Навстречу Рассвету

Глава 1 Распутье

Я навсегда заперла окно.

Закрыла его ставнями и заколотила.

Задёрнула шторы, блокируя солнечные лучи, пробивающиеся в комнату. Но свет всё равно просачивался сквозь щели, подсвечивая пылинки, танцующие в воздухе. Это напомнило мне волшебную пыль. Всё напоминало мне о Неверленде. О жизни, которую мне показали, но которую я никогда не смогу обрести вновь.

Вспомнились слова из стихотворения Роберта Фроста: «В осеннем лесу, на развилке дорог» … Теперь я поняла, что это ложь. Это создавало видимость, что наш выбор может быть таким же простым, как поворот налево или направо… В действительности же, я совершенно не могла контролировать течение моей жизни. Хотелось бы мне сказать, что я выбрала более тернистый путь, и благодаря этому достигла большего. Но я знала, что совершенно сбилась с пути. Я оказалась на злополучной дорожке, несясь по неизведанной тропе, в нескольких шагах от полной катастрофы. По крайней мере, это была идеальная метафора, чтобы описать, что я чувствовала.

Прошёл месяц, точнее, двадцать девять дней и четырнадцать часов — но кто, блядь, считал? — с тех пор, как я покинула Неверленд.

Каждый день был агонией.

Я уже официально смирилась с тем, что ноющая боль в груди, возможно, никогда не исчезнет. Рассеянно потирая грудь, я пыталась унять неугомонную боль в сердце. Говорят, что разбитое сердце — лишь плод воображения, но боль была физической, реальной, и я жила с ней каждый день.

Некоторые дни были хуже других. Несколько дней подряд я даже не могла встать с постели. Единственное, что выводило меня из депрессии — необходимость заботиться о моей больной сестре Микаэле или сладкое забвение от виски. Согревающая, утешительная порция — это единственное, что могло притупить мои чувства. В этот момент я сделала бы всё, чтобы заглушить своё чувство долга и тоски. Я думала, что моё возвращение из Неверленда что-то исправит.

Я охуеть как ошибалась.

Микаэла и я вели себя как кошка с собакой. Её настойчивость относительно моего возвращения в Неверленд действовала мне на нервы. Между этим и её смирением с неминуемой смертью, я была на грани. Она полностью прекратила лечение. Теперь её смерть казалась почти неизбежной. Мой разум не позволял мне смириться с тем, что она умирает. Я не могла принять мир, в котором её не существует, и всё же она ежедневно махала этим мне перед лицом. Мне приходилось каждый день встречать медсестру хосписа в нашем доме с улыбкой, зная, что Микаэла официально сдалась.

Я постоянно пыталась уговорить её встретиться с другим онкологом, но она каждый раз отказывалась.

— Гвен, я приняла решение. Мне нужно, чтобы ты смирилась. Некоторые вещи нам не подвластны, — твёрдо сказала она, без малейшего намёка на колебание в голосе. Этим заявлением она начинала и заканчивала каждый спор.

— Мик, да ладно, он лучший в своей области. Меньшее, что ты можешь сделать, это встретиться с ним и узнать, что он скажет. Что от этого изменится?

— Мы не можем себе этого позволить. Этот специалист находится в Америке, и, кроме того, я не хочу продолжать лечение.

Я закатила глаза, чувствуя, как внутри вспыхивает обычный гнев из-за её упрямого отказа хотя бы просто попытаться.

— Милая, ты даже не представляешь, каково это — жалкое существование. Это даже не жизнь. Я просто хочу пожить спокойно, пока не обрету вечный покой.

Я съёжилась от её слов. Она уступила смерти, и мне была ненавистна сама мысль об этом. Она была хорошим человеком и её жизнь не должна была закончится, не успев начаться.

— Не беспокойся о деньгах, это не то, о чём тебе стоит переживать прямо сейчас. Я позабочусь об этом.

— Давай поговорим о тебе. Когда ты признаешь, что тебе нужно вернуться в Неверленд?

— Я больше не буду обсуждать это, Мик. Я же говорила тебе, они меня предали! Это была лишь фантазия. Я начинаю задаваться вопросом, не было ли всё это сном?

Она покосилась на меня, когда я пыталась отвлечь её, предположив, что моё исчезновение — результат психического расстройства. Но я была уверена в пережитом так же, как уверена, что утром взойдёт солнце. Я была готова отдать всё, лишь бы она перестала напоминать мне, что именно я оставила позади.

Я тосковала по забвению Неверленда. Почему наш мир не мог заставить тебя забыть? Казалось, всё было совсем наоборот. Каждое воспоминание было таким ярким, каждая эмоция — обострённой. Я почти чувствовала их запахи, чувствовала их призрачные прикосновения на своей коже. Сны тоже не приносили облегчения. Чаще всего я просыпалась потной, с бешено колотящимся сердцем и отчаянной потребностью, пульсирующей в моей душе. Единственным способом сдержать сны был алкоголь. Я напивалась до чёртиков — только это давало мне желанное забытьё. Что ж, практически всегда, это было больше, чем просто бокал.

Я глубже погружалась во Тьму.

Я знала, что ещё не достигла дна, и была в ужасе от того, к чему это приведёт, насколько хуже всё станет, если Мик умрёт. В тот день, когда больничную койку перенесли в гостиную, потому что сестра больше не могла подниматься по лестнице в спальню, я сорвалась. У меня не было больше сил находиться в этом доме.

Я выскочила через парадную дверь и побежала вслепую по улицам и переулкам, даже не думая, куда. И бежала до тех пор, пока мои ноги не подкосились, а лёгкие не начали гореть. Я плюхнулась в тихом переулке, прижавшись спиной к кирпичной стене, прохлада которой была желанным облегчением для моей горящей кожи. Свесив голову между коленями, я отчаянно пытаясь отдышаться. Моё тело было истощено, но, как ни странно, боль от нагрузки была приятной. Какое-то время я сидела, наслаждаясь тем, что вместо эмоциональной боли испытываю настоящую, физическую.

Не торопясь, волоча ноги, я возвращалась домой, насильно заставляя себя идти. Эйфория от физических нагрузок быстро иссякла, и я снова погрузилась в свои мысли. Меньше всего мне хотелось столкнуться с Мик после того, как сбежала от неё, словно трусиха.

Наступила глубокая ночь, прежде чем я, наконец, набралась смелости и переступила порог. Я прошла мимо койки в свою комнату, игнорируя шквал вопросов Мик, и рухнула на кровать. Надежды на забвение без сновидений не сбылись, без алкоголя желанное забытьё ускользнуло от меня, и я вступила во вторую половину своих ежедневных мучений.

***

— Гвен, где ты была? — прошептал мне на ухо знойный голос Эбена. Его большое тело обвилось вокруг меня, излучая тепло и прижимая меня спиной к своей твёрдой груди. Его нежные пальцы убрали волосы с моего лица и заправили их за ухо. Я повернулась и посмотрела на него, ища ответы в тёмных глазах.

— Ты бросил меня. Я была тебе больше не нужна.

Он провёл пальцами по моей челюсти, а затем нежно поцеловал, дразня мои губы своими.

— Ты действительно в это веришь?

— Тебя не было рядом, когда я нуждалась в тебе, — прошептала я и отвернулась. Он ласкал мою грудь, перекатывая сосок между пальцами, и я не могла сдержать стон, сорвавшийся с моих губ.

— Но ты нужна мне сейчас, — проворковал он мне на ухо и продолжил целовать меня в шею. Он сдвинул бёдра и крепко прижал свой член к моей спине, подтверждая только что сказанные слова. Эбен продолжал играть со мной, и моё предательское тело подчинилось. Я снова застонала от ощущения, как он ласкает меня, возвращая к жизни. Мне это было необходимо, я отчаянно нуждалась в нём.

— Как я могу доверять тебе? — выдохнула я, прижимаясь к нему попкой и ожидая пока он успокоит меня словами, прежде чем овладеет моим телом.

— Вещи не всегда такие, какими кажутся, любимая, — глубокий, хриплый голос сменил голос Эбена, и я вздрогнула. Обернувшись, я увидела ярко-голубые, как незабудки, глаза Крюка, смотрящего на меня с лукавой ухмылкой.

Запыхавшись и растерявшись, я резко вскочила на ноги. Прошло несколько мгновений, прежде чем я начала узнавать знакомое окружение, и поняла, что всё ещё нахожусь в своей спальне в Лондоне…

Одна.

Должно быть, у меня я тронулась умом, если моё подсознание чувствовало необходимость постоянно показывать мне сны, которые я не хотела видеть. С каждым разом моё сердце разрывалось всё сильнее. Я со стоном плюхнулась обратно на кровать. Тело пульсировало неутолимым желанием, вызванным сном. Я потянулась к тумбочке и вслепую порылась в ящике. Я вытащила лимонно-зелёный вибратор-кролик и вздохнула.

— Не сегодня, Питер. Сейчас очередь Эбена, — сказала я вибратору и положила его обратно, заменив на большой чёрный фаллоимитатор. Я была настолько развращена, что стала называть секс-игрушки в честь своих парней.

Я быстро достигла оргазма. Удовлетворив свою потребность, теперь я могла встретить день, контролируя свои сексуальные желания. Игрушки никогда не сравнятся с моими мальчиками. Чёрт, да ни один живой мужчина никогда не сравнится с ними. Но я старалась изо всех сил, чтобы хоть немного обуздать свои потребности.

Мысленно подбадривая себя, я начала готовиться к новому дню. Небольшая передышка, которую я получила от вчерашней пробежки, натолкнула меня на новую идею. Может быть, я смогу найти другой способ справиться с эмоциональным стрессом. Я могла бы заняться своим телом — научиться драться. Это был бы идеальный выход, чтобы заглушить душевную боль, которая поглощала меня последний месяц. Моё унылое настроение отразилось на Мик, и мне нужно было вернуть её расположение. Если бы только я вновь могла стать той беззаботной сестрёнкой, которую она хотела во мне видеть, возможно, она бы передумала и возобновила лечение. Но если я не смогу её убедить, мне не хочется тратить оставшееся время на бесконечные споры и постоянные пьянки.

Я схватилась за свои парные ожерелья из желудей. «Поцелуй» Питера с Первомая до сих пор висел на моей шее рядом с медальоном моей матери. Реликвия была эквивалентом «поцелуя» Венди от Питера, который передавался от дочери к дочери. Если я хочу двигаться дальше и стать идеальной сестрой для Мик, то никакие напоминания о Питере и моих мальчиках не должны помешать мне в этом. Я сняла ожерелья с шеи и положила их в тумбочку, рядом со своими секс-игрушками и метательными ножами, которые мне подарил Эбен. С тех пор как я вернулась домой, я даже не взглянула на ножи. Я не могла. Боль была ещё так свежа. Пора было начать жить дальше, насколько это было возможно. Мне не нужны напоминания. Я с силой захлопнула ящик, давая понять себе, что готова.

Я встала, приняла душ и красиво оделась. Даже сделала причёску и нанесла немного макияжа. Было приятно почувствовать, что я действительно прихожу в себя. Я спустилась по ступенькам, стараясь настроиться на позитивный лад, даже если это было только видимостью. Мик всё ещё лежала на больничной койке и безучастно смотрела в окно.

— Доброе утро, — ласково сказала я, поцеловав её в лоб.

— Где, чёрт возьми, ты была вчера? Ты просто сбежала. Я понятия не имела, куда ты пошла. Ты оставила свой телефон и отсутствовала несколько часов. Ты хоть подумала…

— Мик, послушай, — прервала я её тираду. Она снова злилась на меня, и мне нужно было извиниться, если я хотела снова оказаться в её милости. — Прости, я облажалась. Знаю, что в последнее время веду себя как полное дерьмо, но я работаю над этим. Обещаю, больше такое не повторится, — я улыбнулась самой лучезарной улыбкой, на которую была способна, надеясь, что это смягчит мои извинения.

Она, наконец, глубоко вздохнула, сдерживаясь до этого. Нахмурив брови, она выглядела совершенно сбитой с толку моим изменением поведения. Но я не дала ей долго думать об этом.

— После того, как я приготовлю тебе завтрак, мне нужно сделать кое-какие дела, но что ты скажешь, если мы проведём вечер за просмотром наших любимых фильмов? Мы можем скурить немного той медицинской марихуаны, которую ты держишь при себе, и объесться конфетами с мороженым.

Выражение её лица смягчилось, и она улыбнулась. В последнее время она мало улыбалась, и это была моя вина.

— Было бы здорово, милая.

***

Приготовив Мик завтрак со всеми её любимыми лакомствами, я помогла ей принять душ и уложила обратно в постель, а сама отправилась по своим делам. Первым делом мне нужно было найти тренажёрный зал. В нескольких кварталах от дома я вошла в какую-то дыру, на витрине которой мигала вывеска «Бокс».

Запах затхлого пота наполнил мои лёгкие, когда я открыла дверь. Звон крошечного колокольчика оповестил о моём прибытии. В этом месте не было ничего особенного. По периметру висели боксёрские груши разных размеров, а вдоль стен стояли ряды гирь, размещённые вокруг спарринг-ринга. Мужчины и женщины находились в разных секциях — никто из них не поднимал глаз и даже не заметил моего присутствия. Две женщины боксировали на ринге, а другая, облокотившись на канаты, пристально за ними наблюдала. Меня тянуло к ним, я завидовала их подтянутым телам. Они были сильны и способны защитить себя. Я хотела того же. Я больше не хотела быть слабой, уязвимой девочкой.

— Эй, котёнок, ты заблудилась? Маникюрный салон через два дома отсюда, — окликнула меня женщина, наблюдавшая за боем.

— Нет, я не заблудилась, — нерешительно ответила я. Женщина повернулась, чтобы посмотреть на меня, и она была чертовски устрашающей. Её мускулистые руки были покрыты татуировками, костяшки пальцев заклеены пластырем, а на лице виднелись остатки синяка под глазом.

— Я хочу научиться драться, — сказала я, кивнув в сторону двух девушек на ринге.

Женщина спрыгнула и подошла ко мне, кружа вокруг и осматривая с ног до головы. Я немного поморщилась от её пристального взгляда, но стояла гордо и держала рот на замке.

— Я всегда готова к вызовам, — ухмыльнулась она, поворачиваясь ко мне лицом, — но если я возьмусь за тебя, тебе лучше выложиться по полной, потому что я не даю поблажек.

— Я серьёзно настроена. Если ты согласишься меня тренировать, я выложусь на полную.

— Меня зовут Ханна, — сказала она, протягивая руку. — Иди, переоденься во что-нибудь более подходящее и встретимся на матах. Сегодня я постараюсь сломить тебя, и тогда мы увидим, из чего ты сделана на самом деле.

***

В течение следующих нескольких недель Ханна изо всех сил старалась убить меня. Каждый день я проводила по несколько часов в спортзале, тренируясь. Беговая дорожка, гири и спарринги заставляли мои мышцы и суставы кричать, и мне это нравилось. Мне нравилось, что это заглушало все остальные чувства, а когда мои эмоции пытались выйти на поверхность, я прилагала ещё больше усилий.

Каждый вечер я тащила своё уставшее и измотанное тело домой и старалась заставить Мик улыбнуться. За эти недели она смеялась больше, чем я когда-либо помнила. Я смеялась вместе с ней, но это было похоже на уловку. У меня был скрытый мотив. Я хотела, чтобы она снова начала лечение, чтобы мы могли спасти ей жизнь. Моя совесть пыталась возразить, что, возможно, Мик хочет не этого, но я отбросила эти мысли ради своих собственных эгоистичных желаний сохранить Мик рядом с собой.

После пары недель удачных попыток отвлечь её, я поняла, что наконец-то пришло время снова затронуть тему лечения. Её здоровье ухудшалось очень быстро. Я знала, что мы и так теряем время. Немного забежав вперёд, я запланировала встречу в «Zoom» с американским онкологом. Решила, что лучше подготовиться к лучшему сценарию. Утром я спустилась вниз, настроенная оптимистично, в голове прокручивая весь разговор. Я нашла Мик лежащей на больничной койке с блокнотом и папкой на коленях, полной бумаг.

— Доброе утро, моя прекрасная сестра, — весело поприветствовала я.

— Доброе утро, милая, — ответила она, отвлекаясь от бумаг, которые просматривала. Она взглянула на меня и улыбнулась. — Похоже, у тебя хорошее настроение.

— Да, так и есть. Я хочу с тобой кое-что обсудить.

— О, я тоже. Я слишком долго откладывала этот разговор, но думаю, что теперь у меня всё готово. Присядь, — сказала она, похлопывая по кровати рядом с собой. Я подошла к ней, и меня охватило любопытство. Возможно ли, что она решила снова начать лечение без моего вмешательства?

— Это копия моего завещания. В нём перечислены основные пункты, такие как право собственности на дом и то, что я хочу быть похоронена рядом с мамой и папой. Я также выбрала похоронное бюро и гроб, так что тебе не придётся принимать сложных решений. Я приложила всю информацию об участках на кладбище. Не хочу, чтобы тебе пришлось искать всё самой, когда придёт время. Вот копия подписанного DNACPR[1]. Тут говорится, что я не хочу, чтобы меня реанимировали. Вот… это твоя копия, положи её в надёжное место, — она небрежно посмотрела на меня, как будто мы говорили о погоде.

Мой разум опустел. Я просто несколько раз моргнула, глядя на неё. У меня пропал дар речи.

— Мне очень жаль, Гвен. Это немного, но я оформила наследство, так что тебе не придётся беспокоиться о деньгах, по крайней мере, какое-то время.

— Думаешь, меня, блядь, волнуют деньги? Ты сейчас серьёзно? — моё сердце бешено колотилось. Беспокойство смешалось с гневом, и я поняла, что теряю контроль. Дыхание стало учащённым и поверхностным. Руки начали покалывать из-за гипервентиляции.

— Гвен, серьёзно. Я думала, ты, наконец, смирилась… Я сделала это, чтобы облегчить тебе жизнь, когда придёт время. Я хотела убедиться, что тебе не о чем переживать. Я думала, ты будешь рада.

— О, боже мой! На какую реакцию ты рассчитывала?! «Отстойно, что моя сестра умерла, но, по крайней мере, мне не придётся беспокоиться о похоронах!» — так я, по-твоему, должна была подумать, Мик? Я знаю, ты смирилась с тем, что умираешь, но я — нет! Меня это не устраивает! Неужели ты не можешь хоть раз подумать о моих чувствах? Ты не единственная, кто проходит через это. По крайней мере, у тебя есть чертовски лёгкий выход. Это я останусь одна! — кричала я на неё, но мне было всё равно. Весь последний месяц я так старалась скрывать свои эмоции, но теперь я окончательно потеряла над ними контроль.

Микаэла уставилась на меня, её челюсть отвисла, когда она осознала мою вспышку гнева, очевидно, потрясённая тем, что я сказала. Вместо того, чтобы ждать её ответа, я развернулась и побежала прочь, по пути схватив свою спортивную сумку.

***

— Ладно, котёнок, мне нравится твой энтузиазм, но эмоции, которые ты сегодня выплёскиваешь, делают тебя неуклюжей, — поправила меня Ханна после того, как я промахнулась мимо её перчатки, и по инерции растянулась на ринге. Я встала и вытерла пот со лба. Я находилась здесь уже несколько часов, делая всё, что в моих силах, чтобы довести своё тело до предела. Я пыталась отвлечься от мысли, что Мик умрёт, и ничего не могла с этим поделать. Ничего не помогало. Мой разум бушевал. Единственное, о чём я могла думать, это — что мне придётся наблюдать, как она сделает свой последний вздох.

— Давай ещё раз, — потребовала я.

— Нет, котёнок. Ты выдохлась. Чёрт, даже я охренеть как устала. Иди, прими душ и убирайся отсюда. Я всё равно закрываюсь, — Ханна была со мной жестока, но этого было недостаточно.

Ворча от разочарования, я сделала как она велела. После долгого холодного душа я собиралась было уйти, но Ханна схватила меня за локоть.

— Не хочешь выговориться, котёнок? Облегчить свою боль? — спросила она с искренностью в глазах. Ненадолго я задумалась о том, чтобы рассказать ей всё, но решила воздержаться. Я не хотела бросать тень на чужой день. Мне и так было хреново жить с этим, не хотелось ещё и распространять это на кого-то.

— Спасибо, Ханна. Возможно, в другой раз, — ответила я тихо, и она кивнула, не настаивая, а я была ей за это благодарна.

— Только не убей никого сегодня вечером со всей этой яростью, — сказала она то ли в шутку, то ли всерьёз. Я задалась вопросом, действительно ли я выглядела немного сумасшедшей? Определённо я не чувствовала себя в здравом уме. Я знала, что сейчас не могу вернуться к Мик. Мне не хотелось наговорить ещё больше дерьма, о котором я потом буду жалеть. Мне нужно было выпить. Физические нагрузки, которым я подвергла своё тело, не помогли, как я надеялась, и я решила вернуться к единственному, что я знала, может мне помочь — виски.

Я зашла в местный паб, нашла столик и сделала заказ. Я почти допила вторую порцию, когда знакомый голос произнёс моё имя:

— Гвен? Это, правда, ты?

Я подняла глаза от своего бокала, алкоголь бурлил в моём мозгу, когда я увидела красивое лицо Джейми Холдера.