Назад в СССР: демон бокса – 2

Глава 9

9

Лубянка

Триумф советской сборной в Шривпорте с торжественной встречей в Шереметьево, про Неваду советская пресса решила никому больше не напоминать, перетёк в допросный марафон. Нас разместили в бывшей Олимпийской деревне, и понеслось… Машины с мигалками возили к площади Дзержинского, бывшей Лубянке, где мои коллеги с холодной головой, горячим сердцем и практически чистыми руками желали знать буквально о каждой секунде полёта злосчастного Ил-62, пребывании в Великобритании и США, а также обратном пути в Москву. Я был у господина в роли любимой жены Гюльчатай, потому что более других отметился в истории с угоном, а затем ещё заявил о попытке вербовки. Соответственно получил больше внимания, чем остальной гарем.

Признаюсь, так долго и подробно меня никто не опрашивал. Тем более что памятное здание на площади Дзержинского не раз приходилось посещать в прошлых командировках, не только аккуратные кабинеты наверху, но и пыточные подвалы, оставившие не самые приятные воспоминания.

— Когда вы поднимались на борт авиалайнера, смотрели на трапе направо или налево?

— В спину впереди идущему.

— Кто это был?

— Наверно, кто-то из нашей делегации. Точнее не скажу.

Хоть, на самом деле, прекрасно помню, я пропустил вперёд папу Кима. Но следователю не нужно знать, что у меня исключительная память, и без того подозрительно много талантов. Добавилась репутация аса-пилота.

— Кто из стюардесс вы встретили на входе?

— Пара каких-то… Ей Богу, не рассматривал. Товарищ капитан, вот фото моей невесты. Впечатляет? На других не отвлекаюсь. Тех девочек в синем безумно жаль. Особенно жалко, что я не перебил уродов до того, как они прикончили экипаж. Были бы живы…

— Понимаю.

Мелькали и щекотливые моменты. Я слово в слово повторил описание происходящего в хвосте, утверждая, что угонщик задрал одежду американке и сам расстегнул штаны, но не успел насладиться. Не из-за заботы о чувствах той латиноски, а чтоб не было разночтений, если в руки КГБ попадут протоколы британской полиции. А вот с эпизодом у пилотской кабины вышла засада.

— Террорист выстрелил в вас. Вы были ранены?

— Нет, повезло. Выстрелил сам, практически одновременно с американкой.

— Пуля не могла застрять у вас в одежде?

— В майке и трико? Вы шутите?

— Нет, всё более чем серьёзно. Ни британцы, ни мы по возвращении лайнера не нашли эту пулю. Пересчитаны все пули и гильзы. Одной нет — выпущенной в вас.

— Считайте меня факиром, проглотившем пулю на лету.

— Давайте без ваших шуточек, Валерий Евгеньевич.

— Если без шуток, понятия не имею. В кабине оставалось ещё не менее двух живых угонщиков, контролировавших самолёт. Простите, на другое вниманием не разменивался.

— Хорошо… — он что-то пометил в протоколе и начал расспрашивать про штурм пилотской кабины.

О вербовке со мной разговаривали уже совсем другие люди. Это были оперативники, насколько я понял, из первого или второго главка.

— Валерий Евгеньевич! До полёта вы не замечали странной активности около вашей персоны?

— Ещё как! Запросите данные у коллег из КГБ БССР, — кратко поведал им историю про «мерседес» и его спешную продажу по настоянию их человека. — Второй неприятный звоночек прозвенел, когда меня обхаживал сенатор Вэнс над Атлантикой. Может, ему попка моя приглянулась, но так уже стремился расположить, обещал покровительство во всём, что касается США, от имени Конгресса и Демократической партии, невольно задумываешься: с чего бы? Если он связан с ЦРУ, то или прощупывал, или готовил почву, не знаю.

— А в самих Соединённых Штатах вы дали повод предполагать, что готовы на сделку?

Паскудный вопрос задал старший из двоих по возрасту, возможно — и по положению.

— Ни в коем случае. Вы же располагаете стенограммами с интервью в Лондоне и в Лас-Вегасе. Лейтмотив: у вас хорошо, ну — зашибись, так и наслаждайтесь сами, меня дома ждут.

— Знаем и ценим вашу твёрдость. Но в частных беседах с американскими гражданами?

— Ну что вы… После таможни в Нью-Йорке я даже не помню, что с кем-либо разговаривал. Всегда много народу, всегда в присутствии кого-то из делегации. А после вербовочного предложения мы с капитаном Лосевым не расставались ни на миг словно сиамские близнецы. Даже писали крестиком на две струи в один толчок.

— Это уже лишнее.

— Какое там! Я подчёркиваю старательность товарища капитана. Он был скрупулёзен в каждой мелочи.

Выдуманный мной эпизод в гостиничном номере с демонстрацией фотомонтажа вызвал у них кривую усмешку.

— Не верится, что в ЦРУ или ФБР работают такие дилетанты, — заметил старший.

Нет, ребята. Дилетант — тот, кто придумал эту клюкву. То есть я.

— Ничего не могу сказать в их защиту. Возможно — спешили. Правда, есть ещё одно предположение. Видели мой бой с Тайсоном? Он получил нокаут и вырубился, ещё секунду простояв на ногах. Ну, как курица бегает без головы. А рефери молчал, дал мне возможность снова ударить. Тайсон был беззащитен. Его подставили. У меня, товарищи, хук с правой — больше тонны, если точно прицелиться и вложить в движение руки доворот корпуса. Всё равно, как если бы на голову американскому подростку грузовик наехал колесом. Готово, выбирайте цвет оградки. Дальше меня взяли бы в оборот и пригрозили: или тюрьма за непредумышленное убийство, или подпиши вот здесь. Я остановил перчатку и отшагнул назад. Спас парню жизнь, им его не жаль, в Америке негров хватает. Но ЦРУшники не могли смириться с неудачей и предприняли последнюю попытку, кривую как турецкая сабля. Так всё кажется более логичным.

— Наверно. Скажите, а в случае выбора — тюрьма или обязательство о сотрудничестве — вы бы как поступили?

— Без колебаний подписал бы, чтоб не сесть за решётку, и при первой возможности поставил Лосева в известность. А тут сами решайте: запирать меня в Союзе или начать с ЦРУ разведигру. Я — офицер-пограничник, присягу дал. Исполню приказ. Но, если честно, рад, что не пришлось подписывать. Предательство, пусть даже мнимое и под давлением, хреново пахнет. Трудно отмыться.

— В капстраны вы, товарищ лейтенант, в ближайшее время невыездной, — сообщил очевидное старший. — Но поскольку проявили исключительную смелость в освобождении лайнера и твёрдость во время вражеской провокации, мы подумаем о вашем дальнейшем использовании. В пограничных войсках вас оставлять нерационально, будем ходатайствовать о переводе в центральный аппарат, в Москву.

Только этого не хватало…

— Товарищи! На перевод из Западного погранокруга — согласен, хоть сейчас пишу рапорт. Но в конце января женюсь на минчанке, её отец — генерал из Высшего зенитно-ракетного училища, мы построили дом… Вправе ли я просить о применении моих более чем скромных талантов в аппарате КГБ БССР? В том же обществе «Динамо».

— Вы не понимаете, от каких перспектив отказываетесь, — влез младший, но старший отрезал: — На сегодня желание героя дня для нас существенно, есть мнение пойти навстречу.

— Спасибо, товарищи!

— Когда срок присвоения очередного звания?

— Конец июля. Старший лейтенант.

Они переглянулись.

— Если не произойдёт ничего негативного, возможны коррективы.

Какие? Но я задал другой вопрос.

— Товарищи офицеры, поскольку у меня есть допуск два ноля, могу ли поинтересоваться о настоящей цели угона Ил-62.

Они снова переглянулись.

— Официальное объявление последует в ближайшие дни. Но оно будет… неполным. Ликвидированные вами, Валерий Евгеньевич, это этнические таджики из Афганистана, учились в СССР, освоили русский язык. Прилетели в Москву рейсом из Кабула, американские визы им обеспечили братья-мусульмане в США. Про ООП — сказка для пассажиров. Захватив самолёт, потребовали допустить на борт оператора Би-Би-Си и пустить репортаж в прямой эфир. Британцы обнаружили текст ультиматума: вывести оккупационные советские войска из Афганистана, иначе будут убивать по пассажиру каждый час.

— Тоже пахнет вмешательством ЦРУ, они ведь против введения нашего ограниченного контингента. Но тогда рушится моя гипотеза о причастности Вэнса к махинациям ЦРУ, он попал в заложники, террористы убили его телохранителей, ну или любовников, не знаю точно, кто они.

На самом деле я был глубоко солидарен с ЦРУ — советским войскам в Афганистане делать нечего. Как и американским много позже. Эти комментарии оставил при себе.

— О Вэнсе мы не выясним, — протянул младший. — Таджики могли и не знать о сенаторе, его нахождение на борту — случайность. Или получили бы послание — Вэнса не убивать. Ещё вариант, он использован в комбинации и подлежал устранению, чтоб уши американской разведки не торчали наружу. Лучше не трогать область предположений.

— Спасибо, товарищ лейтенант, — старший пожал мне руку. — Езжайте к своей невесте, отоваривайте чеки в «Берёзке». С вами свяжутся. Удачи!

Прямо около площади Дзержинского я поймал такси, метнулся на юго-запад столицы за вещами, не отпуская водителя, и погнал в Шереметьево на ближайший рейс в Минск. Билетов не было, но кто же не пустит на борт олимпийского чемпиона и победителя Лас-Вегаса! Летел на откидном кресле для бортпроводников, пилоты бегали ко мне брать автографы и всячески внушали уверенность — как хорошо быть звездой.

Снова такси — до Ждановичей, вечер, темно уже, истерический лай Рекса, он уцепился передними лапами за верхушку двухметрового забора и перескочил-таки, опрокинув меня на снег, водитель, выгрузивший багаж, прыгнул за руль и захлопнул дверцу. Наверно, решил, что нападает бешеный пёс… Но мне нравилось его радостное безумство. Хоть и мешал как следует обняться с Викторией.

Радость встречи омрачало одно — меня ждёт очередная Лубянка, только на улице Пулихова.

Ужинали с Викой при свечах.

— Ты знаешь, позвонила мама и сказала: папа предлагает приехать, поговорить. Машину пришлёт. Я согласилась и сообразила взять Рекса с собой. Как его увидели… бравый генерал аж побледнел, когда отцепила поводок.

Да, кобелю перевалило за восемь месяцев, рост набрал, а восточноевропейцы чуть выше немецкой овчарки, серо-чёрные, с виду — натуральный волк.

— Не съел твоего?

— Нет, терпел. А когда папа попробовал наезжать, мол, не спеши, возвращайся домой, я возражала — без собаки никуда, кто же его кормить будет, пёс теперь и мой тоже, Рекс почувствовал напряжение, встал между мной и отцом, показал верхние клыки, говорит утробно так: р-р-р!

— А он?

— Убери собаку немедленно! А-а-а! Он нас всех загрызёт! Отвечаю: ну, не всех…

Пёсель, уловив, что речь про него, положил башку на обеденный стол, демонстрируя готовность сожрать вкусняшку. В общем, был довольно назойлив, позже пришлось выгнать из спальни, когда начались вещи, ему как подростку противопоказанные, он поскрёбся снаружи и успокоился.

Ох, до чего же хорошо! Любимая женщина, обласканная и щедро дарившая ласки, свернулась клубком и прижалась к боку, потрескивают дрова в камине. Рекс, всё же допущенный в спальню, тихо чмокает, устроившийся на прикроватном коврике, шумит ветер за окном, качая сосны и заставляя снег носиться параллельно земле. Не это ли настоящее счастье? Какая, к бениной матери, Америка⁈

Поехали навестить потенциальных тестя с тёщей через несколько дней, выбрав в «Берёзке» ГАЗ-24 «министерского» угольно-чёрного цвета, сутки над машиной колдовали умельцы: ставили противоугонку на систему питания, скрытый замок капота, секретки на колёса, японскую магнитолу в бардачок, не снимая убогий штатный приёмник, динамики под сиденья, антикоррозийку на днище и в скрытые полости, топливный фильтр перед карбюратором. Словом, не «мерседес», но хоть в какой-то степени полуфабрикат советского горе-автопрома становился пригодным для эксплуатации. Как и под УАЗом, корячиться под «волгой» в яме я не собирался, уступая это счастье другим.

Зарегистрировал машину на Вику, она вроде как пока не замужем и из другой семьи, сам планировал добавить к УАЗу ещё и «Ниву», невеста права: «бобик» излишне брутален. В итоге у нас окажется аж три тачки на двоих. Ну и пусть завидуют. Я понятия не имел, что скоро столько не понадобится… Впереди не вырисовывалось никаких проблем крупнее знакомства с генералом.

Шурша «всесезонной», на самом деле — очень скверной резиной, «волга» доставила нас на Пулихова. В салоне пахло натуральным кожзамом, здесь это считалось ароматом нового автомобиля, пока его не перебили миазмы гниения. Вика показала место прямо у них под окнами и, протянув руку к рулю, надавила на звуковой сигнал.

— Пусть смотрят! Жаль, что не «мерседес».

— Жаль, что твой жених ничем кроме лимузинов не выделяется, — поддел её, всё же тщеславна, как и все красотки.

Выгрузили сумки с заднего сиденья с подарками. Рекса я бросил в Ждановичах, это родной дочке не возбраняется троллить отца. И без того — бельмо на глазу, ни разу не ракетчик.

Поднялись, дверь уже была открыта — увидели «волгу» из окна. Вика как таран выставила вперёд громадьё презентов, Оля завизжала от восторга, Алевтина Павловна благостно улыбалась, её супруг застыл сзади, сохраняя молчание и подчёркнуто безразличное выражение лица.

Женщины принялись шуршать упаковками, хозяин жизни соизволил пригласить меня к столу — отметить знакомство. То есть начать неприятный диалог с глазу на глаз, что никак не входило в диспозицию.

— Прошу вас, давайте обождём пару минут. Пусть всё достанут. Женщины и девушки — они как дети. Смотрю на их радость и сам радуюсь. Вика, кстати, вам тоже кое-что выбрала в «Берёзке».

— На твои чеки.

— На наши, Лев Игнатьевич. У нас теперь общее хозяйство и совместно нажитое имущество. «Волга» на неё оформлена, закончится гололёд, пойдёт на курсы вождения. Иначе неудобно в иняз добираться.

— Отсюда удобнее…

— О чём речь! Но у нас озёра, лес, чистый воздух, сосны прямо на участке, банька с веничком. По Парковой и по Ленинскому минут двадцать пять ехать до иняза, не дольше, чем идти пешком с Пулихова.

— У вас, молодой человек, на всё заготовлен ответ…

— Кроме ответа на самый важный вопрос: как наладить отношения с будущим тестем.

Я шагнул в эпицентр женского счастья, оборвав напряжённый разговор. Там как раз добрались до комплекта фирменных композитных удочек на замену бамбуковым Льва Игнатьевича, да ещё катушки, леска, поплавки, наборы мормышек, крючки, грузила… С таким оснащением генерал получил шанс свысока смотреть на самых заядлых и упакованных поклонников рыбной ловли. Руки протянулись к рыбацкому великолепию, отдёрнулись…

— Я не могу принять. Но посмотрю.

— Папа, это подарок и от меня, я выбирала.

Он посмотрел на Вику со странным выражением.

— Но не только от тебя.

Сели за стол, Вика объявила тост за знакомство. Я поднял рюмку, поднёс к губам, но поставил обратно.

— За рулём. Кроме того, возобновил тренировки, отдохнув после матча в США. Если опрокинуть сотку-другую, мне даже утренний кросс на десять километров дастся труднее.

— М-да… С новым, так сказать, зятем стопку за здоровье не опрокинуть.

Конечно, Гоша — лучший компаньон. Правда, недолгий, он, по рассказу Ольги, на Новый год уронил морду в салат минут через двадцать после извлечения из сугроба. Постепенно, как мне показалось, лёд всё же тронулся, господа присяжные заседатели. Генерал, скрипя сердце, поинтересовался нашими планами.

— У меня три главных и самых денежных турнира в году. В начале лета чемпионат СССР в Ташкенте. В супертяжёлом появился многообещающий парень из Ленинграда Вячеслав Яковлев, он на год старше меня, но только сейчас перешёл во взрослую лигу из юниоров и прокачался до супертяжёлого веса. Говорят, он посильнее битых мной на Олимпийских играх и в Штатах. Победитель чемпионата СССР едет в Финляндию на чемпионат Европы и в Монреаль на Кубок мира, — я умолчал, что обеспечил себе «освобождение от физкультуры» на выездные турниры в капстраны. — Так что мы успеем до главных стартов расписаться, обустроиться, закончить перевод.

— Перевод куда? Вы же — офицер?

— Так точно, товарищ генерал-майор. В данный момент я — лейтенант погранвойск, отношусь к Киеву, к Западному пограничному округу, в Минск, по большому счёту, просто откомандирован.

— Синекура?

— Своего рода — да. Всем якобы спортсменам-любителям находят такие должности. Мне выделили за счёт штатного расписания погранвойск. После Лас-Вегаса предложили перевод в Москву, при центральном аппарате КГБ, с какими-то сногсшибательными перспективами, я отказался. Здесь Вика, дом, привычный спортзал, тренеры, научившие всему. Пообещали должность при Белсовете «Динамо». Жду…

— Знакомо. В армии тоже непросто с переводами, ради должности часто предлагают дальний гарнизон, иначе сиди в капитанах до пенсии.

Женщины боялись хоть полслова вставить, прислушиваясь к хрупкому и вроде как позитивному разговору.

— Я лучше останусь на капитанской должности, чем соглашусь ради погон на командира погранотряда где-то в Амурской области и увезти Вику в тайгу. Ей в Минске лучше. И нашим детям тоже. Тем более при вас. Какое-то время вынужден жить в самолётах и гостиницах едва ли не половину времени в году. Кроме турниров — сборы, такова жизнь спортсмена.

— Договаривайтесь с Алевтиной Павловной. Я занят в училище.

— Но не вечно! Знаете, что внуки куда более прислушиваются к бабушке и дедушке, чем дети — к родителям? Отцу и матери некогда, они зарабатывают деньги, строят карьеру. Предыдущее поколение больше склонно к задушевным разговорам. Мои родители будут работать в университете до шестидесяти-семидесяти, а то и позже, как вся профессура. Лев Игнатьевич! Вам я доверю нашего сына.

— А вы… уже?

— Признаков нет, — сообщила Вика. — Но мы работаем над этим. Часто. Потому не налегаю на шампанское.

— Наверно, химией пичкают, потому не выходит? — не унимался генерал, выискивая хоть какие-то изъяны в кандидате на руку его сокровища.

— Не без этого, но я категоричен: ни за что, вплоть до отказа от соревнований. Могу себе позволить ставить условия, количество побед приближается к сотне, ни единого поражения, восемьдесят один нокаут. Три победы мне засчитано из-за неявки противника, по-русски говоря, боксёры или их тренеры боятся, что моего соперника унесут с ринга. Натуральные стимуляторы допускаю, тот же корень женьшеня, но не злоупотребляю. Вам подкинуть женьшень?

Он хорош и для поддержания половой функции, что после пятидесяти актуально в любом случае, но ракетчик отказался. Пока способен выпускать ракеты хоть изредка, за помощью вряд ли обратится.

Возобновились общие застольные разговоры — об учёбе, в том числе моей на юрфаке, да и Ольге поступать в текущем году, она до сих пор не определилась, хотя заканчивает ту же школу с английским уклоном, что и старшая. Под общий сравнительно благополучный фон я ввернул следующий вопрос: готовы ли Лев Игнатьевич и Алевтина Павловна знакомиться с моей роднёй, для простоты — на том же Войсковом переулке, потому что Одоевского или Ждановичи намного дальше.

— Не по-людски это…

— Что, Лёва? — супруга положила ладонь поверх его руки.

— Он должен был честь по чести прийти, попросить у меня руки дочери. А так — фактически у меня её украл.

Господа гусары, молчать… Сжать челюсти… Думаешь, она — твоя собственность, хочу — продам за калым, ну а нет — пусть сидит девица в высоком тереме? Я прикусил язык, чтоб не надерзить. В воровстве меня никто пока не упрекал.

— Да что ты говоришь! — запричитала его половинка. — Дети любят друг друга. Ты же упёрся тогда: Гоша, Гоша, я другу Паше слово дал… Что, по твоему, они должны были делать, если заранее знали твой ответ? Ты сказал бы «нет», наплевав на мнение и чувства дочери.

— Нет — значит, нет, — снова заупрямился золотопогонный козёл. — Гоша ждёт. Сказал: всё равно будет ждать, хоть она и живёт с другим мужиком. Мужское слово твёрдое.

А казалось, дал задний ход, внял голосу разума. Увы, советские генералы принятого и оглашённого решения не меняют, даже если оно дебильное.

— Что же, расставлены все точки над i, — резюмировал я. — Лев Игнатьевич, уважаю ваше мнение, хоть оно в корне расходится с моим. К сожалению, мы вступим в брак без вашего благословения, что наложит отпечаток на дальнейшие взаимоотношения, в том числе с внуками. Надеюсь, это не тупик. Виктория Львовна, думаю, нам пора откланяться.

— И вы на чай с тортиком не останетесь, — всплеснула руками тёща, словно недостаток желающих уничтожить торт был наибольшей проблемой.

— Так лучше, мама! — Вика поднялась. — Коль нам здесь не все рады… Но ты с Олей приезжай к нам в Ждановичи, почаще, оставайтесь на ночь, в баньке попаритесь, помните? Как тогда, за Уралом. Валера вас привезёт и отвезёт обратно. Потом и я, как права получу.

Мы попрощались. Маму невесты я всё же познакомил с родителями тела и с бабушкой-дедушкой. Вроде прошло благополучно. Они все присутствовали на свадьбе, её пришлось организовывать затратно и с размахом: пригласил пацанов с тренерами и с бокса, и с боевого самбо, Вика позвала семь девочек из группы, Ольга сияла как начищенная бляха солдата-первогодки, будто это она выходила замуж за непобедимого чемпиона и вообще такого козырного парня.

Генерал не оценил и на свадьбу не явился. Ну и хрен с ним.

С этими военными кашу сварить сложнее, чем с «кровавой гэбнёй» с Лубянки.