Наследие: Книга о ненаписанной книге

Она никогда не просила хранить в тайне наши отношения, но я обходил молчанием свою жизнь с Лоттой Инден. Вопросы друзей о том, что между нами происходит, меня раздражали, а их любопытство казалось мне неприличным. Единственным человеком, с которым я мог говорить о ней, была Маргарета Бюссет, давняя подруга моих родителей. Я знал ее с детства и ребенком часто воображал ее своей настоящей матерью. Из нашего окружения она одна осмеливалась откровенно общаться с моим отцом и говорить всю правду ему в лицо. Они были сокурсниками по медицинскому факультету университета и знали друг друга с ранней юности. После окончания курса они работали каждый по своей специальности (Маргарета — психиатром, отец — гинекологом), и отец перенял практику ее отца; и, поскольку она жила одна и не собиралась обзаводиться семьей, мои родители переехали в ее дом — туда же, где находился кабинет, а Маргарета купила дом поменьше на той же улице. Она всегда умело и с большим преимуществом выигрывала споры с отцом, в которые он умудрялся вступать со всеми, кто не был его пациентом. Ребенком я дрожал от страха и бессилия, когда Маргарета осыпала его ругательствами или обзывала жалким шутом и с насмешливым «До завтра, бестолочь» покидала наш дом.

Никогда в детстве, да и в дальнейшем я не слышал более грубых выражений, произносимых таким надменным тоном.

Маргарета сочувствовала мне. Слабое здоровье моей матери заставляло родителей по нескольку раз в год совершать короткие, а иногда и долгие поездки за границу, во время которых я жил у Маргареты. Летом мы втроем отправлялись в наш загородный домик в Швейцарии, и я помню, что скучал там смертельно. В то время, как мама неумело пыталась меня развеселить, я тосковал по Маргарете.

«Я не гожусь на роль матери, — призналась она, когда я уже стал постарше. — А твоя мать и того меньше. У нее в жизни есть только твой отец, которому она постоянно старается угодить. Она думает, что до сих пор влюблена в него так, как во время первого свидания, а твой отец, падкий на лесть, с удовольствием в это верит. Но то, что он принимает за любовь, на самом деле скрытый страх. Так же как и все остальные, кого я знаю, твоя мать втайне его боится. Есть люди, которые любят других только тогда, когда им плохо, и твой отец, к сожалению, один из них. Поэтому твоя мать не очень-то торопится излечиться от своих болезней. И если ты спросишь меня, то я отвечу — нет. Нет, я никогда не любила твоего отца, потому что ни секунды его не боялась».

От Маргареты я унаследовал страсть к чтению. В своем величественном доме она жила с книгами и рассказывала мне о любимых писателях с таким восхищением, словно это были ее друзья. Первой книгой, которую она дала мне прочесть, был детский роман «Без семьи» Эктора Мало. Я одолел роман в два дня и зашел вернуть его Маргарете.

«Ты аккуратно обращался с книгой, — сказала она, с любовью осматривая ее, — впрочем, ничего другого я от тебя и не ожидала».

Положив книгу на стол, она жестом пригласила меня сесть: «Ну, рассказывай, что же ты прочитал?»

Воспоминания о Реми, старом Виталисе, умирающей обезьянке и счастливом конце были еще свежи, и я начал пересказывать ей содержание книги. Она ждала, пока я переведу дух.

«Макс, я не об этом, — сказала она спокойно. — Содержание мне известно. Я не спрашиваю, что там написано, я спрашиваю, что ты прочитал».

Только Маргарета могла произнести это таким тоном, который не заставил меня тут же сжаться от неуверенности, страха и стыда. Отчасти поэтому лишь с этой женщиной я обсуждал свою жизнь с Лоттой Инден. Она же спросила меня как-то, не влюблен ли я в Лотту, и этот вопрос я не воспринял как оскорбление и не отверг с ходу эту мысль (еще до того, как начал дискутировать сам с собой) как нечто смехотворное и невозможное.