Назад в СССР: демон бокса – 2

Глава 14

14

Спецназ

Почему-то для любого московского начальства, что спортивного, что ведомственного, вызов нужного человека в столицу откуда-то из периферии считается делом обыденным, лёгким, в общем, по щелчку пальцев. Командировочные расходы, выключение из текущих, возможно — крайне необходимых дел, всё это не просто игнорируется, даже не вспоминается.

Хуже всего, когда непосредственное начальство на месте понятия не имеет, что влечёт за собой вызов. Звонить наверх и спрашивать, зачем, господа высокопоставленные, вам понадобился наш персонаж, как минимум, не принято. В качестве уважительной причиной неявки рассматривается разве что загранкомандировка. Болезнь или смерть таковой не являются, не едет сам — доставьте тело! Согласен, немного утрирую.

И так, я в бесчисленный раз на Лубянке, то есть на площади Дзержинского, в управлении кадров главного офиса КГБ СССР. Со мной беседует кадровик, сбоку от него сидит и с прищуром на меня смотрит очень худой мужчина лет пятидесяти, седой и молчаливый, в штатском. Ежу понятно, пришёл на меня посмотреть, а что его мне не представили — в порядке вещей.

— На вашей боксёрской карьере поставлен крест, — резюмировал подполковник-кадровик, перелистывая бумажки, подшитые в толстое личное дело, очевидно — моё.

— Скорее, она поставлена на паузу. Ни законов Украины, ни правил бокса не нарушил. Уверен, стихнет резонанс, и Госкомспорт даст мне следующий шанс. Возможно, хотя бы на тренерской работе.

— Но у вас нет тренерской подготовки… В следующем году заканчиваете юрфак, а не институт физкультуры.

— Второе высшее — дело наживное.

— И по поводу «стихнет резонанс» вы излишне оптимистичны. В Ереване похороны убитого вами боксёра вылились в многотысячный митинг и едва ли не общенациональный траур.

Репетиция… Через четыре года армяне начнут акцию в аэропорту, пожалуй, первую в своём роде, после чего трещины раскола опутают весь «нерушимый».

— Прошу не употреблять слово «убитый» или «убийство». Варданян сам дошёл до состояния, когда любой удар в голову мог стать роковым.

— Поясните.

— Охотно. Начну издалека. Вы когда-нибудь видели, пусть на фото, результат попадания пули из пистолета Макарова в бронежилет?

— Я видел, — впервые разомкнул уста мужчина в пиджаке. — Если в упор, то обширная гематома. Вплоть до перелома ребёр. Зависит от материала жилета. Лёгкий — пробивает.

— Спасибо, товарищ! — понимая, что его присутствие здесь, как и жу-жу у пчёл Винни Пуха, неспроста, счёл необходимым сделать ему реверанс. — Сила удара оценивается в половину тонны. Ну а удар боксёра тяжелого или, тем более, супертяжёлого веса — тонна и более. Я привёл пример с бронежилетом, потому что он распределяет энергию удара на большую площадь тела, чем пуля. Неудивительно, что в Лас-Вегасе чернокожий боксёр, получивший мой апперкот в корпус, получил разрывы внутренних органов. А представьте, что такой удар прилетает в голову!

— На себе пробовать не захотел бы, — согласился подполковник.

— Теперь представьте, мы выходим на ринг с вероятностью поймать тонну на голову, возможно — пару раз за поединок. Способны ли жалеть соперника, готовящегося нанести нам такой удар, относиться к нему как другу-товарищу и нежно обниматься до и после встречи? Ничего подобного, эти наши телячьи нежности рассчитаны чисто на публику, на подчёркивание, что гуманный любительский бокс не имеет ничего общего с профессиональным.

— Так ли ничего?

— Общего больше. Главное правило бокса: мне засчитывается чистая победа, если забью противника кулаками в голову до потери сознания. А что получу за это миллион долларов или, как бескорыстный любитель, лишь ГАЗ-24, сути не меняет.

— Переходите к случаю с Варданяном, — напомнил человек в штатском, ничем не показавший удивления, что за один чемпионат зарабатываю ультрадефицитный лимузин ценой как зарплата офицера КГБ за несколько лет.

— У парня была невероятно стойкая к ударам голова. Он не получал нокаут или хотя бы нокдаун, получив акцентированный хук в челюсть. Пользовался этим, оскорблял соперников до боя, разжигал в них ярость, вытаскивал на обмен ударами с полным снятием защиты. И разил наповал. Меня тоже потряс, хоть и не сильно. За шестьдесят с чем-то боёв он получил колоссальное количество микротравм сосудов мозга. Конечно, молодой, восстанавливался, но чудес не бывает: шов или рубец всегда более хрупок, чем неповреждённая ткань. Вот и лопнул сосуд. Медики в Донецке ахнули, вскрыв ему череп. Им не приходилось резать профессиональных боксёров, там каждый второй такой, не всякий доживает до шестидесяти.

— Но кому это надо было? У нас же любительский бокс! Хоть умри, миллионов не заработать, — пожал погонными плечами подполковник.

— Именно. У нас. В корень смотрите. Я уверен на сто десять процентов, группа армян в комплекте с Варданяном осталась бы на Западе во время заграничного турнира. Его готовили целенаправленно: устраивать грязное шоу до боя, унижать противника, затевать театральный махач на ринге, лупить по затылку, по почкам, открытой перчаткой, бить головой. Из мерзавца делали конченного мерзавца. А я разрушил им многолетнюю комбинацию, все надежды на сладкую жизнь в буржуйском раю… Абыдна, да?

— Но почему ударили так странно — в прыжке и в лоб?

— Стыдно признаться… Тренер просил не ломать ему челюсть как Стивенсону. А без прыжка мне не хватило роста на прямой по лобешнику.

На подполковничьем лице мелькнула тень усмешки, второй остался невозмутим.

— А сами никогда не рассматривали возможность остаться на Западе?

Ого! Вот так, без перехода.

— Естественно, но только по контракту между Госкомспортом и кем-то из промоутеров. Максимум — на несколько месяцев. Деньги не помешают и стране, и мне.

— А сами?

— Предлагаете стать невозвращенцем? Разрешите отклонить это предложение, даже в теоретически-умозрительном ключе.

— Но вам предлагали…

— Как ни странно, слышал только намёки. Без обиняков агитировал только сенатор Вэнс после нашумевшего полёта в Лондон, дал визитку, сказал: звони, помогу устроиться в США, будешь в шоколаде. Не знаю, это вербовка или он от души хотел как лучше.

Подполковник обернулся к гражданскому, тот кивнул. Очевидно, согласился на нечто заранее оговоренное и мне пока неизвестное.

— Валерий Евгеньевич! В связи с донецким скандалом вам стоит на время покинуть большой спорт. Но вашими талантами, включая подвиг в Афганистане и освобождение захваченного авиалайнера, а также с учётом моральной стойкости, знания английского языка и отличной физической формы заинтересовалось Первое главное управление. Вы согласны продолжить службу Родине, выполняя ответственные задания за её пределами?

Шок. Агент КГБ 007 — Матюшевич, Валерик Матюшевич.

— Куда Родина в вашем лице пошлёт, туда и пойду, воскликнув «Служу Советскому Союзу», товарищ подполковник. Смущает лишь моя известность. Олимпийский чемпион, чемпион Европы, многократный победитель международных турниров. Нет в мире спортивной газеты без моих фото, да и внешность приметная.

— Мы учли все изложенные вами обстоятельства, — отбил мяч человек в штатском. — В разведке далеко не всегда нужна полная скрытность. Зачастую действуем от противного, задание получает публичная личность, на которую не падёт подозрение в сотрудничестве со спецслужбами.

— Не падёт подозрение⁈ Да любой иностранный спортжурналист знает, что я — офицер погранвойск, а, значит, офицер КГБ.

— В чём проблема? Шумно и с позором выгоним вас. И без помех начнёте подготовку к заданию. Не волнуйтесь, выслуга лет и присвоение очередных званий сохранятся.

— То есть стать Штирлицем… — а ведь это шикарный шанс, вдруг прострелило в голове, «Вышний» точно не узнает о моих похождениях, они скрыты туманом конспирации, в интернете о них не будет следов, зато я вновь допущен к выездам за рубеж, предстоит только отработать — как переправить Вику с Машей в выгодное для меня время, о чём озабочусь позже. — Когда и где начинать?

— Не спешите, капитан, — успокоил седой, наконец, представившись. — Соколов Юрий Иванович. Заместитель начальника Первого главка. Оформляйте перевод в Отдельный учебный центр КГБ СССР в Балашихе. Свяжитесь с Эвальдом Григорьевичем, теперь он ваш новый непосредственный начальник. Решите бытовые вопросы. У вас семья, ребёнок?

— Так точно! В Минске создал им максимально комфортные условия — дом у озера, все удобства, жена учится в институте.

— То есть вы не желаете переезжать в Московскую область? — он практически не изменил тональности голоса и выражения лица, но крайнее неодобрение пёрло из всех щелей.

— Никак нет! Служу, где прикажут. Я перевезу семью в Балашиху. Или испрошу разрешения навещать — не в ущерб интересам службы.

— Молодец! Видел некоторых и в «Динамо», и в СКА, получили офицерские погоны и прибавку к окладу. Но офицерами себя не чувствовали, всего лишь спортсменами. Повесят перчатки на гвоздик — можно снимать погоны. Надеюсь, ты из другого теста, — он совсем смягчился, даже руку протянул на прощание. — Я тоже из Минска. Мы — парни крепкие, надёжные.

Обещанное в кадрах исполнилось не на сто процентов. Никто не попёр меня с треском из КГБ, получился бы странный антипиар, я — Герой Советского Союза. Всего лишь исчез с радаров. На чемпионат мира от СССР поехал другой супертяж, Лукстин, Варданяном битый, он проиграл Тайрелу Биггсу из США. Финальный бой я смотрел в одиночестве, лёжа на койке после тяжелейшего тренировочного дня, меня в таком виде одолел бы и уличный драчун. Но, отдохнув, Биггса я бы уронил на канвас, отвечаю. Здоровенный американец, больше двух метров роста, он уступал мне по многим параметрам.

По окончании трансляции, так сказать, деликатно, ко мне наведался самый неприятный визитёр.

— Тебя нет вообще в международных турнирах. Во внутренних тоже. Словно умер, уложив Варданяна. Специально?

— Нет, конечно. Я ему ничего не сломал и не порвал. Случайность, абсолютно непредвиденная и от меня не зависящая. С ринга покойник ушёл своим ходом.

— Что теперь? Учти, я не освобождаю тебя ни от каких обязательств. И от ответственности за неисполнение тоже.

— Тогда позволь представиться. Капитан госбезопасности Матюшевич, боец отряда специального назначения «Вымпел» КГБ СССР, предназначенного для силовых операций за пределами страны. Специальность — разведчик особого назначения. Жду задания в капстрану.

— Отвратительно! Перерыв в боксёрской карьере осложнит вход в профессиональный бокс.

— Понимаю и ни на что не могу повлиять. Госкомспорт поставил на мне крест. Убив соперника на ринге, я стал чем-то вроде символа: как не должно быть в советском спорте. Это в США сыграло бы на руку, сделало бы дополнительное паблисити.

— Понятно. Даю тебе срок…

— Эй, «Вышний»! На сроки я не подписываюсь. Отряды типа «Вымпела» последний раз использовались в декабре семьдесят девятого, в Афганистане, при штурме дворца Амина. Даже ты, с полным доступом к информации, понятия не имеешь, куда бросят «Вымпел» в следующий раз. Правильнее сказать — бросали в последующие годы. Лучше всего попасть на малую спецмиссию, когда в иностранное государство забрасывается восемь-десять бойцов. Вот её и жду. В худшем случае дождёмся горбачёвской «перестройки». Уволюсь из КГБ, выезд за границу существенно упростится. Три года всего!

— Ждать три года — непозволительно. Действуй.

Конечно, действовал я иначе, снял квартиру в Балашихе, к осени перевёз Вику с Машей. Готова быть женой военного, следовать за ним, в какою бы дыру не заслали? Ну вот и терпи… Москву.

На самом деле, это пригород, незначительно дальше, чем Ждановичи от Минска. Наша учебная база примерно на десятом километре Горьковского шоссе, считая от МКАД. Городок немаленький, больше сотни тысяч населения, довольно легко нашёл трёхкомнатную квартиру, сдавала семья военных, где офицер получил повышение и отправку на Север, куда я не поехал бы и за генеральскими погонами. Запросили дорого — двести пятьдесят, не торговался. Оля заложила, что в августе, пока шла моя акклиматизация в отряде, поганец Гоша начал осаждать Викторию с утроенным энтузиазмом. На выходные приезжал в Ждановичи, не поверить — трезвый! Ни о чём не просил, всего лишь навязывал свою компанию, когда гуляла с коляской за пределами двора нашего дома.

Во дворе Рекс порвал бы говнюка. Но почему Вика не брала собаку на прогулку?

Так что переезд в Подмосковье на время закрыл вопрос.

Не углубляясь в проблему, я пристроил в Балашихе всех троих, пёс квартировал в вольере и, наконец, получил полноценную науку служебных навыков, восполнив то, до чего в Минске у меня руки не доходили.

Меня же самого дрессировали и жучили как последнего бобика. Что имел опыт Афганистана и был единственным, кто реально освободил захваченный самолёт с пассажирами, это, конечно, превосходно. Но поскольку задачи «Вымпела» определялись, мягко говоря, расплывчато, личный состав готовили к любым заданиям, вплоть до вторжения марсиан и засылки опергруппы на их космический корабль с целью ликвидации главного марсианского маршала, точно так же как основатели нашего отряда штурмовали дворец Амина и без колебаний пристрелили упомянутого друга советского народа, причём именно этот друг просил Брежнева отправить войска в Афганистан. С чем сравнить… Вызвали «скорую помощь», а врач вместо сердечных капель дал пациенту цианистый калий. Вот меня и готовили в подобную «скорую помощь».

Полоса препятствий: бег с полной выкладкой десантника, водная преграда, полоса задымления, огонь, канатная дорога, ползание, преодоление самых диких препятствий, какие только могло породить болезненное воображение авторов сего комплекса. Часть маршрута приходилось совершать верхом на напарнике или взвалив его себе на закорки.

Стрельба из автоматов, винтовок, пистолетов, как советских, так и из стран НАТО — из привычных положений как в тире, а также на бегу, в прыжке, в падении, из движущегося транспорта. Снайперское дело, чтоб из М16А1 мог гарантированно попасть в ростовую мишень с полукилометра.

Рукопашный бой и бой с холодным оружием. Здесь, конечно, навыки мастера спорта по боевому самбо весьма пригодились, при схватке в лоб я уверенно заваливал любого инструктора и даже двух. Но почерпнул и массу нового. Дрались в верхней, порой весьма неудобной одежде. Нужно было почувствовать и отразить нападение, когда «злодей» приближался к тебе в толпе. А уж нетрадиционное использование бытовых предметов позволило бы написать целый роман о том, как убивать людей карандашом, угонять автомобиль отвёрткой и раскрывать наручники канцелярской скрепкой.

Яды: их виды, распознавание, применение, защита от ядов. Как из самых простых химикатов, доступных в свободной торговле, изготовить гадость не хуже знаменитого «Новичка», самому не сдохнуть от соседства и правильно угостить этим лакомством нужного человека.

Методы допроса, в том числе — интенсивного допроса. Честное слово, если тридцать третья канцелярия от меня избавится и отправит снова на зону обычным начальником отряда, усвоенное в КГБ применю для пыток самых закоренелых грешников.

Радиосвязь: от приёмов связи голосом до работы на ключе, сборка-разборка и простейший ремонт основных радиостанций.

Фотосъёмка, включая скрытую съёмку фото-, видео- и кинокамерами, установка автоматических видеофиксирующих устройств.

Иностранный язык, в том числе английский с учётом особенностей британского, американского и австралийского.

Парашютная подготовка, во время которой аж свербело нацепить парашют на пилота и его самого вышвырнуть в люк, а самому насладиться управлением самолётом, пусть это всего лишь воздушное корыто системы Ан-2. Сбрасывали на лес, в воду, раза три — в ночное время.

Экстремальное вождение автомобиля. И «волгу», и «ниву» я хранил на территории части, выбив Вике пропуск. Оставь она «волгу» около дома, любители автозапчастей моментально бы разули-раздели машину, в этом плане Подмосковье выглядело ещё хуже Минска. Гонял по стадиону, конечно, на служебных тачках с усиленным мотором.

Очень много занятий было по агентурной подготовке — как внедряться, осваиваться в чужой стране, поддерживать связь, жить в условиях, когда ты на девяносто девять процентов — обычный гражданин вражеской державы и только на один процент — агент КГБ, причём эта доля малая должна окупить весь смысл существования разведчика. А также слежка, обнаружение слежки за собой, сброс «хвоста». Психологическая обработка и вербовка в стане противника.

Наверно, я не рассказал и десятой доли программы курсов обучения на Джеймса Бонда. Всего её рассчитывали на четыре-пять лет. В реальности довелось ещё раз месяц побывать в Афганистане, чисто в учебных целях, молодняк, не нюхавший пороху, начальство натаскивало «на кровь», чтоб не робели, когда по тебе стреляет враг, а ты его непременно должен убить, чтобы выжить. «Вышнему», естественно, не стоило знать об этой поездке.

Самое сложное было утаить суперспособность к регенерации: или скрывать раны, или напрягаться, лишь бы не засветить слишком быстрое их лечение. Какие-то травмы получал практически каждый.

Так пронеслось полтора года. Я экстерном сдал выпускные на юрфаке, выгонят из КГБ — устроюсь нотариусом, корочки о верхнем юридическом образовании имеются. Вика перевелась в московский вуз, Маша оставалась с нянькой, в Балашихе полно пенсионерок, не отказывавшихся от дополнительного заработка. Большую часть недели я ночевал дома, в выходные непременно катались в Москву за нехитрыми советскими развлечениями, пересмотрели все культовые спектакли в Ленкоме и в Театре сатиры, поскучали на балете в Большом. Из денег, кроме госоклада, я два раза получил за мандарины из Грузии, словом, не бедствовали и не прибегали к кубышке, спрятанной в Минске. Моя половинка вросла в околостоличную жизнь и неоднократно вопрошала, сможет ли оборотистый супруг пробить квартиру в самой Москве. Каково же было её удивление, а в нём отрицательные эмоции скорее преобладали над положительными, когда в декабре восемьдесят третьего обрадовал: возвращаемся в Минск.

Признаюсь, я был шокирован не меньше, узнав, почему меня отправляют домой. Птицей, принесшей на хвосте эту новость, был тот самый генерал-майор Соколов, одобривший моё назначение в «Вымпел» летом восемьдесят второго. Он как раз инспектировал учебный центр и отозвал меня в один из классов спецподготовки якобы заодно, мимоходом.

— Валерий Евгеньевич! О вас прекрасно отзываются. Все физические и служебные показатели на высоте, кроме одного.

— Удивите, Юрий Иванович.

— Вы — не командный боец. Да, оказываете помощь товарищу, взаимодействуете в группе. Но ни с кем не сблизились, никому не открылись. Волк-одиночка.

— Вы правы. Так и есть. Ринг выковал меня. Всегда едем командой, но на канвасе ты один на один с противником, надеяться можешь только на себя.

— Психолог говорил нечто подобное. Поэтому возвращаемся к давней заготовке. Ей уже четыре года.

Он примолк, испытующе разглядывая. Из вежливости я брякнул:

— Исполню приказ. Но что за заготовка, я о ней не слышал…

— Верно. И не должны были. Вам предстоит вернуться в бокс, поехать на международный турнир и стать невозвращенцем. Мы вас проклянём, пару лет дадим на обжиться и врасти в среду. Уверен, с вашими талантами вы себя обеспечите достойно. Юрий Владимирович лично дал санкцию на операцию. Он — ваш болельщик, Валерий Евгеньевич, и верит в вас.

— Ого… бросить всё? Но турниры этого года окончены. В следующем не будет ни чемпионата мира, ни кубка мира, ни чемпионата Европы. Уверен, наши не пошлют команду на Олимпийские игры после их отказа выступать в Москве.

Я его уговаривал почти как «Вышнего», тем более генерал-майор КГБ имел не меньше возможностей мне нагадить, чем инопланетянин.

— Не волнуйтесь. Всё бросать не нужно. Останетесь за рубежом с Кимом Васильевым и женой, дочь Марию к вам переправим позже в США.

— Я не видел Кима больше года.

— За его согласие не переживайте. Вашего секунданта взяли за жабры после Кёльна с наличной валютой на руках. Не отдали под суд, потому что его разработку перехватил наш главк. Мы следим за спортивными деятелями, катающимися за рубеж, чтоб использовать в интересах разведки. Впрочем, вам это хорошо известно.

— То есть он стучал на меня все эти годы!

— Конечно! — довольно усмехнулся генерал. — Думаете, вам бы иначе сошли с рук шалости с игрой на тотализаторах — и в зарубежных командировках,в СССР? Учитывая, что размер вашей добычи с Васильевым приближался к сотне тысяч, это уже особо крупный размер, даже не по Уголовному кодексу, а по нашим представлениям, начальник Главка доложил Андропову. Тот счёл вас крайне неординарной личностью. Бесспорно предан Советскому Союзу, отмёл заманчивые предложения, в том числе и озвученные Васильевым по нашему поручению, сражался в Афганистане, рискуя жизнью спас заложников в угнанном самолёте… и невероятно корыстолюбив.

— Вот тут прошу извинить. Про корыстолюбие. Я брал то, что само шло в руки. Могу жить скромно, как во время обеих афганских командировок. Жену, к сожалению, разбаловал. Но она — генеральская дочь, привыкла не знать отказов с детства.

— Её отец до сих пор не принял ваш брак. Не удивляйтесь, перед столь важным ходом я поручил досконально изучить ваше окружение. Родители благонадёжные, ваш отец даже чересчур, его считают фанатиком-сталинистом. Ну а отсутствие контакта с тестем не поставлю вам в вину, всякое случается. Вы не рады возвращению в спорт?

— Я не рад отъезду из СССР на ПМЖ. Тем более — неизбежному переходу в профессионалы.

— Вот как? — Соколов приподнял бровь. — Мне приходилось слышать, что советские боксёры мечтают сразиться с их чемпионами.

— Разок — можно. Но невозвращенцу выпадет иная стезя, как любому любителю, например, из ФРГ. Мне исполнится двадцать три года, золото Олимпиады, да ещё не в тяжёлом весе, для промоутеров весит не больше комсомольского значка. То есть меня будут выставлять на бой часто. Там — очень грязные поединки, травматичные. До выхода против чемпиона пройдёт несколько лет. Допустим, выиграю, получу хорошие деньги. Затем деньги за то, что лягу перед слабым. Снова начну побеждать, верну рейтинг, и однажды против меня выйдет малоизвестный, но перспективный юнец, и хоть ставки на него будут меньше, отобьёт мне голову. Не обязательно точно так, но в этом роде. Сдохну от пятидесяти до шестидесяти, возможно, последние десять лет буду ходить, но только под себя.

— Мрачная картина.

— Конечно, с первых денег надо бы попытаться бросить большой бокс, организовать спортшколу под своё имя. Но я — белый. Вы упомянули США, там бокс — удел чернокожих, у тех бесспорное физическое преимущество. Они не захотят тренироваться у белого, даже сломавшего челюсть Стивенсону. Разве что в ФРГ или Великобритании…

— Это — частности. Хоть США предпочтительнее. Я официально спрашиваю, товарищ капитан, вы согласны принять участие в операции по внедрению вас в буржуазное государство под легендой предателя-невозвращенца?

— На какой срок? Когда разрешите вернуться?

— Конкретный срок не оговаривается. Обычно от десяти лет и более. Приказ на эвакуацию отдаётся, если очевидна угроза вашего ареста. Либо агент выгорел, его присутствие в капстране не несёт никакой пользы.

— Приказ есть приказ.

— Нет, Валерий Евгентевич. На такое идут только добровольцы. Вы вправе отказаться, и это не отразится негативно на вашей карьере. Найдём иное применение.

— Что же… Лучше попробовать и пожалеть, чем жалеть, что не попробовал. Я не о наркотиках, товарищ генерал-майор. Согласен.

Через сутки мы с Викторией уже ехали на двух машинах в Минск. Очень аккуратно, начался гололёд. На «волгу» я загодя поставил нормальную зимнюю резину, купленную за чеки в «Берёзке», «Нива» же вихлялась на так называемой «всесезонке», проще сразу одеть ей лыжи. Уговаривал себя: не ныть, следующую зиму встречу за рулём «лэнд-ровера».

На долгом пути, а ехали часов двенадцать, думал о коварстве корейца. Меня столько лет обманывал. КГБ — тоже. Больше ста тысяч долларов у Кима в загашнике лежит у одного. У меня намного больше благодаря «мерседесу» и призовым «волгам». Четверть миллиона на двоих точно наберём. В ценах восемьдесят четвёртого года хватит на приличный стартап, и не надо голову под кувалды подставлять.

Боюсь, у «Вышнего» опять найдётся иное мнение.