаянно и искренне переживающей за гибель своего господина, что несколько пар дементоров самооплодотворились и летали теперь страшно счастливые, глубоко беременные и осеняющие всех своей благодатью…

Все эти пассажи, как ни странно, прошли мимо ушей и внимания Дамблдора. Сидя в своей уединенной директорской башенке, старик, что называется, был ни сном ни духом обо всех произошедших событиях. Нет, он, конечно, видел сенсационные известия в газетах «Ежедневный Пророк», читал и даже сходил на пару заседаний по делу о Сириусе Блэке, но они его не всколыхнули. Ну, сошли Метки, ну и что, между прочим, давно пора! Ну, нашелся настоящий предатель Петтигрю, ну, оправдали Сириуса Блэка, ну, притащил в Отдел Тайн Бартемиус Крауч за шкирку своего сына Барти и потребовал амнистию для него, ну и что? Всё равно это не остановит Темного Лорда от попытки возрождения и последующего возвращения, уж он-то знает, о чем говорит!

А знает он о крестражах, знает, что их много, совершенно точно больше одного, зря он, что ли, собирал воспоминания редких свидетелей встречи Тома Реддла и горстки людей, имевших с ним прямой контакт. А их немало, ох как немало! Это и Морфин Мракс, рассказавший о своей сестрице-сквибке Меропе, это и Боб Огден, лично видевший отца Темного Лорда, это Карактак Бэрк, купивший медальон у матери Тома, это и Хепзиба Смит, которую потом Том убил, это и поддельные воспоминания Горация Слизнорта… Зачем-то он их подделал, верно ведь? Во-о-от! А вы говорите… Да вы сами не знаете, чего говорите, остолопы! В общем, уперся старый пень рогом — ничьего мнения не слушает, знает только своё, в чём и укрепился намертво.

Некому было рассказать Дамблдору о том, что крестражи все уничтожены, что Темному Лорду не с чем и некуда возвращаться, так как сгинул он бесследно, очищенный волшебным огнем. А сам Дамблдор, к сожалению, не знал в точности, как те крестражи выглядят. То есть он догадывался, что среди них фигурируют медальон, чаша и кольцо и, возможно, ещё мальчик, чей лобик был рассечен темным проклятием, а сколько их на самом деле и где они, он и понятия не имел. А мальчика он встретит, уж он подготовит ему достойную встречу: начнем мы со стандартного, с полосы препятствий с ловушками, посмотрим, как мальчик их преодолеет и в какой компании. Ох, хорошо бы гриффиндорцем стал — храбрым, находчивым, благородным! Ну ничего, время идет, растет малыш, закаляется в семье недобрых родственников, далеко-далеко от волшебного мира. Зато как здорово будет ввести его в сказку, полную чудес, принцесс и драконов!

***

Ну, принцесс Гарри не считал такими уж сказочными, Королева Елизавета его в этом достаточно полно убедила, будучи настоящей, так же, как и принцесса Диана, венценосная супруга принца Чарльза, с ними у Гарри было личное знакомство во время посещения Виндзорского дворца. Чудес ему и с Книгой хватало, а что касается драконов, то у него был свой собственный огнемет, причем не какой-то там валлийский зеленый или гебридский черный, а самый-самый пренастоящий Красный Дракон, с которым Гарри имел счастье познакомиться лично, когда он возжелал побывать в гостях у Мантикоры.

Сия львиная леди любезно согласилась отозваться на имя Джейн, которое очень подошло её пышным каштановым волосам и чудесным карим глазам. И вот, сидя на лужайке у корней гигантской кряжистой сосны в теплой компании мисс Джейн и Птицы Гамаюн, Гарри затронул давно мучивший его вопрос — можно ли дружить с Драконом? Словно услышав его, он тотчас же спустился с сиреневого неба и приземлился неподалеку — огненно-красный, пылающий и дымящийся, с грохотом раскаленной брони. Размером он был куда крупнее украинского железнобрюха и хвостороги вместе взятых. Гарри, трогательно отвалив ротик, смотрел, смотрел и смотрел, не в силах отвести взгляда от всамделишного живого Дракона. Тот приветливо оскалился, улегся на голых камнях и сладко потянулся, после чего доброжелательно спросил:

— Как ты думаешь, малыш, в мире ещё остались драконы? А то мне что-то скучно одному…

— Несколько лет придется подождать, — ответила с ветки сосны Гамаюн. — Предвидя грядущие события, с уверенностью могу сказать, что скоро у тебя появится чудесная малышка, которую ты вырастишь, как собственную дочь.

— Да ты что?! — по щеке восхищенного Дракона скатилась огромная умиленная слеза, впрочем, моментально испарившаяся от прикосновения с раскаленной бронированной кожей. — О, ради этого чудного мига я готов ждать сколько угодно!