Я вернулся в отель и нашел телефон-автомат. Согласно справочнику, шляпный магазин «Дениз» принадлежал миссис Дениз Гринкер, проживавшей по адресу: Джакаранда-лейн, 124. Я набрал ее номер, дождался ответа и повесил трубку.
Улица извивалась, как коровья тропа, между автострадой и берегом. Джакарандовые и кипарисовые деревья затеняли дорогу и стоявшие вдоль нее дома. Я ехал медленно, высвечивая фонариком фасады. Здесь обитал средний класс, граничивший с богемой. Дворы заросли сорняками. Объявления в углах мутных окон гласили: «Керамика ручной работы», «Антиквариат», «Машинописные работы: берем рукописи». Цифры 1, 2, 4 были нарисованы от руки, одна под другой, на дверном косяке посеревшего коттеджа из красного дерева.
Я оставил машину на обочине и прошел под растрепанной миртовой аркой. Рядом с крыльцом был прислонен к стене ржавый велосипед. Когда я постучал, над дверью зажегся свет и она открылась. Крупная женщина во фланелевом купальном халате стояла на пороге, выставив вперед голую ляжку. Ее волосы были накручены на металлические бигуди, из-за чего лицо казалось просто необъятным. Но оно сразу расположило меня к себе. Я почувствовал, как моя замерзшая улыбка оттаивает.
― Миссис Гринкер? Мое имя Арчер.
― Привет, ― сказала она добродушно, оглядывая меня своими огромными карими глазами, почти не тронутыми возрастом. ― Неужто я опять не заперла магазин, дура старая?
― Надеюсь, заперли.
― А вы разве не полицейский?
― Более или менее. Зависит от степени усталости.
― Погодите-ка. ― Она вытащила из кармана халата кожаный очешник и водрузила на нос очки в черепаховой оправе. ― Я вас не знаю, нет?
― Нет. Я расследую убийство, которое произошло сегодня в Белла-сити. ― Я извлек из кармана сложенную чалму и показал ей. ― Она принадлежала жертве. Это ваша работа?
Дениз внимательно осмотрела вещь.
― Внутри мое имя. А если моя, тогда что?
― Вы сможете установить личность покупателя, если это не подделка.
Она выдвинулась вперед, к свету, и некоторое время стояла так, переводя взгляд со шляпки на меня и обратно. Очки в темной оправе придавали ее чертам острую завершенность.
― Речь идет об установлении личности? Вы сказали, что шляпка принадлежала жертве. Так кто жертва?
― Ее звали Люси Чэмпион. Негритянка двадцати с небольшим лет.
― И вы хотите узнать, продавала ли я ей эту шляпку?
― Не совсем так. Я хочу узнать, кому вы ее продали.
― Я должна отвечать? Покажите документ.
― Я частный детектив. Работаю вместе с полицией.
― А на кого вы работаете?
― Моя клиентка хочет остаться в тени.
― Ну, ясное дело! ― Она дохнула на меня пивом. ― Профессиональная этика. У меня она тоже есть. Я не отрицаю, что продала чалму, и признаю, что это не подделка. Но как я могу сказать, кто ее у меня купил? Дело-то было еще весной. Одно я знаю точно: приобрела его не цветная девушка. Цветные в мой магазин никогда не заглядывали. Я не говорю об индианках, персиянках и им подобных. Они другие.
― То есть родились в других странах.
― Пусть так, не будем спорить. Я ничего не имею против цветных. Но они не покупают у меня шляпок. Девушка, должно быть, нашла эту чалму, или украла, или получила в подарок, или купила на барахолке. Так что, даже если я напрягусь и вспомню, кому я ее продала, будет несправедливо втягивать мою клиентку в уголовную историю, согласны? ― В голосе Дениз была некоторая наигранность, отзвук дневных мурлыканий с покупателями.
― Если бы вы постарались, миссис Гринкер, я думаю, вы бы вспомнили.
― Может, да, а может, и нет. ― Она заволновалась, и голос стал более естественным. ― А даже если бы и вспомнила? Это было бы нарушением профессиональной тайны.
― Модистки дают клятву?
― У нас свои представления о порядочности, ― глухо сказала она. ― А-а, ч-черт! Я не хочу по глупости терять постоянных покупателей. Те, что в состоянии осилить мои цены, почти все повымирали, как пристойные мужчины.
Я тут же постарался изобразить из себя пристойного мужчину.
― Я не вправе назвать вам имя своей клиентки, но она связана с семейством Синглтонов.
― Чарльзов Синглтонов? ― произнесла она медленно и отчетливо, как будто продекламировала строку из любимого стихотворения.
― Угу.
― Как поживает миссис Синглтон?
― Не очень хорошо. Беспокоится за сына...
― Это убийство связано с ним?
― Я пытаюсь это выяснить, миссис Гринкер. Но мне никогда не удастся это сделать без некоторого содействия.
― Простите. Миссис Синглтон не принадлежит к числу моих покупательниц... Боюсь, она заказывает себе шляпки в Париже... но, конечно же, я о ней знаю. Входите.
Дверь открывалась прямо в гостиную, обшитую панелями красного дерева. В камине из красного кирпича слабо мерцал газовый обогреватель. Комната была теплая, обшарпанная и пахла котами.
Она жестом пригласила меня устроиться на кушетке, прикрытой ковром. На кофейном столике красного дерева рядом с кушеткой пузырилась кружка пива.
― Я как раз собиралась пропустить на сон грядущий. Давайте и вам принесу.
― Не возражаю.
Она вышла в соседнюю комнату, закрыв за собой дверь.
Когда я сел на кушетку, из-под нее выскользнул пушистый серый кот и вспрыгнул мне на колено. Его урчание то стихало, то нарастало, как гудение далекого самолета. Мне послышались звуки тихого голоса. Дениз долго не возвращалась.
Я сошвырнул кота на пол и подкрался к двери, за которой она скрылась. Дениз говорила отрывистыми телефонными фразами: «Он уверяет, что работает на миссис Синглтон». Тишина, нарушаемая только слабым потрескиванием в мембране. Потом: «Абсолютно. Нет. Обещаю вам. Конечно, я прекрасно понимаю. Я и хотела узнать ваше мнение». Опять шуршащая тишина. Наконец Дениз сладко пропела: «Спокойной ночи», и повесила трубку.
Я на цыпочках вернулся к кушетке, сопровождаемый котом, который вился у моих ног. Когда я сел, он стал тереться боками о мои брюки, с женской умильностью заглядывая мне в глаза.
Я сказал:
― Брысь!
Как раз в этот момент Дениз вошла в комнату с пенящимися кружками в руках. Она просюсюкала коту:
― Злые дядьки не любят кисулек?
Кот и ухом не повел.
Я сказал:
― Есть одна история про Конфуция, миссис Гринкер. Он жил в до-коммунистическом Китае.
― Я знаю, кто такой Конфуций.
― Так вот, в соседней деревне сгорела конюшня, назовем ее Белла-Сити. Конфуций прежде всего спросил, не пострадали ли люди. Лошади его не интересовали.
Дениз это задело. Пена перелезла через края кружек и побежала по ее пальцам. Она поставила кружки на кофейный столик.
― Можно любить кошек и людей одновременно, ― без уверенности сказала она. ― У меня сын в колледже, хотите верьте, хотите нет. У меня даже был когда-то муж. Где-то он сейчас?
― Я займусь его поисками, когда покончу с этим делом.
― Не затрудняйтесь. Вы будете пить пиво? ― Она сидела на краешке кушетки, вытирая мокрые руки салфеткой.
― Я расследую дело об убийстве и об исчезновении человека. Если бы вашу кошку переехала машина и кто-нибудь заметил ее номер, вы бы потребовали вам его назвать. Кому вы сейчас звонили?
― Никому. Кто-то ошибся номером. ― Ее руки мяли мокрую салфетку, вылепливая маленькую чашечку, напоминавшую по форме женскую шляпку.
― Телефон не звонил.
Она посмотрела на меня мученическим взглядом.
― Эта женщина ― моя постоянная покупательница. Я могу за нее поручиться. ― В ней говорили разом и корысть и порядочность.
― Как шляпка оказалась у Люси Чэмпион? Ваша покупательница это объяснила?
― Конечно. Поэтому нет никаких оснований замешивать ее имя в эту историю. Люси Чэмпион у нее служила. Потом она сбежала, прихватив шляпку и еще кое-что из вещей.
― Что из вещей? Украшения?
― Откуда вы узнали?
― Сорока на хвосте принесла. Только «сорока» не совсем подходящее слово. Миссис Ларкин больше похожа на пони.
Дениз никак не прореагировала на имя. Ее быстрые пальцы машинально превратили салфетку в миниатюрную чалму. Она вдруг это заметила и кинула бумажку коту. Кот принялся катать ее по полу.
Женщина в раздумчивости покачивала головой. Металлические кольца в ее ушах глухо позвякивали, словно прыгающие мысли.
– Все это как-то путано. Ладно, давайте выпьем. ― Она подняла кружку. ― За путаницу. «И все сокроет тьма»[1].
Я протянул руку за пивом. Осевшие пружины кушетки бросили нас друг к другу, столкнув плечами.
― Откуда вы это вытащили?
― Как ни странно, я тоже когда-то училась в школе. Еще до того, как тяжело заболела искусством. Какое вы назвали имя?
― Арчер.
― Да это я помню. Имя женщины, которая рассказывала про украшения.
― Миссис Ларкин. Возможно, оно вымышлено. Она просила называть ее Уной.
― Маленькая, черная? Лет пятидесяти? Мужеподобная?
― Точно. Она ваша покупательница?
Дениз нахмурилась в кружку, задумчиво сделала несколько глотков, потом повернула ко мне свое широкое лицо с пузырчатыми усиками.
― Мне бы не следовало с вами откровенничать. Но раз она пользуется вымышленным именем, значит, что-то тут нечисто. ― Решимость сделала жесткими ее черты: ― Вы никому не передадите мои слова, ни ей, ни кому-то другому? Мое дело сторона. Мне нужно поднимать мальчишку. Я не хочу неприятностей.
― И Уна не хочет, или как там ее?
― Уна Дюрано. Мисс Уна Дюрано. Во всяком случае, здесь она известна под таким именем. А откуда она вам знакома?
― Когда-то я на нее работал, совсем недолго. ― Сегодняшнее утро казалось мне очень далеким.
― Откуда она взялась?
― Понятия не имею. Мне гораздо интересней, где она сейчас.
― Ну, ладно, доносить так доносить, ― передернувшись, сказала Дениз. ― Она живет в поместье Пеппермил. Сняла его в начале прошлой весны. Я слышала, она платит за него фантастические деньги: тысячу долларов в месяц.
― Так, значит, бриллианты не поддельные?
― О нет, не поддельные.
― А где это поместье Пеппермил?
― Сейчас расскажу. Но вы ведь сегодня к ней не отправитесь? ― Ее сильные пальцы сжали мое запястье. ― Если отправитесь, она поймет, что я наябедничала.
― Это не школа, Дениз, это реальная жизнь.
― Я знаю. Но это моя личная реальная жизнь. Ста долларов, которые она заплатила за чалму, мне хватило, чтобы заплатить месячную аренду.
― А в каком это было месяце?
― По-моему, в марте. Она тогда появилась в моем магазине впервые. Потом она еще кое-что у меня покупала.
― Ваши шляпки должны были ее очень украсить, если это вообще возможно.
― Практически невозможно. В ней совсем нет женственности. Кстати, чалму она покупала не для себя. Она расплатилась стодолларовой бумажкой. Но примеряла шляпку другая женщина и прямо в ней и вышла. ― Дениз все еще обхватывала когтистой лапкой мое запястье, как птица, которая устроилась на ночь на удобном насесте. Поэтому она почувствовала, как напряглись мои мускулы. ― Что случилось?
― Другая женщина. Опишите мне ее.
― Красавица, гораздо моложе мисс Дюрано. Фигуристая блондинка с удивительными синими глазами. В моей шляпке она выглядела настоящей принцессой.
― Она жила в поместье мисс Дюрано?
― Не могу сказать, хотя я их несколько раз видела вместе. Блондинка больше в мой магазин не заглядывала.
― Вы не уловили ее имя?
― К сожалению, нет. А это важно? ― Ее пальцы как будто прощупывали мой пульс.
― Я пока не знаю, что важно, а что нет. Но вы мне очень помогли. ― Я поднялся, высвободив руку.
― Вы не допьете пиво? Сегодня вам нельзя туда ехать. Уже за полночь.
― Я только взгляну на особнячок. Где это?
― Лучше не надо. Во всяком случае, обещайте, что не будете с ней разговаривать. Хотя бы сегодня.
― Не надо было ей звонить. Я вам лучше пообещаю другое. Если я найду Чарльза Синглтона, то куплю в вашем магазине самую дорогую шляпку.
― Для жены?
― Я не женат.
― Ой! ― Она осеклась. ― Ну, ладно. Чтобы попасть в Пеппермил, вы выезжаете на океанский бульвар, сворачиваете налево и едете до конца города. Минуете кладбище. Это первое большое поместье за кладбищем. Вы узнаете его по оранжереям. И еще там собственное летное поле.
Она тяжело поднялась и проводила меня к двери. Кот разорвал салфеточную чалму на мелкие клочки, и они усыпали паркет, как грязные снежинки.