Когда я первый раз пришел к ней, она сказала: «Во мне поселилась болезнь, которая медленно меня убивает. Ее нельзя ни остановить, ни вылечить никакими лекарствами. Сердце — это всего лишь мышца, и я скоро умру. Никто не знает когда, но врач говорит, что мне не стоит рассчитывать на десятилетия».
Такой тон, однако, не подходил для семейного круга. Братья и их жены сидели за столом и наслаждались ужином. Наконец за кофе с кальвадосом она коснулась этой темы. В самой непринужденной манере она рассказала о прогрессирующей мышечной болезни, избегая любого намека на возможный исход и лишь вскользь упомянув, что в ближайшие годы — неизвестно, когда это началось, — скорее всего, с трудом будет ходить; в остальном же проблем не возникнет, ведь она специально наняла меня своей сиделкой и секретарем. Она пошутила, что всегда втайне мечтала быть парализованной и свободной от необходимости ходить по магазинам, опускать письма в почтовый ящик, ездить на велосипеде, гулять и делать прочие телодвижения. Конечно, она будет скучать по танцам, писательству и автомобилю. Она попросила меня продемонстрировать, с какой легкостью я поднимаю ее со стула: это действительно не составляло никакого труда, так как она не весила и пятидесяти килограммов. Но в тот вечер, когда я просунул левую руку под ее колени, а правой обхватил поясницу, она вдруг показалась мне налитой свинцом. Я спрятал лицо в выемке ее шеи, чтобы не видеть, как, подавленные и растерянные, ее братья пытаются подарить своей сестре иллюзию, что действительно верят в шараду, которую она для них разыграла.