(Не)люди (СИ)

Интермедия. Мечтающие (не)люди

В день одиннадцатилетия Нины Саара подарила девочке электроскрипку — пианино и синтезатор малышка не-человек освоила в совершенстве. Инструмент вышел дорогим и хрупким, но это того стоило — подключив наушники, Нина могла играться с подарком хоть ночью, не издавая лишнего ума и не вызывая подозрений у соседей.

Правда, она не стала заниматься сразу, как подумала няня — девочка понеслась звонить Куду, чтобы похвастаться и поделиться планами на будущее. Тогда они говорили гораздо дольше обычного. Мальчик поздравлял Нину с днем рождения, что-то пытался спеть, но, судя по всему, не очень удачно. Но Нина смеялась так искренне, что у Саары защемило сердце. Даже спустя пять лет разлуки эти дети не забыли друг друга. Не изменили свое отношение друг к другу. Саара о такой дружбе слышала только в сказках.

— А помнишь?.. — тараторила Нина, в сотый или тысячный раз вспоминая время, что они с Кудом провели вместе. И он в сотый или тысячный раз соглашался:

— Помню.

Саара, глядя на подросшую девочку, не могла сдержать улыбки. Но в то же время в сердце скреблись кошки. Утром в день одиннадцатилетия Нины женщина, возвращаясь из магазина, узнала, что в их районе был изъят последний не-человек, которого так же, как Нину, прятали. Осталась только ее девочка, которую до сих пор чудом не обнаружили. Один не-человек в некогда большом мегаполисе, от которого осталось всего четыре населенных квартала. И тогда женщина решила пойти на риск. Саара впервые за два года попыталась дозвониться до Юсты и Ивэй, которая наверняка знала, куда пропал Джонатан. Как она и предполагала, никто ей не ответил на этот вопрос, заявив, что ни Ивэй Феррет, ни Джонатан Феррет не имеют никакого отношения к корпорации.

А когда сам Джонатан на следующий день внезапно появился на пороге ее дома без какого-либо предупреждения, Саара перепугалась до смерти. Пожилая няня едва не потеряла сознание, но мужчина успел ее подхватить и привести в чувство.

— Что ты тут делаешь? Да ты!.. — женщина полезла на него с кулаками, начиная колотить грудь — заметно ослабевшую и одряхлевшую. А потом заплакала не то счастья, не то от усталости. — Ты два года не давал о себе знать, идиот! А теперь… — она потянулась к его лицу и, смахнув со лба сальные снежно-белые пряди, отвернулась.

Джонатан ничего не смог на это ответить. Мужчина только всхлипнул, когда Саара сделала шаг назад, и, упав на колени перед Ниной, неаккуратно обнял девочку.

— Как же я рад, что вы в порядке, тетушка, Нина. Я успел…

Он успокоился довольно быстро. Взял себя в руки, отбросил лишние мысли, а чтобы окончательно прийти в норму — попросил полотенце и ушел в душ. Надолго. Саара все это время бегала на кухне, что-то бормоча себе под нос и иногда смеясь. Нине казалось, что няня сходит с ума. Нина не понимала ровным счетом ничего, но была рада возвращению отца. Она соскучилась по нему. А еще от него пахло улицей и солнцем. За почти пять лет проживания в этой квартире Нина успела позабыть этот запах. Саара никогда не пахла солнцем — от нее всегда веяло беспокойством.

— Два года. Два года, Нина! Этот поганец, — няня хихикнула, — он ведь исчез, и ищи его по всему свету сколько влезет! И во что превратился за это время?!

— Во что? — нетерпеливо переспросила Нина, ерзая на стуле и вслушиваясь в ровный шум воды в ванной. — И почему? А можно мне его футболку?

— Ты его видела?! Да он!.. — Саара осеклась. Нина еле заметно нахмурилась. Футболка, до которой дотянулась девочка, пахла лишь потом.

На кухне резко повисло молчание, а в ванной послышались всплески, будто мужчина начал бесноваться под душем. Нина больше ничего не спрашивала. Она тихонько, пока не видит вдруг задумавшаяся о чем-то своем няня, слезла со стула и выскользнула в комнату — за телефоном — надо срочно позвонить Куду и все-все рассказать! Но когда ей оставалось только нажать кнопку вызова, на плечо тяжело легла рука Джонатана — девочка уже успела позабыть, насколько широкая у него ладонь.

— Не надо. Я пока не приезжал к нему. Подожди немного… — и, аккуратно забрав из рук девочки телефон, провел по ее волосам, уже достававшим до пояса. — Длинные. Ты настоящая красавица, Нина!

— Они мне нравятся, но их мыть тяжело. А во что ты превратился, папа? Няня не сказала.

Джонатан рассмеялся, встряхивая головой:

— В немощного старика, милая. И у меня теперь волосы седые. Все-все.

Он положил ладонь Нины на свою макушку, и девочка «посмотрела», пробежав пальцами по затылку, вискам, зацепив небритый подбородок. Она нащупала морщины на лице отца, провела по его плечам, выступающим ключицам. Нина почти забыла, как выглядит Джонатан, но теперь все воспоминания ожили в памяти.

— Ты маленький. И старый… Ой, постарел, я не то хотела сказать, папа, не обижайся, — тут же затараторила она, но замолчала услышав смех отца.

— Это просто ты выросла, Принцесса. Совсем большая… Когда у тебя день рождения?

— Вчера был! Мне уже одиннадцать! — похвасталась Нина, и Джонатан нарочито удивился. Саара, стоявшая в дверях, нахмурилась: не зря он спросил… Не зря он появился именно сейчас. Это связано с ее попыткой связаться с Юстой. И когда мужчина обернулся, он подтвердил ее догадки, одними губами прошептав: «Ивэй».

Как только перевозбужденную Нину удалось уложить спать, Джонатан, наконец, озвучил пугающую причину своего приезда:

— Нину нужно вернуть в Юсту, тетушка.

— Ну уж нет! Я еще тогда, четыре года назад, сказала Ивэй все, что по этому поводу думаю, и мое мнение до сих пор не изменилось!

В ее шепоте отчетливо слышался свист, а сама Саара с каждым словом наступала на Джонатана. Она так и не простила Ивэй. Все еще не помирилась с ней после той разгромной ссоры четыре года назад.

— Я не отдам Нину на опыты, понял? Она человек! Каких трудов вам стоило сбежать и уберечь детей от Юсты, и что теперь? Все зря?!

— Ты не понимаешь… Просто послушай меня!

— И не подумаю, — прошипела Саара, сузив глаза. — Еще хоть слово, и я вышвырну тебя вон!

Не дожидаясь ответа, женщина юркнула за спину Джонатана и скрылась в своей комнате, хлопнув дверью так, что Нина подскочила с постели. Девочка испугалась и потянулась к отцу, вынудив его взять ее на руки. Джонатан долго сидел в обнимку с ребенком, пытаясь найти в нем хоть что-то, отличное от человека. Но девочка сопела, как обычный ребенок, а от ее тела шло вполне человеческое тепло. Вот только проблемы, которые она приносила, даже не подозревая об этом, были отнюдь не человеческими: Нина ломала их с Ивэй жизни одним лишь своим существованием. И Джонатан, который устал быть чудовищем для чужих детей ради своих, принял непростое решение, когда тихо зашел в комнату Саары. Он сделал свой выбор.

Няня сидела к нему спиной и плакала от досады и злости. Но голос Джонатана высушил все ее слезы:

— Я пришел как представитель Юсты, тетушка… И я не могу вернуться с пустыми руками. Теперь не могу. Это единственный способ оставить в живых и тебя, и нас с Ивэй… И Нину тоже.

Как только Хельга уехала на работу, Куд перестал притворяться, что спит, и скинул с себя мокрое одеяло. Мало того что на улице было безумно жарко, отчего в квартире царила невообразимая духота, обычная для начала августа, так его всю ночь мучили кошмары. Но мальчик ни разу даже не пискнул — в последнее время у мамы было ужасное настроение. Куд не хотел, чтобы она снова его побила. Ребра после прошлого разговора с Ниной два дня назад, когда он смехом разбудил Хельгу, болели до сих пор. Пока женщина дождалась, что Куд положит трубку, она взбесилась не на шутку.

Куд подошел к корзине с бельем, с трудом наступил на штанину брюк, из которых уже вырос, и стянул их. Потом кое-как избавился от влажной и прилипающей к коже футболки и, выпрямившись, вздохнул, посмотрев на потную одежду у ног. Взгляд сам зацепился за красноту на культе, и Куд брезгливо поморщился. Не так давно выскочило раздражение, мешающее зудом круглосуточно. Хельга смазывала покраснение пахучей мазью, но не говорила, от чего вообще кожа чешется. Только постоянно шикала и велела заткнуться. И Куд молчал, чувствуя облегчение на несколько часов. Потом зуд возвращался. И сейчас опять вернулся.

Куд почесал культю о бедро и задержал взгляд на ноге. После разговора с Ниной его всерьез начало беспокоить то, как изменяется тело. Их разница в весе была не просто существенной — пугающей. Его двадцать три килограмма против тридцати пяти Нины…

«А ведь я еще и выше», — недовольно подумал Куд, припоминая разговор. Он сильно вытянулся, догнав по росту мать, и стал нескладным. Слишком худым и бледным. Он поднял взгляд на зеркало и, представив себя на десять килограммов тяжелее, порадовался, что Нина слепая. Она не видит, какие не-люди в отражении зеркал. Непропорционально длинные худые ноги с выступающими коленями, круглый, будто вздувшийся, живот с пуговицей-пупком и тонкая шея. Совсем не то, что нарисовано в книжках Хельги.

— Черт возьми, угораздило же меня… а ты чем тут занимаешься?! — мальчик вздрогнул, вынырнув из своих мыслей, и сделал шаг назад, но запутался в штанинах и рухнул. Хельга, вернувшаяся за рабочим пропуском, застыла в дверях. — Почему ты голый? Ты что, напрудил в постель?

— Я… — Куд замялся и принялся торопливо одеваться, но короткие пальцы ног и так его не очень хорошо слушались из-за скачка в росте, а тут еще такое волнение. Он боялся. Весь сжался, ожидая молчаливого избиения — Хельга не кричала на него, опасаясь, что соседи, полуглухие старики, услышат. Била молча и оттого остервенело. Перестала опасаться внезапного приезда Джонатана, который, пропав однажды, не выходил на связь уже два года. Куд зажмурился и почти перестал дышать. Но Хельга, заглянув в комнату, приблизилась и рывком поставила его на ноги. Машинально натянув чистую одежду, она закрыла глаза и глубоко втянула в себя воздух, сдерживаясь.

— Вечером поговорим, если хочешь. Завтрак как обычно на столе, на обед съешь салат — он в холодильнике. Телевизор громко не включай, унитаз смывай из ведра.

И, ничего больше не сказав, ушла, захватив пропуск. А Куд, весь взъерошенный, так и остался сидеть на полу. Безрукий бесполый ребенок со спутанными волосами до плеч. Не то мальчик, не то девочка, не то что-то среднее. Он встряхнул головой, отгоняя эти мысли, и побежал на кухню в надежде, что ежедневный омлет с ветчиной и хлебом еще не остыл — сегодня Куд поднялся раньше, чем обычно.

Звонок в дверь застал его врасплох. Хельга велела никому не открывать и вообще затаиться так, чтобы никто не допустил и мысли, что дома кто-то есть. И Куд замер. Тихо сел на пол и начал сверлить дверь взглядом, про себя умоляя пришедших уйти. Но звонки продолжались. Куд подумал, что, наверное, это все-таки хуже, чем крики его матери, просыпающейся иногда от кошмаров. И стоило ему об этом подумать, как звонки прекратились. До ушей донесся самый отвратительный звук, который Куд когда-либо слышал: скрежет открывающегося замка. Когда рука, пролезшая в щель между дверью и косяком, сорвала с глазка наклейку, мальчик едва сдержался, чтобы не заорать, и бросился прочь, ныряя в кладовку за мешок с картошкой.

Голове было неприятно прохладно, уши ощущали каждое дуновение ветра. Нина чувствовала себя лысой, хоть и знала — ее обрили не налысо. Небольшой ежик оставили, хоть девочка и была против — ей ужасно нравились длинные волосы. Но Джонатан, не обращая внимания на протесты Нины, обрил ее на следующее утро, сказав, что лучше это сделает он, чем те, кто может не моргнув глазом покалечить Нину. Про этих «тех» он ей ничего так и не сказал.

Нина вышла на улицу впервые за почти пять лет. Она ужасно нервничала, шарахалась от каждого звука и грызла ногти, а Саара постоянно била девочку по рукам. Несильно, но каждый раз с большим и большим раздражением.

— Няня, куда мы едем? Няня, а почему я должна?..

— А ну замолчи, я тебе сто раз говорила, что, куда и зачем, — по слогам произнесла Саара, тыча пальцем Нине в лоб. — И прекрати уже грызть ногти, у тебя все пальцы в крови! И не пищи, сделай нормальный голос.

Джонатан, почувствовав, что Нина сильнее сжала его руку, встретив непонятное ей раздражение няни, не позволил себе даже усмехнуться — он не мог перестать смотреть на зареванную Саару. Она не поднимала на него взгляда и демонстративно игнорировала с самой ночи. Делала вид, что его здесь нет, и держала Нину за другую руку.

— Ой… — девочка смутилась и опустила голову — она и не заметила, что перестаралась. Потом прочистила горло и спросила на тон ниже: — Но я все равно не понимаю, зачем куда-то идти? Почему нельзя остаться? И в этих очках неудобно. У меня голова болит. Папа, можно мне их снять?

Джонатан не ответил — не успел ответить. Их с Ниной имена высветились на табло, и он обернулся на Саару, которая вдруг дернула Нину на себя.

— Дай хоть попрощаться, — одними губами прошептала она, после чего снова заплакала и почти закричала: — Обещай, что с ней все будет в порядке!

Джонатану хватило лишь взгляда, чтобы понять: у тетушки началась истерика. Он только поджал губы, заставляя себя сделать шаг в сторону, и, вцепившись в Нину, которая дернулась было в сторону няни, торопливо зашагал через контрольный пункт под подозрительные взгляды работников. Саара не могла двинуться с места и только тянула руки вперед. Девочка разрывалась между няней и отцом. Все произошло слишком быстро. Нина не успела даже испугаться, а задавать вопросы — она не знала, какой из тысячи вскруживших голову вопросов задать.

— Простите, — охранник преградил им путь, заставляя остановиться. — Можно ли ваши документы и?.. — он замолчал, когда Джонатан достал пропуск из Юсты. Стандартная проверка документов — дань былой переполненности аэропорта — прошла в гробовом молчании. Ни Саара, ни работники не могли остановить Джонатана, уполномоченного «ищейку» Юсты, нашедшего не-человека, подлежащего изъятию из общества. Нину.

— Джо, пообещай, что она там будет счастлива…

Нина побледнела и попыталась вырваться, наконец поняв, о чем речь, но мужчина почти грубо встряхнул девочку. А потом едва заметно сжал ладонь, пытаясь донести до Нины одно-единственное слово «пожалуйста». И Нина почувствовала. Нина опустила руки и голову, ссутулившись.

Молодая девушка, проверявшая документы и не нашедшая ни одной причины не пропускать пассажиров на борт, нехотя протянула Джонатану бумаги. И мужчина, минуя усталые лица работников, пошел к автобусу.

— Кем вам приходится ребенок? — донеслось ему вслед от охранника, который поддерживал готовую рухнуть Саару.

— Моей дочерью, — глухо отозвался Джонатан. И Саара, закрыв глаза, криво улыбнулась, все-таки оседая на пол. Джонатан больше не оборачивался. Нина молча плакала, осознавая, что это было прощанием. Так внезапно, неправильно, нелогично — она не готова. Ее не предупредили, что Саара не поедет с ними. Ей никто не сказал, что все выйдет вот так. Никто не сказал, что придется вернуться в Юсту.

— Надеюсь, с тетушкой все будет в порядке, — пробормотал Джонатан, когда они устроились в самолете. — Ты как, Нина? Чего такая тихая? Прости за то, что так вышло.

Мужчина попытался улыбнуться и потрепал ребенка по ежику волос — Нина не отреагировала. Только когда мужчина настойчивей повозил ладонью по ее макушке, сдавленно бросила:

— Не надо. Это неприятно.

И Джонатан отдернул руку.

Они молчали весь полет, а затем и поездку на машине — почему-то даже музыка не могла заглушить гнетущей тишины. Только когда Нина вышла из машины и упала, споткнувшись и оцарапав колени, она разревелась по-настоящему: в голос, не сдерживаясь. И Джонатан, стоя рядом, не мог ее даже обнять.

— Можно же было их не обрезать, — проскулила Нина, тихонько трогая голову. — Хотя бы их оставить. Я почти научилась плести косы!

— Позаплетаешь Ивэй, когда встретитесь. Она отрастила волосы. Будете вместе с Кудом там ей досаждать…

— С Кудом? Он тоже приедет?

— Конечно, — Джонатан чуть выдохнул и потянулся к голове девочки, но, поймав себя на этом, поспешно отдернул руку. — Я привезу его. Обязательно.

И Нина округлила глаза, медленно поднимаясь. Она встретится с Кудом? Наконец-то сможет поговорить с ним не по телефону? Ее захлестнули воспоминания о времени, проведенном вместе. Самое дорогое, что у нее есть. Она не позволяла себе забыть ничего. Куд — ее первый и единственный друг. Сначала они звонили друг другу каждый день, делясь всеми-всеми впечатлениями. Потом звонки стали реже, но дольше. Последние полгода им удавалось поговорить лишь раз в неделю. И это были долгие разговоры до утра. Планы на будущее, мечты. Нина играла Куду и пела. Куд наизусть читал статьи из учебников по биологии, химии, генетике и физике. Они стали ужасно разными, но все равно оставались друзьями.

А теперь, когда они встретятся, смогут вновь «подключиться» друг к другу, чтобы Нина смогла увидеть мир глазами Куда, а Куд смог прикоснуться к миру ее руками.

— Но ради этого няня останется одна? — прошептала Нина и, скривившись, уткнулась в грудь Джонатану лбом. — Почему нельзя было взять ее с собой? Почему нужно выбирать? Почему нужно что-то терять, чтобы обрести другое, папа?!

Джонатан не смог ответить на этот вопрос и только положил руки на плечи Нины, еле сжимая их. Он сам не знал, почему. Он сам многое потерял, выбрав этот путь, и уже начал сомневаться в правильности своего решения. Всех своих решений. В голову закралась предательская мысль, которая появилась еще пять лет назад. Но теперь Джонатан не мог ее подавлять.

«Наверное, стоило с самого начала не позволить Ивэй забрать их домой из лаборатории…»

Куд, икая, выпил полстакана молока и закашлялся, отчего оставшееся пролил на себя. Его все еще колотило от страха и слез, тело не слушалось, ногам было ужасно холодно. На плечи, которые нещадно зудели, приземлилось махровое полотенце взамен стянутой футболки. Джонатан, увидев тело Куда, только поджал губы. Если бы он смог появиться раньше… Если бы он приехал сначала к Куду, а потом к Нине!..

— Мне страшно, — пролепетал Куд, поднимая, наконец, глаза на Джонатана. — Сначала какой-то дядька разгромил дом, потом вернулась мама и начала скандалить и драться… А когда приехали полицейские, маму скрутили и вызвали врачей! Они куда-то ее уволокли. Эти люди. Кто это вообще был? Где мама?

— Она там, где ей помогут, малыш. Не волнуйся, — Джонатан вздохнул и, аккуратно убрав спутанные волосы со лба Куда, накрыл ладонью его глаза. — Ни о чем не думай.

Но Куд не мог не думать. Не мог забыть то, что увидел.

Хельга была в каком-то смысле отличной матерью. Она смогла защитить Куда до последнего. Не смогла лишь совладать с племянником соседки, который оказался на удивление внимательным. Он услышал Куда. Он просто услышал, как Куд говорил с Хельгой в душе. Этот подонок нашел ключ, который в тайне от жены когда-то оставил соседям Тимм. Племянник полуглухой старушки, предвкушая награду за не-человека, позвонил в полицию и начал сам искать Куда, но в темноте кладовки не разглядел его, забившегося за мешком картошки, — поспешил высунуть нос из пропахшего подгнившими овощами шкафа. Мужчина разозлился и начал громить квартиру, а когда внезапно вновь вернулась Хельга, на этот раз забывшая контейнер с обедом, он начал ее избивать. Полицейские застали растрепанную хозяйку квартиры, в чьих глазах не отражалось ни следа рассудка, с ножом в руке, а соседа — в бессознательном состоянии и с кровью, идущей из пореза на груди. У ног безумной женщины лежали упавшие со стола мощные антидепрессанты, и полицейские, испугавшись, вызвали не только скорую, но и психиатрическую бригаду — Хельга не опустила ножа, а начала выяснять, куда они дели ее ребенка. Скрутив орущую на весь дом женщину, полицейские решили, что столкнулись с обычной сошедшей с ума матерью, чьего ребенка не-человека уничтожили: Хельга в порыве ужаса попыталась убедить их, что где-то неподалеку должен быть ее сын, что сосед пришел именно за ним, а она всего лишь пыталась защититься. Но мужчины ее не слушали. Они знали: все не-люди в этом районе давным-давно изъяты.

Куд слышал, как вызванные медики забрали и соседа, и Хельгу, несмотря на ее протесты и уверения, что она в полном порядке. Он все это слышал, но так и не нашел в себе силы даже шевельнуться. Не смог ничего сделать, даже когда Хельга начала его звать, совсем обезумев при виде работника психиатрической лечебницы. Он просто остался сидеть и вгрызаться в покрытую землей картошку, вдыхать запах гнили, ощущая, как эта гниль разрастается в нем самом. И тихо скулить, отгоняя от себя звенящую тишину. На второй день после этого Джонатан, открыв дверь своим ключом, вытащил едва живого, вымазанного слезами, соплями и землей Куда, зовущего в бреду мать, из кладовки. На третий день мальчик с трудом, но узнал мужчину и пришел в себя.

— Давай, малыш. Нам нужно спешить. Успокаивайся.

— Где мама? — прохрипел Куд, ногами цепляясь за штанину Джонатана. — Куда они ее увезли?

— Я же говорил. Туда, где ей помогут, — мужчина начал подозревать что-то и, когда наклонился, чтоб отцепить от себя Куда, напоролся на бешеный взгляд, совсем не подходящий десятилетнему ребенку.

— Ее упекли в психушку. Ты правда думаешь, что там ей помогут? Ей будет хорошо там, где эти люди?! — и Куд начал остервенело молотить ногами Джонатана. Вымещая на нем всю злость, но не говоря ни слова. Совсем как Хельга. Не сдерживаясь и не задумываясь о последствиях.

Джонатану едва удалось утихомирить ребенка — он успокоился, только когда его вырвало молоком после долгого голодания. Ребенок просто заплакал. Он очень хотел, чтобы все было как прежде: он, Хельга, телефонные разговоры с Ниной и холодные омлеты по утрам. Куду не хотелось ничего менять. Еще меньше Куд желал, чтобы его мать, так опасавшаяся возвращения в клинику, вернулась в нее.

— Сделай что-нибудь. Ты же можешь, папа-Джо! Только ты и можешь, — плакал мальчишка, уткнувшись носом в шею отца и изо всех сил сжимая его плечо культей. — Пожалуйста, верни ее, папа.

— Это невозможно.

— Так соверши невозможное. Я хочу к маме. Я не хочу никуда ехать, просто оставьте все, как раньше! Отстаньте от меня! — Куд снова взорвался и позволил словам, которые он не хотел говорить, сорваться с языка: — Если бы не вы, я никогда не расставался бы с мамой. И она не сошла бы с ума. Если бы не вы!..

И Джонатан закрыл глаза, втягивая в себя воздух. Что-то в нем надломилось, и сожаление о том, что он вообще впустил в свою жизнь не-людей, раздавило его. Он с самого начала ошибся. И голос сломленного человека прозвучал до мурашек отчужденно:

— Одевайся. Я отвезу тебя к Хельге..

Куд, услышав это, пришел в себя за считанные минуты и, выйдя из дома впервые за почти пять лет, впервые увидев солнце, даже не поднял глаза на небо. Куду чертово солнце было не нужно. Его взгляд прикован только к машине Джонатана, которая отвезет его к маме. И Джонатан, глядя на мальчишку, испытывал все больший страх, а его опасения относительно психического состояния сына, от которого он только что отказался, лишь подтверждались. Он упустил момент, когда Куд начал изменяться, когда внутри него расцвело то же безумие, что одолело сознание Хельги.

Едва Куд оказался пристегнут, он, как и пять лет назад, прилип носом к окну, но на этот раз его взгляд был другим. Он не смотрел на мир, не выхватывал каждую деталь открывающихся ему видов. Он смотрел в себя и выжидал момента, когда сможет вновь вздохнуть полной грудью в объятиях той, кто ему жизненно необходим. И когда Джонатан, как и обещал, привез Куда в клинику, когда, размахивая удостоверением из Юсты, прошел до наблюдательной палаты, где заперли Хельгу, мальчик выдохнул. Шумно, прерывисто, но твердо. Он не видел мать, забившуюся в угол пустой палаты, но чувствовал: она там. Его пропустили через наблюдательный пункт, и он встал перед Хельгой на колени, обнимая ее, никак не отреагировавшую на происходящее, своими несуществующими руками, успокаиваясь окончательно, словно до этого держался изо всех сил.

— Она буйная. Все звала какого-то сына и орала как резаная, — недовольно поджали губы врачи, когда Джонатан перегородил им дорогу, не позволяя вмешаться.

— Она хоть и двинутая, но не опасная. А сын у нее действительно есть, — он кивнул на Куда. Один из врачей попытался отодвинуть мужчину, но тот жестко припечатал удостоверение к его носу. Это сразу поумерило пыл персонала.

— Юста, значит… — кивнул один из врачей, поднимая руку — остальные, переглядываясь, начали покидать палату. Последним ушел санитар из комнаты наблюдения.

— Да, Юста, — глухо сказал Куд, и врач прошел к ним с Хельгой, чтобы услышать бормотание мальчика. — Юста, которая оставит меня здесь, — добавил он, и мать вдруг молча обняла его. Так, словно это было нормально. Будто не ее обкололи успокоительным. Так, словно не она едва не разнесла палату, когда ее привезли. Доктор долго осматривал женщину, а потом, когда она подняла голову и уставилась на него вполне осмысленным взглядом, поздоровалась с Джонатаном и поблагодарила его за сына, улыбнулся:

— Вы правы. Не похожа на буйную. Но отпустить не смогу — это невозможно.

— И не нужно, — отмахнулся Джонатан. — Ей давно пора полечиться.

Хельга вскочила с возмущенным воплем, но, быстро поняв намерения Джонатана, сделала шаг назад — к Куду. Голова все еще не соображала из-за лекарств.

— Да, — только и сказала она. — Не помешает… — и улыбнулась в полный рот, сгребая сына в охапку. Ее начало трясти. Куд нервно хихикнул.

— Да уж… — поморщился врач. — И как долго ребенок жил с ней?

— Пять лет.

Джонатан, уезжая из лечебницы после оформления Хельги и Куда, документы на которого пришлось отдать, подумал, что, наверное, сделал все правильно. Если Куд не хочет к ним возвращаться — не нужно и пытаться вернуть. В конце концов, это его решение. Может быть, Куд и поймет когда-нибудь, что натворил, но будет поздно.

Больше Джонатан не будет рисковать ради него собой и своими родными. Больше Джонатан не будет вмешиваться в жизнь этого маленького не-человека.