Не введи во искушение

Глава 26

Письмо перепечатали и дали ознакомиться с ним членам совета управляющих. Оно было встречено по-разному. Одни считали его слишком прогерманским, другие — отвечающим интересам Дона.

Что касается председателя правительства Африкана Богаевского, то он заявил, что так пишут подданные германского императора.

Но несмотря ни на что Краснов вручил письмо атаману Зимовой станицы, он отправился в Киев, где и передал письмо генералу Черячукину, с которым тот выехал в Германию.

Копии письма Богаевский переправил своим единомышленникам с комментариями. И о Краснове вскоре заговорили как о предателе Дона. Нашлись явные противники его и в войсковых частях. В вину Краснову ставились монархизм и немецкая ориентация. Оппозиция планировала произвести на Круге переизбрание Краснова и прочила на его место Богаевского. На Круг были посланы не только простые казаки и боевые офицеры, но и интеллигенция. Во главе Круга стал вождь донских кадетов Харламов, бывший член Государственной думы.

Однако многие не хотели переизбрания Краснова. За него говорили факты: на Дону успешно развивалась экономика и торговля. Украина всё же не хотела вступать с донским казачеством в конфликты, и между Скоропадским и Красновым начались переговоры.

В результате Украина признала Таганрогский и Ростовский округа за властью Дона. Что же касается Донецкого угольного бассейна, то он был признан под совместным протекторатом Украины и Дона.

На Круге, видя настрой собравшихся, Краснов попросил снять с него полномочия и избрать нового атамана.

Понимая, что обстановка всё же складывается в пользу генерала Краснова, оппозиция оттягивала перевыборы и проводила бесконечные дискуссии.

На Круге раздавались голоса в защиту Добровольческой армии и генерала Деникина, который остался верен российским союзникам — Англии и Франции. Приводились в пример успехи добровольцев: они-де вот-вот войдут в Екатеринодар. Упоминалось, что кубанские казаки поддерживают Деникина.

Дело доходило до оскорблений. Ни от кого на Круге не было секретом, что многие из раненых добровольцев долечивались в Новочеркасском госпитале, а полученное от немцев оружие и боеприпасы генерал Краснов переправлял армии генерала Деникина. Когда раздались обвинения в адрес войскового атамана и его назвали проституткой, зарабатывающей в немецкой постели, встал генерал Денисов, командующий Донской армией:

— Если добровольцы обвиняют нас и нашего атамана в том, что мы проститутки в немецкой постели, то кем являются они, живя на нашем содержании?

Слово взял и генерал Краснов:

— Да, господа! Добровольческая армия чиста и непогрешима. А я, донской атаман, своими грязными руками беру немецкие снаряды и патроны, омываю их в волнах тихого Дона и чистенькими передаю Добровольческой армии! Весь позор этого дела лежит на мне!..

Сергей Минаевич и Захар Миронович; опоздав на открытие Круга, едва пробрались через плотно забитые проходы зала, С трудом понимая, о чём говорит Харламов, пригибские делегаты уловили одно: Краснова обвиняют в пособничестве немцам. Захар Миронович на аплодисменты Харламову не поскупился, вспомнив тех немцев, что ехали на куцехвостых баварских лошадях.

Но тут взял слово Краснов. Он говорил уверенно, и Захар Миронович изменил своё мнение:

— Войсковой атаман наш башковитый. И никакому германцу он не служит. Брехня это, досужие вымыслы.

— Верно гутаришь, кум, — согласился Сергей Миронович.

Прения накалялись. Старики то и дело меняли мнения. То им казалось, что правы Харламов с товарищами, то Денисов и Краснов.

Войсковой атаман, уловив перелом в настроении Круга в свою пользу, встал и заговорил. Речь его была обращена не к оппозиции, а к простым казакам:

— Казачий Круг! И пусть казачьим он и останется. Дон для донцов! Мы завоевали эту землю и полили её своей кровью, и мы, только мы одни хозяева этой земли. Казаки! Не верьте чужакам... Не верьте волкам в овечьей шкуре. Они зарятся на ваши земли и жадными руками тянутся к ним. Пусть свободно и вольно живут на Дону гостями, но хозяева здесь только мы одни... Казаки!..

Зал взревел, загремел овацией. А Краснов продолжал свою речь. Он говорил, что не верит в иностранную помощь, что немцы враги казакам, что три с половиной года войны с германцами не забываются. Что они пришли на Дон за зерном и мясом.

— Я не верю, — говорил Краснов, — и англичанам с французами... Помните слова нашей старинной казачьей песни: кто был казаку товарищ — это конь вороной, я сам молодой да сабля вострая в руках!..

— Да, вот это правильные слова, — говорил Сергей Минаевич, когда старики, протиснувшись через толпу, вышли к памятнику Ермаку, где стояли их привязанные кони. — Что, кум, может, перекусим да в обратный путь двинемся?

— Погоди, Минаевич. Охота поглядеть, как наши молодые казаки на параде себя покажут. Сказывают, и твой Стёпка прибудет. Ему, вроде, второй Георгий вышел.

Молодые казаки двенадцати полков, созданных атаманом Красновым, все как на подбор, обмундированные с иголочки, прибыли в Новочеркасск из лагерей. Кони незаморённые, шли словно пританцовывая.

Построились в широкое каре под своими полковыми штандартами, ждали начала парада.

На трибуну поднялись Краснов, Денисов, Богаевский, ещё несколько генералов и полковников. Вокруг гости именитые, дамочки с букетами.

— Вот это казачки, аж слезу вышибает, — промолвил Захар Миронович. — Мишку мово ты, кум, не приметил?

— Да вон же он, во второй сотне с вёшенцами. Узришь на скачках.

— Что-то глаза запорошило. — Захар Миронович протёр лицо грязным платком. — А Стёпки не вижу.

— Дак ему не до парадов. Он от большевиков фронт держит. А ты старшего, Ваньку, видал? Урядник!..

— Вчерась видел. Говорит, дюже много дел у него. Обещал разыскать меня, гостинцев матери передать.

— Хорошо твой Ванька устроился.

— Да уж ему при его ранении и Георгиях иначе и нельзя...

В это время заиграли трубы, раздались зычные голоса и полки пошли в церемониальном марше.

На трибуне генералы и офицеры подтянулись, дамочки восторженно захлопали, под ноги коням цветы бросать стали.

— Ах, язви их, красиво идут, — радовался Захар Миронович. — Будет о чём бабке рассказать.

Потом начались скачки, рубка лозы и другие соревнования.

— А что, не перевелись на славном Дону казаки. С такими молодцами никакие Советы не страшны, — переговаривались старики.

Когда закончился смотр, Захар Миронович с Сергеем Минаевичем, завалившись в бричку, погнали на хутор.

За утренним чаем Краснов как-то сказал жене:

— Лида, наступает серьёзный момент. Германия, возможно, проиграет войну Франции и Англии. Я думаю, рано или поздно немцы покинут Украину. Тогда гетман Скоропадский потеряет свою власть, которая держится на штыках германской армии. Да и Москва признала независимость Украины только под давлением Брестского мира. Кто сменит Скоропадского, пока утверждать не берусь. Однако знаю, что хохлы готовы вцепиться в чуприны друг другу. Скорей всего на смену Скоропадскому придёт Петлюра...

Бели немцы войну проиграют и начнут выводить свои войска, Москва тут же разорвёт все условия Брестского мира и станет поднимать украинского мужика за советскую власть. И лозунг прежний — землю крестьянам. Независимость Украины будет ликвидирована. Отсюда, Лида, задача нашего правительства — укреплять Дон. Казачество наша опора...

С конца августа на границе Войска Донского на Хопре и Северном Донце начали группироваться отряды красноармейцев. Один из отрядов пересёк рубеж Донской земли и занял хутор Кулики. Сотня Стёпки Уса попыталась с налёта освободить хутор, но встретила ожесточённое сопротивление. Ус велел сотне спешиться. Коноводы отвели коней в укрытие, а казаки стали окапываться.

Подошла батарея. Орудия сняли с передка и установили против позиций красных.

Прискакал связной, доложил Усу, что в поддержку красным движется ещё один отряд. Тогда Степан подал команду перейти в наступление. Спешенные казаки рассыпались цепью, пошли вперёд. С флангов ударили пулемёты красных, раздались винтовочные залпы. Казаки остановились, залегли. Не успели окопаться как следует, как красные перешли в контратаку.

К Усу подъехал другой связной, передал приказ: отходить в расположение полка. Коноводы подвели коней, и казаки поскакали к соседнему хутору, где уже собрался весь 10-й Донской полк.

Обогнав сотню, протарахтела батарея. Вскоре Ус увидел полковника. Тот приказал:

— Хорунжий, ваша сотня прикрывает наш отход. Полку предстоит занять новую позицию.

Побывав на передовой, генерал Денисов доложил Краснову о скоплении частей красных по всей северной оконечности Донского края.

— Пётр Николаевич, если мы не перейдём наши рубежи и не нанесём упредительного удара, быть беде. Надо переломить настрой донцов. Троцкий взялся за создание красных бригад.

— Святослав Варламович, у меня надежда на молодёжь, кто ещё не разложился заразой большевизма. Настрой казаков-фронтовиков постоянно даёт о себе знать. Рассказывают, что в некоторых станицах казачки удерживают своих мужей дома, приезжают за ними на подводах. Кстати, думаю, мне потребуется ещё не одно выступление на Круге, чтобы убедить: мы не повязаны с немцами. В такой же степени можно обвинить и Деникина, что он связан с англо-французами.

— Эти крикуны, Пётр Николаевич, не понимают или не хотят понять, что у нас одни задачи: поднять Россию с колен, на которые поставили её Советы. Я сегодня выезжаю в части и на Круге не буду, так уж вы, Пётр Николаевич, выдайте этим болтунам и от меня тоже.

Денисов поднялся. Краснов остановил его:

— Прошу вас, Святослав Варламович, отобедать у нас. Лидия Фёдоровна обидится, если вы уедете, с ней не повидавшись...

Генералы перешли в гостиную и, пока горничная накрывала на стол, продолжали беседовать. Лидия Фёдоровна посетовала на жизнь, спросила о семье Денисова, которая находилась под Царицыным.

День был постный, и горничная подала салат, уху из сомятины и жареного осётра. После чая Денисов посидел с Красновым ещё немного и заторопился.

— А на Круге, Пётр Николаевич, уймите пустобрёхов, а то ведь привыкли гавкать из подворотни...

10-й Донской полк под прикрытием сотни Степана Уса отошёл километров на семь от приграничных позиций. За мелким кустарником отрыли окопы, ближе к лесу стала батарея.

Там, где осталась сотня Уса, слышались беспорядочные выстрелы. Казаки переговаривались:

— Ус отбивается.

— Сейчас ему не позавидуешь.

— Ничё, они на конях, уйдут.

Подъехала походная кухня, казаки потянулись с котелками.

— Да, братцы, война не война, а брюхо жрать просит.

— Мне бы не жрать — мне бы молодку хучь какую. Соскучился я по бабе, братцы, второй месяц как из дому.

— А ты завяжи до полного освобождения Дона.

— С какой стороны?

— С корня.

К вечеру полк получил новый приказ перейти в наступление и отбить хутор.

Казаки ворчали:

— Как малые дети, в бабки играем. То отходим, то наступаем.

— А офицерью что делать, приказы отдавать?

— Усу хорошо, он и не уходил с хутора.

— Это в старину было, братцы: офицер приказал — и казаки попёрли. Ноне пусть сами офицеры впереди цепей идут.

Проехала батарея. Заиграли трубачи, казаки поскакали сотня за сотней.

Под утро полк окружил хутор. Командир полка с адъютантом изучали карту.

— Вот выбьем красных с нашей земли, и по домам, — заметил адъютант.

— Ты, Авдей, рассуждаешь, как наши казачки, — отозвался войсковой старшина.

— Да боюсь, откажутся они дальше идти.

— Значит, станем на границе. А дальше пусть начальство решает, что делать...