Наследие: Книга о ненаписанной книге

Передо мной на экране появились первые фразы из Сэмюэля Беккета, которые в августе 1983 года она продистиллировала из «Моллоя». Их смысл почти не доходил до меня. Я все еще вспоминал лицо Лотты, неожиданно омраченное грустью, и на душе у меня было неспокойно: я хотел оказаться рядом с ней и сделать для нее что-нибудь хорошее.

«Обожаю Беккета, — сказала она как-то. — Никто другой не может так рассмешить рассказами о нищете».

Она говорила, что многому научилась у Беккета, хотя с трудом могла описать, чему конкретно.

«С некоторыми книгами происходят удивительные вещи. Их чтение стоит мне усилий, и я знаю, что делаю это лишь один раз в жизни и что, с наслаждением покоряя предложение за предложением, никогда не стану перечитывать книгу целиком. «Человек без свойств» Музиля, например, — именно такая книга, и почти вся проза Беккета. Эти книги прекрасны не единым целым, а отдельными предложениями. Я не хочу с ними расставаться, они должны окружать меня, несмотря на то, что я уже выписала практически все предложения, имевшие для меня значение, и сами книги уже в общем-то мне не нужны, чтобы их перечитывать, каждый раз поражаясь заключенному в них юмору, их изощренности, голосу и разуму, их породившему. Я восхищаюсь тем, кто может написать: «Жаль, что это последнее предложение не получилось. Кто знает, возможно, оно достойно быть лишенным двусмысленности», — или тем, кто вздыхает о себе, далеком от совершенства, и о любви, необходимой человеку лишь тогда, когда он хочет быть счастливым».

Поскольку это был единственный способ как-то ее утешить, я отыскал и перепечатал не только отрывки из «Моллоя», но и все, что было выписано ею из Беккета, после чего с аккуратной папкой вошел в гостиную. Только что закончилось интервью и фотосъемка, и она собиралась со мной в город поужинать. Ее приветствие показалось мне наигранно веселым. Я был слегка разочарован; от утреннего хрупкого настроения не осталось и следа, и утешительные фразы Беккета, скорее всего, были уже ни к чему.

«Фотографы, Макс, бывают хорошими и плохими, — начала она оживленно, — к счастью, мне попадалось больше хороших, чем плохих. О хороших можно многое рассказать, о плохих — ничего. Плохой фотограф — это недоучившийся клептоман, который ускользает из твоего дома с твоим изображением и делится затем со своей подружкой снобистскими суждениями об интерьере у тебя в гостиной. Тот молодой человек, который только что ушел, был плохим фотографом».

«В чем же тогда причина твоего веселья?» — спросил я с невольным раздражением.

«В том, что только сейчас, когда провожала его, я поняла, почему порой после визита одних фотографов чувствуешь себя словно обворованной, а после ухода других, наоборот, как будто что-то получившей».

«Поздравляю с открытием», — проворчал я, сам того не желая.

«Что с тобой, Макс?»

«Не знаю, просто утром ты была такой близкой, такой уязвимой».

«Никогда больше, слышишь, никогда не произноси этого слова в моем присутствии! — закричала она. — Ничего нет более оскорбительного, чем слово «уязвимый». Его произносят гадкие порочные типы в самые неподходящие моменты, и я страшно разочарована, что ты, по всей видимости, не прочувствовал всей его отвратительной фальши. Можно подумать, что, когда мы плачем, мы более уязвимы, чем когда этого не делаем».

«Ты действительно во мне разочаровалась?» — спросил я с наигранной обидой.

«Как слышал».

«Но я не переживу этого».

Здесь она, к счастью, засмеялась и сказала, что никому не нравится обманывать чьи-то ожидания, но все же иногда полезно узнавать о себе что-то новое.

«Вот и я сейчас тоже не оправдала твоих ожиданий», — парировала она смеясь.

Она отправилась на кухню и вернулась с двумя стаканами кампари со льдом. Не успела она поставить их на стол, как в дверь позвонили. Это был Аксель Ландауэр, старейший друг Лотты и ее покойного мужа и, так же как господин Таллич, автор детективных романов. Они вошли в комнату под руку, и Лотта пригласила его присоединиться к нам за ужином в ресторане.

Как я ни старался насладиться компанией красноречивого и очаровательного бургундца Ландауэра, мне так и не удалось в тот вечер вернуть себе хорошее настроение и избавиться от сосущего чувства неудовлетворенности. Около полуночи я ушел от пылающего камина и еще долго не мог заснуть в ожидании звука захлопывающейся двери. Но его не последовало, и я, не понятно почему, ощутил себя покинутым.