Не введи во искушение

Глава 9

Сергей Минаевич приехал забирать сына из новочеркасского госпиталя. Никого не послал, сам хотел первым увидеть Степана да доставить его в родной курень с бережением: рана-то у сына нелёгкая. Ко всему Стёпка георгиевский кавалер.

К госпиталю Сергей Минаевич подъехал затемно. Долго дожидался, пока санитар с сестрой милосердия вывели Степана, уложили в бричку. Сергей Минаевич суетился, взбивал свежескошенную траву, прикрывал войлочным потником. То и дело повторял:

— Ну, Степан, герой георгиевский, с прибытием.

Уселся в бричку, причмокнул:

— С Богом.

Покуда за город не выехали, поглядывал в исхудалое, осунувшееся лицо сына, в чубатую голову, в которую вкралась редкая седина, думал: видать, жизнь похлестала.

Степан подрёмывал, только в степи открыл глаза, когда пахнуло разнотравьем. Улыбнулся:

— Знаешь, батя, нет ничего красивше нашего раздолья. Казаку не Россия нужна, а Дон.

— В самый раз сказал. От степи и вся наша жизнь пошла.

— Соседи как там?

— Мироныч? А чё с ним поделается. Прыгает. От Ваньки письма дожидается.

— Ванька меня из боя вытаскивал.

— Господь воздаст ему.

— Коня моего домой приведут?

Сергей Минаевич промолчал. Степан продолжил:

— Прёт германец и нас бьёт. Ну да и мы в долгу не останемся.

— Немец он и есть немец. Настырный... Так, говоришь, Ванька второго Георгия заслужил?

Теперь промолчал Степан.

Сергей Минаевич пошевелил вожжами, кони перешли в рысь. Дорога после дождя мягкая: бричку не трясёт и Степану спокойно, рану не беспокоит.

— В 12-й Донской полк ушли казаки третьего призыва.

— Там генерал Каледин командир дивизии. У нас генерал Краснов.

— Слыхал. Книжки его почитывал. Башковитый. Про казаков много пишет.

— Я, батя, в хозяйстве пока не подмога.

— Без тебя управимся. А я-то грешным делом соображал: воротишься — женим.

Степан улыбнулся.

— Мы с Ванькой о том же гутарили.

— Не слыхать, когда замирение выйдет?

— По всему, не скоро немца побьют. Ить он упорный... А в окопах солдаты войной недовольство высказывают. Грозятся фронт покинуть.

— Ну это они с крестьянской дури. Как можно с фронта бечь?

— Довелось мне одного дезертира в штаб вести, говорил, придёт час, все побегут.

— Может, и побегут, но только не казаки. Россия казаками сильна...

В разговорах не заметили, как смеркаться стало. Сергей Минаевич подстегнул лошадей.

— Ночевать в курене будем, там нас уже заждались.

Измотанную, понёсшую большие потери 2-ю Сводную казачью дивизию отводили на отдых вёрст за десять от фронта. Шли конным строем, ведя в поводу лошадей погибших товарищей. Уходили в тыл, чтобы передохнуть, привести себя в порядок, помыться, постираться, отоспаться. Но радости было мало. Казаки знали, что окопная жизнь не окончена. Вскоре предстоит вернуться на позиции. Генералу Краснову командир корпуса честно сказал:

— Не расслабляйтесь, Пётр Николаевич. Дивизия отдохнёт, придёт пополнение, и вы снова получите участок на фронте. В штабе корпуса познакомитесь с дислокацией.

Прибыв на место, дивизия расположилась по деревням: отрыли землянки, устроили бани. Стирали обмундирование, стриглись, приводили себя в порядок.

Управление расположилось в селе, что раскинулось на склоне холма в полуверсте от леса. Для штаба подыскали хату-пятистенку, а Краснов поселился в домике местного священника у деревянной церкви. Старая попадья отвела генералу лучшую горницу. Вечерами отец Паисий и Краснов вели долгие разговоры. За чаем с кренделями, которые искусно пекла попадья, говорили о догматах церкви, об униатах[10], которые в последнее десятилетие активничали в этих краях.

Отец Паисий, перешедший рубеж своего шестидесятилетия, оказался не только умным собеседником, но и человеком начитанным, со своими собственными взглядами. Он сурово судил Флорентийский собор, увековечивший раскол христианства на католицизм и православие, убедительно доказывал, что настанет такое время, когда раскол отойдёт в прошлое. Правда, Краснов сам не отрицал такой возможности, тем паче что жена, Лидия Фёдоровна, хоть и приняла православие, но больше склонялась к евангелическо-лютеранскому вероисповеданию...

После первых дней отдыха Краснов объехал расположение дивизии. Он остался доволен начавшим прибывать пополнением. От полковых начальников потребовал уделить вновь прибывшим внимание для боевой выучки, особенно в пешем строю. Позиционная война — это не кавалерийская атака: надо уметь действовать не только пикой и саблей, но и штыком.

Время, отведённое на отдых, не прошло даром. Повещая полки, Краснов видел: дивизия обретает хорошие боевые качества. Прежде чем проводить смотр, он решил поехать на рекогносцировку на предполагаемый участок обороны.

Из селения Краснов выехал один, без начальника Штаба. Автомобиль катил дорогой, изрытой снарядами, изрезанной ободами колёс. Кругом лес, но нередки и прогалины: деревья шли на вымостку дорог, устройство гатей.

Остался позади земляной городок, бивак пехотного полка. У походных кухонь толпились солдаты с котелками.

Автомобиль миновал деревню с выгоревшими избами. Словно руки, воздетые к небу, высились печные трубы.

Чем ближе передовая, тем гуще была концентрация войск. Одни шли к фронту, другие отходили в тыл.

У самого леса виднелись замаскированные ветвями щипки, суетилась орудийная прислуга. Конные упряжки тащили трёхдюймовки: батарея меняла позиции.

Водитель сбросил и без того малую скорость, проехал через шаткий, построенный на скорую руку мостик. Показались места, где предстояло занять позиции 2-й Сводной казачьей дивизии.

Генерал велел остановить автомобиль, вышел. Через стекла бинокля долго всматривался туда, где находились укрепления противника. Краснов знал, что именно сюда германское командование, не слишком? то доверяя своим союзникам австро-венграм, перебросило своих солдат.

Впереди до самой передовой дорога была под обстрелом германских батарей. Но Краснов уже определил, где будут установлены пушки дивизии, куда уведут в укрытие лошадей коноводы, где поставят палатки лазарета...

Возвращался Краснов под впечатлением увиденного. Ясно было одно: ни о каких кавалерийских рейдах думать не придётся. Казакам снова предстоит позиционная война с сидением в окопах, как стрелкам из пехотной дивизии, ходить в атаки, вступать в рукопашные бои, мокнуть под дождём, отогреваясь в блиндажах.

Срок, отведённый дивизии на отдых, ещё не истёк, но Краснов видел: даже за такое короткое время казаки повеселели, воспряли духом. Постепенно забывалось окопное горькое сидение, атаки, колючая проволока, потери. Пожалуй, многие и не думали о том, что скоро их ждут траншеи и испытания, которые они однажды уже пережили. Прежде, ещё в бытность на Дону или в ином казачьем краю, все были уверены: удел казака, если он не пластун, — лихие конные победные атаки.

Да и у самого комдива Краснова ещё теплилась надежда, что 2-ю Сводную казачью дивизию не пошлют на позиции, где её ожидает участь стрелков. Так хотелось, чтобы казаки, как прежде, приняли участие в рейдах по тылам противника.

Однако, спрятав подальше свои желания и руководствуясь задачами, которые определил для дивизии командарм, генерал Краснов отдал приказ произвести смотр всего личного состава.

Из деревень и сёл, где размещались полки, на огромное поле съезжались казаки. Гремели лафеты орудий, на рысях подъезжали полки. И если в прежние довоенные времена формирование целых полков шло строго по масти лошадей, то теперь не только полки, но даже сотни не могли похвалиться конями одной масти...

Дивизия строилась в каре. Играла музыка, поднимая настроение. Раздалась команда на вынос знамени, и все замерли. Знаменосцы с помощниками встали во главе дивизии. Бывалые казаки, много раз видевшие это знамя на поле боя, невольно подтянулись, волнение охватило и новичков.

Краснов с начальником штаба медленно объехали каре, приветствуя полки. Отвечали дружно. Генерал остался доволен: дивизия смотрелась неплохо.

...И вспомнилось Петру Николаевичу, как задолго До войны он побывал на параде в честь тезоименитства государя. Тогда Краснов вёл свою сотню: кони на подбор вороные. Прошли на рысях, а он, приподнявшись в стременах, салютовал императору саблей. Николай Второй после парада подозвал Краснова, сказал:

— Пока существует кавалерия, казачество незаменимо...

Речь командира дивизии была короткой. Он призвал казаков оставаться верными присяге, быть защитниками престола и Отечества, помнить заветы дедов и отцов, которые верно служили государю-императору.

Полки разъехались, а Краснов, собрав начальников, отдавал приказания, выслушивал пожелания. Просьбы сводились к одному: обратиться к командарму, чтобы конницу использовали по назначению.

У Краснова накануне был об этом разговор с Денисовым. Они оба считали, что кавалерию надо сохранить. Но приказ есть приказ.

— Если мы намерены сохранить казаков как полноценную боевую силу, нельзя использовать их как пехоту. Но, Святослав Варламович, это наше пожелание, и дальше пожеланий мы не пойдём.

— Да, Пётр Николаевич, — согласился Денисов, — но боюсь, казак растеряет свои боевые качества, посидев с пехотой в окопах и наглотавшись солдатского духа.

— Я этого сам опасаюсь. Вы, кстати, помните, в смутные дни 1905 года именно казаки сохранили верность государю. Бели мы позволим казакам якшаться с солдатами, то можем потерять преданных защитников престола. — Краснов подумал. — Попробую убедить в этом комкора.

— Бог в помощь, Пётр Николаевич.

Разговор Краснова с комкором состоялся, но ничего не изменил. Из штаба прибыл порученец с пакетом: дивизия должна занять означенные ранее позиции...