Я взбежал на крыльцо дома доктора Беннинга и позвонил в дверь. Дырка, которую я продавил в углу стекла, была заделана картонкой, прилепленной скотчем. Доктор Беннинг появился на пороге без пиджака, с волочащимися по полу подтяжками. Его встрепанные волосы торчали, как клочки сухой травы вокруг розовой пустыни черепа. Он имел вид побитого старика, пока не начал говорить. Голос у него был резкий и раздраженный:
― Чем могу помочь? Это вы вчера меня дожидались?
― Я не на прием, доктор.
― Так что вам тогда нужно? Я только что встал.
― Вас еще не беспокоила полиция?
― Нет. Вы полицейский?
― Частный детектив, сотрудничающий с полицией. ― Я показал удостоверение. ― Мы расследуем убийство негритянской девушки по имени Люси Чэмпион. Вчера она здесь была.
― Вы за ней следили?
― Да.
― А не потрудитесь ли объяснить, зачем? ― При ярком утреннем свете было особенно заметно, что глаза у него блеклые и воспаленные.
― Меня наняли.
― И теперь ее убили?
― Она от меня ускользнула. Вчера около пяти я нашел ее уже с перерезанным горлом.
― Странно, что вы не связались со мной раньше. Ведь она моя пациентка, и я один из тех, кто видел ее незадолго до смерти.
― Я пытался это сделать вчера вечером. Ваша жена вам не сообщила?
― Я не имел возможности поговорить с ней сегодня утром. Ей нездоровится. Впрочем, может, войдете? Если соизволите подождать, пока я приведу себя в порядок, буду рад оказать посильную помощь.
Доктор втолкнул меня в приемную. Я слышал, как он прошаркал по лестнице на второй этаж. Через десять минут Беннинг спустился, свежевыбритый и одетый в стандартный мятый синий костюм. Опершись на стоявший в углу регистрационный столик, он закурил сигарету и протянул пачку мне.
― Благодарю, только после завтрака.
– Мне самому надо было бы поостеречься. Всегда предупреждаю пациентов о вреде курения на пустой желудок. Но таковы все доктора. Наш лозунг ― превентивная медицина, но половина из нас преждевременно умирает от переутомления. «Врач! исцели самого себя»[5]. ― Беннинг вместе с костюмом надел профессиональную личину.
― Я тут как раз по поводу преждевременной смерти, ― сказал я.
― Простите мою болтливость. ― В его улыбочке промелькнуло что-то похожее на мальчишеское обаяние. ― Я приобрел эту дурную привычку, пытаясь входить в контакт с пациентами. Так что с этой моей пациенткой, мисс Чэмпион? Вы говорите, ей перерезали горло, мистер... если не ошибаюсь, Арчер?
― Перерезали, и не ошибаетесь.
― Какую информацию вы хотите получить от меня?
― Ваши соображения, человеческие и профессиональные. Она вчера в первый раз пришла к вам в клинику?
― По-моему, в третий. Должен извиниться за бессистемность моих записей. В последнее время у меня нет квалифицированного помощника. Кроме того, очень много разовых посещений. Так заведено у людей, скажем, несостоятельных. Иногда есть только отметка в расчетной книге. Я помню, что она приходила сюда дважды: один раз, по-моему, в середине прошлой недели, и еще за неделю до этого.
― Кто ее к вам направил?
― Ее домохозяйка, миссис Норрис.
― Вы знакомы с миссис Норрис?
― Конечно. Она часто подрабатывала у меня сиделкой. По моему мнению, Анна Норрис ― чудеснейший тип негритянской женщины. Или, как сказала бы она сама, темнокожистой женщины.
― Ее сын подозревается в убийстве.
― Алекс? ― Он нервно вскинул ногу, стукнув каблуком о боковину стола. ― С какой стати он может подозреваться?
― Он оказался на месте преступления. Когда его арестовали, он струхнул и удрал. Вполне возможно, что он до сих пор в бегах.
― Даже если так, разве Алекса можно подозревать всерьез?
― Я полагаю, что нет. Лейтенант Брейк полагает, что да. Дело в том, что он был в близких отношениях с девушкой. Они собирались пожениться.
― Разве она не намного его старше?
― А сколько ей было лет?
― Я бы сказал, лет двадцать пять. Она была дипломированной медсестрой с несколькими годами стажа.
― А что ее беспокоило?
С его забытой в руке сигареты сорвался пепел. Он машинально раздавил его носком истертого черного ботинка.
― Что беспокоило?
― От чего вы ее лечили?
― Да, в общем-то, ни от чего особенного, ― ответил он после паузы. ― У нее были боли в животе, вызванные, по моему мнению, легкими спазмами толстой кишки. К несчастью, она слишком много знала о болезнях ― и вместе с тем слишком мало. Ей мерещилось, что у нее что-то злокачественное. Естественно, ничего подобного не было, просто легкое психосоматическое недомогание. Вы меня понимаете?
― Частично. Ее боли провоцировались нервами.
― Я бы не сказал, что нервами. ― Беннинг разошелся, демонстрируя мне свое просвещенное превосходство. ― Психосоматические заболевания провоцируются личностью в целом. В нашем обществе негры, а особенно такие профессионально подготовленные, как мисс Чэмпион, часто переживают разочарования, которые могут вести к неврозам. Сильная личность иногда загоняет начальный невроз вовнутрь, и он проявляется в физических симптомах. Я объясняю примитивно, но именно так обстояло дело с мисс Чэмпион. В жизни она чувствовала себя скованной, и ее дискомфорт выражался в спазмах. ― Он остановился, чтобы перевести дыхание.
― А что она делала в Белла-Сити?
― Сам хотел бы знать. Она уверяла, что ищет работу, но, по-моему, у нее не калифорнийский сертификат. Дорого бы дал за ее историю.
― Она из Детройта. Из бедной необразованной семьи. Это вам что-то говорит?
― О ее психической жизни не слишком много, согласны?
― А чем так важна ее психическая жизнь?
― Я сразу понял, что страх болезни не единственная ее фобия. В ней жил более глубокий и более абстрактный страх, имевший разные проявления. Я попытался ей это объяснить, помочь разобраться в себе, но она только разрыдалась и долго плакала у меня на плече. Тогда и выплыли другие ее страхи.
― Чего же она боялась?
Он раскинул руки, как лектор.
― Трудно даже сформулировать. Я не психиатр, хотя пытаюсь следить за литературой. ― Он оглядел свою обшарпанную приемную, и какой-то неясный импульс заставил его добавить: ― Чего нельзя сказать о моих коллегах в этом забытом богом городе.
― Ее страхи были реальными или воображаемыми?
― На этот вопрос я смог бы ответить, если бы был лучше информирован. ― Его глаза затуманились думой. ― Страх всегда субъективно реален. Разумнее было бы спросить, уместен ли он, оправдан ли ситуацией? Похоже, что в данном случае он был оправдан. Мисс Чэмпион казалось, что ее преследуют, что ее подстерегает смерть.
― Она говорила что-нибудь конкретное?
― Нет. Я не имел времени завоевать ее доверие. Об этом страхе преследования она впервые упомянула только вчера. Вы занимаетесь выяснением обстоятельств ее жизни и смерти, мистер Арчер. За ней действительно кто-то следил? И в конце концов ее настиг?
― Не знаю. Я сам за ней следил и умудрился все прошляпить. Если ее мучил страх, одной моей слежки было бы достаточно, чтобы она потеряла голову. ― Я заставил себя спросить: ― А вы не считаете, что она могла покончить с собой от ужаса?
Доктор Беннинг принялся шагать взад-вперед по дорожке, протоптанной от одной двери до другой. Когда он остановился и посмотрел на меня, вид у него был смущенный.
― Буду с вами откровенен. Я опасался за нее в этом смысле, вот почему и приложил все старания, чтобы рассеять ее тревоги.
― Вы полагали, что у нее мания самоубийства?
― Я этого не исключал. Больше ничего сказать не могу. Я не психиатр. ― Он неловко развел руками, изображая беспомощность. ― Ее рана допускает самоубийство?
― Пожалуй, она слишком глубокая. Брейк или судмедэксперт лучше ответят на этот вопрос. И Брейк наверняка захочет взять у вас показания.
― Я готов, если вы едете в участок.
Я сказал, что еду. Беннинг вышел в холл и нахлобучил шляпу. С прикрытой лысиной он выглядел куда моложе, но ему явно не хватало ни презентабельности, ни обеспеченности, чтобы соответствовать такой жене, какую он имел.
С порога доктор крикнул:
― Я ухожу, Бесс. Тебе ничего не нужно?
Молчание было ему ответом.