Интермедия. Подружившиеся (не)люди

Хельга должна была не позволять Куду появляться в общей столовой, поменьше светить в душевой. Его нужно было прятать, потому что не-людей в больнице быть не должно. Не-людей вообще быть не должно, а то, что Куда оставили здесь — работа Джонатана. Хельга часто задавалась вопросом: как дорого он продал ее сына этому фанатичному доктору и продавал ли вообще? Насколько опасны с виду безобидные тесты, что пачками проходит Куд, вопросы, на которые он вынужден отвечать, и беседы, где не раз использовался гипноз? Женщина догадывалась, что Куд стал всего лишь опытным образцом, но ей не оставалось ничего, кроме как поверить доктору, который, отметив незаурядный ум ее ребенка, пообещал не перебарщивать.

— Это и в моих интересах, дорогая Хельга, держать его в равновесии. Мне действительно любопытно, как мыслят и ведут себя те, кто лишен определенной гендерной принадлежности и знает об этом. Ваше появление подарило мне шанс узнать то, что уже не узнают многие из нас. Представьте себе подростка без гормональных всплесков и кризисов!

Хельга смотрела на мужчину, и по ее спине бегали мурашки. Он всерьез хочет убить в ее сыне определенность, которую она в нем воспитала. Мать, опасающаяся этого, настояла на том, что будет присутствовать на каждом сеансе, и доктор согласился — ему нечего было скрывать.

— Я не доведу ситуацию до второй Виттельской трагедии, — сухо сказал он.

И Хельга сохранила этот разговор в тайне, продолжая прятать сына. А Куд маялся от скуки, коротая дни в маленькой пустой палате. Вокруг будто бы не происходило ничего, и мальчик сидел, уставившись в окно и считая, сколько раз дворник махнул метлой, выбрасывая опадающую листву с тротуара на газон. Он думал о том, что Нина, которая обещала звонить ему чаще, почему-то все еще не позвонила, хотя с прошлого звонка прошел почти месяц, и надеялся, что девочка не солгала. Он пытался понять, куда то уходит, то приходит его мать и почему каждый раз в сопровождении одного из санитаров. Почему она кормит его прямо в палате, хотя сама ходит в столовую, сюда же приносит для него лекарства, когда свои принимает не здесь. В конце концов, почему Хельга купает его ночами, когда на стене висит расписание работы душа — совсем другое. Куд думал обо всем этом не в первый раз, играя в своеобразную игру: собери картинку целиком. И с каждым разом додумывался до большего. Ему удалось установить, что мать водят на лечение и беседы с психологом: она возвращалась в приподнятом настроении, даже если уходила едва ли не в ярости, как после того раза, когда он попросил сигарету, и Хельга его наказала, надолго отбив желание даже вспоминать о табаке. Ее действительно лечили, только каждый день.

Ее лечили, а вот Куда, как думал сам мальчик, испытывали на прочность. Доктор задавал странные вопросы, которые, казалось, совсем не похожи на терапию. И каждый раз пытался выяснить, почему Куд считает себя мальчиком.

Когда женщина в очередной раз вернулась с обеда, принеся поднос с несоленой и несладкой кашей, что липла к зубам, Куд попросил одеяло — он замерз, пока наблюдал за дворником, который как раз скрылся из виду. Хельга, как обычно, почти безразлично набросила на плечи сына тяжелое ватное покрывало и про себя тихо порадовалась, что Куд вообще о чем-либо ее просит: он даже с пуговицами научился справляться самостоятельно, игнорируя помощь как таковую. И тут же, чтобы сын не увидел промелькнувшую на губах улыбку, стянула его с подоконника, бросив, что надо поесть. Она кормила его торопливо, опасаясь, что каша остынет, но при этом ругалась, что Куд пережевывает недостаточно тщательно. Мальчик же пытался убедить, что и жевать в этой каше нечего — в ней твердого только намерение Хельги его покормить. Но аргумент матери относительно ноющего живота заставил Куда замолчать. У него действительно часто болел живот, и мальчика это беспокоило.

— Кстати, как твои плечи? — спросила Хельга, кивая на культю, за сходящими синяками на которой не просматривалась сыпь, и Куд внезапно осознал, что его давно не беспокоил зуд. — Значит, я была права. Твой желудок. Похоже, у тебя проблемы с ним. Зуд, боли… Видимо, то, что здешняя еда несладкая, хорошо. Значит, у тебя аллергия на сладкое.

Хельга с энтузиазмом подцепила противную кашу и ждала, что Куда ее слова обрадуют. Но мальчик расстроился — он вдруг ощутил тоску по конфетам. Ему пришло в голову, что раз Хельга додумалась до такого объяснения его зуду и болям, конфет ему теперь не видать. Он начал вспоминать, как они проводили вечера дома, когда Хельга очень уставала — перед телевизором со сладостями. Мать разворачивала конфету и, откусывая половину, вторую отдавала сыну. Совсем как ребенок, делящийся с младшим. И они смотрели разные фильмы и мультики, сидя в обнимку, и Хельга засыпала каждый раз где-то на середине. Куд дожидался, пока телевизор выключится сам, и тоже засыпал, прижавшись щекой к мягкому животу матери. А она непроизвольно обнимала его так, что мальчику никакое одеяло не дарило столько тепла. А иногда, когда женщина не выматывалась, она не заходила по дороге в кондитерский магазин, а дома были вечера наук. Помимо постоянного чтения биологии, химии и медицины, Хельга заставляла Куда считать и решать сложные задачи, писать ногами, осваивать историю и географию, заниматься физкультурой. Она хотела научить сына всему, что знала сама, объясняла ребенку взрослые вещи так, чтобы он понял, веря, что образование — необходимая вещь для роста личности в любое время и при любых обстоятельствах. Ответственность, лежащая на плечах Хельги, была велика. Она, вынужденная держать сына в четырех стенах дома, должна была восполнить его знания о мире. Иногда она даже устраивала опыты дома, а на балконе держала все, что от них оставалось.

Куда даже не волновало то, что порой обучение превращалось в пытку: рука у матери была тяжелой, а терпение почти отсутствовало. Но она старалась. И Куд старался тоже. Это старание превратилось в привычку, а привычка — в увлечение. Мальчик, хоть и мало знал о том, что творится за пределами квартиры, жил полной жизнью.

— Мама, а здесь нет хотя бы книг? — спросил Куд после обеда, оглядывая пустую палату. — Мне скучно.

— Увы, не успела взять с собой из дома, извини, — съязвила женщина. — Мог бы попросить у доктора что-нибудь.

— У него нет ничего интересного, — проворчал Куд, привычно проигнорировав яд Хельги. — Одна психология и прочая ерунда. Вот в библиотеке наверняка есть… Такое ощущение, что мой мозг покрывается плесенью. Я тут помру со скуки. Честно. Я уже прямо чувствую, как в голове расползается мицелий[10].

— Каких слов понахватался, — усмехнулась Хельга. — Ладно, принесу я тебе чего-нибудь сейчас. Подожди.

И вышла, велев сыну сидеть как можно тише. А в коридоре, когда уже возвращалась, встретила доктора, который очень удивился, услышав о том, что Куд мается от скуки, не выходя из палаты.

— Но ведь он может выходить, — сказал он, с любопытством осматривая набранные Хельгой книги. Сказки, приключенческие истории и собрание повестей для подростков — совсем не похоже на то, что мог бы любить Куд, направо и налево бросающийся научными терминами. — Вам назначен лечебно-активирующий режим[11]. Так что он может выходить из палаты. Главное, не за пределы отделения… Интересный набор. Не похоже на Куда. Это для той девочки, с которой он постоянно созванивается? Тогда могу посоветовать еще вот что… — и доктор снова увел Хельгу в библиотеку.

Вечером книжки, которые выбрал доктор и которые оказались мальчику не по вкусу, Куд вернул на полки уже сам, устроив маленькое шоу для пациентов. А потом трижды обошел все отделение под давлением одного мужчины, заставившего мальчишку поздороваться и представиться каждому из пациентов. Вернулся в палату Куд уже после отбоя, смертельно уставший от людей, полный впечатлений, но все равно абсолютно ошалелый от счастья.

* * *

В лаборатории Нина быстро поняла, что ее легкая жизнь, полная музыки, сна до обеда и сказок, рассказанных на ночь мягким голосом няни, закончилась. Ивэй оказалась донельзя строгой и забрала у девочки скрипку, заявив, что вернет только в случае успехов в учебе. Подъем был назначен на семь утра, а день оказался забит до отказа разными событиями.

— Добро пожаловать в наш мир! — издевательски протянул Юко, когда Ивэй нагрузила Нину стопкой тетрадей и торжественно выдала специальный грифель для письма. — Ты будешь учиться с нами? Ой, пластилин? Я тоже хочу! — Юко выхватил у Нины пачку и тут же распаковал, не обращая внимания на шипение отца и непонимающий вопль самой девочки.

— Брастра, папа говорит, что ты получишь по ушам, если будешь брать чужое без спросу, — Юго втянул голову в плечи, не озвучивая то, что на самом деле отец пообещал наказать их обоих, если Юго не сможет усмирить близнеца. — Эй, брастра…

— Да ладно, общее же!

— Ни черта подобного! — Ивэй отвесила Юко подзатыльник и, отобрав пластилин, вернула его Нине. — Тебя что, совсем манерам не учили?

Эммет только поджал губы и пригрозил детям кулаком. Юго стушевался. Юко фыркнул и задрал нос, а потом показал вслед Ивэй язык. Нина подумала о том, что ей надо бы спрятать пластилин.

Их учили только основам школьной программы. Правописание, счет, история, природоведение, труд и литература — все в минимальном объеме. В последнем Нина оказалась гораздо более успешной, чем карлики-близнецы — она даже будучи слепой читала быстрее и вдумчивей. Зато в счете Юко и Юго ее заметно обгоняли. Она с удовольствием слушала задачи, которые они решают, и вместе с ними учила таблицу умножения, которую давно успела позабыть. Мальчишки диктовали, а Нина запоминала заново. Близнецам нравилось наблюдать за тем, как пишет и читает девочка. Ее пальцы буквально танцевали по страницам специальных учебников. Юго заинтересовался азбукой Брайля. Юко решил освоить ее лишь за компанию с близнецом.

В гимнастике все дети оказались одинаково безнадежными, и Ивэй подумала, что будь здесь Куд, он превзошел бы их по всем параметрам. Мальчишка с детства мог сворачиваться едва ли не в узел и в пять лет умудрялся таскать на спине никогда не отличавшуюся худобой Нину. Женщина вдруг почувствовала ностальгию по тому времени — пусть ужасно короткому, но невероятно теплому.

— Эй, Джо, — как-то раз позвала она мужа, который после утомительного дня почти уснул. — Как ты думаешь, нам когда-нибудь удастся еще раз вот так побыть впятером? Когда-нибудь нас отпустят?..

Джонатан ничего не ответил, потому что Ивэй искренне надеялась на положительный ответ, которого он ей дать не мог. Джонатан уже давно не верил в то, что все наладится. Юста не отпустит Ивэй во второй раз. Куд не позволит Хельге оставить его снова. Мужчина уже не ждал чуда, но прилагал все силы, чтобы расширить свободу Ивэй в корпорации. Ему уже удалось выбить право на их совместное проживание в общежитии для ученых, и мужчина не думал останавливаться. Неважно, сколько чужих детей ему придется принести в жертву опытам Юсты — он был готов на все. Лишь бы дать Ивэй и себе как можно больше свободы. Но Куд и Нина, к которым женщина все еще питала теплые чувства, отказывались прекращать хвататься за те несколько месяцев, давая его жене ложную надежду и лишний повод их любить.

Позвонить Куду Нине позволили лишь спустя месяц после последнего звонка. Это было двадцать четвертого сентября. Ивэй, сдавшись после многочасового нытья Нины, которая решила брать женщину измором по совету близнецов, дала девочке телефон и предупредила, что трубку возьмет не Куд, а его врач, и Нине следует вежливо попросить мужчину позвать Куда.

— Не как Юго и Юко, это плохой пример для подражания, — добавила она, глядя, как близнецы ноют в унисон и действуют Эммету на нервы. Женщина все еще была зла на Куда, но в то же время она была рада за него и искренне любила. И за совершенно не адаптированную к реальности безнадежную и беззащитную Хельгу, которую всегда таскала на своем хвосте, оберегая от ударов жизни. Теперь оберегать ее должен Куд.

— Ну наконец-то, не прошло и ста лет! — вместо приветствия услышала Нина. Куд был недоволен и начал ворчать, а на заднем плане послышался мужской и женский смех.

— Ты не один? Кто там? — с интересом спросила девочка. — У тебя появились друзья?

Куд явно смутился и начал бормотать что-то, но Нина не разобрала. Зато отчетливо услышала смешок Хельги, ее уже привычное даже для Нины «полуфабрикат» и шуршание трубки, после которого слова Куда стали различимей. Девочка поманила рукой близнецов, немного отведя трубку от уха — приглашала.

Они болтали с ним втроем. Обо всем и ни о чем. Смеялись над комментариями Хельги и реакцией на них Куда — тот постоянно просил мать замолчать, а в ответ получал еще порцию подколок. Удивлялись неосторожно вырывавшимся у Куда научным терминам, его непонятным рассказам и резким словам в адрес всех подряд. Ругались на то, что Куд путал Юко и Юго — тот прямо заявил, что ему без разницы, кто из близнецов орет в трубку, все равно мешают его разговору с Ниной. Юко и Юго почему-то приняли этот выпад как вызов и совсем передумали оставлять их с девочкой одних. Но им было весело. Всем четверым. К концу разговора Куд перестал подозрительно относиться к близнецам и даже попросил у них прощения под давлением доктора. И близнецы только махнули рукой, ответив, что не обижаются. И Нина, наконец, вздохнула свободно, зная, что больше не услышит от Юко тех слов, которые он тихо повторял каждый раз, когда Нина рассказывала о Куде, думая, что она не услышит.

«Сдался тебе этот псих».

* * *

— О, безрукий малый! — окликнул Куда желтозубый мужчина. Тот честно старался проскользнуть мимо него в библиотеку, но не сумел. Мальчик дернулся и, нацепив дружелюбную улыбку, от которой сводило челюсти, остановился, мысленно попрощавшись с планами провести вечер за чтением сказок, которые потом можно рассказать Нине. — Сыграешь со мной?

Роберт удивительно быстро расставил шахматы, и Куд, вздохнув, кивнул: раз попался, уже никуда не деться. Лучше сыграть здесь, чем позволить прийти в их с матерью палату, откуда его точно не выдворить.

— Только одну партию. Мне еще нужно кое-что сделать.

— Какой занятой! — всплеснул руками Роберт, а потом замолчал и чуть склонил голову, пристально вглядываясь в мальчика перед собой. — Слушай, а не хочешь подстричься?

Куд, уже зажавший пешку пальцами ноги, удивленно заморгал, не понимая вопроса. Роберт показал на аккуратную косичку, достающую мальчишке до лопаток:

— Стыдно пареньку вроде тебя ходить с девчачьей прической.

Куд промолчал, но про себя усмехнулся, отметив, что мальчики, оказывается, должны стыдиться длинных волос. Он и не знал. Ему нравилось, когда Хельга копалась в его волосах и заплетала их. Женщина нехотя призналась, что изначально хотела девочку, а папа-Тимм — мальчика. Тогда Куд спросил мать, будет ли лучше, если он станет «девочкой», и Хельга отвесила ему подзатыльник. Но волосы не остригла.

— Почему мальчики должны любить одно, а девочки — другое? — пробормотал Куд, задумавшись, когда Роберт указал и на браслет на лодыжке, который Хельга сплела от нечего делать и отдала сыну, потому что выбрасывать жалко. — Это что, обязательно?

Роберт расхохотался:

— Это же просто! Они различаются. Девочки любят сладкое, кукол, милые вещи и тому подобное. А мальчики обожают машинки, компьютерные игры. Девочки хороши в литературе, а мальчики — в математике. Девочки любят спокойные игры, а мальчики носятся как черти и разбивают друг другу носы. Всегда так было. Это издавна сложилось.

— Это глупо. Я что, получается, девчонка? Я мальчик! Надоели уже!

Роберт ничего не понял, но не стал останавливать вдруг передумавшего играть Куда. Мальчик взял и ушел, забыв про библиотеку и прочее. А в палате вдруг разозлился и, изо всех сил пнув кровать, отчего та сдвинулась с места с жутким скрипом, раскидал стопку книжек и журналов. И заворчал:

— Подвижные игры, ага! Конечно! С моим телом самое то! Кому какое дело, что я люблю конфеты? Я не должен их любить, только потому что мальчик? Какая разница, есть у меня любимая кукла или нет?! Все это просто!.. — он едва сдержался, чтобы не выругаться — пообещал же. — Чушь!

Вернувшаяся некоторое время спустя Хельга потратила весь вечер, чтобы уговорить сына не делать глупости. Куд задался целью выбросить любимую куклу, остричь волосы и навсегда отказаться от конфет. А когда мать, раздраженная, почти злая, спросила, какого черта произошло, мальчик не выдержал:

— Да надоело! Почему все пытаются убедить меня в том, что я что-то неправильное и половинчатое! Что ты, что доктор, теперь еще и этот Роберт! — Куд с досады махнул культей на дверь, изо всех сил пытаясь не разреветься. Мальчики же не ревут. — Я Куд! Я мальчик, у меня мужское имя! Ну и что, что мое тело не такое?! Я не виноват, что могу в любой момент стать, например, Кудой, или как там можно имя поменять?!

— Ты мальчик, — оборвала его Хельга. Тихо, неожиданно спокойно и мягко. Куд потерял возможность дышать, будто ему дали под дых. — Ты мой сын, — уже тверже сказала женщина, обнимая ребенка.

— Но тогда почему?..

— Не слушай их. Никого не слушай. Они не знают тебя… Ты у меня настоящий мужчина.

Куд отстранился от матери и, утерев раскрасневшееся лицо о плечо, шмыгнул носом.

— Тогда к черту эти телячьи нежности. Не нужны они мне! — Хельга засмеялась, а Куд потупил взгляд. — Но… Скажи, это нормально, что я люблю конфеты?..

— Конечно! У всех разные предпочтения, это от пола не зависит.

— А волосы?

— О, дорогой, — Хельга закатила глаза и опрокинула сына на кровать, падая рядом. Она мечтательно закатила глаза к потолку и заулыбалась. — Ты даже не представляешь, какая шикарная шевелюра до пояса была у твоего отца, когда мы познакомились… Он все время собирал волосы в хвост, а я накручивала ему пучок. Не могла удержаться, хоть Тимм и ругался постоянно. Скорее для виду, нежели ему это действительно не нравилось. А Роберт твой старый консерватор! Между прочим, мужчины в древности носили вообще ни разу не короткие волосы, если ты помнишь историю!

Куд, во время рассказа улегшийся головой на живот Хельги, окончательно расслабился и заулыбался. В конце концов, зря он вспылил. Его не должно трогать мнение какого-то там Роберта или доктора. Он мальчик. А Хельга долго рассказывала о Тимме и накручивала на палец косичку ребенка, и Куд в душе был рад, что имя его отца больше не царапает сердце матери так больно, как раньше. Хельга смирилась и погасила в себе боль. Теперь была только теплая ностальгия и счастливые воспоминания, какими непременно хочется с кем-нибудь поделиться.

* * *

Однажды Эммет принес письмо, адресованное близнецам, и те, узнав почерк, с воплями начали выдирать конверт из рук друг друга, пока не порвали его пополам. Мужчина разозлился, а Ивэй, хохоча, склеила письмо и пригрозила Юко и Юго, что прочтет его сама вслух, если они не придут к согласию. Близнецы тут же присмирели и принялись читать долгожданное послание от бабушки вместе. Нина сидела рядом, ловя минуты умиротворения — хоть друзья и читали про себя, от них веяло радостью и ностальгией.

А потом Юко и Юго начали взахлеб рассказывать Нине о том, какая замечательная у них бабушка. И в этих рассказах девочка узнавала Саару, добрую няню, которая даже когда ругалась, была нежной и понимающей. Она поняла, как скучают близнецы, потому что сама очень по няне скучала.

— Еще бабушка готовила самые вкусные блины с мясом! — Юко задрал руки и чуть грустно вздохнул.

— И с творогом, — печально отозвался Юго, положив голову на плечо Нине. — Я мог съесть целую тонну…

— А мы с няней блины макали в варенье. Я помню, как она расстроилась, когда я заляпала джемом крышку пианино. Не специально, но все равно. Крышка потом так долго липла к пальцам!

Близнецы усмехнулись и в унисон заверещали, когда Нина облизнула пальцы и полезла «липнуть» к ним, демонстрируя ощущения. Они едва убежали от нее — девочку удалось отвлечь скрипкой, которую она принялась усердно, но бесплодно мучить.

— Эй, папа, ты же когда-то играл на скрипке, да? Я помню, как бабушка показывала нам твои фотографии, ты даже где-то выступал, — Юко повис на плечах отца, показывая ему письмо.

— Научи Нину, а? А то мы с ней с ума сойдем. Всего неделя прошла, а я уже хочу эту скрипку выкинуть. Научи ее, а? — Юго, обхватив шею Эммета, повис спереди.

— Ну пожалуйста! Пожалуйста-пожалуйста! — они начали вместе ныть в оба уха, корчась от игры Нины и дергая ногами так, что Эммету пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть. Мужчина сделал гримасу и обреченно вздохнул, понимая, что попался. Точнее, попал. Его всегда поражал ход мыслей детей. А сейчас как раз начало смены — ему не убежать.

— Удачи, — беспомощно улыбнулась Ивэй и, похлопав напарника по плечу, быстро ретировалась, оставив Эммета один на один с тремя детьми и злополучным инструментом.

«Но я скрипку не брал в руки лет пятнадцать!..» — он взмахнул руками, но в ответ услышал только хихиканье детей и искренний восторг Нины, которая услышала о том, что ее будут учить.

Эммету пришлось осваивать музыкальное дело заново вместе с девочкой, до которой ему было чертовски сложно донести свои мысли. Из Юко и Юго получались отвратительные переводчики — мальчики постоянно срывались и начинали ругать Нину от лица отца, а тот никак не мог ее в этом разубедить.

— Вы можете писать на ладошке, — сказала Нина однажды, с неуверенной улыбкой протягивая Эммету руку с растопыренными пальцами. — Попробуйте! Я постараюсь вас понять, — смущенно добавила она — девочка робела перед мужчиной, которого не могла «прочесть» и который всегда молчал. Эммет усмехнулся, отмечая, что в Нине есть то, чего не хватает его детям. Скромность. Зато очень не хватает веры в себя. Близнецы, в отличие от девочки, искренне полагали, что могут свернуть горы при желании. Уверенности Нины хватало только на что-то незначительное вроде освоения скрипки. И он аккуратно написал ответ на вспотевшей ладошке девочки, которая немного даже тряслась от волнения. И Нина заулыбалась открыто и настолько обескураживающе, что Эммет понял: назад дороги нет. Ну и пусть, подумал он.

С тех пор Юко и Юго не принимали участия в уроках музыки. И мужчине, который больше не был занят тем, что постоянно одергивал детей от всего подряд, это начало очень нравиться — он вспомнил детство и свое давнее желание сочинить песню. Они возились с Ниной целыми сутками, и близнецы начали было ревновать отца к девочке, но одна лишь фраза Ивэй однажды развеяла все плохие мысли:

— Ну вот, хоть кто-то может заниматься в этом жутком месте тем, к чему душа лежит. Эй, мальчишки, а я вам тут консоль принесла. Старая, правда, я еще во времена своей молодости на такой играла… Не хотите погонять со мной по очереди?

Так проходили дни, недели и месяцы. Дети учились, играли и устраивали общие заплывы в ванной, после которых вода на полу доходила им до щиколоток. Нина отрастила волосы, ставшие немного напоминать девчачье каре, близнецы не выросли ни на сантиметр, зато окончательно свыклись с мыслью о том, что Куд тоже их друг — они перестали друг на друга ругаться и пытаться задеть. Мальчик даже показался им очень интересным: когда он попытался говорить понятным для них языком, выяснилось, что Куд знает кучу полезных вещей.

На новый год Джонатану, Ивэй, Эммету и детям позволили выехать на базу Юсты на два дня — невероятно щедрый подарок за послушание что от взрослых, что от детей. И там Нина впервые играла в снежки, бросая комки наугад и хохоча в голос. А когда близнецы соорудили безрукого снеговика, она объявила, что он похож на Куда. Разубеждать ее не стали, но Юго хулиганисто прилепил к лицу снежной статуи сердитые брови.

А шестнадцатого февраля Нина сыграла Куду на скрипке, поздравив его с днем рождения. Она выполнила обещание, которое дала еще в августе.

Загрузка...