Вестница конца.
Сделав глубокий вдох и насладившись приятным запахом лаванды и карамели, я не хотела открывать глаза. Когда кончик языка наткнулся на ряд зубов во рту, улыбка сама появилась на губах. Моя голова утопала в мягкой и прохладной подушке, а тело оказалось вытянуто в полный рост на скользящей простыне, и накрыто гладким одеялом. Стараясь незаметно провести рукой по постельному белью, я неожиданно осознала, что оно шёлковое, и это привело меня в дикий восторг. Только богатые люди могли позволить себе такое, и пленников в подобных условиях явно не размещают. Даже если я всё ещё в плену у Вильгельмских, отцу придётся начинать всё сначала, ведь следы его истязаний пропали. Даже ногти заняли своё законное место, и я поспешила проверить это, проведя подушечкой пальца по одному из них.
Никакой усталости в теле не обнаружилось, ничего не болело и не напоминало о случившемся, а каждый вдох давался с обычной лёгкостью, словно одно из моих лёгких не было покалечено ножом. Интересно, всё это на самом деле, либо я ещё сплю? Ответить на этот вопрос, не открыв глаз, нельзя, и следовало заняться этим. Веки слиплись друг с другом, что пришлось приложить усилия, если хотелось их поднять. Как же давно я не ощущала нежности настоящей кровати, прошла словно целая вечность со дня пленения, а не несколько дней. Когда же мне удалось открыть глаза, то первое, что довелось увидеть – деревянный потолок. Доски лежали вплотную одна к другой, ровными полосками, а в них на том же уровне в ряд вбиты ржавые гвозди. Гвозди. Перед глазами сразу предстала картина, как отец в теле принца Винсента замахивается молотом и вбивает огромный гвоздь в мои ладони. Вздрогнув от нахлынувших воспоминаний, я снова закрыла глаза и постаралась прогнать этот образ, но на его место пришли другие, не менее ужасающие и волна неприятных мурашек пробежала по коже. Я вспомнила о ноже, который пронзил грудь и стал решающим в моей жизни. Пошевелив рукой и убедившись, что она исправно отзывается на команды, я чуть приподняла одеяло и окинула взглядом ночную рубашку, в которую одета. Проведя ладонью по груди и задержав её в самом центре, я не обнаружила ни единого следа, что не могло не поражать. Это была моя вторая смерть и если, воскреснув в первый раз, я была в шоке и ничего не понимала, то сейчас оказалась довольно спокойна и готова к тому, что предстоит очнуться. Хоть Хенорп и рассказывал про особенности процесса воскрешения, но ощутить это на себе не то же самое, что услышать в невинном разговоре. Тряхнув головой, я протянула к ней руку, но стоило коснуться волос, и стало ясно, что с ними что-то не так.
Оторвав затылок от подушки и снова распахнув глаза, я подняла обе руки и запустила их в то, что осталось от моей длинной шевелюры. Теперь это были короткие обрубки, причём обрезанные грубо и неровно. Пропуская между пальцами несколько прядей, я заметила разницу в длине. Судорожно окинув помещение взглядом, я надеялась найти зеркало, но вместо него натолкнулась на кресло с резными ножками и выцветшими от времени подлокотниками. Именно в нём, закинув ногу на ногу, восседал человек, но из-за стоявшей темноты, удалось рассмотреть исключительно чёрный силуэт.
Комната выглядела смутно знакомой, но сейчас память отказывалась подчиняться и демонстрировала мне картины ужаса, и я не рискнула копаться в ней. Я лежала на кровати, которая упиралась в угол, и по левой стороне от неё до противоположной стены стояли шкафы с прозрачными дверцами. Где-то стекло было разбито, где-то всё покрыто пылью, но в паре мест выглядело так, словно его протирают каждый день. По правую сторону располагался письменный стол, заваленный свитками и непонятными приборами, а в центре, сразу за креслом, просматривался диван, почти такого же стиля, что и кресло, с выцветшим лаком на подлокотниках и ножках. Единственным источником света выступала лампа на столе. Фитиль в ней горел неярко, хорошо освещая ту часть комнаты, из-за чего человек в кресле и выглядел чёрным пятном. Присутствие шёлкового постельного белья в столь угрюмой комнате не могло уложиться у меня в голове.
– Ну, наконец-то, я уж думала, придётся тащиться с тобой в самый центр этой проклятой страны, – раздался тонкий женский голос, заставивший меня вздрогнуть от неожиданности и перевести взгляд на фигуру в кресле.
Больше никого в помещении рассмотреть не удалось, а значит, разговаривала именно она.
– Где я? – стоило мне задать этот вопрос трясущимся голосом, и я поняла, как сильно во рту пересохло. Горло першило, и сразу после этих слов я откашлялась, прочищая его. Поднявшись с кресла, фигура прошлась к столу и усилила огонь лампы, осветив больше пространства. Благодаря этому я смогла лучше рассмотреть незнакомку, которая повернулась ко мне лицом, скрестила руки на груди, а сама присела на край стола. Эту женщину я прежде никогда не встречала. В столь неярком свете лампы её волосы выглядели ярко-жёлтыми, они были заплетены во множество маленьких кос, стянутых на затылке и объединённых в одну толстую, увидеть, где та заканчивалась, было трудно. Лоб скрывался под короткими волосками, не попавшими ни в одну косу, но уложенными не как чёлка. Они доставали до светлых бровей, теряющихся на фоне кожи, и сливались с ними, но женщину это ничуть не портило, наоборот, добавляло шарма. Идеально симметричный овал лица, блёкло розовые губы вытянуты в тонкую нить, маленький и аккуратный курносый нос. Кожа слишком бледная, или это вина лампы? Я её не знала, но мысленно признала женщину одной из самых красивых из виденных мной в жизни.
– На борту корабля, который везёт тебя домой. Убили тебя случайно, честное слово, но так оказалось даже лучше, легче было спасать, – спокойно сообщила она, переложив несколько свитков с края стола, освобождая на нём место, а затем добыла откуда-то из завалов кувшин с водой. Наблюдая за тем, как незнакомка наполняет стакан и протягивает мне, я смогла рассмотреть её одежду и изумиться. Одета женщина довольно необычно для нашей, да и соседних стран. По крайней мере, прежде не удавалось видеть ничего подобного ни на одной представительнице своего пола. Даже в Эдельстауне, где приходилось бывать и куда прибывают гости из разных частей мира, похожих нарядов встречать не доводилось. Чёрная, блестящая на свету, рубашка надета под такого же цвета кожаный жилет, очень напоминающий корсет, но сшит он слишком искусно и явно должен носиться поверх одежды, а не под ней. Роль пуговиц играла шнуровка, заканчивалась она тугим узлом над ремнём с огромной пряжкой в виде восьмиконечного многоугольника. Чёрные брюки плотно облегали её ноги, но материал я не узнавала, это не была кожа и не была известная мне ткань, что и вызвало большое замешательство. Завершали образ тёмно-красные сапоги. Они доставали ей до середины голени, где были подвёрнуты и закреплены пряжками, охватывающими ногу целиком. Честно говоря, увидев её пару лет назад, я была бы в большем ужасе, чем сейчас, ведь у нас в стране не принято, чтобы женщины носили брюки. Это не запрещалось, но осуждающие взгляды со всех сторон были обеспечены. Мне доводилось ощущать их на себе постоянно.
Залпом опустошив стакан, я протянула его обратно, но незнакомка приподняла едва заметные брови и не став забирать, сразу наполнила ещё раз. Благодарно кивнув, я выпила всё снова и наслаждалась прохладной жидкостью, окончательно вернувшей меня к жизни после случившегося.
– Принц Винсент жив? Тот нож предназначался ему, не так ли? – со страхом в голосе поинтересовалась я, хоть жизнь этого человека меня на самом деле и не беспокоила, но сообщать Хенорпу весть о смерти моего отца, если он погиб в теле принца, мне не хотелось.
– Он замучил тебя до смерти, а ты за его жизнь переживаешь? – ответила незнакомка вопросом на вопрос, а я поспешно покачала головой. Не говорить же первой встречной, что в тело принца вселился разум единственного существа во всём мире, чья судьба беспокоит второго по могуществу из Богов. Если мой отец в нём погибнет, что натворит Хенорп? Мне не доводилось ещё видеть его в настоящем гневе, и очень не хотелось когда-нибудь это лицезреть. – Ну мы его не трогали, – не дождавшись ответа или возражений, сообщила собеседница, и я облегчённо выдохнула.
– И кому я обязана своим спасением? – поинтересовалась я, пытаясь вспомнить последние минуты перед смертью, но ничего конкретного из недр памяти не всплывало. Вот принц, видимо, услышавший свист ножа или почувствовавший его приближение, падает на плиты, а мне в грудь вонзается лезвие. Эрик выхватывает меч, солдаты, что пришли с принцем, тоже. Свет их факелов охватывает небольшую часть местности. Впереди, напротив меня, такой же столб, с прибитым к нему мужчиной. Его голова покоится на груди и за то время, что мы там были, в сознание он не приходил. А за ним виднелся бесконечный простор моря с белым шаром луны, отражающейся на его поверхности. Кто и откуда запустил нож, осталось для меня тайной, как и то, что произошло, когда мои глаза закрылись.
– Дай подумать. Тому солдату, что стоял слева. Зеланису, буквально вот настолько, – она подняла руку и продемонстрировала мне крохотное расстояние между большим и указательным пальцем, тем самым показывая вклад моего давнего знакомого. – Он и швырнул нож, если честно, и сейчас очень переживает, не до конца веря в то, что ты оживёшь. Ну, и мне, – женщина развела руки в стороны и чуть вскинула их ладонями вверх, – остальные имена мне неизвестны, попрошу у капитана корабля список, – усмехнулась она, принимая пустой стакан и возвращая его на стол. Если про причастность Эрика у меня не возникло никаких вопросов, ведь Хенорп так и сказал, что солдат – мой лучший друг, то участие Зеланиса стало для меня сюрпризом. С блондином мы познакомились два года назад, в тот день, когда армия соседней страны вторглась в нашу. Знакомство длилось не больше недели. С момента нашего расставания, мы ни разу не виделись, и никак не общались. Единственная причина, по которой он мог оказаться здесь и заниматься моим спасением – это приказ моего второго брата, на службе у которого блондин и остался, но гонцы не успели бы за столь короткий срок пересечь всю страну и доставить весть о моём пленении в Брундерк. Мысль о том, что парень лично вызвался отправиться на моё спасение, даже не пришла в голову, этого просто не могло быть, оттого его участие казалось неоднозначным. Стоявшую же передо мной женщину я знать не знала, и её причины – загадка.
– А кто вы? – напрямую поинтересовалась я, откинув часть одеяла и спустив ноги на пол. Коснувшись ступнями холодных и слегка сырых досок, пришлось резко их одёрнуть. Никакой обуви поблизости я не увидела, и вторую попытку снова предприняла также босой.
– Та, кто сделала большую часть работы по твоему спасению, большего тебе знать необязательно, – хмыкнула женщина и указала ладонью в сторону дивана. – Можешь одеться, одежда, конечно, не твоего размера и фасона, но ничего лучше на корабле не нашлось, а твоя не поддавалась восстановлению, сама знаешь, прикажу повару принести еды, – с этими словами она развернулась и направилась к двери. Я же, наконец, встала с кровати. Окинув оценивающим взглядом голубую ночную рубашку, в которую оказалась облачена, я сочла свой внешний вид максимально приемлемым.
– Хенорп, – негромко позвала я, и, решив не тратить время, попробовала сделать шаг вперёд. Когда нога уверенно коснулась пола, я поняла, что силы полностью вернулись, любые последствия перенесённых истязаний пропали без следа. Стоило мне произнести имя Бога, как женщина замерла, взявшись за ручку и приоткрыв дверь. – Хенорп, это срочно, – заявила я громче и подошла к дивану. На выцветшей обивке лежала чёрная рубашка на завязках и кожаные штаны, в комплекте шёл ремень, сапоги оказались мужскими и больше на несколько размеров. Только я собиралась начать одеваться, как услышала резкий хлопок – это дверь снова закрылась, а незнакомка смотрела на меня с холодом и злостью в тёмно-зелёных глазах.
– Даже если бы он мог, то не ответил бы. Мы пересекли границу несколько часов назад, а ты поступила крайне эгоистично, своим признанием, – резко заявила она, вызвав во мне бурю негодования и растерянности одновременно. Я смотрела на неё широко распахнутыми глазами и не понимала ровным счётом ничего, особенно то, откуда женщине знать о моём позоре перед Богом смерти.
– Что? – только и смогла выдавить из себя я и судорожно заморгала.
Лицо собеседницы и так не было радостным на протяжении всего разговора, стоило же мне заикнуться про Хенорпа, как оно исказилось гримасой раздражения. Вопрос в том, в отношении меня или него? Закатив глаза, незнакомка поставила руки на пояс, а её ноги и так были расставлены на ширине плеч.
– Ты эгоистка, вот что, следовало оставить тебя там, – резко отрезала она, сделала несколько шагов вперёд и теперь стояла так, что нас разделял только диван. Мне хотелось попросить её объясниться, но женщина опередила и продолжила:
– Ты – самое важное существо в этом мире для всех оставшихся Богов. Только от того, родишь ли ты бессмертного ребёнка или нет, зависит наше будущее, будущее всего этого проклятого мира. Быть целую вечность в роли всеми забытого, никчёмного Бога, которому никто не молится – так себе удовольствие, – женщина явно собиралась прочитать мне целую лекцию, но её следующие слова настолько обескуражили, что я полностью лишилась дара речи:
– Любой, кому ты признаёшься в любви, становится объектом пристального внимания всех Богов, любой. И если сразу очевидно, что ребёнка он тебе не сделает, его предпочтут убрать и из твоей жизни, и из мира вообще, – стоило ей это сказать, и кровь отхлынула от моей кожи. Я поняла, что натворила одной фразой. – На твоё счастье, Хенорп не идиот, иначе уже был бы снова заточен во что-нибудь или вообще изгнан, но вот навещать тебя он больше не сможет, если не хочет возрождения подозрений в голове Лайсера, – теперь всё более-менее начинало вставать на свои места, а я устало закрыла глаза и провела ладонью по лицу, признавая свою глупость. Лайсер – Бог жизни, единственный из всех, кто превосходил Хенорпа по силе и мог справиться с ним. Само собой, что именно он следил за мной в ожидании любой возможности для зарождения новой жизни, и само собой, прекрасно слышал моё признание и видел нашу необычную близость. В очередной раз мысленно прокляв себя и тот самый напиток, под действием которого я совершила главную ошибку, я тяжело вздохнула.
– Кто ты такая? – промолвила я, вцепившись пальцами в спинку дивана, хотя уже и так знала ответ на этот вопрос, оставалось определиться с именем.
– Аиона, Богиня войны, – отчеканила она грозным голосом, а я нервно сглотнула ком в горле. Вот только ещё одного Бога в числе знакомых мне и не хватало до полного счастья.
– Хенорп послал меня туда с определённой целью, и я её достигла, мне нужно срочно доложить ему, – я не знала, можно ли доверять ей, ведь видела её впервые, а Хенорп никогда не говорил о ней, оттого постаралась максимально завуалировать причину, по которой обязана связаться с Богом смерти и чем скорее, тем лучше. Слегка расслабившись, Аиона положительно кивнула.
– Он знает, – спокойно отозвалась женщина и встретилась с моим удивлённым взглядом. – Когда его догадка подтвердилась, он попросил тебя спасти, ведь сам не мог, и теперь он в огромном долгу передо мной, и я жду не дождусь, когда он его оплатит, – на её губах появилась хитрая улыбка, незнакомка определённо была горда собой, чем пугала меня. Что ей может быть нужно от Хенорпа? От её слов мне на грудь словно камень уронили, и это неприятное чувство тяжести и непонятной злости напугало.
– Хенорпу точно ничего не грозит? – пытаясь взять себя в руки и отогнать нахлынувшие ощущения, задала я главный для себя вопрос.
– В этом мире нет такого существа, которому ничего не грозит, – фыркнула Аиона, – но навещать тебя он больше не сможет, так что придётся довольствоваться своими пальцами. А ещё лучше – найди себе мужика и исполни то, для чего ты появилась на свет.
Непонимающе склонив голову, я уставилась на женщину, надеясь, что она поймёт мой немой вопрос, но та не поняла и лишь смотрела на меня в ответ с ухмыляющимся выражением на лице. Смысл слов дошёл до меня не сразу, а когда осознание настигло, то я просто задохнулась от подобной наглости.
– Он не прикасался ко мне, – это прозвучало, как оправдание, и показалось мне слишком простым и наигранным, а женщина снова усмехнулась, развернулась и вернулась к двери.
– Ага, уж мне-то можешь не врать. Хенорп спит со всем, что видит, если существо хотя бы отдалённо напоминает человека, а ты ещё и внешне ничего, – заявила она и вышла из комнаты, оставив меня в одиночестве с чувством, словно меня ударили прямо в центр груди, а руки облили ледяной водой, заставив их похолодеть в ту же минуту. От охватившего меня чувства захотелось ударить себя по голове и выбить оттуда эту дурь, ведь я не имела права злиться на Бога смерти за то, как он жил и что делал. Тряхнув остатками волос, я взяла с дивана штаны и принялась одеваться. Следовало отвлечься от всего услышанного и перестать об этом думать. Ведь если мне предстоит вечное существование, то страдать от неразделённой любви к Богу – так себе удовольствие. В трезвом уме я прекрасно понимала, что не имею никакого права ревновать Хенорпа к кому-либо, как и вообще любить его, но мой разум выдал меня с потрохами, когда расслабился под действием напитка, и теперь мне с этим жить. Однако моё самолюбие оказалось сильно задето, из-за чего мысли постоянно крутились вокруг слов Аионы. Если Бог смерти и правда спит со всеми подряд, то что со мной не так, раз он обошёл меня стороной?