Я позвонил три раза с большими интервалами. В тишине перекликались воскресные колокола. Наконец дверь открыла миссис Беннинг в наглухо застегнутом коричневом купальном халате из толстого махрового полотна. Лицо у нее было такое, словно она все утро сражалась с кошмарами.
― Опять вы.
― Опять я. Доктор дома?
― Он в церкви. ― Она попыталась захлопнуть дверь.
Я сунул в щель ногу.
― Отлично. Мне нужно побеседовать с вами.
― Я даже не одета.
― С этим успеется. Совершено еще одно убийство. Убит еще один ваш друг.
― Еще один? ― Она закрыла рукой рот, как будто я ее ударил.
Я втолкнул ее в коридор и захлопнул дверь. Отрезанные от слепящего дневного света и ленивой воскресной жизни, мы стояли рядом, глядя друг другу в глаза. У меня возникло ощущение странной сумеречной близости. Она отвернулась, изогнув над талией свою узкую спину. Мне стоило большого труда ее не удержать.
Она спросила, обращаясь к зеркалу:
― Кто убит?
― Полагаю, вы знаете.
― Мой муж? ― Ее лицо в зеркале походило на маску.
― Это зависит от того, за кем вы замужем.
― Сэм? ― Она крутанулась, как балерина, сразу зафиксировав позицию. ― Не верю.
― Я просто не исключаю возможности, что вы замужем за Синглтоном.
Она неожиданно расхохоталась. Это был неприятный смех, и я облегченно вздохнул, когда он смолк.
― Никогда даже не слыхала о Синглтоне. Так вы, кажется, его назвали? Синглтон? Я замужем за Сэмом Беннингом уже больше восьми лет.
― Это не мешает вам быть знакомой с Синглтоном, близко знакомой. У меня есть свидетельства, что это так. Сегодня утром его убили.
Она отпрянула от меня, выдохнув:
― Как убили?
― Кто-то ударил его по черепу молотком или другим тяжелым орудием. Рана была глубокой, но не смертельной. Потом его привезли в горы в его собственной машине, облили бензином и подожгли. Машину столкнули в ущелье с высоты трехсот футов и оставили гореть вместе с Синглтоном.
― Как вы узнали, что это его машина?
― Это «бьюик» выпуска сорок восьмого года с двумя дверцами, темно-зеленым корпусом и светло-зеленым верхом.
― Вы уверены, что внутри был он?
― Его опознали. Почти вся одежда на нем сгорела, но на пряжке ремня сохранились его инициалы. Почему бы вам не пойти в морг и не провести официальное опознание?
― Я же сказала, что даже о нем не слышала.
― Вы проявляете слишком большой интерес к постороннему.
― Естественно, если вы заявляетесь сюда и практически обвиняете меня в его убийстве. А когда все это случилось?
― Сегодня перед рассветом.
― Я провела в постели всю ночь и все утро. Я приняла две таблетки снотворного и до сих пор как пьяная. А почему вы пришли именно ко мне?
― Люси Чэмпион и Чарльз Синглтон были вашими друзьями. Разве не так, Бесс?
― Не так. ― Она спохватилась. ― А почему вы назвали меня Бесс? Меня зовут Элизабет.
― Орас Уайлдинг называет вас Бесс.
― О таком тоже никогда не слышала.
― Он живет на Скай-Рут рядом с домиком Синглтона. Он говорит, Синглтон представил его вам в сорок третьем году.
― Уайлдинг врун, всегда был вруном. ― Она сильно прикусила нижнюю губу своими белыми зубами.
― Вы же сказали, что с ним не знакомы.
― Это вы все говорите и говорите. В конце концов заговорите себя до смерти.
― Именно так поступила Люси?
― Понятия не имею, как поступила Люси.
― Она была вашей подругой. Она приходила сюда повидаться с вами.
― Люси Чэмпион была пациенткой моего мужа, ― решительно сказала она. ― Я вам это уже говорила вчера вечером.
― Вы лгали. А сегодня утром лгал ваш муж, чтобы вас выгородить. Ему пришлось придумывать, почему у нее нет карточки и от чего он ее лечил. Любая физическая болезнь была бы обнаружена при вскрытии, и он это знал. Поэтому он приписал ей ипохондрию, которая позволяла все ее болезни свести к страху. Ясно, что никакое вскрытие фобию не показывает.
― У нее правда была ипохондрия. Сэм мне говорил.
― Не встречал ни одного ипохондрика, который не мерил бы температуру по меньшей мере раз в день. Люси не прикасалась к своему термометру две недели.
― И для суда это убедительный довод, перечеркивающий свидетельство профессионала и его жены?
― Для меня вполне убедительный. А значит, и для суда.
― Понятно. Вы и судья и присяжные и все прочее, вместе взятое. Не слишком ли много для одного человечка?
― Не испытывайте моего терпения. Если я от всего этого устану, что с вами будет? Подумайте, как вам повезло с судьей. Я предоставляю вам возможность выговориться, прежде чем передать дело полицейским.
― Зачем? ― Бесс принялась соблазнять меня своим телом. Она слегка повернулась и закинула руку за голову, так что одна ее грудь пикантно приподнялась под махровой тканью. Широкий рукав упал, обнажив округлое белое предплечье. Белое лицо томно запрокинулось. ― Зачем так затруднять себя ради какой-то поджигательницы? Несчастной старой поджигательницы?
― Меня это не затрудняет, ― сказал я.
Она коснулась прохладной ладонью моей щеки и провела ею по шее до самой ключицы.
― Пошли на кухню. Я как раз варила кофе. Там и поговорим.
Я поплелся за ней на кухню, не очень понимая, кто из нас двоих идет на поводу у другого. Кухня была большая с одним тусклым окном над мойкой, заваленной посудой. Я присел за исцарапанный эмалированный столик и стал смотреть, как она разливает кофе. Когда обе чашки были наполнены, я поменял их местами.
― Вы не слишком-то мне доверяете, мистер Герой. Как, вы сказали, вас зовут?
― Арчер. Я последний в нашем роду Арчеров, и мне было бы обидно, если бы яд его пресек.
― Нет детишек? Жены?
― Ни того, ни другого. Вас это интересует?
― Могло бы заинтересовать. ― Она мягко выпятила губы, чувственные, красиво вылепленные. ― Но что поделаешь, я при муже, который меня вполне... устраивает.
― Неужели устраивает?
Ее глаза, не оттаявшие вместе с лицом, превратились в холодные синие щелки.
― Не трогайте его.
― Это почему? Он у вас прокаженный?
― Повторяю, не трогайте его, если не хотите, чтоб я выплеснула вам в физиономию горячий кофе. ― Она взялась за ручку чашки.
― А как насчет горячего бензина?
Ее чашка стукнулась о стол, так что содержимое перелилось через край.
― Вам кажется, я похожа на убийцу?
― Я встречал очень даже красивых. Вы не можете отрицать, что характер у вас крутой.
― Я прошла крутую школу, ― сказала она. ― Знаете рабочий район в Гэри, в штате Индиана?
― Был проездом.
― Я окончила ее с отличием. ― В улыбке Бесс промелькнуло что-то похожее на гордость. ― Но преступницей я не стала. Могла бы стать, если бы Сэм вовремя меня оттуда не забрал. Я была под надзором, когда он на мне женился.
― За что?
― Да за ерунду. Говоря по-вашему, я была малолетней правонарушительницей. Только я себя такой не чувствовала. Мой папаша был чернорабочим, понимаете, настоящим чернорабочим старой закваски. Как всякий уважающий себя работяга, он каждую субботу надирался и колошматил женскую половину семейства. Я устала прятаться под кроватью и сбежала на волю. В большой прекрасный мир, ха-ха. Покрутилась, покрутилась и завела любовника. Этот любовник пристроил меня гардеробщицей в один из клубов в восточной части города. Местечко было не очень шикарное, но к шестнадцати годам я зарабатывала на чаевых больше, чем мой папаша, потея на своей фабрике. Только мне не повезло. У нас там играли в азартные игры, кому-то позабыли дать на лапу, и меня сцапали во время облавы. Я настрочила заявление, и меня отпустили на поруки. Мерзавец судья устроил так, что я больше не имела права работать в клубах. Но это было не самое плохое. Я должна была вернуться домой и жить с семьей.
Кошмары, с которыми она утром сражалась во сне, обступили ее наяву. Я молчал.
― Естественно, я воспользовалась первой возможностью, чтобы выбраться из этой вонючей квартиры на законном основании. Поручители шпионили за мной, заставляли проводить ночи там, где мой старик мог надо мной измываться. Сэм спас мою жизнь. В один прекрасный день он подобрал меня в кино. Сначала я решила, что он бабник, но он оказался невинным, как младенец. Даже чудно было видеть такого невинного доктора. Сэм служил тогда врачом на флоте, который стоял на Великих озерах. Он был первым мужчиной, который пожелал на мне жениться, и я за это ухватилась. Через неделю его переводили в Калифорнию. Мы уехали вместе.
― Он знал, что получал?
― Он меня видел, ― спокойно сказала она. ― Если честно, я не призналась ему, что убегаю от надзора. Но давайте проясним одну вещь в отношении меня и Сэма, прежде чем оставим эту тему. Именно я делала ему одолжение. И всегда было так.
Глядя на нее и думая о ее муже, я ей поверил.
― Страшно колоритная биография для жены провинциального лекаря. Полагаю, вы не рассказали и половины.
― Полагаю, да. Еще кофе?
― Еще информации. Когда вы с Беннингом приехали сюда?
― Весной сорок третьего. Его прикомандировали к порту Хьюнэм, потому что это близко от его дома. Полгода мы снимали коттедж в Арройо-Бич. Следующие два года он служил на море, военврачом на транспортном судне. Я виделась с ним несколько раз, когда судно приходило в Сан-Франциско.
― С кем еще вы в это время виделись?
― Вот так вопрос.
― Вот так ответ. Почему два года назад вы оставили Беннинга?
― Так вы разнюхивали, да? У меня были личные причины.
― Вы убежали с Синглтоном, ведь правда?
Она как раз начала подниматься из-за стола и на мгновение застыла, наклонившись вперед, с неестественно повернутой головой.
― Почему вы лезете не в свое дело?
― Синглтон был сожжен сегодня утром. Мое дело ― установить, кто чиркнул спичкой. Странно, что вам это неинтересно.
― Неужели?
Она налила себе еще кофе. Руки у нее не дрогнули. Где-то в чикагских джунглях или в мотаниях по стране в военное и мирное время она поднабралась сил и научилась выдержке. Я посмотрел на ее крепкие белые ноги. Она поймала мой взгляд и лениво его возвратила. Какой-нибудь любитель подглядывать в окна не усомнился бы, что стал свидетелем милой семейной сценки. Мне почти захотелось, чтобы так и было.
Я встал и выглянул в окно. Задний двор был заполонен бурыми сорняками и многолетним хламом. В его глубине в тени перечного дерева доживал свой век ветхий гараж.
Бесс подошла ко мне сзади. Я почувствовал на шее теплое дыхание. Ее тело прижалось к моему.
― Ты же не хочешь мне неприятностей, Арчер. Я устала от неприятностей. Имею я право пожить спокойно на старости лет?
Я повернулся, ощущая мягкое касание ее бедер.
― Сколько тебе стукнуло?
― Двадцать пять. Здесь служба продолжается долго. Он еще посещает воскресную школу.
Я обхватил ладонями ее лицо. Между нами растеклись ее полные крепкие груди. Ее руки сомкнулись у меня за спиной. Я смотрел на пробор, бежавший белой полоской по ее иссиня-черным волосам. Самые корешки волос были светлыми.
― Я никогда не доверял блондинкам, Бесс.
― Я натуральная брунетка, ― пробасила она.
― Ты натуральная лгунья, вот что.
― Возможно, ― сказала она совсем другим голосом. ― Я вообще не могу понять, кто я. Если хочешь знать правду, эта история меня совсем подкосила. Я просто изо всех сил стараюсь не рухнуть.
― И еще выгородить друзей.
― У меня нет друзей.
― А Уна Дюрано?
На ее лице отразилось то ли непонимание, то ли удивление.
― Она купила тебе прошлой весной шляпку. Я думаю, ты отлично ее знаешь.
Ее рот перекосила гримаса, угрожавшая перейти в плач. Она промолчала.
― Кто убил Синглтона?
Она покачала головой. Короткая черная челка упала на ее посеревшее несчастное лицо. Мне стало стыдно за то, что я с ней делаю, но я продолжал свою работу.
― Ты уехала из Арройо-Бич вместе с Синглтоном. Это было похищение? Ты заманила его в ловушку, а потом прикончила? Тебе пришлось его прикончить, потому что Люси слишком размечталась? Люси приснился золотой сон, и она должна была умереть, прежде чем он стал явью?
― Все совсем не так! Я никуда Синглтона не заманивала. Я бы ничего не сделала ему во вред, и Люси тоже. Она была моей подругой.
― Продолжай.
― Не могу. Я не доносчица. Не могу.
― Пойди в морг и посмотри на Чарли. Тогда сможешь.
― Нет. ― Ее словно вырвало этим словом. ― Отпусти меня. Обещай меня отпустить, и я скажу тебе одну вещь, которой ты не знаешь. Очень важную.
― Насколько важную?
― Ты меня отпустишь? Клянусь, я ни в чем не виновата.
― Ладно, выкладывай свою важную вещь.
Ее голова была опущена, но синие глаза смотрели на меня исподлобья.
― В морге не Чарльз Синглтон.
― А кто?
― Не знаю.
― А где Синглтон?
― Я не могу больше отвечать. Ты обещал оставить меня в покое.
― Откуда тебе известно, что это не Синглтон?
― Мы так не уславливались, ― слабо запротестовала она. Ее синий взгляд мерцал под трепещущими веками, как пламя в газовой горелке.
― Хорошо, я задам гипотетический вопрос. Ты знаешь, что в машине сгорел не Синглтон, потому что он был убит две недели назад. Он был застрелен, и ты при этом присутствовала. Да или нет?
Бесс не ответила. Вместо этого она тяжело повалилась вперед. Ее дыхание стало частым, как у маленького зверька. Мне пришлось ее подхватить.