Наследница двух родов

Глава 6. Хуже, чем смерть

Вестница конца.

Все те редкие моменты, когда Его Высочество принц Вильгельмский не тренировался на мне в применении методов пыток, я думала только о последнем разговоре с Хенорпом, пытаясь понять смысл всего, что было им сказано. Честно говоря, я думала об этом и в моменты, когда Винсент наносил удары, и это помогало не обращать на них внимания. Я не понимала, что хотел сказать Бог смерти перед своим уходом. Что значит, что все, кому я признаюсь в любви, слишком быстро умирают? Кто умер? Невольно я пыталась вспомнить, кому и когда в последний раз говорила “Я тебя люблю”, но на ум приходил только король Виктор, которого я считала отцом и его сын, бывший наследник трона. Они оба погибли в той войне, два года назад. Само собой, что я говорила это и Эдгару, нынешнему королю Апатии, считавшемуся моим младшим братом, но он ведь ещё жив. Был жив, когда я уезжала из поместья ради поездки на остров по велению Хенорпа. Велианту Кристу, отцу дочери, я этих слов никогда не говорила, но ведь Бог смерти не может об этом знать, или может? Я так и не нашла ответ на эту загадку, и пришлось отказаться от её решения.

Ещё я не понимала, почему Хенорп надеялся, что все эти пытки и истязания могут принести мне благо? Как всё это пойдёт кому-то на пользу, ведь перенесённый ужас не может не сказаться на мне, но вот как именно пока неизвестно. Перестала ли я бояться боли? Нет, не перестала. Лишилась ли той самоуверенности и заносчивости, которые приобрела вместе со знаниями о даре бессмертия? Трудно сказать, находясь в камере, будучи подвешенной к потолку за руки. Только занятия самокопанием отвлекали от происходящего издевательства над телом, снижая тот эффект, которого пытался добиться Винсент.

Видя моё спокойствие и безразличие, парень приходил в ещё большую ярость и брался за кнут или другие приспособления, в которых я не смогла разобраться, и применял их с неистовым остервенением. Создавалось впечатление, что он получает удовольствие, видя реакцию на свои действия, а я всеми силами старалась не доставлять ему этого, и наоборот, лишить всякого желания измываться надо мной, изображая больше скуку, чем страх и ужас. Конечно, полностью избавиться от реакции тела на происходящее так и не удалось, и столь желанные для принца эмоции проскальзывали, как бы мне не хотелось их удержать.

Благодаря стараниям Винсента, я полностью лишилась зубов. Только он их не выбил, а выдрал щипцами, один за другим, сопровождая свои действия диким хохотом и едкими комментариями, что раз я та ещё блудница, то без зубов мне будет удобнее удовлетворять мужчин ртом. Учитывая, что подобного опыта я никогда не имела, то не сразу поняла, о чём он говорит, но уже позже догадалась. Следом за зубами на каменный пол камеры начали падать вырванные ногти. Вот это оказалось поистине настоящим истязанием, превзошедшим все остальные, и я удивилась, как ещё в замке моего брата-короля не слышали воплей, что я издавала здесь, за морем, в чужой стране. Когда же я испытала весь возможный спектр боли от этого вида пыток, то принц, оказавшийся неудовлетворённым результатом, сломал мне все пальцы. Вот кости не жалко, они хоть и долго, но срастутся, а обзаведусь ли я новыми зубами и ногтями – этот вопрос будет преследовать меня до следующей встречи с Хенорпом, либо до следующей смерти. В промежутках Винсент возвращался к плети и простым ударам по лицу и животу, но эти действия казались мне настолько незначительными, что я их даже не замечала.

Всё это продолжалось не один день, но я настолько затерялась во времени, что перестала понимать, как долго пребываю в этом плену. Бог смерти больше не приходил, по крайней мере, пока я была в сознании, и это сильно беспокоило, ведь не мог же он так испугаться моего признания? Мне хотелось объясниться и свалить всю вину на проклятый напиток, что затуманивает разум. Эрик уже не один раз приносил его после ухода принца, и я окончательно убедилась в свойствах этой жидкости. Самое забавное, что после всего, через что пришлось пройти в этой камере, и что ещё ожидает меня в будущем, я искренне боялась, что Хенорп изменит своё отношение ко мне из-за проскочившей фразы, и особенно, что он больше не будет приходить. Как можно вообще думать об этом в моей ситуации и бояться не очередной череды истязаний, а подобной ерунды?

Особенно нелепыми казались эти страхи при последнем визите Винсента, после которого меня даже не стали снимать с крюка под потолком, так и оставив подвешенной за руки. В каком-то роде это хорошо, так я не касалась пола, полностью залитого моей кровью и другими продуктами жизнедеятельности. Сообщив, что время игр прошло, принц принялся срезать с меня небольшие кусочки кожи. Начав с оголившегося из-за оторванного рукава плеча, он делал надрезы всё глубже и глубже, с каждым разом снимая все большие участки и оставляя открытыми голые мышцы. В тот раз я думала, что он никогда не закончит, пока не сдерёт с меня всю кожу заживо, но Винсент всё же остановился и вышел из камеры, позволив мне немного отдохнуть от своего общества. Поразительным оставалось именно то, что я всё ещё оставалась жива. Складывалось впечатление, словно принц знает о моём бессмертии и том, что большая часть нанесённого телу ущерба восстановится после смерти, оттого он будто нарочно не позволял этому случиться и всегда прерывался, давая отдых и время на восстановление.

Когда же Его Высочество принц, в сопровождении Эрика в очередной раз зашли в мою камеру, то солдат аккуратно снял меня с крюка и даже освободил от кандалов, что стало огромной неожиданностью. Стоять на своих ногах не получилось, и я так и норовила рухнуть на пол, но могучий мужчина в доспехах уверенно удерживал меня в вертикальном положении, даже не прилагая особых усилий. Махнув ему рукой, Винсент поспешно вышел из помещения, прикрыв нос и рот рукавом, и только когда Эрик вывел меня в коридор, и я вдохнула полной грудью свежий, прохладный воздух, то поняла, насколько затхлым он был в камере, и как сильно там воняло. Может, Хенорп перестал приходить из-за стоявшего запаха? Это многое объяснило бы. С глотком свежести даже как-то полегчало и прибавилось сил, хотя я всё ещё не ощущала чуть больше половины тела, а какую-то его часть, наоборот – чувствовала слишком сильно и с трудом стискивала губы, лишь бы не вопить от боли.

Еле переставляя ноги по каменному полу коридора, я сильно замедляла солдата, а он явно спешил за принцем, из-за чего предпочёл перекинуть меня через плечо и понести, как мешок, нежели человека. Руки облегчённо свисали вдоль спины Эрика, неестественно покачиваясь от каждого шага, время от времени задевая сталь его доспехов. Прохлада металла облегчала напряжение, сохранившееся в них, но и причиняла боль, если на том месте, с которым происходило соприкосновение, уже не осталось кожи из-за действий принца. Из-за подёргиваний, вызванных широкими шагами мужчины, я решила закрыть глаза, иначе всё начинало кружиться перед ними, и я рисковала снова провалиться в темноту. В принципе, это даже хорошо, насколько я успела понять, Винсент не тронет меня, пока я не буду в сознании, но и вечно ждать он не будет.

Когда мы вышли на улицу, а я поняла это по тому, как изменились звуки вокруг, то я только порадовалась закрытым глазам. Сквозь чуть приоткрытые веки пробивался дневной свет, и он непременно ослепил бы меня. Крики чаек и шум прибоя раздавались так близко, словно мы вышли прямиком на побережье. Здесь воздух стал ещё свежее и морознее из-за холодного ветра с севера, но именно благодаря ему всю мою слабость и сонливость, вызванную отходником после напитка и пыток как рукой сняло, вернув к действительности происходящего вокруг. Стоявшая на улице жара не ощущалась, я не знала почему, и это казалось странным. Вероятно, виноваты те самые порывы холодного ветра.

Оторвав голову от спины солдата, я медленно и аккуратно разлепила глаза, постепенно привыкая к свету вокруг и постоянно щурясь. Когда же мне, наконец, удалось полностью вернуть зрение, то я смогла различить массивную крепостную стену, опутывающую не менее громоздкий дворец белого цвета, возвышающийся позади нас. Именно оттуда мы и вышли, и сейчас шли следом за принцем по дороге, выложенной ровными квадратными камнями, а по обе её стороны стояли деревянные столбы. Вот при виде их холодок пробежал по коже, заставив внутри всё похолодеть, ведь я сразу поняла, какая участь меня ожидает.

Когда Эрик остановился и спустил меня с плеча на плиты, то я снова пошатнулась и чуть не упала, но он очень бережно продолжал поддерживать меня за подмышки, стараясь не сильно касаться самых повреждённых участков кожи. Демонстративно сурово солдат подвёл меня к пустующему столбу, а затем посмотрел мне прямо в глаза таким сочувствующим взглядом, что захотелось перед ним извиниться, правда, я так и не поняла за что. Принц стоял рядом, склонив голову набок и рассматривая меня с нескрываемой злостью. Руки он держал за спиной, словно прятал от меня что-то. Когда же Эрик положил одну мою ладонь на другую и поднял их обе, насколько хватало длины над головой, прижав к столбу, осознание пришло быстро. Почти так же, как и руки принца, продемонстрировавшие огромных размеров молот и длинный, широкий гвоздь. Медлить Винсент не стал, и пока мужчина в доспехах удерживал меня в нужном положении, принц уткнул остриё гвоздя ровно в центр моей верхней ладони и со всей силы ударил молотом по его шляпке.

Остриё оказалось настолько острым, а удар такой силы, что гвоздь вошёл в кисти легко и быстро, пронзив сразу обе и вонзившись в дерево столба за ними. Слёзы сами по себе брызнули из глаз, а из горла вырвался дикий, неистовый крик боли, сдержать который мне не хватило никаких сил. Я ощутила, как капля крови стекает из раны прямо по центру ладони и стремительно несётся по внутренней стороне руки, неприятно прокатывается по участкам, где уже нет кожи, и причиняет дополнительную боль своим прикосновением. Второй удар молота по шляпке гвоздя, вонзил его ещё глубже в столб, а я ощутила, как холодный металл шевельнулся внутри моих ладоней, пронзая их и причиняя дикую боль. Я дёрнулась, но Эрик крепко прижимал и меня, и мои руки к столбу, настолько крепко, что принц даже не заметил этой попытки пошевелиться. Винсент всё наносил и наносил удары по шляпке, вгоняя гвоздь глубже, а я могла только стискивать губы и жалеть, что не осталось зубов. Будь они на месте, вполне могла бы прикусить язык и сдержаться, а так, вскрики и стоны вырывались сами, и я была не в силах их остановить.

Когда принц закончил и взмахом руки приказал Эрику отпустить меня и отойти, шляпка гвоздя плотно прилегала к моей коже на ладонях, а струйки крови достигли подмышек, где и задержались, отыскивая спуск ниже и пока не могли его найти. Когда солдат послушно отступил на несколько шагов, мои ноги подкосились, отвыкнув удерживать вес всего тела на себе, и я снова чуть не повисла на руках, но в этот раз гвоздь в центре кистей причинял такую боль, что мне пришлось собраться и найти возможность встать на ноги и заставить их выполнять свою главную роль. Передав молот Эрику, принц подошёл и встал почти вплотную ко мне, ухватившись за и так сломанную челюсть, он поднял её так, что наши глаза снова оказались на одном уровне и смотрели друг на друга. Неожиданно Винсент нагнулся к моему уху и прошептал:

– А ты надеялась, что мы просто отрубим тебе голову и выкинем тело? Напрасно. С такими повреждениями, что у тебя сейчас, ты воскреснешь быстро, и мы начнём всё сначала, а вот после отрубленной головы, воскрешение займёт очень много времени, что меня не сильно устраивает. Поверь мне, я проходил через это, – стоило ему произнести это, как мой взгляд тотчас переменился и теперь он оказался наполнен ужасом, а рот чуть приоткрылся в немом вопросе. Принц отстранился от уха, и наши глаза снова встретились, но лишь на секунду, которой оказалось достаточно. Сжав пальцы на моём подбородке, он зафиксировал мой рот открытым и выхватил кинжал из ножен на поясе. Слишком поздно я поняла, что парень собирался сделать, и именно тогда, когда с моего языка почти сорвалось имя Бога смерти, Винсент полоснул по нему лезвием. Тёплая кровь заполнила рот, а я не могла даже кричать, захлёбываясь ей. Отпустив меня, принц демонстративно сжал пальцами небольшой красненький кусочек, и осмотрел его, я же с ужасом поняла, что это часть моего языка. Попытавшись выплюнуть кровь прямо на парня, я проследила за тем, как тот резво отпрыгнул на пару шагов назад. Капли шлёпнулись на камни дороги, так и не задев его. Попытки позвать Хенорпа оказались обречены на провал, ни одного слова не удавалось произнести и лишь кряхтение, мычание и хрипы с бульканьем издавались из моего рта, снова наполняющегося кровью. В глазах Эрика, с трудом различимых в прорезях шлема, просматривался страх. Он переводил взгляд с меня на торжествующего парня и пребывал в ужасе от действий принца. Я же поняла, что перед нами вовсе не принц Вильгельмский, хоть это и было его тело. Всё это время надо мной издевался и истязал меня мой родной отец, вселившийся в Винсента, только ему известным способом. Ему, и, возможно, Хенорпу.

– Проследи, чтобы она не умирала как можно дольше, – распорядился Винсент, откинул кусок моего языка и уверенными шагами направился в сторону дворца, оставив нас с Эриком в замешательстве от своего поступка. Когда спина принца скрылась вдали, солдат откинул в сторону полу плаща и достал из поясной сумки небольшую металлическую флягу. Открутив крышку, он подошёл ко мне и аккуратно поднёс горлышко к губам.

– Прополощите рот, это снимет боль, но сперва будет сильно щипать, – предупредил он, и я послушно наполнила рот жидкостью. Напиток обжёг остатки языка так, что я чуть не выплюнула всё назад, но вовремя сжала губы, не пролив ни капли. Прогнав жидкость по всей полости несколько раз, я склонила голову и позволила напитку вылиться на камни возле ног. Вместо слов благодарности удалось выдавить из себя нечленораздельное мычание, и слёзы ещё больше выступили на глаза. Я должна сообщить Хенорпу то, что поняла, но как это сделать, раз меня лишили языка? Читать мысли Бог смерти не мог, а слова отца слышала я одна. Дар бессмертия я унаследовала от него, он был первым и единственным человеком, который обладал им, и само собой, что только он мог знать особенности воскрешения при отрубании головы, ведь только он и прошёл через это однажды, если верить книгам. Но вот как ему удалось покинуть фибулу и вселиться в тело принца Винсента? Моих знаний в области божественных способностей не хватало для поиска ответов на этот вопрос, и мне нужна помощь того, кто в курсе всей божественной ерунды.

Ладони неистово болели, как и полость рта, и удивительно, как это я ещё оставалась в сознании после столь жуткой процедуры по отрезанию части языка. На боль в тех местах, где тело лишилось кожи, ставшую привычной, я вовсе не обращала внимания, как и на неспособные шевелиться пальцы. Именно из-за переломов костей в них, я перестала ощущать отсутствие ногтей и дискомфорт, вызванный этим, и, естественно, боль тоже. За все прошедшие в истязании дни я настолько привыкла к боли в любой из частей тела, что она казалась естественной и я даже перестала её замечать.

Стоя вот так возле столба, в лохмотьях, оставшихся от прежней одежды, я окинула взглядом местность и людей, прикованных к столбам по обе стороны дороги, точно так же, как и я сама. Их здесь было около двух десятков, что поражало и не укладывалось в голове. Хотелось спросить, кто они и по какой причине подвергаются подобным пыткам, но я не могла. Я ничего не могла сделать, и это раздражало сильнее всего. Я даже не могла умереть, а ведь это так просто, особенно когда не нужно. Эрик же ничего не мог предпринять, не получив прямого приказа от Хенорпа, а тот, скорее всего, и вовсе не знал о моём нынешнем положении. Всхлипнув и ощутив новый поток слёз на щеках, я сама не поняла, как усмехнулась, ведь не могла даже вытереть их, настолько беспомощной сейчас была.

Закрыв глаза, я откинула затылок на столб и мысленно воззвала к Хенорпу в надежде, что он сможет услышать мою мольбу о помощи, ведь как-то Боги узнавали, молятся им люди или нет, то почему бы им не слышать те слова и мысли, что искренне обращены именно к ним? Раз я нашла отца, узнала, в ком он, то моя задача здесь выполнена, и я и правда не подвела Бога смерти, но теперь я должна сообщить ему об этом. Вот и узнаем, какова на самом деле сила молитв и доходят ли они до адресатов.

Первая ночь и всё время до неё дались мне слишком легко. Даже Эрик отметил, что я держусь лучше двадцати рабов, которые страдали по обе стороны дороги из плит, тянувшейся вдоль побережья прямо до массивных решётчатых ворот – входа на каменоломни Вильгельмских. Именно в том месте заканчивалась береговая полоса пляжа и начинались скалы, а вместе с ними и работы по добыче камня. Видя, с каким интересом мои глаза бегают по привязанным к столбам людям, солдат рассказал, что это беглые рабы. Мужчины оказались настолько храбры, что решили попытать счастье и сбежать, но были пойманы и выставлены на всеобщее обозрение. Теперь им предстояло страдать и служить уроком всем остальным, что проходили по этой дороге утром и вечером, от бараков в подземельях дворца до места работы. Пока мимо они прошли всего дважды, и ни один не осмелился оторвать глаз от плит под ногами, чтобы посмотреть на мучеников у столбов, и меня, в том числе. В первый раз я сильно удивилась толпе, возвращающейся в сторону дворца. Солнце тогда почти село за горизонт и его лучи отражались в чёрной воде моря. Второй раз – утром, на рассвете, я не видела солнца, оно поднималось у меня за спиной, удлиняя тень, которую отбрасывало тело и столб, но рабов, медленно переставляющих ноги и плетущихся по дороге из плит, рассмотрела отлично.

Эрик дважды принёс мне простую воду и всё тот же напиток от боли. Воду я с радостью приняла и жадно выпила с помощью солдата, а вот от обезболивающего отказалась. Оно слишком пагубно воздействовало на рассудок и уже стоило мне визитов Хенорпа, и я искренне начала полагать, что он больше никогда не явится из-за того глупого признания. Даже в молитвах просила его, оправдывалась, но не была уверена, дошли ли они до него. Из еды солдат только однажды принёс грибной бульон, и он значительно придал мне сил. Скорее всего, именно благодаря этим подачкам мужчины я и протянула полдня и ночь в столь жутких условиях. Ночью было не холодно, но из-за порывов ветра я продрогла до костей, но к утру погода наладилась и стоило взойти солнцу, как стало даже жарко. Такой контраст погоды поражал.

Самым сложным в нынешней пытке оказалось удержать равновесие и не рухнуть вниз, к подножию столба. Ноги ныли от усталости и с огромным трудом удерживали меня в стоячем положении. Они словно налились свинцом и требовали либо пройтись и размять их, либо наоборот сесть, а лучше лечь и расслабиться. Стоит им подвести, и вес тела снова обрушится на руки, но в этот раз исключительно на ладони, прибитые к столбу. Гвоздь в центре не позволит мне спокойно опуститься на плиты, если, конечно, я не хочу сорвать с него ладони, разорвав пополам. Сами кисти рук онемели окончательно, я просто их не чувствовала, а подняв однажды взгляд, увидела, что они измазаны бурой запёкшейся кровью, поверх посиневшей кожи. В них не осталось ни капли естественного цвета, и любому другому человеку было бы куда проще отрубить их в подобном состоянии. Мне же следовало просто умереть, а я даже не могла попросить Эрика убить меня из-за отсутствия кончика языка. Мычания, которые я издавала вместо слов, даже самых элементарных, мужчина разобрать не мог. Он пытался общаться путём вопросов с однозначными ответами, но так и не догадался спросить – помочь ли мне расстаться с жизнью?

Мой отец пришёл в полдень на следующий день. Он ничего не говорил, лишь убедился, что я жива. Подошёл, схватил за челюсть и заставил открыть рот, проверил, что язык не отрос, заглянул мне в глаза, усмехнулся и ушёл. Он и так сказал всё, что хотел сказать и выдал себя этим. Если я могла объяснить отношение принцев Винсента и Вильгельма ко мне и причины, по которым те жутко хотели бы видеть мою боль, то я не понимала, почему отец так поступал. Ему не нужна моя смерть, ведь он, как и все Боги, хотел уничтожения этого мира, и пока только я могла помочь им в осуществлении замысла, а о существовании моей дочери он даже не догадывался. Или же, лишившись бессмертного тела и попав сперва в фибулу, а затем и в принца, он передумал? Даже если так, зачем ему мои страдания? Ответа я не знала и не могла спросить его сама.

Второй раз он пришёл ночью. Вернее, я не была уверена, что уже ночь, но солнце давно спряталось за горизонт, и Эрик заступил на дежурство после непродолжительного перерыва на сон. Мне же поспать так и не удалось, ведь стоит усталости захватить сознание и погрузить его в мир сновидений, как ноги подкосятся и я рискую повиснуть на руках, которые не выдержат такого веса. Глаза закрывались, голова клонилась к груди, и мне только чудом удавалось держать себя в сознании.

В столь поздний час принца Винсента сопровождали солдаты, но он точно не нуждался в охране. Не смог отказаться, не иначе, не хотел вести себя не соответствующе занимаемому телу. Двое солдат, в полном комплекте доспехов замерли в метре от моего столба по обе стороны дороги и положили ладони на эфес меча. Словно я внезапно сорвусь и наброшусь на их подопечного, вот честное слово, мужчины переигрывали. В свободной руке каждый из них держал по факелу, которые давали свет в этой части дороги. Эрик же стоял рядом, но с другой стороны, и демонстративно сделал шаг назад, освобождая место принцу. Я смогла уловить, как внимательные глаза в прорезях шлема наблюдали за ним, ожидая любого подвоха.

Сцепив руки за спиной, отец вальяжно подошёл и встал прямо напротив, даже не опасаясь, что я снова попытаюсь в него плюнуть. И я попыталась, но получила жёсткую пощёчину за секунду до этого и всё, что предназначалось отцу, улетело в сторону, на каменные плиты дороги. Щека отозвалась очередным приступом боли, но внимания на неё я не обратила. Взяв мой подбородок в руку своим излюбленным жестом, он снова заглянул мне в глаза, словно надеялся что-то в них увидеть. Во рту как раз скапливалась очередная порция для плевка. Лицо принца перекосилось от внезапного приступа злости, он отпустил мою челюсть и резко посмотрел на Эрика.

– Ты был здесь всё время? – сурово поинтересовался он, сверля солдата взглядом, но тот даже не шелохнулся.

– Нет, мой принц, я отлучался, но просил стражу у дверей дворца прислать кого-нибудь мне на замену, – спокойно отозвался мужчина.

– И кого присылали вместо тебя? – продолжил принц допрос солдата, а у меня создавалось впечатление, словно он ищет виноватого в том, что я ещё не валяюсь на плитах без сознания или около того. Отец явно хотел бы видеть меня совершенно без сил, не способной держаться и стоять на ногах, и пришёл второй раз за день именно с надеждой найти меня в таком упадническом состоянии, но не нашёл. Наоборот, заглянув мне в глаза, он увидел ярость, а ещё он увидел силы, которых хватило бы на плевок и подготовку второго.

– Я не знаю, мой принц, когда я пришёл, здесь никого не было, – спокойствию Эрика можно только позавидовать, на его месте я бы уже выдала себя трясущимся и заплетающимся от страха языком. Только принц собирался ответить, как ночную тишину, нарушаемую лишь ставшими привычными звуками прибоя и криками чаек, пронзил резкий свист. Нож прилетел со стороны побережья, разрезав воздух, и нацелен он был прямо в спину принца, но тот вовремя упал на землю, прикрыв руками затылок.

Я не сразу поняла, что случилось. Боли не было, должно быть, потому, что я не воспринимала её, как нечто особенное и привыкла, что чувствую её всегда. Как и вкус крови во рту не показался неправильным, за последние дни он стал постоянным спутником и приелся до ужаса. Трясясь всем телом, я очень медленно опустила глаза и увидела, что лезвие пронзило мою грудь чуть ближе к правой стороне. Резная рукоятка зелёного цвета торчала ровно, подёргиваясь от каждого вдоха. Мне было нечем дышать, я задыхалась, понимая, что воздух не попадает в лёгкие, но я усиленно вдыхала его носом. По телу прокатилась волна судорог, которые я не смогла контролировать, а глаза так и норовили вырваться из орбит. Всё случилось в течение нескольких секунд, и даже Эрик не успел ничего сделать ради моего спасения, уж не говоря о двух других солдатах, стоявших чуть в стороне. Кто бы ни швырнул этот нож в принца с побережья, спасибо ему огромное, ведь этот человек только что исполнил мою самую большую мечту последних дней – убил меня.