Навь Остров. Территория забытых богов

Глава 10

Выехали около восьми утра. По дороге заскочили в Дубравино, к Василенкам, где друзья переоделись, сменив замызганную в болоте одежду чистой.

В Березовск добрались без приключений. Марина вышла у парка на набережной, а мужики направились в музей.

Как уже говорил Федор, музей размещался в здании бывшего ДК ЗМК имени Кирова. Это было довольно большое двухэтажное кирпичное здание под покатой крышей, построенное в годы великих социалистических свершений, о чем свидетельствовала выложенная в верхней части фронтона дата. По новеньким пластиковым окнам, черепице из металлокерамики и сверкающим оцинкованной сталью водосливным трубам было видно, что музею совсем недавно был дан капитальный ремонт.

Егерь решительно поднялся по ступенькам и открыл большую, так же недавно отреставрированную, входную дверь, справа от которой надпись большими золотыми буквами по доске из малахита гласила: «Районный историко-краеведческий музей». Друзья проследовали за ним и, пройдя предбанник, оказались в просторном, освещенном большой ажурной люстрой и боковыми декоративными светильниками, холле. Оглядевшись, Федор подошел к окошку «КАССА», где купил три билета и вскоре, пройдя через бдительную, но приветливую билетершу, вся троица начала осмотр экспозиции.

Большую часть выставочной площади первого этажа занимала выставка, посвященная истории Березовского района чуть ли не со времен первобытнообщинного строя. Все начиналось вполне традиционно: макет пещеры со всей нехитрой внутренней обстановкой, восковые фигуры далеких предков в одеяниях из шкур и с каменными топорами в волосатых жилистых руках. Под стеклом витрин лежали элементы орудий труда и охоты первых людей, найденные в разных частях района. В таком стиле были оформлены выставки с артефактами более поздних эпох, вплоть до распада СССР. Отдельная огромная экспозиция, занимавшая чуть ли не целое крыло первого этажа, посвящалась Великой Отечественной Войне. Хоть до Березовского района она и не дошла, но его жители ощутили ее тяготы в полной мере. Как оказалось — только с одного завода металлических конструкций на фронт ушло около батальона рабочих. Никто из них не вернулся. Несколько деревень и сел в районе зачахли только от того, что все мужики полегли на полях сражений.

— Сколько раз был в этом музее, — прервал гнетущее молчание Федор, когда вся троица поднималась на второй этаж, — и сами с Мариной ходили, и детей приводили, а каждый раз после выставки с войной… душа переворачивается! Как же Бог позволил такому горю случиться! Каким же терпением и мужеством должны были обладать люди того времени, что бы пережить все это, выдержать, и победить! Приедем домой, нужно будет посидеть, помянуть…. Не обязательно же только в День Победы! Правда?

Экспозиции на втором этаже были оформлены совсем по другому принципу. Поднявшись, друзья сразу же попали в мир русских сказок и легенд. Тут был и дремучий лес с избушкой на курьих ножках, рядом, во всей красе и, как говорится — в натуральный рост — Баба Яга в непременной ступе и с помелом. Из-за мастерски выполненных искусственных зарослей орешника мрачно смотрел косматый, как медведь, леший. В зеркальном пруду с маленьким звонким водопадом плескалась красавица-русалка, с длинными, зеленоватого оттенка, волосами и рыбьим хвостом вместо ног. Две кикиморы, с крючковатыми носами и острыми, как у эльфов из «Властелина Колец», ушами, оседлали покрытую серо-зеленым мхом болотную кочку. Далее лес, населенный мифологическими существами из русско-славянского фольклора сменился панорамой зеленого луга, на котором паслось небольшое стадо коров под предводительством пастушка-подростка, увлеченно игравшего на дудочке. В голубом небе с редкими белоснежными облачками вальяжно пролетала пара лебедей, а у самой земли за мошками-букашками носились стрижи и ласточки. За густыми зарослями лозы притаилась берегиня, завороженная игрой пастушка. Далеко, почти у самого горизонта, виднелись избы деревеньки, утопающей в пышных садах. После панорамы с лугом следовала деревня, представлена макетом русской избы со всеми хозяйскими постройками и с непременными домовыми, овинниками, дворовыми, банниками, рохлями и прочей нечистью, во все времена, по славянской мифологии, жившей рядом с людьми.

Все было выполнено настолько великолепно, на таком художественном уровне, что у Матвея и Алексея дух захватывало.

— Звягинцев, насколько я помню, в нашем городе ничего подобного нет!

— Это точно, старик. — Согласился Алексей. — Это ж какими мастерами нужно быть, что б такую красоту сотворить!

— Экспозицию эту, молодые люди, — раздался приятный женский голос за спинами друзей, — оформляли, как раз, не мастера-художники, а студенты из Санкт Петербурга. Это их дипломная работа была.

Троица развернулась, и оказались лицом к лицу с красивой голубоглазой блондинкой в светло-сером деловом костюме.

— А как они тут оказались, и почему именно в вашем музее диплом делали, а не в каком другом месте? — поинтересовался Алексей, глаза которого загорелись как у мартовского кота.

— Так это же студенты Игорь Палыча, он у них лекции в университете читал. Пригласил вот к себе на Родину местный музей оформить. Почти три месяца работали. Тут же и защищались.

— Ну, просто фантастика! — Развел руками Звягинцев. — А как, позвольте спросить, Вас зовут?

— Наташей…Наталья Владимировна Погодина.

— Очень приятно. — Засиял Леха. — Я — Алексей. А это мои друзья — Матвей и Федор.

— Матвей? Какое редкое и красивое имя…

— Что Вы, Наташенька, он у нас вообще большой оригинал!

Следующие несколько минут Леха «трещал» без умолку, обо всем и не о чем, пока Матвей его не прервал, задав работнице музея вопрос, как говорится, по существу.

— Извините, Наталья Владимировна, мы навестили ваш музей не только для того, что бы ознакомиться с выставками и экспозициями. Нам стало известно, что профессор Платонов когда-то занимался изучением мистических событий, происходивших на хуторе, что возле села Дубравино. Может, остались в музее какие ни будь материалы, наработки по этой теме? Нам очень нужно.

— … Даже не знаю, — немного подумав, ответила Погодина, — Игорь Павлович человек увлеченный, занимался и занимается многими исследованиями. А все, что связано с мистикой — просто его конек, он обожает…

— Постойте, Наташенька, а почему вы говорите о нем в настоящем времени? Он что — жив до сих пор? — Округлил глаза Леха.

— … Господь с Вами, Алексей, что Вы такое говорите?! Конечно живой! — Испугалась Наталья.

— Так сколько же ему лет?! — Тут уж глаза вытаращили и Матвей, И Федор.

— Сорок семь. Неделю назад всем музеем праздновали.

— А вот тут я уже ничего не…

— Я поняла, кажется! — Просветлела лицом Погодина. — Вы, наверное, имеете в виду Платонова Старшего, основателя этого музея, да?

— А что, есть еще один Платонов?

— Конечно! Младший! Внук! Он тоже Игорь Павлович, только — внук! А его дедушка — Платонов Старший умер еще в начале девяностых. И дед, и внук — полные тезки!

— Ну, слава Богу! — Вздохнул Матвей. — Разобрались!

— Наташенька, скажите, пожалуйста, а где мы можем найти внука? Он здесь?! — Потирая руки, спросил Алексей. — В музее?

— Нет. Дома. Он же сейчас в отпуске. Через пару недель уезжает обратно в Санкт Петербург.

— А где его дом? — Встрял Федор. — Адрес скажите, пожалуйста. И телефон, если можно.

— Телефон…. Без его согласия телефон дать не могу. — Немного подумав, ответила Наталья. — А живет он на Лазурной, этот рядом с парком. Улица Лазурная, дом 17, 15-я квартира.

Сообщив адрес, Наталья Владимировна, вдруг, сильно покраснела.

— Понятно. — Федор был беспощаден. — Я знаю это место. Легко найдем. Поехали.

Уходя, горячо поблагодарили Погодину. Алексей даже руку поцеловал.

Через десять минут остановились у нужного дома.

На четвертом этаже пятиэтажного дома нашли 15-ю квартиру. Возле кнопки звонка была прикреплена табличка из цветного металла, на которой было искусно выгравировано: «Профессор Платонов Игорь Павлович».

Федор решительно вдавил кнопку звонка.

Около двух минут ничего не происходило. Только в квартире напротив, на мгновенье, приоткрылась дверь, и тут же закрылась. Федор еще раз нажал на кнопку. Почти сразу замок заскрежетал, и дверь распахнулась. Перед друзьями, во всей красе, возник высокий мужчина с густой шевелюрой на голове, на котором мешком висел необъятных размеров махровый халат. Судя по «мутным» глазам и «шлейфу», ударившему в нос визитерам, у хозяина квартиры была бурная ночь, а, может быть, и весь минувший вечер.

— С кем имею честь? — С трудом сфокусировав зрение на троице, спросил хозяин квартиры. — Чем могу быть полезен?

Через несколько минут все трое уже сидели на кухне, дожидаясь обещанного хозяином кофе.

— Так чем, все таки, могу быть полезен? — Повторил вопрос Платонов, когда готовый напиток был разлит по чашкам.

Матвей и Алексей, по очереди, при активной поддержке Федора, как могли подробно объяснили Игорю Павловичу суть проблемы.

— Вот мы и подумали — может Вы знаете что либо по этому вопросу? — Подытожил рассказ Матвей. Вашего дедушку, как мы знаем, очень интересовала…. интересовало это явление. Уверен, он успел….

— Я понял вас, ребята. Слушайте, может по пивку? Нет? А я, с вашего позволения….

Игорь Павлович извлек из холодильника банку, вскрыл, сделал несколько жадных глотков.

— Прошу прощения. Друг вчера приезжал, учились когда-то вместе. Хорошо так посидели…. А по поводу вашего хутора и всех тамошних чудес я в курсе. Дед до самой смерти, в основном, только им и занимался. Он меня всегда посвящал в свои работы, исследования, «прожекты», так сказать, разные…. очень хотел, что бы я пошел по его стопам. «Столько интереснейших, — говорил, — на свете загадок и тайн, Игорек! Да что там — на свете! Тут, у нас, прямо под боком! Я за свою жизнь раскрыл немало, нашел объяснение многому, но еще масса вопросов ждут ответа. Боюсь — не успею. Как бы я хотел, что бы ты продолжил это дело!» Ну, как тут можно было деда подвести?! Поступил в тот университет, где он, когда-то, преподавал, специализировался именно по тем направлениям, которыми он занимался. В общем — дед был счастлив! Да и я, откровенно говоря, ничуть не жалею…. Послушайте, мужики, а давайте перекусим! Я сейчас яишенку по-быстрому сварганю, а то сегодня еще…. Да и сидеть нам тут, как я полагаю, не пару минут, у меня ведь действительно есть что вам рассказать.

Не получив возражений, Платонов засуетился, и вскоре на большой сковородке шипела и потрескивала аппетитная глазунья на сале.

— Я ведь сам Питерский, — продолжил хозяин, не отрываясь от готовки, — родился там. Отец у меня военный моряк, сейчас, конечно же, в отставке, капитан первого ранга. Мать — врач, педиатр, до сих пор в поликлинике работает. Батя хотел, что бы я тоже сделал военную карьеру, но дед был сильно против. Они даже нехило разругались на этой почве. Лично мне служба в армии совсем не «улыбалась». Я ведь действительно полюбил то дело, которым занимался дед. В детстве все летние каникулы я проводил или здесь — В Березовске, или в экспедициях. Интересно было — жуть! С дедом я объездил чуть ли не весь Союз! И на Урале были, и в Карелии, и в Крыму, и на Кавказе, и, даже, на Байкале! Со временем нас стали называть «старший» и «младший», как в Индиане Джонс. Дедулю больше всего интересовал народный фольклор, замешанный на мистике, мифологии, что б тайна какая-то была, загадка, что бы сказка на грани реальности! Только он на…. «бабка надвое сказала» не «клевал», а работал только с настоящим материалом, реальным, в который окунуться можно, рукой потрогать! Вот типа того, что на хуторе вашем! В общем, окончил я универ, потом — два года срочной службы. С дедом все это время редко виделся. Он тогда уже совсем стареньким был, на пенсии. Вон, свое детище — местный музей поднимал. Через год после моего дембеля помер…. Я вернулся в университет, поступил в аспирантуру, кандидатскую защитил, спасибо деду — материала было, хоть отбавляй! Сейчас уже профессор, преподаю, частенько, как и дед когда-то, в командировки, в смысле — в экспедиции, мотаюсь. Отпуск провожу, в основном, здесь. Дедов музей курирую, поддерживаю, средства там разные, финансы, ежели надо, у местных властей выбиваю. Наталья Владимировна — директорша нынешняя, женщина умная, превосходный специалист…. кстати — бывшая моя студентка. Но администраторского опыта ей еще маловато. Вот и помогаю, чем могу. Спасибо дедуле, его ведь тут все знают…. знали, уважали, а как музей открыл — вообще стал почетным гражданином Березовска. Благодаря ему я вхож во многие кабинеты местных бонз.

— Игорь Павлович, а экспозицию на втором этаже Вы придумали?

— Нет, это дедова задумка была. Но не успел он ее осуществить. Ну, я в университете выдвинул соответствующее предложение в ректорат, получил одобрение, огласил идею своим студентам, тут же образовалась группа добровольцев-энтузиастов. Целый год собирали материалы. Это всякая хозяйственная утварь, одежда, орудия труда, в общем — все, что могло войти в экспозицию, стать ее частью, элементом. Целую фуру этого добра тогда сюда привезли. Ну и закипела работа! С нами еще работали художники из питерской академии художеств — мои хорошие друзья-товарищи, много помогали энтузиасты из местного населения…. Вот и получилось то, что получилось. Вам самим-то понравилось?

— Выше всяких похвал. — Ответил за всех Алексей. — Это правда, от всего сердца!

— Ну, что ж, приятно слышать. Спасибо.

В этот момент у Федора запиликал мобильник. Марина уже успела пробежаться по магазинам, поэтому Алексей с Федором выскочили и через пятнадцать минут доставили ее на квартиру Платонова вместе с целым ворохом пакетов. Гостеприимный хозяин, невзирая на все протесты, накормил и женщину, после чего начал разговор на интересующую гостей тему.

— В середине восьмидесятых, или что-то около этого, когда я был, как обычно, на летних каникулах у деда, к нему зашла незнакомая женщина. Красивая такая, вся из себя, как говорится. Дед провел ее в кабинет, где они беседовали о чем-то около часа. После этого визита деда было не узнать! Он как будто помолодел лет на двадцать сразу.

— Свершилось, внучок! — Радостно воскликнул он, потирая руки. — Это именно то, за чем я охотился, чуть ли не всю свою жизнь!

— Ты думаешь, это правда? Думаешь, это возможно? — Засомневался я, узнав, с чем приходила женщина.

— Ну, что ты, Игорек! — Замахал руками дед. — Рассказ Марии Силантьевны, — так звали визитершу, — не подлежит никакому сомнению! Это же уважаемая женщина, учительница! А муж ее, Илья Дементьевич — уважаемый человек в области! Он директор лучшего леспромхоза, депутат областного совета! Разве такие люди могут врать?! А что бы отмести все сомнения, я сам, лично поеду в Дубравино, и буду сидеть на этом хуторе, пока сам что-либо не увижу, или не удостоверюсь, что все это чушь, россказни, выдумка!

В общем, первый же визит на таинственный хутор был удачным. Я хорошо помню, какой приехал дед оттуда. Радость, восторг, эйфория лились из него бурным потоком, он метался по квартире, радуясь как ребенок!

— Это победа, внук! — Восклицал он, потирая руки. — Надо мной смеялись, подшучивали, считали, что я с «кукушкой» в голове! Пусть они ТЕПЕРЬ попробуют объяснить это явление со своей «единственно-верной» точки зрения, материалисты хреновы!

Дед «задвинул» все свои дела подальше, и стал вплотную заниматься только хутором. Он даже экспедицию на Кавказ отменил, в которую с ним собирался ехать и я.

— Игорь, зачем нам гоняться за призрачными тайнами где-то, если они вот тут — совсем рядом, прямо под боком! Это же какой материал! Сенсация, которая все наши представления ставит с ног на голову!

Брать меня на хутор он отказался категорически.

— Я не могу тобой рисковать, внучок, — мотивировал он, — там все очень серьезно и опасно. Неизвестно наверняка что это за сущности и как они могут повести себя.

Это были мои первые летние каникулы в Березовске, когда я, вместо того, что бы копаться с Платоновым Старшим на каких ни будь развалинах тысячелетнего возраста, в каком ни будь из регионов страны, слонялся днями по городу без дела, иногда заглядывая в дедов музей, надеясь там найти хоть какое-то полезное занятие. А дедуля отложив в «долгий» ящик все свои прочие исследования, обращая на меня внимание только в плане «вовремя поесть и не слишком поздно домой приходить», вплотную занялся хутором.

Я никогда ранее его таким увлеченным не видел! Это был азарт охотника, идущего по свежему следу невиданного доселе зверя! Даже в Карелии, где мы, изучив и расшифровав инструкции, заложенные в одной из местных легенд, нашли вход в подземный гиперборейский храм, не вызвал у деда настолько ярких эмоций. Он днями копался в городских архивах, изучал записи церковных книг местных храмов. Собрав определенное количество материала, дед капитально засел с ним в кабинете. Тут уж мне самому приходилось беспокоиться о том, что бы он вовремя пил-ел и хоть немного отдыхал. Несколько раз он, на день-два, отлучался в Дубравино. Дед меня не провожал на вокзал даже тогда, когда я, по окончании каникул, уезжал в Питер. «Извини, внучок, — говорил, — давай сам, у меня через неделю доклад по этой теме в области. Сам понимаешь — я должен быть на коне! Папе и маме привет!»

На следующий год летом я был всецело занят поступлением в универ, так что к дедуле смог попасть только зимой. Все эти полтора года, в телефонных звонках и письмах, он старательно обходил тему хутора, как бы я не старался заострить на ней внимание. Все выяснилось по моему приезду. Оказалось, что доклад, который готовился зачитать дед в областном городе на научном совете съехавшихся из разных городов Союза ученых мужей, был отменен «свыше» сразу после предварительного изучения. Кроме того, деда вызвали в компетентные органы, где очень вежливым, но не терпящим возражений тоном посоветовали ему заниматься своим музеем, ходить на рыбалку, побольше отдыхать, в общем — заниматься всем тем, чем занимаются люди на пенсии. Но про всякую чертовщину, а, в частности — хутор в Дубравино, забыть напрочь! Естественно, материалы доклада ему не вернули. Дома обыск, слава Богу, не проводили, но настоятельно посоветовали все черновики доклада никому не показывать, а лучше всего — уничтожить их. При всем при этом напоминали деду про его сына — отличного боевого офицера, и внука — студента одного из лучших гуманитарных вузов, преемника его дел. В общем — советовали не портить им карьеру и жизнь…. Что говорить, умели тогда надавить на нужные «болевые» точки. Думаю, что именно это все сильно подкосило здоровье Игоря Палыча Старшего. В девяностых, когда развалился Советский Союз и всякая чертовщина, теперь уже, полезла из всех щелей, он собирался вернуться к запрещенной когда-то теме, но….

— А теперь конкретно по делу. — После непродолжительного молчания продолжил Платонов Младший. — Спустя какое-то время после смерти деда я пытался найти конфискованный у него доклад, но ничего не получилось — или его уничтожили сразу, или он просто бесследно затерялся в тогдашней неразберихе. А лет пять назад затеял капитальный ремонт этой квартиры. Деду-то моему, с его работой и увлечениями, сами понимаете — недосуг было, так — небольшой косметический — максимум, на что он решался. В общем, звонят мне как-то рабочие, мол — так и так, внутри стены под подоконником нашли какую-то папку с бумагами. Я тогда в Питере был, так что пришлось брать несколько дней за свой счет. Приезжаю. Прораб передал мне полиэтиленовый пакет, в который тщательно была завернута картонная папка с бумагами. Мое предположение оправдалось: это были дедовы наработки по хутору и происходящим там чудесам, на основании которых он и составил свой исчезнувший доклад.

В общем, посидел я с этой папкой, внимательно изучил все бумажки. Интерес-с-с-ная папочка оказалась! В итоге вся чертовщина в доме на хуторе приобрела хоть и очень размытые, но вполне логические очертания. Есть, конечно же, белые пятна во всей этой истории, которые не позволяют до конца увидеть и понять всей картины происходивших тогда событий, но из того что удалось накопать деду, сложилось вот что.

Хутор вместе с домом, как выяснил дед в архивах уездной канцелярии Березовска, равно как и две деревушки — Подлески и Ершовка, принадлежали графу Левашову Михаилу Константиновичу. Дед делал запрос по нему и выяснил вот что. Сам он, как говорится, не из местных, а приехал в эти края ближе к середине девятнадцатого века, точнее — в 1845 м году, из Тамбовской губернии, откуда и был родом. Граф обладал довольно таки внушительным состоянием для того времени. Кроме родового имения под Тамбовом ему принадлежали угодья и в Московской губернии, пожалованные самим Императором Александром Первым за доблестную службу Отечеству. Левашову и двадцати лет не было, когда грянула Отечественная Война 1812 года. Службу начинал корнетом Лейб-гвардии Гусарского полка, а в Париж, в 1814 м году, въезжал уже ротмистром. Отмечен многими наградами, в том числе и Орденом Святого Георгия III степени.

В 1824 м году его жена Анастасия Федоровна скончалась от чахотки, оставив на воспитание графу трех сыновей. Скорее всего, именно это обстоятельство послужило толчком к решению Левашова подать в отставку. Отставку приняли и проводили, тогда уже — полковника, с почестями и щедрой наградой от самого Государя Императора, как уже упоминалось выше.

На «гражданке» Левашов всецело занялся воспитанием сыновей и наведением порядков в своих владениях.

В сорокалетнем возрасте граф женился во второй раз на дочери бывшего сослуживца, тоже помещика, земли которого располагались по соседству с подмосковными угодьями Левашова. К тому времени его сыновья были определены на учебу в Санкт Петербург и Москву, а состояние, благодаря умелому и грамотному ведению хозяйства, удвоилось.

В течение десяти лет супружеская чета Левашовых не могла зачать ребенка, а когда, наконец, это удалось, случилась беда — молодая графиня умерла при родах. Явление для того времени весьма распространенное и среди вполне здоровых женщин, а если роженица еще и имела какие-то проблемы по женской линии, то… сами понимаете. Такая уж медицина тогда была.

Погоревав, граф нашел утешение в маленькой дочурке, в которой души не чаял. Обожали сестренку и старшие братья, периодически наведывавшиеся из столиц в отцовские имения. Все бы хорошо, да и тут не обошла беда семью Левашовых, словно по чьему-то проклятию изводившая род исключительно по женской линии. Дело в том, что в двенадцатилетнем возрасте Наденьку — так звали дочь графа, поразил недуг, по описанию похожий на лейкемию. Каких только докторов убитый горем отец не выписывал, каких только светил медицины не приглашал…. В общем — все только руками разводили, а девочка медленно угасала.

Вот примерно с этого времени и начинаются странности в действиях графа.

За добрую тысячу верст от дома он, у одного сильно обнищавшего помещика, покупает землю площадью в полторы тысячи казенных десятин. И ладно, если бы это было морское побережье, там, или еще какие места с особо целебным климатом, что было бы, в его ситуации, вполне логично. Так нет — он выбрал эти края! Нет, я ничего не хочу такого сказать, тут, конечно же, прекрасная, можно сказать — первозданная природа! Леса, поля…. Но все это есть и в Тамбовской губернии, и в Подмосковье! А тут еще эти болота, которые вплотную подступают к приобретенным угодьям! В общем — много не понятного.

Вместе с купленной землей граф приобрел, как я уже упоминал заранее, две деревни — Подлески и Ершовку. Рядом с Подлесками Левашов, в срочном порядке, затеял строительство большого дома со всеми необходимыми хозяйскими постройками, он даже питерского архитектора с собой привез для этого. Так и появился ваш хутор.

— Извините, Игорь Павлович, — не выдержал Матвей, — так что получается — дому действительно полторы сотни с гаком лет?!

— Получается — да. Тут особо удивительного, скажу я вам, ничего и нет, молодой человек! Поверьте мне — в истории архитектуры целая масса таких примеров. Вы в Кижах, например, были? А сколько стоя́т тамошние шедевры деревянного зодчества?! Во-о-от.

Умели строить, что и говорить….

Кроме хутора, опять же — на пожертвование нового хозяина, возвели и церковь. Да не просто церковь — храм! Каменный! Местный люд за это особенно был благодарен барину, так как раньше на службу ходить приходилось за десять с гаком верст в село Верховское.

Да и вообще, изрядно поднялись крестьяне при новом хозяине. Подлески и Ершовка расцвели новыми избами, вместо вросших в землю, чуть ли не по самую крышу, покосившихся халуп. Крепостные, с которых барин снял большую часть податей, свободно вздохнули.

Так вот…. Как только дом был закончен, граф перевез туда свою больную дочь с целым штатом прислуги.

— А вот заметки земского доктора, некоего Задворского Ивана Петровича, который наблюдал и врачевал Наденьку. Он регулярно бывал на барском хуторе, как называли графское поместье в округе, почти с момента заселения его хозяевами. Свои записи доктор вел как личный дневник, занося туда не только сведения, касающиеся непосредственно его профессиональной деятельности, но и так — личные наблюдения. Ну, мода на дневники существовала всегда, особенно в те времена, когда о современных «девайсах» даже и мечтать не думали. А может, он и «постукивал кому», что более вероятно, в какую ни будь «тайную канцелярию». В общем, в его заметках значилось, что Левашов, с момента приезда в эти места, ни разу и никуда не отлучался в течение лет четырех. Сыновья приезжали, кто-то из родственников и друзей, а он только в уезд наведывался, но не далее.

И вот однажды граф на целых три месяца покинул хутор, оставив все хозяйство и свою больную дочь на управляющего, который с кадетской поры служил у Левашова денщиком верой и правдой, а поэтому хозяин всецело мог положиться на него. Скорее всего, граф отлучался для решений каких-то важных дел в своих владениях в Тамбовской, и Московской губерниях.

Самые непонятные и таинственные вещи стали происходить на хуторе и вообще на вновь приобретенной графом земле сразу по его возвращению из поездки. Прежде всего, Левашов отказался от услуг доктора, мотивируя тем, что пригласил «светилу» из самого Санкт Петербурга, который отныне будет лечить его дочь. Примерно в это же время он распустил почти всю свою прислугу, подписав им «вольную» и оплатив, даже, «подъемные». С барином остался только его верный денщик Ерофей и одна престарелая нянечка.

Дальше — больше!

Какая-то уж совсем не здоровая «движуха», выражаясь по-современному, произошла вокруг нового храма, который был построен на средства Левашова. Состоялся некий спор между графом и настоятелем, который, вместе со всем своим штатом, в один день покинул церковь. По сути — бросил приход. Вместо него Священный Синод никого не прислал. В итоге полностью брошенной оказалась и церковь, и прихожане, которые вынуждены были снова ходить на службы в Верховское. Правда, судя по архивным записям, на короткое время в храме опять появился настоятель, к местной эпархи никаким боком не относящийся, но потом он исчез так же внезапно, как и возник.

А вот, как говорится, и главная «фишка» в этой череде странностей!

В один прекрасный, а, может, и совсем не прекрасный — тут уж как судить, день, несколько крестьян из Ершовки, которые, по обыкновению, пришли на хутор работать по хозяйству вместо распущенной графом прислуги, обнаружили полное отсутствие присутствия там, простите за каламбур, хотя бы одной живой души! Мало того, кинувшись за объяснениями в расположенную рядом деревушку Подлески, обалдевшие селяне никого не нашли и там! Одни пустые избы и сараи! Весь нехитрый крестьянский скарб был вывезен на телегах, угнан весь скот. Следы вели в сторону болот, там и терялись.

В архивах уездного исправника значится, что было по этому поводу назначено тщательное расследование, которое зашло, в конце концов, в полнейший тупик. Подключилась даже губерния! А как же — дворянин пропал с дочерью, не считая прислуги и целой деревни! Да не какой ни будь дворянин — нищий да захудалый, каких немало по России было, а богатый, владеющий несколькими имениями, кроме того — военный, герой войны, обласканный самим Государем Императором!

В общем — как ни дергались, как ни старались — а все без толку! Пропал граф с дочерью, а с ними, без малого, двести душ крепостных. Следствие длилось почти год. Каких только версий не выдвигали!… Сейчас-то проще все! Чуть что не понятное — НЛО виновато! Инопланетяне! А тогда — на кого свалить можно было?!

Вызвали сыновей. Приехали старший и средний, младший тогда уже жил где-то за границей. Оказалось, что в последний объезд графом своих имений он занимался оформлением распоряжений, согласно которым разделил все свое движимое и недвижимое имущество между сыновьями. Значит — готовился Левашов к чему-то такому! Только вот — к чему?!

Так эта тайна осталась покрытой мраком и по сей день. Осиротев, земля Левашова пришла в упадок. Поначалу старший из сыновей графа наведывался в имение, оставил даже управляющего, который должен был приглядывать за домом, ну и за крепостными из Ершовки. Но, в связи с начавшимися весьма странными, даже мистическими событиями, долго там никто не задерживался. По этой же причине и продать эту землю никому не удалось. Со временем все пришло в упадок. Крестьяне обнищали и, в конце концов, разбежались. Ершовку постигла судьба Подлесков. Это уже после революции на ее месте лесозаготовщики основали поселение, которое мы сегодня знаем как село Дубравино.

Вот такая «картина маслом», как говорил товарищ Гоцман. Ее я восстановил по найденным записям деда. Тут еще материалы по исследованию «Дубравинского феномена», как назвал ту чертовщину, которую лично наблюдал на хуторе Платонов Старший. Кстати, так же он озаглавил и подготовленный доклад.

— Игорь Павлович, — использовал наступившую паузу Алексей, — а про Навь Остров Вы что ни будь слышали? Или дедушка Ваш?

— Хм. Навь Остров. Навь Остров…. — Задумчиво проговорил Платонов. — Про Навь Остров мы с дедом знали еще до всей этой «петрушки» с хутором. Это все из древнеславянского фольклора, который, как известно, был «коньком» Платонова Старшего….

Тут Игорь Павлович замолчал, внимательно посмотрев на гостей.

— А вы сами-то в курсе, что это за понятие — «Навь»?

— В очень общих чертах. — Ответил за всех Федор. — Так уж, будьте любезны, просветите нас.

— Ну, ребята, вы и даете! Это же наше, родное…! Короче, Древняя Ведическая Русская Национальная Религия описывала мироустройство как некую четырехуровневую структуру: «Явь» — мир материальный, в котором мы живем и который воспринимаем через органы чувств, то есть это то, что мы можем потрогать, пощупать, увидеть, понюхать, услышать и так далее. «Правь» — правила и законы, управляющие «Явью», то есть — нами. Это, если по-другому — смысл всеобщего существования. «Славь» — обитель Богов, которых наши предки славили, поклонялись им. И, наконец, «Навь». Это потусторонний мир, мир мертвых. А еще это мир снов, мир мысленного восприятия, все то, что мы можем увидеть умозрительно, осознать интуитивно, через предчувствие. Но не можем ощутить в «Яви»…. Я доходчиво объяснил?

— Вполне. Спасибо. — Поблагодарил за всех егерь. — Так что Вы, все-таки, скажете конкретно про Навь Остров?

— Это легендарная местность, где якобы находится переход между «Явью» и «Навью». Попросту говоря — между этим светом и — тем. Таких переходов, по славянской мифологии, несколько, и разбросаны они по разным затерянным уголкам Земли. А конкретно Навь Остров народная молва, легенды и предания разместили где-то тут — в наших местах. Только одного я не пойму — почему именно остров, ведь у нас тут ни рек нет таких, на которых острова были бы, ни озер?! Или это….

— Болото.

— … Извините. Не понял.

— Болото. — Повторил Федор. — Остров еще посреди болота может быть.

Платонов на мгновение задумался.

— Знаете, такая версия у деда была. Но я как то не представляю остров посреди болота. Как такое может быть?

— Не только может быть, но и есть.

— Откуда такая уверенность? Вы были на этом острове? — С иронической усмешкой спросил Игорь Павлович.

— Быть — не был. Но — видел. — Совершенно серьезно ответил егерь.

— А Ваш дедушка связывал все происходящее на хуторе с этим островом? — Спросил Алексей.

Хозяин квартиры стал лихорадочно перебирать все бумаги в папке.

— Сейчас, одну минуточку…. Вот! — Платонов держал в руках лист, который, при близком рассмотрении казался фотографическим отпечатком. — Это та тоненькая ниточка, позволяющая связать Навь Остров с известными нам событиями.

Игорь Павлович передал снимок Матвею. Это была фотография остатков какой-то записки, обугленной на углах и сгибах.

— Что это?

— Записка. Вернее — ее фотография.

— Откуда она?

— Как рассказала деду Мария Силантьевна, незадолго до своего исчезновения ее муж решил запалить камин, а так как им они еще ни разу не пользовались, то, на всякий случай, Макаров пригласил из села печника. Тот все проверял, чистил дымоход, регулировал всякие заслонки, ну — и так далее. Так вот, когда он чистил от сажи какой-то там канал над камином, то обнаружил в нем металлическую коробочку, а точнее, как выяснилось при детальном рассмотрении — серебряную табакерку. Такие в то время были в моде, так как табак тогда нюхали ничуть не меньше, чем курили. Запросто можно предположить, что коробочку эту спрятал сам граф Левашов. Внутри ее и оказалась эта записка, вернее то, что от нее осталось.

— Но, Игорь Павлович, а что мешает допустить, что табакерку «заныкал» кто-то другой, и гораздо позже графа?

— Ничего не мешает. Но…почему-то кажется, лично мне, что это сделал именно Левашов. А Платонов старший вообще был в этом уверен. Он мотивировал свою уверенность тем, что табакерки с записками просто так не прячут, а прячут именно тогда, когда в этих записках сокрыта какая-то тайна. А вокруг графа Левашова эти тайны вращались, как хоровод детишек вокруг новогодней елки! А потом, текст писался еще до орфографической реформы русского языка, которая была принята в 1917–1918 годах прошлого века. Вот, посмотрите, в нем присутствуют: «ѣ», «ѳ», «i». Да и «Ъ» в конце слов имеется…. Вряд ли, согласитесь, это писал кто-то из тех, кто обитал в доме уже после исчезновения графа с дочерью. Я думаю, что при той чертовщине, что там происходила, им было не до секретов на записках в табакерке.

— Так что же, что тут написано?! — Не выдержал Алексей. — Хоть что-то понять можно?!

— Смотрите сами. Запись на листке, как видите, наполовину нечитабельна, разобрать полностью можно всего несколько слов, еще несколько можно додумать. Среди прочих других, слова: «Навь Остров», как вы успели убедиться, читаются очень хорошо. Вот тут-то связь между хутором и этим словосочетанием дед и углядел, ведь все, связанное с понятием «навь», как я вам говорил ранее — что-то потустороннее, связанное с иным миром — миром мертвых. Сплошная мистика, короче! А то, что творится вокруг этого дома, разве не мистика?…Вот вам и ниточка, вот вам и связь! Более того, дедуля, поначалу, решил, что местность с хутором и является легендарным Навь Островом! Но потом, все-таки, оставил эту мысль….

Платонов вскочил со своего места, подошел к окну и полностью раздвинул шторы.

— Так-то лучше будет. — Взял из папки еще какой-то лист. — Мы с дедом долго пытались прочитать эту писанину. Он даже к спецам обращался, которые не то, что какую-то там бумажку — мысли прочитать могут! И вот что, в итоге, получилось:

— … и все? — Первым отреагировал Леха.

— Как видите. Хорошо сохранилась только первая часть. Во второй удалось разобрать только отдельные слова: «божество», «покой», «Настенька» и, собственно — «Навь Остров».

— Значит, именно по этой записке Ваш дедушка провел связь между хутором графа и Навь Островом? — Задумчиво проговорил Матвей, больше констатируя факт, чем спрашивая.

— Да. Так это же очевидно.

— А кто это написал?

Все с удивлением посмотрели на задавшего вопрос Матвея.

— Да ты что, старик, — усмехнулся Звягинцев, — граф, конечно же!

— Откуда такая уверенность?! Что-то в записке я не наблюдаю его автографа. Тут вообще никакой подписи нет!

— Да ежу же понятно, дружище! — Не сдавался Алексей. — Тут же…

— Не спорьте, молодые люди. — Прекратил спор Платонов. — Записка действительно обезличена, но написал ее, все-таки, Левашов. В архивах сохранились разные документы, которые составлял и оформлял сам граф. Местные криминалисты сравнили почерки на них, и этот. В общем — один к одному. Тут интересно другое.

— Первая часть писанины? — Предположил Федор.

— Совершенно верно! Первое предложение, как видите, является ничем иным, как инструкцией, техническим руководством по работе с каким-то механизмом, а именно…

— Часы.

— Совершенно верно! — Согласился с егерем Платонов. — «С последним полуночным боем», «первая и вторая четверть» — все это говорит в пользу часов. Дед рассказывал, что в доме на хуторе были какие-то часы…

— Почему же — были? Они стоят там, и по сей день. — Уточнил Алексей.

— А они с боем?

Матвей с Алексеем переглянулись, пожав плечами, и обратили свои взоры на Федора.

— Часы стояли, в смысле — не ходили, с самого момента заселения в дом Макаровых, это я точно знаю. Илья Дементьевич пробовал их завести, но «родного» ключа так и не нашли, а замену ему подобрать не смогли — мудреный слишком какой-то. Макаровы хотели часы вообще на чердак затащить, что бы, как говорится, попусту место не занимали, но они оказались напрочь прикрепленными к полу. В итоге — оставили их в покое. Так что с боем они, или нет — сейчас никто не скажет, пока не заработают.

Платонов поднялся со своего места, медленно подошел к окну, обдумывая что-то на ходу, выглянул на улицу, также медленно, в задумчивости вернулся назад.

— Вот что, ребята. — Выдал он, усевшись на стул. — Эта история «муляет» меня ничуть не меньше, чем и вас. Да и хотелось бы дело Платонова Старшего довести до конца. Поэтому я предлагаю объединить наши усилия в расследовании всех этих тайн. У меня остался еще добрый кусок отпуска, поэтому с пребольшим удовольствием поехал бы с вами…. если вы, конечно же, не будете против. Бубновы и Алексей посмотрели на Матвея, который, немного стушевавшись, ответил.

— Да нет…. конечно же, Игорь Павлович — не против. Будем только рады.

— Вот и ладно. — Платонов Младший заметно оживился. — Тогда дайте мне минут пятнадцать на сборы. Да, еще одна просьба, хоть мы с вами на «брудершафт» и не пили, давайте, все же, перейдем все на «ты».