Не стой у мага на пути. Том 3

Глава 2 Обещания госпоже Арэнт

Малгар всегда врывался неожиданно. И самое удивительное, что госпожа Арэнт редко когда слышала его шаги, хотя он и не старался ходить тихо. Ее муж словно был истинным волком в людском обличии, при том, что волчицей всегда называли именно Ольвию. Ведь известный родовой герб — тот славный герб фамилии Арэнт, принадлежал именно роду Ольвии.

Графиня замерла, сжимая пальцами сложенный вдвое листок с письмом для своего возлюбленного. Дерхлекс, конечно, испугался — это проявилось дрожью мышц на его лице, однако Гархем быстро взял себя в руки. Он не ожидал, что граф явится так быстро. Ведь, если обходить всех видных алхимиков в городе, выяснить кто в те дни продал сердце оборотня нельзя так быстро. А вот если прямо к Ирдемсу, то… То можно почти сразу выйти на ту дерзкую эльфийку и ее приятеля — о них Гархем кое-что знал. И можно выйти на Райса.

— В чем дело, Ольвия, ты снова чем-то недовольна? Теперь уже собственным магом? — на лице Малгара появилась бледная улыбка. Он улыбался не так часто и раз позволил это сейчас, значит, граф вернулся из города в неплохом настроении и с хорошими лично для него новостями.

— Извиняюсь, ваше сиятельство. У нас с вашей супругой возникли небольшие разногласия относительно прописанных Ирдемсом зелий. В общем, то ничего важного, — Дерхлекс, отвесив ему поклон попятился и тут же спросил, обращаясь к Ольвии: — Думаю, наш спор полностью закончен. Позволите идти, ваше сиятельство? Или мне подождать, пока вы освободитесь?

— Я сказала, вон! — по-прежнему грозно произнесла Ольвия и указала на дверь, при этом ее палец едва ли указывал не на мужа. Сейчас графиня находилась в том состоянии, что была готова выставить из своих покоев даже Малгара. Только умение удерживать внимание на узле света позволяло ей не превратиться в зверя. Госпожа Арэнт не могла припомнить случаев, чтобы хоть одно существо злило ее так, как это сделал Дерхлекс, если не считать случая в подземелье с вампирами. Однако, в ту ночь, Ольвия не умела контролировать себя так хорошо как сейчас и не удержалась от превращения.

Выходя от нее, Гархем дважды поклонился и севшим голосом произнес:

— Нижайше прошу простить меня, госпожа Арэнт! Я не прав! Мне не следовало вступать с вами в спор! Но вы обязательно подумайте о моих словах! Это важно!

— Да ты сегодня настоящая волчица! — улыбка Малгара стала хищной, он покосился на свернутый лист бумаги, в руке жены. — Такой ты мне нравишься, Ольвия! Гораздо больше именно такой! Того и гляди, обернешься еще до Двоелуния!

— Ты бы этого хотел? — злость в Ольвии, все еще будоражила кровь, но теперь графиня, могла смотреть за своим состоянием как бы со стороны. Случилось маленькое чудо: она сумела отделить себя от собственной злости. Без всяких сомнений, в этом была заслуга Райса. Ее Райса, от которого она ни за что не откажется, даже перед лицом смерти. Его недолгие, но потрясающие по силе и глубине уроки, невероятно изменили ее и открыли двери в великолепный мир самопознания.

— Да! Желаю, чтобы в тебе было больше зверя! Желаю, чтобы ты всегда была той, кто на нашем гербе! Желаю, чтобы в тебе раскрылась твоя истинная сила! Такой ты мне нравишься особо, моя дорогая! Я хочу видеть чаще жажду крови в твоих глаза — именно это я видел сейчас! Если бы ты вцепилась в горло этому умнику, — он кивнул на дверь, которой только что вышел Дерхлекс, — это стало бы для меня настоящим праздником. Но все еще впереди. Верно? — сейчас Малгар в самом деле любовался ей. Рубиновая искра в ее глазах казалась оборотню столь же прекрасной, как брызги крови жертвы или заклятого врага.

— Все может быть, Малгар. Бывают случаи, когда мне хочется вцепиться кому-нибудь в горло. Теперь многое поменялось, и я это вполне могу сделать, — ответила госпожа Арэнт, снова вспоминая, что последний раз такое желание было не так давно, во время прогулки с Райсом по подземелью, когда они вышли на группу вампиров. Вампирша с пепельно-серебристыми волосами тогда вывела ее из себя тем, что посмела посягнуть на ее Райса.

— Этот прекрасно, моя любовь! Не знаю, что с тобой случилось, но сегодня ты меня радуешь, хотя вчера огорчала. Может тебя так поменяла наша страстная ночь? — Малгар снова почувствовал влечение к ней. Сильное, такое, какое бывает лишь у зверя. Если три последних года он отдавал предпочтения своим любовницам в Солбри и Торгате, куда заезжал особо часто, то сейчас он начал чувствовать, что именно Ольвия — его жена, снова начинает дразнить его. Неужели к нему начало возвращаться те первые чувства, которыми он был полон в их первый год знакомства? — В это Двоелуние у нас будет особая охота, — сказал он негромко, разглядывая Ольвию, так словно видел ее первый раз. — Мы выезжаем пораньше — сегодня же. Так что собирайся, дорога неблизкая, уезжаем надолго.

— Сегодня⁈ — такого госпожа Арэнт явно не ожидала. Она знала, что Малгар планировал выехать за пару дней до Двоелуния, но так, чтобы в дорогу прямо сегодня!.. Графиня снова была сбита с толка, этот день принес ей столько неожиданного, большей частью ужасного, если вспомнить о том, что произошло между ей и Дерхлексом.

— К Часу Раковины кареты будут готовы. У тебя достаточно времени, чтобы собраться. Поедем в ночь. Ты же любишь ночь? — Малгар подошел к ней, обнял, грубо прижимая к себе.

Ольвия отвела в сторону руку с письмом Райсу, опасаясь, что ее супруг проявит интерес к свернутому листку бумаги. Нужно было бы скорее убрать письмо, но это было невозможно сделать в объятиях мучителя, считавшегося мужем и забравшего ни один год ее жизни.

— Да, люблю, — бесцветно ответила она. Госпожа Арэнт не врала — она на самом деле любила ночь. При чем еще до того, как стала оборотнем. Она не знала, откуда в ней это необъяснимое влечение к прогулкам в ночной тишине, когда над головой луны и звезды, и мир вокруг полон тайн и волшебства гораздо больше, чем при свете дня. Ведь не зря же на ее родовом гербе изображена волчица — наверное что-то такое было в роду, передавшееся ей.

— В этот раз для нас двоих будет гораздо больше ночей, и все они понравятся тебе. И еще… будет самая важная ночь — Ночь Таинства богини Калифы. Ты будешь посвящена ей — своей рукой принесешь славную жертву. Знаешь, кем она будет? — Малгар старался заглянуть в глаза супруги.

— Нет, — после долгой паузы и с немалым трепетом отозвалась графиня. Ей казалось, что в следующий миг Малгар произнесет три страшных слова: «Твой любовник — Райс», и если так случится, то ее сердце разлетится на куски. Или наоборот: сердце Малгара разорвется, потому что она тут же обернется зверем и вырвет его из груди того, кто доставил ей за последние годы столько боли.

— Узнаешь позже. Кстати, насчет твоего Ирдемса. Я с Кагиаром был у него. Как просто все решилось. Это ничтожество как девка-потаскуха лило слезы и падало нам в ноги. Найти убийц моего брата оказалось очень просто. Глупцы даже не пытались скрыться. Я мог бы убить их сегодня, но Кариаг, как всегда, хитер и придумал развлечение, которое и станет нашим отмщением. Ты, Ольвия, тоже примешь в этом участие, — Малгар наконец разжал свои сильные руки. — Именно поэтому нам стоит поторопиться с выездом. Нужно будет кое-что приготовить по пути.

— Кто они? — слабым голосом произнесла госпожа Арэнт.

— Узнаешь. Всему свое время. Что это за письмо, с которым ты так носишься? — граф перевел взгляд на свернутый листок в ее пальцах. — Мы редко бываем вместе. А, Ольвия? Уж не появился ли у тебя любовник?

— Написала кое-что герцогине Альгер, — отозвалась графиня, чувствуя, как сердце пустилось вскачь. Тут же нашла вниманием зону оборотня, готовая погрузиться в нее, если Малгар потребует показать письмо. Ольвии очень не хотелось стать убийцей. Если бы позволили боги — ее боги, а не нубейская Калифа, о которой часто говорил Малгар — то графиня не стала бы убивать ни своего мужа, ни магистра Дерхлекса. Но теперь она не была уверенна, что боги позволят ей не пачкать душу кровью. Ведь на ней уже была кровь.

Мечник, стоявший рядом с Гурвисом опасений у меня не вызвал. Я догадался, что они знакомы, и он, скорее всего, один из телохранителей графини.

— Что-то случилось, Гурвис? — спросил я, опережая на несколько шагов Салгора.

— Да, господин Ирринд, — ответил тот, и лицо его стало еще более скорбным.

— Пойдем ко мне в комнату или, если не возражаешь, в обеденный зал — проголодался, сил нет, — предложил я, махнув рукой Салгору, чтобы тот шел с Талонэль.

— Спасибо, Луриф, — Гурвис непонятно за что поблагодарил мечника, и тот неторопливо зашагал в сторону Железного моста. Мне же слуга графини, сказал: — Вам письмо, господин Ирринд. Очень важное письмо. В этот раз, как видите, доставил в полной сохранности. Если соизволите, можете прочитать его при мне и передать что-то для госпожи Арэнт на словах. Ее сиятельство запретила брать у вас любые ответные сообщения, сам понимаете почему.

Я кивнул, и сказал:

— Если не спешишь, пойдем в обеденный зал. Там прочитаю.

— Да, есть время. Тем более графиня потребовала дождаться вас и передать все это вам лично. Мы с Лурифом ждали тут долго, часа полтора, наверное. Но мне обязательно нужно вернуться к отъезду ее сиятельства, — сообщил он, уже входя следом за мной в таверну.

— Она уезжает? С Малгаром? — это известие стало мне особо неприятным. — И почему так неожиданно быстро, тем более не с утра, а под вечер?

— Не могу знать. Если честно, — он понизил голос, проходя мимо стойки распорядителя. — Ее муж любит уезжать в ночь. И по ночам любит гулять — уж такой человек, — на последнем слове голос Гурвиса дрогнул, будто произносил его с большим сомнением.

— Салгор, вы тут сами, — сказал я, видя, что мой ученик устроился с эльфийкой на нашем обычном месте — столике возле большого цветочного горшка.

Я же прошел дальше в зал и выбрал стол у второго окна. Людей в это время в обеденном зале собиралось мало, и подавальщица — полненькая, чернявая женщина средних лет — почти сразу подошла к нам. Приветливо улыбнулась, скороговоркой огласила меню, посоветовала грибной суп. Я его и заказал. К нему попросил гусиные крылышки, томленные с овощами.

— Гурвис, тебе что? — спросил я, выжидательно глядя на паренька. — Выбирай без стеснений, что понравилось. Или после графской кухни тебе все будет казаться невкусным? — я усмехнулся, хотя шутка вышла кислой, и настроения как-то не было. Голову полнили мысли о госпоже Арэнт, ее муже и письме, которое явно не должно меня обрадовать.

— Если можно, мне бы жареных карасей. Кусочек хлеба и все, — сказал он, когда подавальщица черкнула что-то на бумаге и отошла, добавил: — У ее сиятельства такое не готовят. Я никогда не ел у нее карасей, а я правда их люблю. Отец ловил карасей и пескарей, а мама жарила — так было в детстве. Мы жили очень бедно, но воспоминания бывают дорогими не только о богатой жизни.

— Это точно, — я кивнул, думая, что Гурвис уже считает себя совсем взрослым. Впрочем, как и Салгор. Забавно это было. В самой первой жизни и я считал себя взрослым уже лет в 17 или еще раньше. Но как это было наивно тогда с моей стороны!

Я молчал, ожидая, когда он достанет письмо. Слуга Ольвии расстегнул колет и бережно извлек из внутреннего кармана белый прямоугольник, заклеенный печатью с рельефом волчицы, той самой, которую я видел в первый день пребывания в этом мире на двери графской кареты. Это воспоминание шевельнулось во мне, при чем как-то болезненно, хотя не было к тому причин. Казалось, что все это: карета Ольвии, ее трогательная забота обо мне — совершенно незнакомом человеке — ее голос и ее глаза — все это было очень давно, хотя на самом деле не прошел даже месяц. Месяц Диких Скакунов — он был в самом деле диким, и столько успело случиться! С этими неожиданно нахлынувшими воспоминаниями я лишь сильнее утвердился в словах, сказанных вчера Яркусу, что теперь для меня важна только Ольвия. Да, да, именно так! С Ионой у меня ничего не вышло, и может оно к лучшему. С Флэйрин тоже как-то не сложилось, и неизвестно, увидимся ли мы когда-либо. Может, встретимся там в подземелье, когда я буду проходить по темному коридору с Ольвией к реке. Поэтому для меня была и есть только милейшая госпожа Арэнт, которую я, наверное, люблю. «Наверное» — потому, что для меня это всегда было сложным в определении, сложным состоянием души, ввиду особенностей моего восприятия. Ведь оно несло многие предыдущие жизни и воспоминания, в которых тоже было много любви, много женщин — их я не имел права забыть. Только это вовсе не значит, что моя любовь, вмещающая не одну женщину, стала для меня не настоящей.

Поддев ногтем печать, я сорвал ее. Образ волчицы на сургучной кляксе беззвучно упал на стол, но при этом она будто продолжала смотреть на меня. Я развернул лист бумаги и начал читать.

С первых строк я не мог поверить написанному. Слова Ольвии шли в такой диссонанс с мыслями, только что посетившими меня, что мое сердце сжалось и дальше не билось, а вздрагивало, словно кто-то сжал его холодной рукой.

Я оторвал взгляд от бумаги, и пальцы судорожно смяли ее, хотя я еще не дочитал письмо. Хотелось выкрикнуть: «Как это может быть? Как она может писать такое? Я не верю, что с ее стороны наши отношения были несерьезными! Не верю, что она решила остаться с мужем!». На самом деле такого просто не могло быть, ведь она много раз говорила, что Малгар сделал ее несчастной и она много бы отдала, чтобы навсегда порвать с ним! Как может такое быть, что она снова решила быть с ним⁈

Подавальщица для меня появилась будто из пустоты, как появляется призванное магом существо. Со стуком поставила тарелки, сказала что-то. Я не понял ее слов и просто кивнул. Я почувствовал аромат грибного супа и жареной рыбы, но прежде, чем обратить внимание на еду, все-таки дочитал письмо, хотя не желал этого делать.

«Мы уезжаем, в ближайшее время. Не знаю точно когда. Может завтра. Я молю богов, чтобы это случилось скорее. Скорее потому, что очень боюсь за тебя: боюсь, что Малгар узнает о тебе и тогда случится непоправимое. Еще раз прости, мой дорогой. Наверное, тебе очень больно. Мне тоже, но такова жизнь, и мы должны не только играть в нее, но и жить в ней, а значит хотя бы иногда быть твердыми и принимать правильные решения. Целую тебя последний раз и на этом прощаюсь. Пожалуйста, не ищи со мной встречи, иначе ты погубишь меня и себя!», — были последние строки, написанные ей. Я свернул письмо, сунул его в карман, чтобы позже перечитать еще много раз и попытаться понять женщину, которую я особо выделил для себя и полюбил.

— Не знаю, что там, но Ольвия была очень расстроенной, когда просила меня принести вам это. Еще знаю, она уезжает сегодня с мужем и в этот раз она вернется не скоро — едут куда-то далеко, — сообщил Гурвис, когда я убрал письмо в карман.

— Что она просила передать еще? — мои пальцы едва не согнули ложку.

— Она просила взять с вас обещание, что вы исполните ее последнюю просьбу. Так и сказала «последнюю просьбу», и я из-за этого очень разволновался. Ведь Ольвия, хоть и бывает строгой, она на самом деле очень добра ко мне. Она меня успокоила… В общем, это не важно, — Гурвис уставился на жареных карасей в тарелке и, не желая смотреть на меня, произнес: — Пожалуйста, пообещайте, господин Ирринд. Я не смею вас брать обещания, поскольку я вам никто, но сейчас я исполняю волю своей госпожи и обязан исполнить ее так, как она повелела. Представьте, что это не я с вас беру обещание, а она. И еще: это не одна просьба, а две.

— Обещаю, — без тени сомнения произнес я. — Я сделаю все, что она сказала. Клянусь перед богами, — лишь сказав это с полной искренностью, я подумал, не поспешил ли я с обещанием? Может быть мне придется делать то, что будет во вред самой госпоже Арэнт.

— Хорошо, господин Райс. Она сказала, что полностью верит в вашу честность и вы поступите именно так, — Гурвис кивнул несколько раз. — Первая часть ее просьбы находится в последней строке письма моей госпожи. Поскольку я не знаю его содержания, то вам виднее в чем она. Просто исполните все, что там написано. А вторая в том, что вы без возражений примите это… — он начал отвязывать от пояса что-то позвякивающее, потом положил на столешницу передо мной тяжелый кошелек с вышивкой герба дома Арэнт, и сказал: — Примите это, ни в коем случае не отказываясь! Вы должны потратить все эти деньги себе на пользу. Еще она пояснила, что вы этим сделаете ей хоть немного легче. Если не желаете, чтобы она страдала, то, пожалуйста, не отказываетесь это принять. И еще… Мне неловко это говорить, но моя госпожа чувствует себя виноватой перед вами. Она так и сказала. Мне кажется, она плакала. Я никогда не видел ее в таком горестном виде. Ее было очень жалко.

К кошельку я не притронулся до самого конца обеда. Ели мы молча, почти не глядя друг на друга. Словно, о вине передо мной сказала не Ольвия, а сам Гурвис испытывал похожее чувство. Лишь когда я без аппетита доедал гуся, слуга графини спросил:

— Я очень извиняюсь, господин Райс. Не смею спрашивать такое, но мне трудно удержаться… — он вытер руки о салфетку.

— Спрашивай, — холодно сказал я.

— Вы любите Ольвию? — произнес он шепотом.

— Да, — ответил я. — Я ее очень люблю.

— Можно я передам ей это? — спросил он, неожиданно схватив меня за руку, словно хотел выдернуть из меня нужный ему ответ.

Я сказал:

— Обязательно передай ей это, Гурвис! Это очень важно!