Назад в СССР: демон бокса – 2

Глава 4

4

Скоро Новый год

Так случилось, что до Нового года мы с Кимом выезжали из Белоруссии всего раз — на товарищеский турнир в Югославию, прокатились с показательными поединками по стране. Только пара боёв требовала напряжения, и кое-что удалось поднять на тотализаторе. В остальных я сам просил рефери остановить бой, чтоб не забить соперника до потери сознания. В Загребе провёл как гроссмейстер сеанс одновременной игры, почти одновременной, вызывая на ринг на минуту молодых парней не легче второго среднего, вваливал им, но не до нокаута, потом с их тренерами обсуждал ошибки и перспективы боксёров. А уж как парни радовались: выстояли минуту против олимпийского чемпиона! Наивные…

Организаторы были в восторге, вручали советским спортсменам конверты, и мы бежали в магазины покупать подарки. Вопреки ворчанию Кима, я потратил на них даже выигранное на ставках. В следующем году нас ждал матч СССР-США, я был кандидатом в основной состав на главный день боёв, не отказывался и от турне с показательными. Там, если ничто не помешает, мой ушлый подельник настрижёт для нас серьёзную сумму. При уровне цен начала восьмидесятых годов я считал «подушкой безопасности» по сто тысяч долларов на каждого, это на случай остаться на Западе. Кроме того, на носу были горбачёвские реформы, когда уехать за рубеж на заработки, не порывая с Родиной, уже кое-как дозволялось.

Подарки предназначались Виктории, её маме и сестре. Конечно, что-то купил бабушке и дедушке, а также родителям тела, но там были скорее сувениры, похожими их баловал с прошлых турниров.

Первый презент из моих рук Вика получила после просмотра «Крёстного отца» Фрэнсиса Копполы. Он, хоть и не шёл в широком прокате, вполне был приемлем в стенах кагэбэшного дома культуры имени Дзержинского, обличающий гримасы загнивающего капитализма и разгул оргпреступности, «у нас с этим делом уже покончено давно». Учитывая мою критику о расхристанном внешнем виде на пикнике, постаралась, уложила волосы, со вкусом подвела глаза, надела под плащ туго обтягивающее чёрное платье с вырезом сзади до уровня середины бедра.

Ещё когда шла, я ахнул. Столь красивых девушек видел совсем не много, если видел вообще, не только в этой жизни, но и на любом другом задании на земле, начиная с тридцать шестого года. Пока шагала по Комсомольской, к ней уже цеплялись парни, и я едва не припустил бегом, чтоб выручать, но Виктория справилась сама и отшила. На комплимент, когда помогал ей снять плащ в гардеробе, вяло отмахнулась:

— Не представляешь, в какую пытку превращается любой поход через город в накрашенном виде. Цепляются на каждом шагу. Впору принять ислам и носить никаб.

— Твоя красота — национальное достояние. Нельзя скрывать от человечества!

— Ох… лучше в следующий раз забирай меня от дома… Нет! В прошлое воскресенье уже заметили меня, выходящую из «мерседеса». Получу репутацию валютной проститутки.

— Не волнуйся. «Мерседес» продан, хорошо, что успел тебя на нём прокатить. Машина будет куда скромнее, пока не привезу «волгу» со следующих соревнований.

— Жаль… Сколько же их у тебя?

— «Волг» было три, все уехали в Грузию. В политотделе за них упрекали, взывали к моей скромности и стращали взысканием за «хозяйственное обрастание». Но пока удаётся побеждать в спорте, продолжаю обрастать. У тебя есть права?

Виктория поправила прядку перед зеркалом и засмеялась.

— Не зря Ната подкалывала, не очень ты Шерлок Холмс, «специальный» Валера. Мне восемнадцать исполнится только двадцать шестого декабря. Неужели выгляжу старой?

— Да, в восемнадцать уже пора на пенсию… Или на Грушевку за водительскими правами. Через коллег из «Динамо» составлю протекцию.

Мы продолжали болтать, поднимаясь на второй этаж. Клуб Дзержинского внутри скорее напоминал театр, чем кинотеатр, постановки здесь тоже шли достаточно часто, акустика была неплохая, если говорить со сцены без микрофона — слышно отлично, по партсобраниям знаю.

— Зачем ты продал «мерседес»?

— Он как машина не столь красив как… Ну как ты по сравнению с другими девушками. Но тоже привлекает слишком много внимания. К тебе лезут знакомиться, а к нему — что-то открутить. К тому же я строю большой дом в лесу около пансионата, заканчиваю, деньги нужны. Обойдусь пролетарской «волгой». «Нивой», на худой конец. Или без «мерседеса» я как кавалер уже не котируюсь?

— Ты сам по себе интересен. Необычен. Хоть чисто внешне — не герой моего романа. А вот родители…

— Требуют принца. Или Гошу.

— Я обещана Гоше ещё подростком, в стиле старомодных романов семнадцатого века. Папа «дал слово офицера».

— Само собой, не спрашивая твоего мнения?

— Ну почему же? Когда мне было четырнадцать, Гоше семнадцать, я — подросток, он — завидный кавалер и красавец, уезжал в Минск поступать в ракетное и как бы заранее делал предложение, парила на седьмом небе от счастья. Лучший жених гарнизона! Всем отказывала даже в поцелуе.

— А сейчас обычный сильно пьющий армеец, в присутствии любимой девушки выжравший две бутылки водки. Ему, выходит, двадцать, а цвет лица ужасает серо-жёлтым оттенком, печень не справляется. И под глазами мешки, обратила внимание? Почки больные. Его невеста — в очень скором будущем вдова.

— Злой ты на язык. Гоша — добрый. Через год будет уже лейтенантом. Но его отец пил, дед пил. В военных семьях это не считается необычным.

— А твой папа?

— Нет, только по праздникам рюмку-две, насмотрелся, говорит, что водка делает с гарнизонными офицерами.

Но дочь намерен отдать за потомственного алкаша, поскольку «дал слово офицера». Интересный фрукт.

— Значит, альтернативой Гоши может стать только принц.

— Да, принц в глазах мамы. Папа неумолим.

— А сама что думаешь? Дело даже не во мне.

— Мама права, чем лучше мужчина, тем проще мне будет с ним. Но пока ещё не исполнилось восемнадцать и ни с кем не было серьёзных отношений, подумаю об этом завтра как Скарлетт О’Хара.

— Что не помешает тебе ходить на просмотры иностранных фильмов и на прочие злачные мероприятия. Я могу через «Динамо» достать билеты, например, на любой спектакль из приезжающих московских звёзд, на концерты в Дворец спорта.

— Ты меня балуешь… Я ведь, по сути, простая девочка из тайги, в Минске всего год живу. Меня слишком легко удивить. Расскажи о себе!

— Фамилию мою знаешь. Она мелькает едва ли не в каждом втором выпуске «Физкультурника Белоруссии» и не реже раз в месяц — в «Советском Спорте».

— Мы не выписываем.

В интернет-эпоху она бы просто ввела «Матюшевич» в поисковую строку браузера и получила бы стопятьсот ссылок, а также фотографий моей перекошенной агрессивной физиономии, снизу прикрытой перчатками до половины, а также бритого затылка с драконом.

— Занимаюсь спортом в обществе «Динамо», одновременно учусь в университете на юридическом факультете, стационар, но вольное посещение. Как все спортсмены международного уровня, куда-то трудоустроен, чтоб не помер с голода. Действительно, инструктор. Тренирую пограничников брестского и гродненского погранотрядов, но, честно говоря, не слишком усердно. В восемнадцать съехал от родителей, мои, хоть и не военные, тоже с императивными установками: это делай, то не делай, больше никакого спорта — только учёба в универе… И так далее. Даже когда с наградных купил папе новенькую шестёрку «жигулей», он не успокоился. Живу с собакой в Ждановичах. Впрочем, это ты знаешь, больше-то и добавить нечего.

— Иностранный язык, заработки такие, что моему папе-генералу не снились… Не договариваешь многого. Женщина у тебя есть?

Начавший гаснуть свет в зрительном зале позволил уклониться от прямого ответа. Шепнул лишь:

— После знакомства с тобой остальные померкли в моих глазах. Правда!

Первые кадры позволили прекратить клятвенные заверения. И, конечно, сам фильм произвёл впечатление. Коппола, его величие пальцем не заткнёшь. Даже посредственный перевод, синхронист сидел в зале с микрофоном, картины не испортил.

Зато её подмочил УАЗик, при виде его Вика прыснула и с неприкрытым сарказмом приподняла плащ, садясь на переднее сиденье уродца как в лимузин.

— Зато никто не удивится, когда притарахтим к твоему дому. Там же сплошь военные.

— Генералитет и полковники. На чёрных «волгах».

— Хочешь, тебе «волгу» куплю? Ладно, «жигуль» для разминки. Но потом. Сейчас у меня с собой только очень скромный знак внимания.

Притормозил за квартал до её дома, в самом начале Пулихова, под фонарём. Вытащил с заднего сиденья и достал оттуда пару фирменных кроссовок, молясь, чтоб угадал с размером.

— Что это? Я не могу принять.

— Дорогая, ты бы приняла от меня, простого студента, стаканчик мороженого? Для меня это не больше, чем порция пломбира. К тому же нам постоянно на выезды обновляют форму. Просто вместо своего сорок третьего размера взял твой. Тридцать восьмой, угадал?

Самый распространённый девичий — тридцать седьмой, но Вика высокого роста, лишь на четыре-пять сантиметров ниже меня, на каблуках выше…

— Угадал. У меня большая нога. Померяю.

Я сам аккуратно снял ей туфли, распустил шнурки кроссовок, помог обуться.

— Словно в них родилась!

— Преувеличиваешь. Но лучше, чем твои кеды. Выйдешь из машины, пройдёшься?

— В платье, плаще и на ногах кроссовки⁈ Что за вид!

В две тысячи двадцатых будет самым обычным, но до этого около полувека.

— Хорошо. Дома попробуешь. Если нет, отдай сестре.

— У неё тридцать девятый. Спасибо!

Она легонько мазнула губами по моей щеке. Понимаю, что инвестиция без малейшей гарантии окупаемости, но, ей Богу, готов был подарить ей и «мерседес»… Хорошо, что успел продать.

Ещё через неделю состоялось следующее свиданье. Отвёз фею к себе в Ждановичи, где закатил настоящий пир во всю мощь дедушкиных возможностей на хладкомбинате. На общую атмосферу встречи повлиял Рекс, встретивший её, предатель, куда радостнее, чем меня, хоть на том пикнике больше тёрся около Зои.

В качестве презента зашёл тёмно-бордовый костюм фирмы «Адидас», почему-то считающейся верхом крутости в СССР восьмидесятых, бренд, на самом деле, вполне достойный, но не уникальный. Вика вышла, переоделась, покрутилась перед зеркалом. Кроссовки не брала, ходила в чёрных туфлях на шпильке, делавших её ещё стройнее и выше, понравилась сама себе. Обернулась и подбоченилась.

А уж как мне понравилась!

Внутри оборвался какой-то контроль. Я подскочил вплотную и упал перед ней на колени, ничуть не смущаясь позы, считающейся униженной, целовал ей бёдра, пальцы, потом подхватил на руки и кружил, впился губами в шею, пёс, считая происходящее игрой, прыгал и толкал меня лапами…

Продолжилось всё в постели около разорённого прикроватного столика с едой и при недоумённом взгляде собаки, я поклялся себе, что в следующий раз выгоню его, чтоб не подглядывал, паразит. Уж постарался изо всех сил, чтоб Вике хотелось повторения, даже получив болезненные ощущения. И ведь не оценит, что я — лучший, не познав в сравнении!

— Я с ума сошла… Видимся всего третий раз в жизни…

— А мне кажется, что ждал тебя две тысячи лет.

Смогу ли ей открыть свою истинную сущность как испанке Марии в Мадриде, перед её смертью под франкистскими авиабомбами? Не знаю. Не надо повторяться. Пусть Вика остаётся в счастливом неведении и зрит перед собой обычного совкового принца, которого не позорно показать родителям.

Слова часто вообще бывают лишними. Мы лежали и целовались в широкой кровати в недостроенном доме, пусть уже с водопроводом, отоплением, канализацией, светом, ещё столько недоделок…

Случившееся согревало — даже довольно далеко от дома, на Балканах.

Набирая подарки в Загребе, вспомнил и про счастливый вечер, и про участкового, действительно выручившего с доведением дома до ума. Оставалось ещё много до финиша, но уже больше по мелочам.

Набрал Вике из аэропорта, когда, по расчётам, генерала не могло быть дома. Ответила сестра.

— Оля? Здравствуйте. Я — Валерий, быть может, Виктория рассказывала обо мне.

— Ещё как! Здравствуйте, Валера. Вика будет часа через два.

— А папа?

— Не хотите застать его? Прекрасно понимаю. Не волнуйтесь, он в командировке в Москве, дня три его точно не ждём, где-то до вторника. Только мама, но она не кусается.

— Значит, могу подъехать? Новый Год ещё не завтра, но кое-что купил на зиму. Думаю, зачем ждать. Вечером приеду.

— Ждём… Дед Мороз!

Ольгу до этого не видел. Но, похоже, младшая сестра тоже мне нравится.

Выгрузиться дома, перебрать вещи и заскочить в питомник за Рексом заняло около трёх часов. Когда прикатил на Пулихова, уже наступил вечер. Вика бросилась мне на шею, не смущаясь взглядов мамы и сестры из глубины квартиры, потом отчитала, что одел Рексу намордник, в их семье собак любят и не боятся, надо только лапы протереть.

Перепоручив ей эту обязанность, я затащил баул с подарками в дом. Хоть перевалил часть вещей Киму и массажисту, на таможне не избежал вопросов.

— Югославы оказались хлебосольные. Вот, с их щедрот. Алевтина Павловна! С размером боялся пролететь, взял, наверно, чуть больше. Хоть сейчас носят такие — неприталенные.

Женщина завернулась в норковую шубу… и вдруг пустила слезу.

— Мне никто никогда такую не дарил…

— Мужу скажите — искусственный мех, сто тридцать рублей на уценке. Иначе взревнует. Девочки! Вам по куртке на меху. В моде короткие, подчёркивающие длину ног и стройность, но я всё же взял удлинённые. Чтоб не застудили свои… не застудились.

Оля смотрела на старшую с немым восхищением — где такого мужика урвала. Живая добыча впечатлила её больше, чем даже шикарная куртка с плащевым верхом и кожаными вставками, подкладка и оторочка — из натурального меха.

— Сколько же стоит всё это богатство… — прошептала Алевтина Павловна, разглядывая дочерей, толкавшихся у зеркала.

— В советских рублях — нисколько, потому что за рубли такое не купишь нигде, даже в комиссионках и за чеки в «Берёзке». Я заплатил двумя боями с сильными противниками, оба — нокаутом, плюс полтора десятка показательных. А вообще, Югославия в конце ноября хороша. Летом, говорят, ещё лучше. Надо путёвку спросить.

Родственникам Когана мог продать все три шмотки не менее чем за две тысячи рублей, шепнул жадный внутренний голос, но я его не слушал. В конце концов, спортивное начальство твердит: женись, а то лишишься загранпоездок. Вика скоро достигнет восемнадцати, она — лучший вариант из возможного. Если бы не Гоша.

О нём речь зашла, когда ужинали вчетвером. Нет, впятером, и Рексу перепадало.

— Для Льва Игнатьевича это вопрос решённый, — сообщила потенциальная тёща. — Они с дядей Пашей имена внукам выбрали. Ни о чём не захочет слышать. Вика предназначена Гоше с юности. Она — его, и точка.

— Мама! Мы с Валерой близки, — вдруг призналась фея. — Я его люблю, он — меня. Гоша хороший парень, но пролетает мимо. К тому же страдает алкогольной зависимостью, такое счастье не пожелать и врагу.

Я оторопел. После того памятного вечера, когда моя милая мне отдалась, и до отлёта в Югославию, мы встречались всего четырежды, раз обошёлся без интимных ласк. Никаких признаний не успели сделать, иногда, конечно, и без того всё очевидно, но всё же… Естественно, взрываться криком «я же не говорил, что люблю» мне и в голову не пришло. Вика проявила решительность. Всё же ещё недостаточно её знаю. Но заранее одобряю.

— Такая судьба офицерских жён. Скитания по гарнизонам, а то и вообще по ракетным точкам. Муж, измотанный службой, приходит домой. Ему нужен стакан водки и красивая баба, главное — нетребовательная. Потом удивляются, отчего мы так быстро теряем красоту, — объяснила потенциальная тёща.

Наверно, Алевтина Павловна в юности тоже была вполне себе мисс, что и передала дочкам. Оля, правда, ростом с меня, черты лица чуть крупнее. Всё равно, с удовольствием бы клюнул на неё, не встреть Вику раньше.

— Но зачем нам с Олей такая судьба, мама? Валерий — спортсмен, не пьёт вообще. Лейтенант пограничных войск, в следующем году получит очередное звание. Обеспечен. Инструктор спецподготовки, услать его могут лишь временно — в Киев, где штаб пограничного округа. Романтика глухих гарнизонов — не для нас. Потом и Оле подберём кавалера из динамовских.

— Папа тебя убьёт! Или выгонит из дома, — взгрустнула обладательница шубы, похоже, склонная принять мою сторону.

— У нас с Викторией есть дом, Алевтина Павловна. В Ждановичах. Достраиваются кое-какие мелочи, он уже вполне жилой, со всеми коммунальными удобствами, сто восемьдесят метров плюс шестьдесят — спортзал. Участок двадцать пять соток соснового леса, Машеров мне его подарил. Приезжайте, сами посмотрите! Не запустит же Лев Игнатьевич по Ждановичам баллистическую ракету. Оттуда автобусы в центр ходят, а в следующем году куплю Вике машину ездить в институт.

В преддверии головокружительных перспектив возникла пауза, прерванная Ольгой.

— Мама! Не предлагай Гошу мне. Я и так за Викой донашивала.

История с пикником, кстати, имела продолжение. Пока мы любезничали с Викой у её подъезда, ракетчик соизволил проснуться и перебраться на переднее сиденье. Не обнаружив ключа, сорвал провода с замка зажигания, как-то завёл УАЗ и поехал, перевернувшись буквально через сотню метров. Там его и обнаружила отцовская спасательная экспедиция.

Водитель не пострадал, точнее, в этот вечер пострадала только его печень. Отцы замяли историю, Гоша получил самое последнее-припоследнее китайское предупреждение, клятвенно обещал не пить даже по праздникам, что не помешало ему заглянуть в гости в квартиру Щегловых через двое выходных, естественно, приняв для настроения. По словам Вики, ухажёр забил запах спиртного, плеснув в рот тройного одеколона, отчего вонял помойкой. Генерал терпел, отказался выпить с будущим зятем, затем сам отвёз его в училище. И так до следующего «последнего» раза. Напрашивался и на это воскресенье в гости, но был отшит.

Вику я к себе не повёз, было бы слишком демонстративно, особенно после её откровения о близости, уговорились на завтра. При выходе из подъезда услышал злобное рычание Рекса, натянувшего поводок.

— Ты опять ходишь к моей девушке, сукин сын!

Армеец закончил тираду матом.

— Ошибаешься. Нет здесь никакой «твоей девушки». Да и кому нужна такая пьянь-рвань?

Я уклонился от удара арматурным прутом, на каратэшные таланты воин, похоже, больше не уповал. Он влетел в качественную осеннюю лужу ничком, замочив, наверно, курсантскую шинель, шапка слетела и обосновалась у дальнего берега лужи, поблёскивая кокардой доблестных вооружённых сил.

Знаю, далеко не все армейцы такие. Но вот попался же!

Он рыдал, почему-то не вставая из лужи, я мучился в сомнениях: сообщить в семью Щегловых, что здесь разлёгся сын их друга, или оставить как есть. Второй вариант победил, и я уехал, обдав мерзавца выхлопом.

Если поднимется к ним — опозорится в очередной раз. Или пусть топает к проспекту, чтоб возвращаться в казарму училища, там хватает патрулей, встретят, приведут к себе, обогреют, предоставят ночлег.

Не мои проблемы. Не конкурент.

Будущее показало, что я рано расслабился.