Глава 13

13

Кровь на перчатках

Как же я любил сборы в Грузии! До женитьбы, конечно. Ещё бы Вику с малышкой сюда, в мае, когда ещё солнце не шпарит, соревнуясь с афганским, воздух чист, с прошлого года сохранились фрукты, а вино позапрошлого года уже созрело, стаканчик его не пьянит, но бодрит и приводит в хорошее расположение духа.

Сейчас летел рейсом Минск-Тбилиси больше по необходимости. Резо Берикашвили из отдела единоборств грузинского спорткомитета сказал по телефону: есть разговор. Поэтому я не стал уклоняться, хоть нашёл бы тысячу причин, и со сборной «Динамо» республики отправился на двухнедельные сборы.

Лично для меня они начались с ресторана «Арагви». Несмотря на вполне национальное и атмосферное название, это было чисто советское очень плоское сооружение высотой в три этажа с большими залами, натуральное предприятие общественного питания с промышленным масштабом насыщения граждан, а не уютные небольшие кафешки Старого Тбилиси, где даже обычные сосиски под пиво были «вах какими вкусными».

Резо, в прошлом борец, давно уже забросивший поддержание спортивной формы с необходимостью вписаться в весовую категорию, заказал шашлык, вино, фрукты, овощи, хачапури, аджипсандали, если не путаю названия блюд.

— Мы ждём гостей?

— Нэт! Угощайся, дарагой.

Что-то напомнило бабушкины пытки едой… Но здесь никто не неволил, и ради утилизации курицы не обязательно скармливать её кошке. Поскольку грузин прекрасно понимал, что я не вправе позволять себе вольности, он не настаивал. И что процентов семьдесят съестного уплывёт обратно в недра ресторана, его не волновало, он выполнил свой долг гостеприимства.

— Спасибо, Резо. Если бы не жуткая жара летом, точно думал бы перебраться сюда. Дивная природа, душевные люди… Рай на земле!

— Летом в тэни надо! Свой дом с тэрасой, кондиционэр в каждый комнат, слушай, и хорошо!

— Почти уговорил. Ладно. Что такое случилось, по телефону не обсуждаемое?

Оказывается — не случилось. Только ожидалось. Грузины с тревогой ждали смерти Брежнева. Он не поздравил «дорогих товарищей» с Новым восемьдесят вторым годом, крайне редко мелькал по телевизору, это раньше получасовую ежевечернюю программу «Время» называли: бенефис Брежнева плюс пять минут о погоде и спорте.

— Я знаю не больше твоего, Резо. Конечно, бываю на приёмах в ЦК после крупных побед. Брежнев после Олимпиады ни разу к боксёрам не выходил. Говорят, болеет.

— Да, генацвале. И мы гадаем: кто после Брэжнева? И какие парадки введёт?

Понятно. Ещё при Сталине для грузин введены послабления: закрывать глаза на мелкую частную инициативу. В Белоруссии, в Украине, да и на большей части территории РСФСР за подобное клеили ярлык «цеховики», ОБХСС брал под белы волосаты рученьки, а суд выписывал энное количество лет праведного труда вместо капиталистического. В Грузии во всю действовали мастерские, штампующие ширпотреб. Парадокс, но в стране, где сделан первый в мире искусственный спутник Земли, госпредприятия не освоили выпуск элементарной джинсовой одежды, с чем чудесно справлялись кавказские предприниматели. Поток частным образом изготовленного товара, а также «мандырыны», «гваздыки» и прочие продукты растениеводства обрушивались на советских граждан, измученных тотальным дефицитом. Даже малая часть населения республики, вовлечённая в рыночную экономику, здорово поднимала местный уровень жизни по сравнению с той же Белоруссией, где коммунизм держал твердокаменные позиции. Что любопытно, ни Хрущёв, ни Брежнев не покусились на особый статус грузин. Более того, в двух других кавказских республиках нравы тоже были чуть свободнее, но не так как в ФРГ. Гордясь вхождением в состав своего квазигосударства автономных республик, грузины называли себя Федеративная Республика Грузия или ФРГ, увы — неофициально.

— Боюсь, к власти придёт мой главный босс из КГБ — Юрий Владимирович Андропов. Он точно вознамерится закрутить гайки… — глядя на вытянутое носатое лицо спорт-чиновника, я поспешил его утешить: — У него здоровье тоже не ахти. Не претендую на лавры пророка, но позволю себе предположить: радикально ничего не изменится. Ему надо будет закончить межведомственную битву с МВД, разобраться с московскими кланами, не до национальных республик.

— Вах как ты хорошо сказал! Так выпьем за бэлорусов — наших лучших друзэй!

Вторая часть приватной беседы затронула предстоящий чемпионат Союза в Донецке. У грузин шла смена поколений, и шла не очень хорошо. Армяне, наоборот, приготовили к украинскому турниру неплохую сборную республики, объективно — сильную. Особенно выделялся Серж Варданян, выделывавший на ринге и около него нечто несусветное. Похоже, набрался не лучшего у западного профессионального бокса и вёл себя соответственно. Получал кучу предупреждений и на ринге, и вне ринга, судьи снимали с него очки практически в каждом бою, но он продолжал выступать и выигрывал, большинство боёв закончил нокаутом.

— Резо! Вашего боксёра я не пропущу, извини, на договорняк не соглашусь. А Варданяна пора остановить. Рано или поздно мы с ним в Донецке пересечёмся.

— Как Стывенсона?

— Ну зачем… Хулиган, но всё же советский человек. Обойдёмся без увечий. С остальными же ребятами — посмотрю. Отберу двух-трёх самых перспективных, уговорю Когана позаниматься с ними, сам поработаю. За две недели мастера не слепишь, но хоть что-то подтяну.

Грузин благодарил, уверял: предложение на переезд к ним бессрочное. В том числе, когда закончу турниры и перейду на тренерскую.

Конечно, он не знал, что любая моя заграничная поездка дальше Польши-Чехословакии-Венгрии ставит крест на любых планах, даже грузинских. Чёрная туча вынужденной и преждевременной эмиграции с каждым месяцем приближалась неумолимо.

Об этом заговорила Вика, едва я разгрузил баул с подарками и покупками из Грузии.

— Не верю, что Советский Союз развалится, и нам придётся бежать. Смотри! Здесь всё хорошо, нам ничто не угрожает. Даже папа, думаю, смягчится. Были на Пулихова, он в таком восторге от Машеньки! Не будет вечно дуться на её отца.

Мы стояли на кухне, и я едва не выпустил из рук плетёную бутыль с вином.

— Ты обсуждала с ними…

— Конечно! Вопрос важный. Конечно же, не сказала, что услышала это от тебя.

— Будто не догадались.

— Валера! Ну что ты…

Она включила самую неотразимую улыбку, положила мне руку на грудь, как тут сердиться?

— Возможно, это была самая неприятная твоя ошибка за время нашего знакомства. Больше тебе ничего не буду рассказывать. Пожалуй, только одно: Брежнев не доживёт до зимы, впрочем, об этом многие и так догадываются. Его преемник найдёт государственные дела в расстройстве, попробует исправить насаждением дисциплины, но сделает только хуже. А там — покатится. Если снова расскажешь родителям, Ольге или кому-то ещё, будем разговаривать только о дочке, грибах и балете.

Она опечалилась, не знаю, от чего больше — от выволочки за длинный язык или от пророчества, что уютный мирок скоро разлетится под ураганным ветром перемен.

Чисто внешне всё было в порядке, наступило лето, лучшая пора в Ждановичах, особенно когда дом стоит недалеко от водохранилища да в сосновом лесу. Ольга и тёща наезжали к нам очень часто. Заглядывала и ма, которую образ жизни без грядок и сада, когда не нужно корячиться в огороде попой вверх, но на столе всё есть натуральное, благо рядом деревня, привлекал больше, чем батрачество на шести сотках в Крыжовке. Женщины, находящиеся тут в ассортименте, избавляли кормильца от необходимости ночных подъёмов к ребёнку, поэтому в семь утра, вполне выспавшийся, я брал Рекса и заряжал обычный десятикилометровый кросс по побережью водохранилища, заканчивая его, правда, уже не у турника, где познакомился с будущей женой, а дома, где мини-спортзал на шестьдесят квадратов и открытая площадка среди сосен были оборудованы куда лучше.

— Вдруг тебя уведут! — однажды горестно вздохнула Вика, когда я растирался полотенцем после душа. — Когда знакомились, ты был тощий, жилистый. Сейчас весь в мускулах, как Аполлон скульптурный. Хоть натурщиком подрабатывай. Что ты смеёшься?

Я подхватил её на руки.

— Знаешь, как приятно, когда Аполлоном тебя называет любимая женщина? Тем более, не такой уж я красавец. Да, накачался. Не запускаю жирок на тело, хоть в моей категории нет потолка, наедай хоть полтора центнера. Но мне так легче двигаться. И это я всегда боялся, что тебя уведут. Даже с ребёнком в виде прицепа. Самая красивая девушка города, если не всей республики! Вернусь из Донецка, выведу тебя в люди, засиделась с Машей. А исполнится ей хотя бы год, начну возить тебя с собой, посмотришь мир.

Улыбка погасла. Боюсь, в каждую загранку будет теперь провожать с мыслями — вернусь ли. Тем более однажды её нехорошие предчувствия сбудутся.

Но Украина ни разу не заграница. Тем более восточная, где в восемьдесят втором говорят только по-русски. А жарко в июле — бескомпромиссно.

Климат виноват или что, до полуфиналов, кроме меня, дотянул всего один белорус — минчанин Игорь Шарапов из Минска. Грузины срезались все ещё раньше, в том числе тренированные нами с Коганом. А вот армяне наступали как Наполеон под Бородино, в финал прорвались сразу четверо, включая того самого Варданяна.

Учитывая заметный вес советского любительского бокса в мировом, на чемпионат СССР приехало довольно много иностранных журналистов, и не только из соцстран. Я привык, а Серж Варданян, впервые узревший подобный интерес к своей персоне, выпендривался как мог. Хамил при случае, будто он представитель не древней культурной нации, а едва слезший с дерева дикарь.

На взвешивании перед финалом, у супертяжей оно достаточно формальное, лимита нет, придурок выкрикнул в мою сторону, работая на публику:

— Я твою маму имел!

Вместо «имел», разумеется, прозвучало похабное матерное слово.

— Ей пятьдесят. Молодые не дают?

Он спрыгнул с весов и как был, босиком и в плавках, бросился ко мне, высоко подняв кулаки.

— Убью!

Я остановил его коротким мае-гери в солнечное сплетение. Наверняка же знал, придурок, что я ещё и мастер спорта СССР по боевому самбо, но не смотрел на ноги. Свалился, замолотил руками по полу, продолжая орать «убью», его тренеры бросились к судьям с требованием моей дисквалификации, Коган не растерялся и элементарно вызвал милицию с первого этажа спорткомплекса: боксёр-тяжеловес вне ринга бросился на будущего соперника, угрожая убийством. Поскольку свидетелей — десятки, сверкали вспышки фотоаппаратов, Варданяну угрожало минимум пятнадцать суток за хулиганство, сколько бы армяне не предлагали ментам. Коган отказался писать заявление, только когда противная сторона отозвала обращение к судейской коллегии.

Мне шепнул перед боем:

— Не ломай ему челюсть как Стивенсону. Правда, этого ненормального мне не жалко.

— Мне тоже.

— Он идиот и непредсказуем. С ним всё что угодно может произойти. Будь предельно осторожен.

По команде «бокс» Варданян бросился на меня как прыгун в воду сигает в реку — вытянув обе руки вперёд. Выше на полголовы и килограмм на двадцать тяжелее, стиснул, не давая пробить апперкот в корпус, затем чрезвычайно чувствительно заехал по обеим почкам.

— Брэк! Брэк!!! — крикнул судья.

Он сделал полшага назад, согнулся и жесточайше боднул меня в лицо, из рассечённой брови потекла кровь. Судья сделал всего лишь замечание за опасное движение головой, я кинулся к своему углу. Ким прижал к моей физиономии полотенце и злобно прошептал:

— Давай сниматься. Судья куплен. Варданян будет делать всё, что захочет.

— Нет, только то, что я позволю.

Доктор разрешил продолжать, и я вернулся в центр ринга. Армянин радостно скалился и при первой возможности кинулся в атаку, обрушив град ударов. Как только я закрыл голову, снова навалился, удары посыпались по затылку. Рефери, наверно, что-то разглядывал у себя в пупке, ни на что не реагируя.

От тяжёлых оплеух по почкам и в затылок дыхание сбилось, из глаз сыпались искры. Стоило мне сунуть ему в пузо, судья рявкнул «стоп» и вынес мне предупреждение за удар ниже пояса. Пригрозил остановить бой и дисквалифицировать. Меня, а не длинного урода!

До гонга я ничего не смог предпринять. Серж колотил открытой перчаткой, снова по затылку и по почкам. Разве что в яйца не бил, слишком высокий. Главное, я не допустил ударов по бровям, ранка прихватилась.

— Что думаешь? — спросил Ким, сунув мне под нос нашатырь.

— Валю его или падаю сам. Третьего не дано.

Во втором раунде он снова лупил длинной серией. Попытка ввязаться в обмен ударами привела к нокдауну, я не упал, но изрядно закачался. Пусть у меня быстрее восстановление, голова у гада была куда крепче.

— … Семь, восемь… Бокс!

Даже странно, что возобновил бой. Купленный судья, что тебе стоит открыть счёт и без нокдауна, досчитав до десяти? Я не помню примеров, чтоб боковые судьи отменяли решение рефери, тот ближе к бойцам и видит, что глаза бегают, не фокусируются, то есть боксёр потрясён и не в состоянии продолжить. Но, видимо, продажный настолько поверил в перевес Варданяна, что решил дать ему возможность победить бесспорно.

Хорошо, сыграем на их замысле. К концу второй минуты я симулировал нокдаун после обмена ударов, как следует отдохнул и приготовился встретить. Едва только Варданян бросился вперёд, далеко выставив вперёд левую руку и до половины распрямив правую, я подсел и пробил короткую двойку — в центр пуза и под левое ребро. Серединка живота прикрыта мышцами пресса, а вот печень и селезёнка защищены меньше, как ни качайся. Неужели не видел по телевизору, как я апперкотами отделал Стивенсона?

Мгновенное замешательство стоило ему пропущенного в подбородок. В другой ситуации я мог бы и отступить, не дожидаясь «стоп» рефери. Но армянин продемонстрировал такую прочность башки, что оставлять так было небезопасно. У меня в распоряжении оставалось, быть может, около половины секунды…

Я подпрыгнул как можно выше вверх и выбросил прямой цуки в лоб. В челюсть надёжнее, и скакать не нужно, но Коган просил не ломать. Ну, как-то так…

Мерзавца повело в сторону, на подгибающихся ногах он шагнул боком к канатам и ухватился за них. Судья крикнул «стоп», указал мне на угол и секунд десять тянул, не открывая счёт.

Грянул гонг. Секунданты отнесли Варданяна в угол и не выпустили на третий раунд.

Рефери собрал записки, позвал нас на центр. Армянин вдруг кинулся боксировать, не надевая перчаток, бил мимо меня или судьи, куда-то в пространство. Купленный рассерженно мотнул головой и поднял мою руку.

Я хотел крикнуть ему: ты не во вкусе моей матушки, но бесполезно, вряд ли тот хоть что-то слышал кроме звона в ушах.

Коган уже составлял протест на действия рефери, пока вчерне, нужно было ещё просмотреть запись и подсчитать, сколько раз ублюдок двинул мне по почкам, по затылку или открытой печаткой. Тренер был уверен, что команда армянского супертяжа, столь же нечистоплотная, как и он сам, будет оспаривать мой выигрыш. Но когда я вышел из душа, Ким сообщил, что настоящие неприятности только начинаются. Варданян в раздевалке потерял сознание и, не дождавшись медпомощи, умер. Предварительный диагноз: кровоизлияние в мозг, будут ещё вскрытие и судмедэкспертиза. Как ни крути, смерть насильственная.

— Я своё дело сделал, папа Ким. — Уложил подонка по всем правилам. Что он оказался слабаком и дал дуба — не мои проблемы. Товарищи тренеры и спорткомитет Белоруссии, разбирайтесь.

Оставалась надежда, что инцидент похоронят. Спортчиновникам невыгодны скандалы. В конце концов, я не убил Варданяна на ринге. А что он окочурился после от внезапного приступа чесотки, не ко мне претензии.

Выход из спорткомплекса охраняла милиция, я всё равно радовался, что бой прошёл в Украине, а не в Ереване. Даже в Тбилиси или Баку мне бы мало не показалось. Рядом со мной шагали тяжеловес Вахтанг, вылетевший в восьмушке, но против толпы, надеюсь, эффективный. Грузины охраняли и комнату, один постелил себе у двери изнутри, храпел, но, не потревожив его, не войти.

Третий этаж, но в окно влетел камень. В общем, ночка та ещё была. Заснул под утро, снились боксёрские перчатки, повешенные на гвоздь, символ окончания занятий спортом. С перчаток капала кровь.

А пролитая армянская кровь взывала к отмщению, и я не могу винить тех ребят. Горцы, мать их, народ небольшой. Пусть не кровная месть, то на какое-то восстановление справедливости они должны надеяться, будут беззубыми или разобщёнными — их раздавят поодиночке.

Результат не заставил себя ждать. «Советский Спорт» вышел со статьёй на половину второй полосы «Нам не нужен такой бокс». Мне припомнили всё: отбитое причинное место соперника на юниорских соревнованиях по боевому самбо, Тайсона в больничке с сотрясением мозга, сломанную челюсть Стивенсона. Автор выставил меня монстром, выходящим на ринг увечить нормальных боксёров-любителей. О крайне грязной манере усопшего вести бой — ни единого слова.

О том, что журналист получил нормальную пачку ассигнаций, можно не сомневаться. Это я понимаю, а массовый читатель «Советского Спорта» отнюдь не такой прошаренный.

Никаких выводов и предложений по недопущению подобных инцидентов журналюжка в статье не разместил, ограничился постановкой вопроса: вправе ли зверь в человечьем обличье по фамилии Матюшевич представлять отечественную школу бокса на международных соревнованиях.

Коган, размахивая газетой, издавал сентенции в духе «а я ведь тебя предупреждал». Ким совершенно повесил голову. Он, словно получив отдельное поручение от «Вышнего», прямо намекал: выигрываешь в Мюнхнене, и тикаем на Запад, денег хватит на пару-тройку лет, а там начнётся золотой дождь. Поскольку кампания против меня развязана с подачи центральной всесоюзной прессы, большой вопрос, выпустят ли в загран вообще, как долго я смогу пребывать в чемпионской форме, да и его годы тикают.

В Донецке пришлось зависнуть дня на три. Областная прокуратура записала мои объяснения, тренера и секунданта. Пожилой украинец, заместитель прокурора области, заверил, что ко мне претензий у правоохранителей нет. Видеозапись боя они приобщили к материалам, заставили прокомментировать каждую секунду боя украинских судей всесоюзной категории, те подтвердили, что ничего предосудительного я не совершал, мой более чем оригинальный прыжок и каратёшный удар в прыжке необычен для бокса, но не выходит за рамки правил.

— Вы столько успели за три дня! — искренне изумился я.

— Не удивляйтесь, — грустно ответил советник юстиции, почему-то посмотрев на настенный портрет Ленина, словно просил поддержки у покойного вождя. — Столько звонков посыпалось — из Киева, из Москвы и, конечно, из Еревана. Остальные дела пришлось сдвинуть. И судмедэксперты отодвинули в сторону другие тела, говорят, в мозгу погибшего обнаружены следы множественных микрокровоизлияний. Ваш удар в лоб, Валерий Евгеньевич, просто завершил начатое другими соперниками Варданяна. Жду официальное заключение, но уже сейчас скажу: будет вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела за отсутствием в действиях гражданина Матюшевича состава преступления.

— Спасибо!

— Не за что, такая работа. И я всегда болел за вас. Ну, кроме случаев, когда били украинских боксёров. Автограф дадите?

— На протоколе?

— Нет, для себя.

На такой случай я носил сувенирные боксёрские перчатки, шитые цеховиками Грузии, в два спичечных коробка размером. Расписался и протянул прокурору.

Коган, присутствовавший при разговоре, на ступенях прокуратуры напомнил: ничто ещё не кончилось. Под суд не отдадут, но надо ещё знать, что решит Москва. Смерть боксёра на ринге или сразу после матча случалась, но Госкомспорт и спортивные журналисты СССР всегда любили подчеркнуть: такое случается лишь на проклятом Западе у профессионалов, где гладиаторы ринга приносятся в жертву и погибают на потеху публике ради наживы организаторов убийственных схваток. У нас совсем другое дело… Нет, теперь и у нас случилось.

Зато с каким облегчением вздохнула Вика, узнав, что в ближайшем обозримом будущем я невыездной! Взволновалась только:

— Ты убил человека…

— Я тебя умоляю. Просто съездил хаму по роже, не зная, что у него сосуды хрупкие. В Афганистане мочил духов в бою, в Ил-62 сразу семерых отправил на тот свет. Дорогая, твой муж — серийный убийца! Пусть только кто-то станет у нас на пути или вздумает тебя с Машенькой обидеть.

Она подумала и решила не париться.

А мне ещё предстояло выяснение отношений с «Вышним», когда тот заметит моё отсутствие в сборной СССР на чемпионате мира. Сочтёт ли окровавленные перчатки достаточным основанием откосить?

Во всяком случае, оцифрованный архив «Советского Спорта» ему доступен и статья «Нам не нужен такой бокс» тоже. Пусть читает и развлекается.

Загрузка...