Глава 20 Сердце дракона

Сущность, бывшая в моем понимании паразитом, исчезла. Возникло двоякое чувство: с одной стороны, я ненавижу паразитов. Все-таки они отличаются от хищников тем, что используют своих жертв скрытно и в этом кроется откровенная подлость. С другой стороны, я испытывал уважение к этому существу после нашей многозначительной беседы. Уважение за его ум и тонкие связи с вселенной, которые доступны далеко не многом.

Столь неожиданно и стремительно исчезнув, мой оппонент оставил неприятную загадку. Что означает «Не спи вместе с Флэйрин в следующие ночи»? Разумеется, эти слова не были его пустой фантазией, а были продиктованы тем, что он называл «Тишиной». Раз так, то просто отмахнуться его предупреждения было бы глупо, но в чем была опасность и откуда она исходила, я пока не слишком представлял. На ум приходило лишь одно: месть вампиров клана Ночные Птицы. Уж им было за что на меня разозлиться. Ведь остался в живых Кейнар, которого я ткнул заговоренным кинжалом. И, конечно же, Лургир, который весьма недолюбливал Флэйрин, с еще более темным чувством относился ко мне.

Но к этому вопросу я собирался вернуться позже. Спать с Флэйрин я буду и в ближайшие ночи, и те, что последуют за ними. Просто отнесусь к этому приятному вопросу посерьезнее, приму меры безопасности. И вообще, как можно не спать с Флэйрин⁈ С ней просто невозможно не спать! Если попробовать принцессу-кровопийцу хотя бы один раз, то ее неизбежно захочется видеть в своей постели снова и снова. Красивые женщины — моя слабость. Хотя эта слабость за многие жизни принесла мне очень много проблем и даже неожиданных смертей, я не собираюсь отказываться от того, что делает мои жизни особо вкусными. А мои смерти… Если они за прекрасных дам, то мне о чем сожалеть.

Итак, с Флэйрин все ясно. Как ясно то, что она сейчас ждет меня в таверне «Вечерняя Звезда», наверное, с тревогой глядя на мага Олриса и мое неподвижное тело, которое, казалось бы, даже не дышит. И мне желательно поскорее вернуться в это тело. То, что жгут, должный указать мне обратный путь, исчез вместе с порталом, меня не слишком смущало. Через подобные ситуации я проходил много раз. Как обычно, указателем направления для меня станет собственное тело и образ того места, куда нужно попасть.

Я закрыл глаза — глаза которых на самом деле не было. На тонком плане нет никаких глаз, но остаются привычки физического тела. Они вовсе не бесполезны — помогают нам взаимодействовать с тонким миром, переходить в привычные состояния, обусловленные теми или иными привычками тела. Я закрыл глаза, стараясь как можно яснее представить то самое место, где сейчас лежало тело Райсмара Ирринда. Ясно, до физических ощущений представил тело Райса, и тут получил связь с ним. Через пространства, через миры между мной и тем телом словно проросла невидимая связь. Почти сразу меня понесло в нужном направлении. Движение становилось все быстрее. Рыхлые разноцветные слои чужого мира мелькали перед ментальным взором. Через несколько мгновений я понял, что готов к переходу. Собрал внимание в точке, к которой стремился. Она превратилась в темно-синее пятно. Еще одно решительное усилие и в этом пятне образовалось отверстие с ярко светящимися краями — портал.

На несколько секунд липкая тьма закрыла ментальный взор, меня словно ударило электрическим разрядом. Все получилось — я вырвался, возвращаясь в свой мир. Если угодно, возвращаясь победителем без всякого боя. Может для кого-то такая победа кажется пресной, но я особо ценю победы без пролитой крови, без отнятых жизней. Ценность таких побед начинаешь понимать лишь тогда, когда пересытишься пьяным восторгом жестокого боя, ранами и криками врагов. Уже потом приходят зачатки мудрости и осознание, что чужая боль и чужая жизнь для тебя тоже имеют большую ценность, даже если это жизнь и боль твоего врага.

В легкой жемчужной дымке внизу подо мной извивалось Веста. Ее спокойные воды золотом сверкали в ярком солнце. Впереди чуть слева виделся Вестейм. Я нёсся к нему. Мог бы лететь намного быстрее, но хотел насладиться прекрасным видом арленсийских просторов и города, приближавшегося ко мне. Небольшое беспокойство вызывали мысли о маге Олрисе, насколько он честен в контроле над моим телом. Но уже сейчас я знал главное: с Райсом Ирриндом все хорошо, тело живо, подселенцев в нем нет.

Через минуту-другую я увидел огромную тень, наплывающую на меня слева — Гирхзелл. Я встрепенулся, насколько это возможно вне тела, и повернулся к нему. Треть лиги, которая разделяла нас, растаяла в миг.

— Приветствую, великий и мудрый дракон! — крикнул я на ментальной волне.

— Долгих лет жизни тебе, великий маг! — беззвучно отозвался тот, замедлил полет и завис на одном месте, мерно взмахивая огромными зеленовато-бурыми крыльями. — Я в печали, Астерий… На моем сердце темно. Ионэль…

— Что случилось, Гирхзелл? — спросил я, уже догадываясь о произошедшем: работа, которую предложил некий барон из Торгата для Ионэль и Яркуса, оказалась ловушкой. И тут же с нарастающим волнением спросил: — Она жива?

— Она жива. Иногда бывает так, что правильнее было бы умереть. Лучше оборвать ту жизнь, которая убивает твою душу! — отозвался он, тяжело хлопая крыльями.

Я слышал, как возничий прикрикнул на дракона, не понимая причин остановки. Слышал настороженные речи пассажиров, которых сегодня было не так много — на спине Гирхзелла ближе к хвосту виднелось несколько пустых мест, хотя там же кожаными ремнями был приторочен огромный тюк.

— Гирхзелл, пожалуйста, скажи, что с ней случилось, — попросил я, чувствуя, как дракон при мыслях об Ионе испытывает боль.

Он молчал. А я в это время все яснее для себя понимал: несмотря на то, что мы расстались с Тетивой Ночи, несмотря на ее огромные странности, вспыльчивость, иной раз необъяснимую глупость в поступках, она мне по-прежнему дорога. И я виноват перед ней, что не попытался остановить ее, отговорить от поездки, сразу вызвавшей у меня большие подозрения. Но если она жива, то что же тогда случилось с ней?

— С ней случилось… — наконец ответил дракон, и изогнувшись, вскинув голову издал дикий рев, который привел в ужас пассажиров и самого возницу. Этот рев без сомнений слышали всадники и люди на повозках, проезжавших по дороге к Речному.

— Что, Гирхзелл⁈ — я пытался его понять. Знаю, нам с людским мышлением драконами бывает очень трудно.

— Не знаю, великий маг! Я не знаю! Но я чувствую. Чувства идут из сердца. В нем была Иона, но теперь в этом месте пусто и холодно! — прорычал он в моем сознании.

— Я могу чем-то помочь тебе? — спросил я, подлетев еще ближе, так, что мое невидимое тело, прикоснулось к его мокрому носу. — Тебе или ей. Говори! Что я могу сделать?

— Не знаю… — тихо прошипел он, в темно-янтарных глазах отразилась боль. — Что с ней случилось, ты узнаешь раньше, чем я. К тебе скоро придет эта весть. Весть принесет тебе тоже страдание. Но страдание будет не из-за Ионы. Пусть тебе, древний человек, помогут твои боги!

— Спасибо, Гирхзелл, — мрачно сказал я, озадаченный его очень громкими и в то же время беззвучными словами. Он собрался было лететь, но я остановил его вопросом: — Постой! Ты говорил, что у Ионы душа дракона?

— Ее душа была похожа душу дракона. Ее лишь нужно было понять. Но знаешь, как трудно понять чужую душу, если мы не в силах понять свою. Вот и она, Иона, не смогла… — повернув ко мне голову, дракон оскалился, показывая огромные белые зубы.

У основания его шеи что-то орал возница, но ни Гирхзелл, ни я его не слушали.

— Иона не смогла понять свою душу? — не понял я его.

— Да, великий маг. Она позволила вырасти там злости. Сердце сгубило ее. Не знаю какое: ее собственное сердце или сердце убитого вами оборотня. Говорил я: не продавайте его! Надо было просто выкинуть! Ведь сердце, отделенное от тела — это просто кусок мяса. Вы странные люди: придаете ценность тому, что не стоит уже ничего. Я полечу, чтобы не бесился Карнахон. Удачи тебе, великий маг! Удачи! Увы, всем нам придется жить с болью. Каждому со своей! — он сильно ударил воздух крыльями и полетел дальше.

Я ничего не успел ему ответить. Сегодняшний день оказался богат на загадки. Вместе с решением важнейшего для меня вопроса — вопроса исцеления Салгора, он принес новые переживания и новые размышления. И если верить дракону, то сила этих переживаний скоро возрастет. Пока я не знал, что готовит мне судьба. Больше не задерживаясь, я понесся к Вестейму. Скоро подо мной промелькнула городская стена и крепость Алкур, мрачно возвышавшаяся на холме. Я попытался найти взглядом место рядом с ней, где мы с Флэйрин в густой траве впервые узнали страсть друг друга. Не нашел. Днем, тем более с высоты птичьего полета все выглядит не так как ночью.

Красные черепичные крыши Заречья промелькнули подо мной, я задержал взгляд на доме госпожи Арэнт, окруженном большим зеленым садом, и подумал, как прав Гирхзелл: всем нам приходится жить с болью и у каждого она своя. Я потерял Иону и потерял Ольвию. Да, теперь у меня есть Флэйрин, но я не хотел терять ни одну из этих женщин. Хотя, если честно, от Ионэль я отказался сам — не смог выносить ее очень тяжелые странности.

Прежде чем попасть в свою комнату и вернуться в тело, я позволил маленькую вольность — влетел в комнату Салгора. Он по-прежнему меня заботил, ведь магические заговоры — иногда сложная штука и могут преподнести неприятные сюрпризы.

Салгор лежал ничком, зарывшись лицом в подушки. Когда я приблизился к своему ученику, завис над ним на расстоянии вытянутой руки, он почувствовал меня, перевернулся на спину и приподнял голову. Его серые с коричневыми крапинками глаза смотрели точно на меня, хотя мое тонкое тело нельзя было увидеть обычным зрением.

— Мастер! — произнес он. — Знаю, ты здесь! Что с Талонэль⁈

Я пожалел, что залетел сначала к нему, однако объясняться все равно бы пришлось.

— Мастер Ирринд, я же знаю, ты здесь! Ответь! — настоял он, вглядываясь в пустоту, в которой был я.

Больше не мучая его молчанием, я беззвучно сказал:

— Будь мужественный, Сал. Ей уже ничем не поможешь. Ей даже тогда ничем нельзя было помочь.

Говоря это, я чувствовал, что он знает о судьбе эльфийки. Все-таки из Салгора вырастит высокий маг. Я очень постараюсь, чтобы было так.

— Я должен убить их! Сжечь каждого дотла! Это мой долг — долг огня и крови! — произнес он, преодолевая ком, сдавивший горло. Поднял руки перед собой. Между ладонями зачалось багровое свечение, одновременно похожее на кровь и огонь.

Салгор активировал «Олунг Греур» — атакующую магию последнего магического шаблона, которому я его научил. Свечение между его ладоней быстро угасло, но мой ученик успел меня удивить. В его-то печальном состоянии, после потери стольких сил суметь «Олунг Греур»⁈

— Сал… — тронутый его стараниями сказал я, показывая ему часть своих мыслей.

— Я это уже понял, — отозвался он. — Жаль, что это случилось без меня. Очень жаль, мастер Ирринд. Убить их было моим долгом. Ты же говорил, что с местью, как и с выводами не надо спешить.

— Да, Салгор, бывают случаи, когда я сам не поступаю правильно, хотя учу тебя так не делать. По справедливости, я должен был дождаться твоего выздоровления. Есть еще одно… — мысленно произнес я, подумав о вампире Кейнаре, которого я напоследок ударил заговоренным кинжалом. Я не был уверен, что он присутствовал в ночь убийства Талонэль в «Вечерней Звезде» и, вонзив в него клинок, оставил его жизнь на суд богов. Однако, сегодня, встретив в чужом мире сущность, тянувшую силы из Салгора, я не видел второго энергетического канала. Возможно, заклятие не сработало, возможно, привязка клинка была к нескольким разным сущностям.

— Мастер, покажи мне, как все случилось, — попросил Салгор, прерывая мое молчание.

Я показал ему, прокручивая в памяти во всех деталях мою расправу над приятелями Зейрона и особенно над ним самим, когда этот негодяй катался по полу, объятый огнем моей ярости.

— Спасибо, Райс Ирринд, — произнес Салгор. — Отчасти я удовлетворен. Он получил свое. Ваши руки были в ту ночь моими руками. Где похоронена Талонэль?

— Она еще не похоронена. Не посмел без тебя, — ответил я, и сказал, что передал тело эльфийке бальзамировщику. Потом попросил его сделать несколько глотков из склянки с зельем алхимика и постараться уснуть. Теперь здоровье моего ученика должно было быстро пойти на поправку. Как лечить собственные раны и управлять исцелением своего тела я собирался рассказать Салгору завтра, когда у него появится больше сил для магических влияний на самого себя.

Пожелав ему скорейшего выздоровления, я направился в свою комнату. Пора было вернуться в тело Райсмара Ирринда. Итак, мое отсутствие слишком затянулось.

* * *

Как Ольвия не старалась, ей не удалось отговорить Яркуса от попытки освободить Ионэль. Было ясно, что у него ничего не выйдет, какой бы силой и отвагой не обладал этот человек. Жалко было его — ведь ясно, что обречен из-за своего упрямства. Одно утешало госпожу Арэнт: он все еще очень слаб и вряд ли сможет добраться до Старого Калнгара до исхода Двоелуния. К тому же сама Ольвия не знала, где находится то место, в котором Малгар собирался принести в жертву Иону. Графиня слышала, что где-то за поселком дальше, на юг. Однако дальше на юг начинается лес, потом Темные Земли и горы — попробуй, найти там. То, что Яркус рассчитывал на обоняние оборотня, которое непривычно острое даже если находишься в человеческом облике, так эта надежда и вовсе наивна.

Сама Ольвия в облике зверя несколько раз пробовала идти по следу косули — не с целью убить, а ради любопытства, но быстро теряла след из-за многих других посторонних запахов. Если принюхиваться, они отвлекали, кружили голову и превращались, скорее, в мучение, чем в полезный навык. Хотя, возможно, графиня неверно пользовалась особым даром зверя.

Когда Ольвия выходила из таверны, чтобы сесть на дилижанс из Торгата на Вестейм, Яркус поспешил за ней. От слабости в ногах, его пошатывало, и Борода вынужден был держаться за стену.

— Спасибо вам, госпожа Арэнт. Вы на редкость хороший человек, — сказал он, остановившись у ступеней. — Понятно, что вы сомневаетесь во мне, но поверьте: у меня две больших причины остаться в живых.

— Какие же? — Ольвия обернулась и попыталась улыбнуться, хотя на душе не было радости.

— Первая и самая главная: я должен выжить, чтобы спасти мою сестру. Поэтому, не волнуйтесь: я буду особо осторожен. Мне главное догнать их, и там уже на месте решу, что к чему. Я много раз был в сложных ситуациях, когда казалось нет никакого выхода, но боги всегда были добры ко мне и помогали найти решение. Боги дают мне удачу и не оставят в этот раз. Скажу вам, — Яркус приложил широкую мозолистую пятерню к сердцу, — надо верить богам. Верить всем сердцем, и тогда они становятся добры и очень часто помогают. О, Наирлесс! Эббел Разящий, моя бесконечная благодарность вам! — звучно произнес он, подняв руки и сплетая пальцы знаком Эрнтоол*.

(*Эрнтоол — общий эльфийский жест (знак) выражающий высшую степень почтения. Чаще всего с ним обращаются к богам, но иногда к очень уважаемым эльфам или иным существам. Пальцы двух рук сплетаются, ладони поднимаются чуть выше переносицы).

Улыбка госпожи Арэнт стала шире. Графине было очень непривычно видеть, как этот человек, совсем непохожий на эльфа, с таким жаром выражает благодарность эльфийским богам, как это не делают даже истинные уроженцы Элатриля.

— И какая вторая причина? — спросила графиня Арэнт, когда он опустил руки.

— Вторая, заработать достаточно денег и вернуть вам долг, ваше сиятельство, — отозвался Яркус, в этот момент кошелек, висевший на его поясе, звякнул, будто от случайного движения руки.

— Бросьте, господин Яркус. Я же уже говорила дважды: вы мне ничего не должны. Я — достаточно богатый человек и я всего лишь оказала помощь, в которой вы нуждались. Помощь, которая вас ничему не обязывает. Но выразить мне благодарность, вы можете, — Ольвия замолчала, повернувшись в сторону площади перед поселковой почтой — гремя колесами туда промчался дилижанс на Вестейм. Графиня рассчитывала успеть на него.

— Какую, госпожа Арэнт? — Яркус тоже заметил и поторопил ее с ответом: — Скорее скажите, какую!

— Останьтесь живым, чтобы мои старания не оказались пустыми! Не рискуйте напрасно! — ответила она и быстрым шагом направилась к площади.

Дилижанс должен был стоять здесь минут пятнадцать. Оставалось надеяться, что в нем будут свободные места. И если все сложится удачно: не падет лошадь в упряжке и не сломается колесо, что говорят, с этими экипажами случается не так редко, то уже сегодня к вечеру она будет в Вестейме.

Первым делом Ольвия собиралась принять ванну в своем доме, за которым она успела соскучиться в этой безумной поездке. С того момента как она покинула дом, ей пришлось пережить столько боли и страданий! Утром же, приведя себя в надлежащий вид, Ольвия рассчитывала перед своим возлюбленным и все ему объяснить насчет письма и спешного отъезда.

Размышляя об этом, госпожа Арэнт знать не могла, что магистр Дерхлекс скоро окажется в ее родном доме и будет готовить ей особую встречу.

Загрузка...