Насмешливый лик Смерти

Глава 8

Отель «Миссионер» был самым внушительным зданием на Мейн-стрит. Он представлял собой бетонный куб с четырьмя рядами окон, увенчанный высокой радиоантенной, с которой посылал сигналы звездам красный огонек. Вертикальная неоновая реклама над входом бросала багровый отсвет на его белый фасад.

Вестибюль был глубокий и мрачный, обставленный сморщенными кожаными креслами. В тех, что стояли у передней стены между окон с приспущенными шторами, застыли в неловких позах старики, словно оставленные здесь схлынувшими водами потопа. Блеклое панно над их головами изображало американских всадников на странных лошадях с человеческими коленями, преследующих еще более странных индейцев.

Администратор, маленький человечек мышиной окраски, лез из кожи вон, стараясь выделиться на этом удручающем фоне. Аккуратно подстриженный и причесанный, с васильком в петлице, тонко перекликающимся с едва различимой полоской костюма и с васильками в вазе у картинно откинутого локтя, он мог бы вдохновить Дебюсси на сочинение музыкальной поэмы. Изысканностью своей речи он как будто намекал, что в этой глуши оказался по недоразумению.

― Я думаю, миссис Ларкин у себя. Я не видел, чтобы она выходила, сэр. Как прикажете вас рекомендовать?

― Арчер. Можете не докладывать. Какой у нее номер?

― Сто второй, мистер Арчер. Полагаю, она вас ждет.

Номер был прямо напротив лифта на втором этаже. В конце коридора виднелась занавешенная стеклянная дверь, над которой горела красная табличка: «Пожарный выход». Я постучал. Лифт за моей спиной взвизгнул и ухнул, как старое сердце, отъезжая вниз.

Послышался слабый голос:

― Кто еще там?

― Арчер.

― Войдите.

Толкнувшись, я крикнул, что заперто.

― Хорошо, хорошо, иду. ― Дверь распахнулась внутрь.

Вид у Уны был больной. Тени под глазами потемнели и расползлись. В красной японской пижаме она походила не на женщину, а на бесполого беса, состарившегося в аду.

Она отступила, чтобы дать мне войти, и бесшумно закрыла за мной дверь. Я оказался в гостиной апартаментов, которые могли бы называться свадебными или губернаторскими, если бы новобрачных и губернаторов когда-либо заносило в эту дыру. На двух высоких окнах, выходивших на улицу, висели вишневые плюшевые шторы. Снаружи на них падал красный неоновый свет, мешавшийся со светом массивного, с огромным шелковым абажуром торшера на крученой металлической ножке. Высокие стулья имели вид девственный и неприступный. Единственным свидетельством пребывания здесь Уны было леопардовое манто, переброшенное через спинку стула.

― Что случилось? ― обратился я к ее спине.

Казалось, она держится за ручку, чтобы не упасть.

― Ничего. Просто жара, ожидание, неопределенность. ― Она почувствовала, что взяла слишком искренний тон, и быстро перестроилась. ― У меня мигрень, черт ее подери. Я им подвержена.

― Плохо. ― Я добавил с намеренной бестактностью: ― У меня тоже головная боль.

Она повернулась ко мне с желчной улыбкой:

― Я уверена, не мигрень. Если у вас не бывало мигреней, вы не можете представить, что это такое. У меня единственное желание, чтобы мне ампутировали голову. Вообразите туловище, гуляющее без головы, разве не оригинально? ― Она попыталась скрыть свою слабость за шуткой. ― Мужчины не заметят разницы.

Уна опять себе льстила. Даже в струящейся пижаме ее тело было похоже на кочерыжку. Я пристроился на краешке негостеприимного стула.

― Вы большая любительница мужчин.

― Они меня забавляют. Ну так что? ― Она нависла надо мной, давая понять, что время шуток прошло.

― Я должен отчитаться. Почему вы не садитесь?

― Если вы так хотите. ― Стул был для нее слишком высок, и ее ноги болтались в воздухе. ― Начинайте.

― Сначала мне нужно кое-что прояснить.

― В каком это смысле? ― Ей было больно ворочать языком, и она зловеще пришепетывала.

― Вы мне один раз солгали сегодня утром, по поводу кражи драгоценностей. Возможно, вы мне солгали дважды.

― Вы называете меня лгуньей?

― Я просто вас спрашиваю.

― Вы с ней разговаривали.

― Нет. А если бы разговаривал, именно это я бы от нее узнал? Что вы лгунья?

― Не передергивайте, мне это не нравится. Я вам объяснила, зачем мне нужна Люси.

― Со второго захода.

― Со второго захода, ну и что?

― Вы не слишком много мне открыли.

― А почему я должна вам что-то открывать? Я имею право держать в тайне свою личную жизнь.

― Утром имели. Теперь нет.

― Это почему же? ― Она в недоумении развела руками, обращая вопрос ко всей комнате, и ее брильянты вспыхнули, отразив красный неоновый свет. ― Я плачу ему сто долларов за работу, и он считает себя вправе интересоваться именем моего дедушки. Его звали Мария, как это ни странно.

― Вы очень откровенны в том, что к делу не относится. Но вы еще не назвали мне своего имени. Я даже не знаю, где вы живете.

― Я же сказала, это вас не касается. За кого вы себя принимаете?

― За отставного полицейского, зарабатывающего себе на хлеб. Я продаю свои услуги на открытом рынке. Но это не значит, что я готов продать их любому.

― Широко шагаете. Я могу двадцать раз купить вас со всеми потрохами...

― Только не меня. Я же вам советовал поискать на черном рынке. Есть ребята, которые за пятнадцать долларов пойдут на любую гнусность, за исключением убийства. Убийство стоит дороже.

― Причем тут убийство? Кто говорит об убийстве? ― Она вдруг понизила голос до шепота, похожего на гудение назойливого комара.

― Я говорю. Я сказал, что убийство обходится дороже, во всех отношениях.

― Но к чему вы клоните? Вы с кем-то разговаривали? С одним из таких ребят?

Она имела в виду Максфилда Хейса. Я отрицательно покачал головой.

― С Люси?

― Нет.

― Но вы приближались к ней?

― Насколько это было возможно.

― Где она теперь?

― Я не знаю.

― Не знаете! Я дала вам хорошие деньги, чтобы вы не спускали с нее глаз. Мне это было нужно!

Она соскользнула со стула и встала передо мной со сжатыми кулаками. Я уже приготовился их схватить, ожидая града ударов. Но вместо того чтобы накинуться на меня, она принялась колотить себя по жестким бокам.

― Неужели все сошли с ума? ― выпалила она в потолок.

― Успокойтесь. По-моему, это вы сошли с ума. Мой диагноз ― одержимость манией убийства...

― Мания убийства! ― Ее голос сорвался. ― Причем тут мания убийства? Вы явно разговаривали с Люси.

― Нет. Но я слышал ваш с ней разговор. Мне он не понравился. Моя профессия связана с насилием, но я не люблю изощренного насилия и людей, которые к нему прибегают.

― А, это. ― Она с облегчением вздохнула. ― Я ударила ее по лицу, не очень сильно. Не смогла удержаться.

― Дальше что?

― Идите к черту!

― Чуть позже. Прежде чем мы полюбовно разойдемся, я хочу получить от вас кое-какую информацию. Кто вы, откуда приехали, зачем преследуете Люси. А главное, что вы делали в пять часов вечера. Начнем с этого.

― В пять часов? Я была здесь, в комнате. Это важно?

Вопрос не был ни риторическим, ни вызывающе наглым, как большинство ее вопросов. Она поняла или почувствовала, к чему я веду.

― Иначе бы не спрашивал. Вы можете это доказать?

― Если будет необходимость. Около пяти я звонила по телефону. ― Ее руки гладили и гладили одна другую, стараясь согреться в холодном огне бриллиантов. ― Вы даже не поставили меня в известность, для чего мне нужно алиби.

― Кому вы звонили?

― Вас это не заинтересует. Я же сказала, что смогу это доказать, если возникнет такая необходимость. Звонок был междугородний, так что у них он зафиксирован.

Она попятилась к кожаному пуфику и неловко присела на его краешек.

― Меня интересует все, что с вами связано, Уна. Совсем недавно я отчитывался перед полицией и в своем отчете не мог обойти вас.

― Вы пошли в полицию? ― В ее голосе звучало недоверие, как будто я связался с силами зла.

― Полиция пришла ко мне. В начале шестого я нашел Люси с перерезанным горлом.

― С перерезанным горлом?

― Да. Я нашел ее мертвой в ее комнате в мотеле. Пришлось объяснять, что я там делал. Естественно, всплыло ваше имя, то есть то, которое вы мне назвали.

― Почему они еще не здесь?

― Я пока не сообщил им, что вы в городе. Решил дать вам время на раздумье. Да и мне самому любопытно, ради кого я так убиваюсь и зачем.

― Пентюх! Они могли пойти следом.

― Спасибо, лучше словечка не придумаешь. ― Я встал. ― Для вас я еще слова не подобрал, но подберу.

― Куда вы идете?

― В участок, делать заявление. Чем дольше я откладываю, тем труднее мне будет выпутаться.

― Нет, вы не посмеете. ― Она вскочила и, протрусив к двери, раскинула перед ней руки, как распятая марионетка. ― Вы работаете на меня. Вы не можете сдать меня полиции.

Я вытащил из бумажника сотню и кинул к ее ногам. Она нагнулась за ней, не спуская с меня встревоженных глаз.

― Нет. Пожалуйста, возьмите. Я дам вам еще.

― Состояния не хватит. За убийства я деру огромные деньги.

― Я не убивала ее, вы... мистер Арчер. У меня же алиби.

― Телефонное алиби легко подстроить.

― Я ничего не подстраивала и не могла подстроить. Я была здесь, в комнате. Спросите на коммутаторе. Я выходила только днем.

― Поэтому вы так невозмутимо спокойны, да? ― Я взялся за ручку двери.

― Что вы собираетесь делать?

Ее холодная рука вцепилась в мою. Зеленая купюра, как сорванный ветром лист, спланировала на пол. Притиснутая к двери, задыхающаяся, Уна этого не заметила.

― Побеседую с девушкой на коммутаторе, если она еще не сменилась.

― Заказ принял администратор, я узнала его голос.

― Отлично, побеседую с администратором. Потом мы все детально обсудим.

― Без полиции?

― Все зависит от вас. Посмотрим, что вы мне поведаете.

― Нет. Останьтесь. Вы не можете так со мной поступить. ― За каждым словом следовал судорожный вздох.

Я повернул ручку и потянул на себя. Тогда Уна сползла на пол и принялась визжать. Открывающаяся дверь свезла ее вбок. Сидя враскорячку в убийственном красном свете, она смотрела на меня снизу вверх, а я смотрел на нее. Ее несмолкающий визг терзал уши, как скрежет металла о металл.

Я захлопнул тяжелую дверь, отрезав от себя невыносимый звук.

При моем появлении администратор засиял. Я был для него удачливым путешественником, чья любовница жила в дорогих апартаментах и носила манто из натурального леопарда и, возможно, неподдельные бриллианты.

― Я веду дела миссис Ларкин, ― сказал я. ― Можно мне посмотреть счет за номер?

― Конечно, сэр. ― Вытащив из выдвижного ящичка, находившегося у него под рукой, большую карточку, он с доверительным видом перегнулся через полированный верх стойки. ― Надеюсь, миссис Ларкин не съезжает? Она щедро дает чаевые. Это хорошо действует на обслуживающий персонал. ― Он деликатно понизил голос: ― Она случайно не голливудская знаменитость?

― Неужели она вам сказала?

― О нет, даже не намекнула. Я догадался. У меня чутье. Конечно, была подсказка.

Его полированный ноготь указал на верх карточки. Уна написала в графе домашний адрес: Голливуд, отель «Рузвельт». В счете было всего три отметки: апартаменты ― 12 $, уплачено вперед, телефон ― 3,35 $ и обслуживание ― 2,25 $.

― Она не пробыла здесь и дня, ― сказал я тоном педанта, ― не слишком ли много за телефонные разговоры?

Его маленькие усики вздыбились к ноздрям, как будто он их ненароком вдохнул.

― О нет. Все абсолютно точно. Это был один разговор, междугородний, с указанием вызываемого лица. Я сам принимал заказ.

― Ведь это не ваша обязанность.

― Вообще-то не моя. Но дневной оператор уходит в пять, а ночной задержался. Я находился у пульта, когда позвонила миссис Ларкин.

― В пять часов?

― Может, в одну-две минуты шестого. Я просто сидел перед пультом. Меня всегда притягивали пульты.

― Вы уверены, что это была миссис Ларкин?

― О, абсолютно. У нее уникальный голос. Она актриса, характерная актриса?

― Вы страшно проницательны, ― сказал я. ― Характерная актриса и характерная женщина. Трудно поверить, что она потратила столько денег на один звонок.

― Спросите ее! ― Он был задет за живое. ― Пойдите и спросите.

― Миссис Ларкин не любит обременять себя подобными житейскими проблемами. Она наняла меня, чтобы я ее от них ограждал. Конечно, если она звонила в Детройт, тогда я понимаю.

― В Ипсиланти, ― с энтузиазмом подхватил он. ― Она звонила в таверну «Текумсех» в Ипсиланти. Это ведь под Детройтом?

Я наморщил лоб.

― Постойте, кого же миссис Ларкин знает в Ипсиланти?

― Его имя Гарбольд. Она вызвала человека по имени Гарбольд. ― Энтузиазм маленького администратора начал испаряться. Он опустил взгляд на вазу с васильками, будто заподозрив, что в них могут скрываться ядовитые насекомые.

― Конечно. Гарбольд. Почему вы сразу не сказали? Тогда все нормально. Миссис Ларкин заплатит по счету. ― Я накарябал свои инициалы внизу карточки и проворно ретировался.

Уна оказалась проворнее. Я постучал в дверь. Ни ответа, ни привета. На меня накатило такое чувство, будто я сам исхитрился шарахнуть себя резиновым молотком в основание черепа.

Дверь оказалась незапертой. Леопардовое манто исчезло со спинки стула. Спальня и ванная комната были чисты, как стеклышко. Я улизнул так же, как Уна, через пожарный выход.

В переулке за отелем я наткнулся на женщину в шали и подметающей землю черной юбке, копавшуюся в раскрытом мусорном контейнере. Она подняла на меня глаза в паутине морщин.

― Здесь не проходила дама? В пятнистом манто?

Старуха вытащила из своего беззубого рта обмусоленную красную кость.

― Si, ― наконец сказала она.

― Куда она пошла?

Старуха указала направление костью. Я сунул в ее иссохшую руку несколько монет.

― Muchas gracias, senor. ― Ее черный индейский взгляд словно проник из глубины веков, как свет звезды, умершей тысячу лет назад.

Переулок привел меня к гаражу отеля. Миссис Ларкин выехала несколько минут назад. У нее новый «плимут». Нет, номеров они не записывают. Может быть, она оставила свои координаты в администрации. Справьтесь там.